Испанские братья.
Часть вторая.
XVII. Поздно.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Испанские братья. Часть вторая. XVII. Поздно. (старая орфография)

XVII. 

Поздно.

Горный снег лежал вокруг старого замка Нуэры; но внутри было радостно. Донна Беатриса напевала колыбельную песенку у люльки своего первенца.

Ребенка только что окрестил фра-Себастиан. За день перед тем Долорес с трогательным выражением в глазах спрашивала своего господина, как он желает назвать младенца. Но он только ответил:

- Старшого в нашем роде всегда зовут Жуаном. Другое, более дорогое для него имя, жило в его памяти, но у него еще не хватало сил произносить или слышать его.

Он тихо вошел в комнату с открытым письмом в руках.

- Он спит,-- сказала Беатриса.

- Так оставим его, моя сеньора.

- Но разве ты не взглянешь на него? Посмотри, как он мил! Как он улыбается во сне! И эти маленькия ручки...

- Увлекают меня вместе с прочим дальше, чем я ожидал, моя Беатриса.

- Что ты хочешь сказать? Не буд такой печальный и суровый... Ради сегодняшняго дня, дон-Жуан.

- Дорогая моя, я бы ни на секунду не омрачил твоего счастья, еслиб это зависило от меня. Да я и не грустен. Только мы должны подумать. Вот письмо от герцога Савойского,-- очень милостивое,-- которым он меня приглашает опять занять место в армии его католического величества.

- Но ты не поедешь? Мы так счастливы здесь.

- Моя Беатриса, я не осмеливаюсь ехать. Мне придется сражаться,-- и тут он остановился и оглядел быстрим взглядом комнату, в привычном опасении быть подслушанным,-- против тех самых людей, дело которых для меня дороже всего на свете. Мне придется каждый день отказываться на деле от своей веры. Но в то же время я не знаю, как я могу отказаться, не сделавшись обезчещенным в глазах света.

- Безчестье никогда не может коснуться тебя, мой дорогой, благородный Жуан.

Тут лицо Жуана несколько просветлело.

- Но я не могу выносить, чтобы люди даже подумали об этом,-- сказал он. К тому же,-- и тут он приблизился к колыбели,-- мне страшно подумат, что я могу оставить в наследие этому милому ребенку, дарованному нам небом, в наследие рабство.

- Рабство! - повторила Беатриса, почти с воплем.-- Боже, храни нас! дон-Жуан, в своем-ли ты уме? Ты,-- потомок благороднейшей семьи, Альварец де-Менния, называешь своего первенца рабок!

- Я считаю рабом каждого, кто не осмеливается высказать то, что думает, и поступать так, как он считает справедливым,-- отвечал с грустью дон-Жуан.

- Что же ты думаешь делать?

- Бог свидетель, я еще не знаю! Будущее темно. Я не вижу ни одного шага пред собою.

- Так не смотри вперед, друг мой.-- Предоставь будущее самому себе, и наслаждайся только настоящим, подобно мне.

- Это детское личико действительно может заставить меня позабыть о всех заботах,-- сказал он, бросая нежный взгляд на спящого ребенка.-- Но мужчина должен смотреть вперед, и христианин должен поступать так, как указывает ему Бог. Кроме того, письмо герцога требует немедленного ответа.

- Войди сюда, Долорес.

- Нет, сеньор; вы нужны мне здесь.-- В голосе Долорес слышалась повелительная нота. Дон-Жуан вышел в ней немедленно. Долорес сделала знак, чтобы он запер дверь.

- Сеньор дон-Жуан,-- началаона,-- из Севильи прибыли два брата ордена Иисуса и находятся теперь в деревне.

- Так что же? Разве ты опасаешься каких-нибудь подозрений с их стороны? - спросил Жуан тревожным голосом.

- Нет; но они привезли известие.

- Ты дрожишь, Долорес. Ты больна. Говори... что такое?

- Они привезли известие, что в Севильи, точный день неизвестен, к концу этого месяца состоится Торжество Веры {Так называли Ауто-да-фе.}.

На мгновение оба оставались в безмолвии, с устремленными друг на друга глазами. Потом Долорес произнесла шепотом:

- Вы поедете, сеньор?

Жуан покачал головою.

- Это несбыточная мечта твоя, Долорес. Я уверен, он давно уже покоится во Христе.

- Но если бы у нас было доказательство этого, то и мы обрели бы покой,-- сказала Долорес, и слезы показались на её глазах.

- Это правда,-- проговорил Жуан; - они могут выместить свою злобу на прахе.

- И чтобы добиться уверенности, что им ничего больше не осталось, я готова идти босоногая в Севилью.

Жуан не колебался долее.

- Я еду,-- сказал он. - Долорес, найди фра-Себастиана и пошли его тотчас во мне. Скажи Иорге, чтобы он был готов с лошадьми к разсвету, пока я приготовлю донну Беатрису к моему внезапному отъезду.

* * *

Дон-Жуан никогда после того не упоминал об этом поспешном зимнем путешествии. Как будто у него не осталось никаких воспоминаний, никаких впечатлений.

Наконец они стали приближаться к Севилье. Уже было поздно, и Жуан сказал своему слуге, что они остановятся на ночь в ближайшей в городу деревне. Внезапно Иорге воскликнул:

- Посмотрите, сеньор, в городе пожар.

Дон-Жуан взглянул вдаль. Багровое зарево отражалось на небе и звезды казались бледными от него. Он вздрогнул, наклонил голову и закрыл лицо рукою, чтобы не видеть ужасного зрелища.

- Этот пожар за городской стеной,-- сказал он наконец. - Молись за души несчастных мучеников.

Благородные, высокия сердца! Вероятно, в числе их Юлиано Фернандец, может быть фра-Константино. Других имен не пришло ему в голову, в то время как он молился за них.

- Вон виднеется позада (корчма), сеньор,-- сказал слуга.

- Но, сеньор,-- возразил Иорге,-- лошади измучены. Мы сделали сегодня уже большой конец.

- Оне отдохнут потом,-- отвечал коротко Жуан.

Движение ему было необходимо. Он не мог оставаться на месте, в виду этого ужасного зарева.

Два часа спустя их измученные лошади остановились у ворот дома донны Инесы. Жуан не стеснялся явиться туда среди ночи; он знал, что при таких условиях весь дом будете на ногах. На зов его скоро откликнулись, и его провели в patio, куда после краткого промежутка вошла Жуанита с лампою, которую она поставила на стол.

- Моя госпожа сейчас выйдет к вашему сиятельству,-- сказала девушка с тревожным видом. - Она чувствует себя не хорошо. Мой господин должен был увести ее домой, когда торжество еще было в половине.

ДонъЖуан выразил сожаление по этому поводу и сказал, что он не желает ее безпокоить. Может быть, он может передать несколько слов дону-Гарчиа, если тот еще не спит.

- Моя госпожа сказала, что она сама должна говорить с вами,-- и с этижи словами Жуанита вышла из комнаты.

Вот появилась донна Инеса. В жарком климате юность и красота увядают скоро; но дон-Жуан был поражен при виде этого измученного, бледного лица. На ней было широкое черное платье, волосы её были распущены. По глазам было видно, что она плакала в течение многих часов.

Она протянула к нему обе руки.

- О, дон-Жуан, я никогда не предполагала этого! Никогда!

- Сеньора кузина. Я только что приехал. Я не понимаю вас,-- сказал Жуан.

- Святая Мария! Так вы ничего не знаете! О, это ужасно.

Она опустилась на стул; а он продолжал смотреть на нее с изумлением.

- Да, теперь я все понял,-- сказал он наконец.-- Я ожидал этого.

В своем воображении он видел маленький черный ящик, в котором лежал полуистлевший безжизненный прах; грубо сделанную фигуру в отвратительной заморре, на которой было написано большими буквами уважаемое имя "Альварец де-Сантильянос и Менния". Пред её глазами, напротив, носилось живое лицо, воспоминание о котором не покинет ее до самой могилы.

- Дайте мне рассказать вам,-- проговорила она задыхаясь,-- я постараюсь быть спокойной. Вы знаете, что мой бедный брат умер в день последняго Ауто, и все это... но дон-Гарчиа непременно желал. Ради семейного имени, нам следовало присутствовать. О, дон-Жуан, еслиб я только знала! Я скорее сама надела-бы Сан-Бенито, чем идти туда, молю Бога, чтобы он не страдал.

- Как мог он страдать, моя добрая кузина?

- Ш-ш! Дайте мне продолжать, пока я еще в силах, а то я уже никогда не скажу этого. А я должна. Он желал... Ну, мы занимали хорошия места; совсем близко к осужденным; я когла видеть все происходившее на эшафоте также ясно, как вижу вас теперь. Но воспоминания о донне Марии и д-ре Кристобало преследовали меня, и я долго не решалась поднять глаз. С тому же, между ними,-- на этой ужасной скамье в верху,-- было столько женщин, которые также должны были умереть. Наконец, сидевшая около меня дама обратила мое внимание на одного маленького человека, старавшагося поддержать своих товарищей. "Не смотрите туда сеньора!" быстро сказал мне дон-Гарчиа. Но было поздно. О, дон-Жуан, я увидела его лицо!

- Его живое лицо? Вы говорите это! - воскликнул в ужасе дон-Жуан, и этот сильный человек весь затрясся. Страшный раздирающий стон раздался в комнате.

Донна Инеса хотела было говорить, но не могла. Совершенно подавленная, она разразилась громкими рыданиями. Вид этого бледного, неподвижного лица, без всякого следа слез, наконец, остановил ее. И она собралась с силами, чтобы продолжать.

- Я увидела его. Бледный и исхудалый, но он не очень изменился. То же самое милое, знакомое лицо, которое я в последний раз видела в этой комнате, когда он играл с моим ребенком. В нем не было грусти, точно он не страдал; или его страдания происходили так давно, что он позабыл о них. Спокойное тихое лицо, с безстрашным взглядом, который, казалось, видел все, но ничто не смущало его. Я сдерживалась, пока они читали приговор и наконец дошли до него. Но когда я увидела, как альгвазил ударил его,-- этот удар был знаком того, что его передавали в руки светсвой власти,-- я не в состоянии была выносить более. Кажется, я вскрикнула. Но я не помню, что было со мною, пока дон-Гарчиа и мой брат дон-Мануэль не вывели меня из толпы.

- Ни одного слова? Не было произнесено ни одного слова? - спросил дон-Жуан не своим голосом.

- Нет; но я слышала от близко стоявших, что он говорил с этим погонщиком мулов еще на дворе Трианы и старался утешить одну бедную женщину, которую звали Мария Гонзалес.

находившемуся рядом с Трианой.

Слуга, все время ожидавший его у ворот, последовал за ним и едва нагнал его, чтобы спросить о приказаниях на завтра.

- Иди теперь спать! - отвечал строгим голосом Жуан на его распросы.-- Иди спать и завтра встретишь меня у главных ворот Сан-Изодро!

как единствепное ближайшее убежище за его стеною.