Испанские братья.
Часть вторая.
XIX. Опять в Сан-Изодро.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Испанские братья. Часть вторая. XIX. Опять в Сан-Изодро. (старая орфография)

XIX. 

Опять в Сан-Изодро.

Было безоблачное, свежее утро, в то время как дон-Жуан быстро вышел из монастыря, река сверкала в лучах утренняго солнца; его дорога шла через развалины древней Италики; потревоженные его шагами блестящия ящерицы перебегали между кустами терновника. Но дон-Жуан ничего не замечал, ничего не чувствовал, кроме жгучей боли в своем сердце. Во время свидания с фра-Рикардо его охватила безумная ярость. Но теперь гнев его остыл и оставалась только мучительная грусть.

Наконец он очутился у ворот Сан-Изодро. Их позабыли запереть; они открылись под его рукой и он, вошел в тот самый сад, где три года тому назад происходило признание между братьями и Карлос открылся ему в перемене веры. Но даже это воспоминание не вызвало ни одной слезы на горевших гневным блеском глазах Жуана. В этот момент он вспомнил о книжке, переданной ему послушником. Он быстро вынул ее из-под своего колета и с жадностью стал просматривать написанное; но увы, это была незнакомая ему рука. Он бросил книжку в горьком разочаровании. Вслед за тем он почувствовал внезапную слабость и опустился в изнеможении на землю в полуобмороке.

Чрез некоторое время, он стал сознавать, что кто-то подносил воду к его губам и старался слабою, неумелою рукою разстегнуть его колет. Он выпил несколько глотков воды, преодолел свою слабость и посмотрел вокруг. Над ним склонялся белый, как лунь, старик, в белой тунике и коричневой мантии. Мгновенно он вскочил на ноги и, поблагодарив престарелого монаха, направился в воротам.

- Нет, сын мой,-- удержал его монах,-- правда, Сан-Изодро уже не то, что было. Но больные и страждущие никогда не покидали без помощи его ворот; этого не будет и теперь. Прошу тебя, войди в монастырь и отдохни.

Жуан не в силах был отказаться от его приглашения и пошел вслед за старым фра-Бернардо, которого, вероятно, ради его дряхлости, пощадили инквизиторы.

Несколько робких, подавленного вида монахов, оставшихся в монастыре, радушно встретили Жуана. Они поставили перед ним хлеб и вино; к первому он не мог прикоснуться, но с благодарностью выпил вина. Они уговорили его отдохнуть, обещав позаботиться о его слуге, когда приедет с лошадьми.

Ему нельзя было медлить. Ради своей жены и ребенка он должен был преодолеть свою слабость и спешить в Нуэру. Оттуда предстоял обратный путь в Севилью, чтобы отплыть с первым отходящим кораблем. Успеет ли сделать он все это за тот промежуток, который дал ему инквизитор? Ему была дорога каждая минута.

- Я отдохну с час,-- сказал он.-- Но перед тем я буду просить вас, добрые отцы, об одной милости. Нет-ли между вами человека, видевшого... то, что совершилось вчера?...

При этих словах выступил молодой монах. Жуан отвел его в приготовленную для него келию и, прислонившись лицом с окну, задал ему дрожащим голосом один страшный вопрос. Ответ монаха заключался в трех словах.

- Спокойно, скоро, без страданий.

- Теперь скажи мне о других. Не произноси только его имени.

В числе мучеников было восемь женщин,-- сказал монах.-- Одна из них, сеньора Мария Гомец; вероятно, история её знакома вашей милости. Вместе с ней умерли её три дочери и сестра. Когда им был прочитан приговор, оне обнялись стоя на эшафоте и простились обливаясь слезами. Все время оне поддерживали друг друга, вспоминая о страданиях Спасителя.

Тут молодой монах на минуту остановился и потом продолжал все еще дрожащим голосом:

- В числе осужденных были также два англичанина и один француз, которые мужественно встретили свою смерть. Наконец, был еще Юлиано Гернандец.

- А! скажи мне о нем.

- Он умер также, как и жил. Утром, когда его вывели на двор Трианы, он сказал громким голосом, обращаясь к своим товарищам: "Мужайтесь друзья! Теперь нам предстоит показать, что мы храбрые воины Христовы. Засвидетельствуем теперь об истине Его перед людьми, и через несколько часов мы будем стоять торжествующие, перед лицом Его на небеси". Хотя ему тотчас-же заткнули рот, но он все время старался жестами ободрять и поддерживать своих товарищей. На Квемадоро он поцеловал камень, на котором ему предстояло умереть; потом просунул свою голову между дровами, выражая свою готовность пострадать. При самом конце, когда он в молитве поднял к небесам свои руки, один из присутствовавших монахов,-- д-р Родригец, принял это за знак того, что он готов раскаяться, и просил алгвазилов снять повязку, чтобы дать ему возможность сказать несколько последних слов. Но, вместо отречения, Юлиано твердым голосом исповедывал свою веру и, обращаясь к тому-же Родригецу, характер которого был ему известен, сказал, что он в душе думает тоже самое, но скрывает свою веру, под влиянием одного страха. Тогда разсерженный монах приказал немедленно зажигать его костер, что и было исполнено. Но солдаты стражи, из жалости, пронзили его своими пиками, так что он умер без страданий.

- А... фра-Константино? - спросил Жуан.

- Его не было там, потому что Бог взял его ранее к Себе. Они могли только сжечь его прах, распустив предварительно слух, что он наложил на себя руки. Но мы знаем, что этого не было. Мы знаем, что он испустил дух на руках одного из наших дорогих братьев, бедного молодого фра-Фернандо, который закрыл ему глаза, Он умер в одной из самых ужасных подземных темниц Трианы!

- Благодарю тебя за сообщенные известия,-- сказал слабым голосом Жуан.-- И теперь оставь меня одного.

Прошло несколько времени, когда один из монахов тихо приотворил дверь кельи, Жуан сидел на соломенном матрасе, с лицом, закрытым руками.

- Сеньор,-- сказал монах,-- приехал ваш слуга и просит вас простить его, что он запоздал. Он ожидает ваших приказаний.

- Да,-- отвечал он,-- благодарю тебя. Прошу теперь, вдобавок ко всем вашим услугам, приказать ему нанять пару самых быстрых лошадей.-- При этом он стал искать свой кошелек; но, вспомнив, где он его оставил, снял взамен его перстень с своей руки. Это был подарок де-Рамене. Его кольнуло при этом в сердце.-- Нет, я не могу разстаться с ним.-- Тут он снял два других кольца из старинных семейных драгоценностей.-- Попросите его,-- продолжал он,-- отнести их с Исааку Озарию, живущему в Гудерии {Еврейский квартал Севильи.}, и взять за них, что тот даст. Пусть он наймет в позаде двух лучших лошадей, каких только можно достать за деньги, а также купит необходимую провизию на дорогу. Я должен спешить. Потом я объясню все.

грани драгоценного камые врезались в его руку: "Если Он призывает меня пострадать за него, то в блаженной уверенности в Его любви и радости для меня исчезнет всякий страх и всякое чувство боли".

О, еслиб это было так! Еслиб он имел какое-нибудь доказательство этого, то его наболевшее сердце почувствовало бы облегчение! Он стал внимательнее разсматривать книжку.

Человек, писавший дневник, не обозначил своего имени: так что Жуан видел в написанном только излияния чувств кающагося, мало интересовавших его. Но все-таки он продолжал читать, пока не дошел до следующого места:

"Да простит мне Христос и Пресвятая Дева, если это грех. Но, несмотря на пост и молитву, чувства мои возвращаются в воспоминаниям прошлого; не к моей собственной жизни в свете: все это для меня умерло; но к дорогим лицам, которых я не увижу никогда. Моя Констанца!"

- Констанца! - подумал Жуан с трепетом в сердце,-- так звали мою мать!--"Моя жена! мой малютка!"

"Мая 21. Моя Констанца, моя дорогая жена, Бог взял тебя к Себе. Более года прошло с тех пор; но они сказали мне об этом только сегодня. Неужели смерть посещает только свободных?" Другое место также остановило на себе внимание Жуана. "Удушливый жар сегодня. Как прохладно теперь в залах Нуэры, на обдуваемых ветром склонах Сиерры Морены! Что-то делает там мой осиротелый Жуан Родриго?"

- Нуэра! Сиерра Морена! Жуан Родриго! - повторял изумленный читатель дневника.-- Что это значит? Его охватило сильное волнение и мысли его спутались. Наконец он заглянул в конец книжки, думая найти там разъяснение загадви. Он прочел здесь несколько слов написанных хорошо знакомой рукой: - "мир и вечный покой".

Он прижал к своим губам эти дорогия строчки. Рыдания душили его и его слезы заливали пожелтевшую страницу. Потом он упал на колени и благодарил Бога в жаркой молитве.

Поднявшись, он опять взял книжку и несколько раз перечитывал эти драгоценные строки.

"Мой дорогой отец отошел к Нему в мире". Он возвратился опять к первым страницам и постепенно правда раскрылась пред ним. Он ясно видел пред собою историю последних девяти месяцев жизни своего брата, в продолжение которых он согрел и осветил последния же минуты другой страдальческой жизни.

Последняя запись была написана дрожащею рукой; он несколько раз перечитывал ее глазами полными слез. Вот что она гласила:

"Он просит меня молиться за отсутствующого Жуана и благословить его. Мой сын, мой первенец,-- лица которого я не видел, но любить которого он меня научил,-- я благословляю тебя. Да будет на тебе благословение небесное и мое земное! Но ты, Карлос? Что я скажу тебе? У меня нет слов, нет благословений, достойных тебя. Разве не сказал Тот, любовь Которого безпредельна: "Он любит в молчании?"

Прошло около двух часов после того, когда в келью вошел молодой монах, рассказывавший перед тем Жуану о последнем Ауто-да-фе, и сообщил, что слуга исполнил его поручение и ожидает его с лошадьми.

в Доминиканском монастыре, ради празды Христовой. И моему герою-брату досталось в удел открыть тайну его судьбы, о чем мы мечтали в наших детских грезах. Карлос нашел нашего отца!

После того он вышел в монастырскую приемную и простился с добрыми монахами. Престарелый фра-Бернардо обнял его со слезами. Только теперь он узнал в этом убитом горем человеке блестящого кавалера, посещавшого их три года тому назад.

Через несколько минут путники уже ехали по дороге в Нуэру. Лицо дон-Жуана было грустно, но не сурово; в нем не было отчаяния, но преобладала твердая решимость и покорность неизбежной судьбе.