Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга I.
Глава IX. Цвета и ливреи Гаргантюа.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга I. Глава IX. Цвета и ливреи Гаргантюа. (старая орфография)

IX.

Цвета и ливреи Гаргантюа.

Цвета Гаргантюа были белый с голубым, как выше сказано. И этим отец его хотел дать знать, что рождение сына было для него небесной радостью. Потому что белое означало радость, веселие, утехи и забавы, а голубое - небесные вещи. Я хорошо понимаю, что, читая эти слова, вы смеетесь над старым пьяницей. и отвергаете его толкование цветов, как неверное и нелепое, утверждая, что белый цвет обозначает веру, а голубой - твердость. Но, не волнуясь, не гневаясь, не раздражаясь, не досадуя (потому что времена теперь опасные), отвечайте мне, прошу вас. Никакого принуждения относительно вас или кого другого я не замышляю. Просто только, скажу вам одно словечко.

Что вас задевает? что вас оскорбляет? кто сказал вам, что белый цвет обозначает веру, а голубой - твердость? Мало читаемая книга, продаваемая разносчиками и книгоношами и озаглавленная "Геральдика цветов". Кто ее написал? Кто бы он ни был, он доказал свою осторожность тем, что не подписался. Но, впрочем, я не знаю, чему больше в нем удивляться: его нахальству или его глупости. Нахальству, с которым он, без всякой разумной причины и помимо всякого вероятия, осмеливается предписывать по личному усмотрению, что должны обозначать собою цвета. Такой обычай у тиранов, которые ставят свой произвол на место разума, а не у мудрецов и ученых людей, которые удовлетворяют читателей убедительными доводами.

Глупости, благодаря которой он вообразил, что, помимо всяких других доказательств и убедительных аргументов, мир станет руководствоваться для своих девизов его вздорными измышлениями. И, действительно (по пословице: дурак дураку и потакает), он нашел нескольких глупцов, которые поверили его писаниям. И, сообразуясь с ними, сложили свои прибаутки и поговорки, оседлали своих мулов, нарядили своих пажей, скроили свои штаны, вышили свои перчатки, обшили бахромой свои постели, расписали свои вывески, сложили песенки и (что хуже всего) обманули и неблагородно и исподтишка надругались над целомудренными матронами. В такия же потемки угодили и придворные хвастуны и толмачи, которые в своих девизах "надежду" обозначают "глобусом", "огорчение" - перьями птиц, "меланхолию" - растением голубки, "благосостояние" - "двурогой луной", "банкротство" - "сломанной скамьей", "кровать без балдахина" обозначает у них "лиценциата" {Во всех этих словах по-французски существует непередаваемая игра слов.}. Все эти омонимы так плоски, так грубы и пошлы, что следовало бы пришить к воротнику лисий хвост и надеть маску из коровьяго помёта всякому, кто еще прибегает к ним во Франции, после возрождения литературы.

По тем же самым причинам (если только можно называть их причинами, а не бреднями) должен ли я велеть изобразить корзинку, чтобы обозначить, что я страдаю? Или банку с горчицей в знак того, что сердце мое уязвлено. И неужели ночной горшок обозначает консисторского судью. А мои штаны - корабль ветров. А клапан от штанов - регистратуру судебных приговоров. А собачий помет - кружка для бедных, где притаилась любовь моей милой.

они изображали. Об этом Орус Аполлон написал две книги по-гречески, а Полифил еще пространнее изложил в "Любовном сновидении". Во Франции вы могли видеть образчик этого в девизе адмирала Шабб, который раньше принадлежал Октавию Августу {Festina lente.}. Но не хочу вести свой кораблик между подводных скал и опасных омутов и, вернувшись обратно в гавань, откуда я выплыл, брошу там якорь. Но при этом, если Бог сохранит мне башку, которую моя бабушка величала винной кружкой, я не теряю надежды написать со временем об этом подробнее и доказать, как философскими доводами, так и на основании авторитетов, признанных всею древностью, какие цвета и сколько их существует в природе и что можно выразить каждым из них.