Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга II.
Глава XVI. О нравах и привычках Панурга.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга II. Глава XVI. О нравах и привычках Панурга. (старая орфография)

XVI.

О нравах и привычках Панурга.

Панург был средняго роста, не слишком высок, не слишком низок; нос у него был орлиный, загнутый точно, ручки у бритвы; лет ему было от роду тридцать пять или около того; он был тонок, точно позолоченный оловянный кинжал; приятного обращения человек, но только черезчур неравнодушен к женскому полу и подвержен болезни, которую в те времена, звали:

Fante d'argent, c'est douleur nonpareille {Безденежье - это несравненная боль.}.

Но у него, однако, было шестьдесят три способа доставать деньги, из которых самым честным и самым обыкновенным было украдкой стащить их.

Он был при этом озорник, воришка, гуляка и забулдыга, каких мало в Париже.

Au demeurant le meilleur fils du monde {В сущности добрейший малый. Фраза из современного Раблэ поэта Маро, которая вошла у французов в поговорку.} и постоянно замышлял какие-нибудь каверзы против сержантов и патруля.

Случалось ему порой собрать троих или четверых теплых ребят, напоить их к вечеру как рыцарей-храмовников и затем отвести на возвышенность, где стояла церковь св. Женевьевы, или же в соседство Наварского коллежа, и в тот час, как патруль поднимался на возвышенность, - а об этом он узнавал, положив шпагу на мостовую и приложив к ней ухо, и когда услышит бывало, что шпага зазвенит, то уже знает наверное, что патруль близко, - и в ту минуту он с товарищами берут тяжелую тележку и изо всей силы столкнут ее с возвышенности вниз и таким образом повалят бедный патруль на землю, как свиней, потом разбегутся в разные стороны: ведь он, не пробыв еще и двух дней в Париже, изучил все его улицы, переулки и перекрестки как Deus det {Послеобеденная молитва.}. А в другой раз посыплет по дороге, которою должен был идти патруль, порохом, да и подожжет, и веселится, глядя, как патруль разбегается в страхе, что Антонов огонь гонится за ним по пятам.

Что касается злополучных магистров (maîtres és arts), то им всех больше доставалось от него. Когда они попадались ему на улице, то он не упускал случая сыграть над ними какую-нибудь злую штуку: то наложит грязи в их докторския шапки, то прицепит им сзади лисий хвост или заячье ухо или как-нибудь иначе подшутит над ними.

Однажды, когда они были созваны на конференцию в улице Фуар, он приготовил месиво, состоявшее из чесноку, g'albanum, assa foetida, castoreiim, горячого кала, смазал это гноем из злокачественных язв и ранним утром вымазал этим всю мостовую, так что самому чорту бы не поздоровилось. И всех этих добрых людей тошнило на народе и десять или двенадцать человек умерло от чумы; четырнадцать заболело проказой, восемнадцать покрылось нарывами и более двадцати семи схватило венерическую болезнь, а ему и горюшка мало.

кармашков, всегда набитых: в одном был пузырек с свинцовой водой и отточенный, как у скорняка, ножик, которым он отрезывал кошельки; в другом бутылка с виноградным соком, которым он плескал в глаза встречным; в третьем репейники, которыми он забрасывал шапки и платья добрых людей и часто устраивал им таким образом рога, которые они затем носили всю жизнь.

В другой раз он набирал блох и вшей с нищих св. Иннокентия и посыпал ими из трубочки или гусиного пера воротнички самых знатных барышень, каких встречал и даже в церкви: он ведь никогда не становился на хорах, но всегда внизу среди женщин, - как за обедней, так и за вечерней и во время проповеди.

Порою он крючками сцеплял мужчин и женщин, пользуясь теснотой, и даже тех, которые были одеты в прекрасные шелковые платья, и когда они хотели разойтись в разные стороны платья на них разрывались.

Примечание. "Привычки" и "нравы" Панурга достаточно характеризуются вышеописанными шалостями. Дальнейший перечень его подвигов этого рода только утомил бы современного читателя, не говоря уже о том, что многие из этих подвигов невозможны по своей непристойности.