Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга III.
Глава XV. Извинение Панурга и изложение тайного монастырского учения о солонине.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга III. Глава XV. Извинение Панурга и изложение тайного монастырского учения о солонине. (старая орфография)

XV.

Извинение Панурга и изложение тайного монастырского учения о солонине.

- Бог хранит от зла, - сказал Панург, - того, кто хорошо видит, но, плохо слышит. Я вас хорошо вижу, но совсем не слышу. И не знаю, что вы говорите. Голодное брюхо - глухо. Я готов в голос кричать от голода. Я совсем изнемогаю от трудов непосильных. Готов неистовствовать от голода. Хитер будет тот, кто заставит меня в нынешнем году снова видеть сны. Остаться без ужина, чорт возьми! Пойдем завтракать, брат Жан! Когда я хорошо позавтракал и желудок мой сыт и доволен, - пожалуй, на худой конец и в случае нужды, я обойдусь и без обеда. Но остаться без ужина - чорт возьми, какая гадость! Это ошибка, это преступление против природы. Природа создала день, чтобы человек упражнял свои силы, трудился, чтобы каждый занимался своими делами. И чтобы нам удобнее было заниматься, она доставляет нам и свечку, а именно: ясный и веселый солнечный свет. Вечером;она гасит ее и молча говорит нам: Дети, вы - хорошие люди. Довольно трудиться, наступает ночь; следует прекратить работу и подкрепить свои силы добрым хлебом, добрым вином, добрым мясом, затем повеселиться, лечь и соснуть, чтобы на завтра встать бодрым и готовым к новому труду." Так поступают сокольничий: накормив своих птиц, они не дают им летать с полным желудком, а предоставляют сидеть на месте. Это прекрасно понимал добрый папа, первый установивший посты. Он приказал, чтобы мы постились до девятого часа; в остальные часы позволяется принимать пищу. В прежнее время редко кто обедал, кроме монахов и каноников. Да ведь им и делать больше нечего; для них каждый день праздник, и они прилежно соблюдают монастырскую пословицу: "De missa ad mensum" и не станут даже дожидаться прихода аббата, чтобы сесть за стол. Севши за стол, монахи станут ждать аббата сколько угодно, но не иначе. Однако, все люди ужинали, исключая каких-нибудь мечтателей, почему ужин и называется coena, то-есть всеобщий. Тебе это хорошо известно, брат Жан. Идем же, друг мой, всеми чертями заклинаю тебя, идем! Мой желудок лает как собака от голоду. Заткнем ему глотку похлебкой, чтобы успокоить его, как это сделала Сивилла с Цербером. Ты любишь густые, жирные похлебки, я же предпочитаю молочную похлебку с лавровым листом, с прибавкой доброго куска пахаря, просаленного на девяти духовных кантах.

- Понимаю, - отвечал брат Жан, эта метафора заимствована из монастырского котла. Пахарь - это бык, на котором пашут или пахали; а девять кантов означают, что он превосходно сварен. Ведь добрые отцы церкви, в силу известной древней кабалистики, не писанной, но передававшейся устно, поднявшись в мое время к заутрене, всегда делали некоторые приготовления, прежде нежели идти в церковь. Очищали кишки, блевали, плевали, кашляли, - словом, старались не принести с собой ничего нечистого к богослужению. После того набожно отправлялись в часовню, как они величали между собою монастырскую кухню, и набожно молили, чтобы немедленно ставили варить быка, предназначавшагося на завтрак монахам, братьям во Христе. И часто сами разводили огонь под котлом. Когда на заутрени пелись девять кантов, то им, конечно, приходилось вставать пораньше. Вместе с тем и аппетит у них возрастал соответственно с числом церковных кантов и был сильнее, чем когда за заутреней ограничивались всего лишь одним или тремя кантами. И чем раньше они вставали, тем раньше поспевали варить быка. Чем раньше ставили быка на огонь, тем дольше он варился; а. чем больше варился бык, тем нежнее бывала говядина, не так стирала зубы, была вкуснее и удобоваримее, лучше питала добрых монахов, а это-то и есть единственная цель и главная забота основателей монашеских орденов, принимая во внимание, что они не едят с тем, чтобы жить, но живут с тем, чтобы есть, и только затем и живут на свете. Идем, Панург!

- Ну, теперь я понял тебя, хитрая шельма, монастырская и кабалистическая шельма! - отвечал Панург. Ты против меня кабалу затеваешь. Рост и проценты отпускаю тебе. Довольствуюсь только проторями и убытками, за то, что ты так умно изложил нам -удивительную главу про кухонную и монастырскую кабалу. Идем, Карпалим. Брат Жан, подай мою перевязь. Идем. Доброго утра, любезные господа! Довольно снов, будем пить. Идем!

Панург не успел договорить, как Эпистемон громко вскричал:

и предсказал собственную беду! На это весьма тонко намекает Эзоп в своих баснях, когда говорит, что каждый из нас носит на шее суму, спереди которой помещаются ошибки и бедствия ближняго; сзади же отведено место собственным ошибкам и несчастиям, которые потому и незримы для самого человека, если он не пользуется особенным расположением богов.