Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга III.
Глава XVIII. О том, как Пантагрюэль с Панургом разно поняли стихи Панзуской сивиллы.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга III. Глава XVIII. О том, как Пантагрюэль с Панургом разно поняли стихи Панзуской сивиллы. (старая орфография)

XVIII.

О том, как Пантагрюэль с Панургом разно поняли стихи Панзуской сивиллы.

Собрав листья, Эпистемон с Панургом вернулись ко двору Пантагрюэля, отчасти довольные, отчасти сердитые: довольные тем, что вернулись; сердитые - на трудности пути, потому что нашли дорогу неровной, каменистой и в плохом состоянии. Они подробно рассказали Пантагрюэлю про свое путешествие и про наружность сивиллы; затем подали ему листья клена и показали надпись.

Пантагрюэль, прочитав eй, сказал Панургу, вздыхая:

отдавшись другому и забеременев от него; она же вас и ограбит, она же вас и изобьет, поранит и искалечит ваше тело.

- Вы столько же понимаете в толковании этих предсказаний, сколько свинья в апельсинах, - отвечал Панург. Не взыщите, если я так говорю. Я немного разсердился. Совсем противное будет верно. Старуха говорит: "Как боба не видать, если его не вытащить из скорлупы", так и моя добродетель и мое совершенство не будут узнаны, если я не женюсь. Сколько раз слышал я, как вы говорили, что судья и звание обличают человека и показывают, что у него скрывается под платьем. Другими словами, что человека не распознаешь и не узнаешь, чего он стоит, пока не увидишь его в деле. Пока знаешь человека только как частное лицо, нельзя быть уверенным в его личности, люблю его от души и в восхищении от него. Это будет мои любимчик. Слушая его младенческий лепет, я пребуду равнодушным ко всем неприятностям в мире. Да будет благословенна старуха! Мне хочется назначить ей хорошую ренту в Сальмингондинуа, но не подвижную, как какие-нибудь полоумные бакалавры, а незыблемую, как славные доктора-регенты. Или же вы хотите, чтобы жена моя меня носила во чреве? Зачала? Родила меня? И чтобы подобно тому, как нельзя узнать боба, пока он находится в скорлупе. Вот вам смысл первого параграфа. В противном случае вы должны будете утверждать, что честь и доброе имя хорошого человека зависят от дурного поведения гулящей бабы. Во втором параграфе говорится: Жена моя сделается брюхата - что, конечно, считается главным счастием в супружестве, - не мною. Чорт побери, понятное дело! Она будет брюхата маленьким ребеночком; я уже говорили: "Панург - второй Бахус: он дважды родился! Он возродился, как Протей: раз от Фетисы, а другой раз от матери философа Аполлония *); как оба Поликея {По пифагорейскому учению о переселении душ.} у реки Лимееоса в Сицилии. Жена его им забеременела. В нем возобновились древняя палинтокия Мегариев {От Юпитера и нимфы Фалеи родились маленькия озера в Сицилии; перед рождением вместе с матерью, боявшейся Юноны, ушли в землю, а при рождений снова вышли из разверзшихся недр земли.} и древний палингенезис {Палинтокия - возобновленный рост процентов. У Мегариев {Возрождение.}, когда они прогнали тирана Феогена, у кредиторов отняли уплаченные проценты.} Демокрита." Ошибаетесь. И никогда больше этого мне не говорите. Третий параграф говорит: "Жена моя напьется моей кровью." Я готов угодить ей. Вы понимаете - в каком смысле. Клянусь вам, что она останется мною довольна. Не могу не похвалить такой способ выражения, и аллегория мне нравится, но не в вашем смысле. Может быть, ваша привязанность ко мне побуждает вас к таким неблагоприятным для меня и кривым толкам; так ученые утверждают, что любовь удивительно пуглива и истинная любовь всегда связана со страхом. Но, по моему суждению, вы должны понимать под словом firtum не что иное как то, как его понимают древние и латинские писатели, а именно - плод любви, который, пожеланию Венеры, следует срывать тайно и украдкой. А почему, говоря по совести? Потому что дело это, совершенное украдкой, где-нибудь за дверью, на лестнице, за драпировкой, тайком, мимоходом, больше нравится богине Киприде (в чем я с ней согласен), нежели тогда, когда совершается при свете солнца, на манер циников, или же под великолепным балдахином, под дорогим пологом, с длинными промежутками, на досуге, держа в руке хлопушку для мух из пунцового шелка, а в другой опахало из индийских перьев и гоняя мух, в то время, как баба ковыряет в зубах соломинкой, вытащенной из матраца. Неужели же вы хотите сказать, что она ограбит меня, высосав мою кровь, подобно тому как глотают устриц или как женщины в Киликии собирают семена алькермеса? Ошибаетесь. Кто грабит, тот не высасывает, но поглощает, не глотает, но рвет на клочки. Четвертый параграф говорит: "Жена моя сдерет с меня шкуру, но не совсем." О, какие чудные слова! Вы толкуете их в смысле ран и увечий. Храни вас Бог! Как можете вы говорить такия глупости? Умоляю вас, вознеситесь несколько духом над, низменными мыслями к более возвышенному созерцанию чудес природы, и вы сами осудите ошибки, в которые впали, ложно толкуя пророческия изречения божественной сивиллы. Предположив даже - хотя я этого не допускаю и не считаю возможным - что жена моя, по наущению врага рода человеческого, пожелала бы и затеяла сыграть со мной злую шутку, опозорить меня, приставить мне рога, ограбить меня и истязать. Это бы ей не удалось. Причина, почему я так думаю, вполне основательна и извлечена из глубины монашеской пантеологии. Брат Артус Кюльтаис сообщил мне об этом однажды, помнится, это было в понедельник утром, мы закусывали телятиной, а на дворе шел дождь. В начале мира или вскоре затем женщины сговорились ободрать мужчин живыми за то, что они над ними постоянно мудрили. И это было между ними положено, условлено и подкреплено клятвой. Но, о, тщета женских предприятий! О, великая неустойчивость женского пола! Оне принялись обдирать мужчину - лупить, как это называет Катулл - с той части, какая им всего милее, но до сих пор, в продолжение шести тысяч лет, не кончили. Иудеи сочли за лучшее даже сами обрезаться и слыть обрезанными, но не давать себя, подобно другим народам, лупить своим женам. Моя жена, верная этому обычаю, будет меня лупить таким манером. Я согласен, но этим все дело и. кончится, уверяю вас, мой добрый король.

- Но как вы объясните, - сказал Эпистемон, - то, что она, увидя нас, с ужасным воплем сожгла лавровую ветку и та сгорела без всякого треска? Вы знаете, что это печальный знак и грозное предзнаменование, как утверждают Проперций, тибулл, Порфирий, остроумный философ Евстафий (там, где он говорит о Гомеровской Илиаде) и другие.