Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга III.
Глава XLVIII. О том, как Гаргантюа доказывает, что дети не должны вступать в брак без ведома и согласия родителей.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга III. Глава XLVIII. О том, как Гаргантюа доказывает, что дети не должны вступать в брак без ведома и согласия родителей. (старая орфография)

XLVIII.

О том, как Гаргантюа доказывает, что дети не должны вступать в брак без ведома и согласия родителей.

Когда Пантагрюэль вошел в большой зал дворца, он нашел там Гаргантюа, который только-что вышел из заседания совета. Он доложил ему о предположенном путешествии и просил позволения предпринять его.

"которые уже последовал ответ, и такими, на которые ответа еще не было дано. Он передал их Ульриху Галлё, своему многолетнему писцу и рекетмейстеру, отвел в сторону Пантагрюэля и с более веселым, чем обыкновенно, лицом сказал ему:

что ты уже в приличном для того возрасте. Панург очень старается устранить затруднения, какие ему в том препятствуют.

Он поверг меня к вашим ногам мертвым, в угоду вам, скорее нежели не угодить вам своей женитьбой. Я еще не слыхивал, чтобы какой-либо закон, будь то церковный, или светский и варварский, разрешат детям жениться вопреки воле, желанию или согласию их отцов, матерей, родственников и близких. Все законодатели отказали детям в этом праве и предоставили его их родителям.

- Любезнейший сын, - отвечал Гаргантюа, - я верю тебе и благодарю Бога, что тебе в голову приходят только добрые и похвальные вещи, и что путем твоих чувств ничто не вселяется в твоем уме, кроме либерального знания. Ибо еще в мое время существовала на континенте страна, где, Бог знает, какие-то египетские жрецы, слепые, как кроты, так же ненавидели брак, как первосвященники Кибелы во Фригии, точно они были каплунами, а не жрецами. Кибелы, исполненными сладострастия и похоти: они предписывали свои законы женатым людям относительно брака. И не знаю, что больше осуждать: тиранническое ли самомнение этих опасных кротов, которые, переступая за границы своих таинственных храмов, вмешивались в дела, диаметрально противоположные их призванию, или же суеверную глупость женатых людей, которые освящали такие вредные и варварские законы и повиновались им. И не видели при этом того, что однако ясно как утренняя звезда, а именно: что такое освящение законов направлено было к выгоде этих жрецов, а ничуть не к выгоде женатых людей, чего одного уже было бы достаточно, чтобы навести на сомнение в справедливости таких законов и в обмане со стороны жрецов. В ответ на такое нахальство они могли бы так же хорошо предписывать законы жрецам относительно их жертвоприношений и церемоний, тем более, что эти последние, т.-е. жрецы, растрачивают их имущество и отнимают заработки, которые достаются им в поте лица, чтобы жить в изобилии и праздности. И эти законы, я в том убежден, были бы, конечно, менее вредны и нелепы, чем те, которые навязывались им. Ибо, как ты справедливо выразился, нет такого закона в мире, который бы давал детям свободу вступать в брак без ведома, желания и согласия родителей. Между тем, благодаря тем законам, о которых я говорю, каждый негодяй, злодей, разбойник, висельник, лентяй и пьяница, каждый подлец, бродяга и грабитель может каждую девушку, которая ему понравится - и будь она благородна, прекрасна, богата, воспитанна и целомудренна - силой вырвать из дома её отца, из объятий её матери и наперекор всем её родственникам, если он соединится с таким жрецом, который впоследствии делит с ним добычу. Поступали ли когда хуже или жесточе этого готы, скифы, массагеты в завоеванном городе, когда он, наконец, попал в их руки после долгой осады? И вот огорченным родителям приходится видеть, как чужой, незнакомый, грубый, неотесаный, удрученный болезнями, искутившийся, изношенный, жалкий оборванец уводит от них их прекрасных, нежных, богатых цветущих дочерей, которых они с любовью воспитывали в холе и добродетели, приучали к уважению нравственности и хотели выдать замуж, за таких же хорошо воспитанных сыновей своих соседей и друзей, чтобы от такого брака произошло цветущее потомство, которое вместе с добрыми качествами своих родителей наследовало бы также их имущество. Скажи: каково им это видеть? И не так же ли велико их горе, как было велико горе римского народа и его союзников, когда он услышал про кончину Германика Друза? Не так же ли велико их горе, как было велико горе лакедемонян, когда из их страны была тайком похищена троянцем Парисом гречанка Елена, ради преступной любви? Поверь, их горе и отчаяние были так же велики, как горе и отчаяние Цереры, когда у нея была похищена её дочь Прозерпина; или Изиды, лишившейся Озириса; или Венеры, когда умер Адонис; или Геркулеса, когда сошел с ума Гилас; или Гекубы при похищении Поликсены. Но они так охвачены страхом перед демоном и суеверием, что не смеют противоречить в присутствии жреца, устроившого этот союз. И сидят они в своих домах, лишась дочерей, столь любимых, отец - проклиная день и час своего брака, мать - сожалея, что произвела на свет свое дитя, и таким образом остаток их жизни проходит в слезах и горести, тогда как все основания имелись на то, чтобы она окончилась в мире и радости. Многие же выходят из себя и настолько теряют самообладание, что, не в силах будучи перенести свой позор, топятся, вешаются и иным способом убиваются. Другие же, напротив того, одушевясь более геройским духом и по примеру сыновей Иакова, отомстивших за похищение сестры их Дины, застав разбойника в союзе со жрецом, тайком соблазняющими их дочерей, тут же на месте убивают их и бросают на съедение вранам и волкам. Но этот рыцарский поступок вызывает гнев и негодование соучастников жрецов: они поднимают жестокие вопли, прививают на помощь светское правосудие и государственную власть и нахально, /необузданно требуют от них, чтобы они примерно наказали такое злодеяние. Но ни в каком обычном праве, ни в каком имперском законодательстве никогда не стояло параграфа или статьи, какими бы, вопреки разуму и природе, каралось такое деяние пыткой или смертью. Потому что только нечестный человек, узнав о позоре, обиде или безчестии, причиненном его дочери, не заходится большим гневом, чем когда он услышал бы об её смерти. Если же кто застигнет убийцу своей дочери на месте, преступления, тот имеет право, - мало того: тому сама природа велит - убить его на месте, и он не подлежит за то никакой каре. Не диво поэтому, если кто застигнет негодяя, сводящого его дочь из родительского дома, хотя бы и с её согласия, и жреца, ему в том помогающого, что он убьет их как собак, а трупы их бросит диким зверям на растерзание, как недостойных последняго объятия великой матери земли, которое мы называем погребением. Любезнейший сын, позаботься, чтобы после моей смерти не установились такие законы в этом королевстве, а пока я буду здрав и невредим, я сам с Божией помощью о том позабочусь. И так относительно своего брака ты полагаешься на меня, - то я о нем позабочусь. Приготовься к путешествию вместе с Панургом. Возьми с собой Эпистемона, брата Жана и других по своему выбору. Возьми, сколько хочешь, денег из моей казны. Все, что бы ты ни сделал, не будет противно моей воле. Из моего Фаласского арсенала набери такой экипаж, какого пожелаешь: столько кормчих, матросов и переводчиков, сколько найдешь нужным. При первом попутном ветре снимайтесь с якоря, и Господь Бог да благословит ваш путь! Во время твоего отсутствия я поищу тебе жену и сделаю все необходимые приготовления к свадебному пиршеству, какое будет праздновано на славу.