Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга IV.
Пролог автора

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга IV. Пролог автора (старая орфография)

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ,

ПОВЕСТВУЮЩАЯ О СЛОВАХ И ДЕЯНИЯХ БЛАГОРОДНОГО ПАНТАГРЮЭЛЯ.

Преславному князю и достопочтенному монсиньору Одэ¹), Шатильонскому кардиналу.

вообще огорченные забывали про скуку, приятно проводили время и находили развлечение и утешение за их чтением. На что я им обыкновенно отвечаю, что писал их без всяких притязаний на славу или похвалы, а только в намерении и с желанием доставить моими писаниями облегчение страданиям больных, пребывающих вдали от меня, так как тем, которые находятся, вблизи, я стараюсь помочь своими услугами и врачебным искусством. Случается мне также подробно излагать им, как Гиппократ неоднократно, а именно в шестой книге, трактующей об эпидемиях, описывает приемы врача, своего ученика. Точно так Соранус Эфесский, Орибазиус, Гален, Али-Аббас и другие писатели наставляют врача относительно его жестов, манеры себя держать, взгляда, прикосновения, выражения лица, грации, вежливости, опрятности лица, платья, бороды, волос, рук, даже ногтей, точно ему предстоит играть роль влюбленного или жениха в какой-нибудь интересной комедии или идти на единоборство с могущественным врагом. Да и в самом деле занятие медициной весьма основательно сравнивается Гиппократом с битвой или с фарсом, разыгрываемым между тремя лицами: больным, врачом и болезнью.

Читая это сочинение, порою мне вспоминались слова Юлии, сказанные ею отцу Октавию Августу. Раз она явилась к нему в пышном наряде, непристойном и соблазнительном, который ему очень не понравился, хотя он ей не сказал о том ни слова. На другой день она переменила костюм и оделась скромно, как одевались тогда целомудренные римския матроны. В этом наряде она явилась к нему. Он же, который накануне не выразил ни одним словом неудовольствия, испытанного им, при виде её непристойного костюма, не мог скрыть удовольствия, доставленного ему такою переменою, и сказал ей: "О! Насколько такое платье приличнее и достойнее дочери Августа." Она же не полезла за словом в карман и тотчас же ответила: "Сегодня я оделась для взоров отца. Вчера же я была одета в угоду мужу."

Точно так и врач, изменивший подобным образом свою наружность и одежду и облаченный в богатое и красивое платье с четырьмя рукавами, как оно было прежде в моде и называлось - по словам Петруса Александринуса в 6 Epid. - РЬнопium, мог бы ответить тем, которые бы нашли странным такой маскарад: "Если я так оделся, то не затем, чтобы величаться и чваниться, но затем, чтобы угодить больному, к которому иду и которому хочу вполне понравиться, ничем не раздражая и не оскорбляя его."

Мало того: касательно одного места в вышеприведенной книге отца Гиппократа мы препираемся и ломаем себе головы, но не о том, что печальная, мрачная, отталкивающая, неприятная, недовольная, строгая, сердитая физиономия огорчает больного, а веселое, ясное, доброе, открытое, приятное лицо врача радует его - это-то уже доказано несомненно, - но о том, происходит ли такое огорчение и такая радость от того, что больной при взгляде на ту или другую наружность своего доктора заключает об исходе и конце своей болезни, а именно - по веселому лицу судит, что исход будет радостный и желанный^ по печальному же выводит, что конец будет печальный и нежелательный, или же от того, что светлые или мрачные духи, небесные или земные, веселые или печальные переселяются от врача в особу больного, как это думают Платон и Аверроэс. {Арабский врач и философ 12-го столетии.}

Но особенно много советов преподают вышеупомянутые авторы врачу насчет того, как он должен разговаривать с больными, призывающими его, какие употреблять слова, прибаутки, которые все должны иметь в виду одну цель, клониться к одному концу, а именно - увеселять больного, - не гневя Господа Бога, - но никоим образом не огорчать его. И вот Гиерофил очень порицает врача Каллианакса за то, что на вопрос пациента: "Не умру ли я?" - тот безстыдно отвечал:

Другому же, желавшему узнать о ходе своей болезни и вопрошавшему его на манер благородного Пателена; "А моя урина не говорит вам, что я должен умереть"? - нелепо отвечал: "Нет, если ты - Латона, родившая прекрасных детей: Феба и Диану."

Точно так и Гален в Lib. 4. Comment, in 6 Epidemi сильна упрекает своего учителя по медицине Квинтуса, который надменно ответил одному больному в Риме, человеку почтенному, сказавшему ему: "Вы позавтракали, учитель, от вас пахнет вином".

- А от тебя пахнет лихорадкой. Какой же запах лучше: запах лихорадки или вина?

они прибегали, были их уверения, что все мои книги полны разных ересей, хотя не могли ни на одну указать в которой-нибудь из них; веселых же шуток, при сохранении полного почтения к Богу и королю, в них много; это единственный сюжет и единственное содержание этих книг; ересей же никаких, если не прибегать к ложным толкованиям, противоречащим здравому смыслу и употребительному языку (и таким образом измышлять то, чего бы я даже в помыслах ни за что не захотел допустить, скорее тысячу раз умер, будь это возможно); так, например, хлеб называть камнем, рыбу - змеей, яйцо - скорпионом. На такое поведение я часто жаловался в вашем присутствии и откровенно говорил, что если бы я не считал себя лучшим христианином, нежели они по отношению ко мне, и если бы я хоть малейшую искру ереси усматривал в своей жизни, действиях и речах, то не допустил бы их запутаться так безбожно в сетях клеветника-духа (так как это диавол, их устами, приписывает мне такое преступление). Я бы самолично, по примеру Феникса, набрал сухих дров и поджег их, чтобы сжечь самого себя.

На это вы мне отвечали, что эти клеветы достигли слуха покойного короля Франциска вечной памяти, и что, желая проверить их, он приказал ученейшему и надежнейшему лектору своего королевства прочитать ему вслух мои настоящия сочинения (говорю так, потому что мне злорадно приписывали разные другия лживые и подлые) и, не найдя в них ничего подозрительного, проникся отвращением к разным едокам змей, которые отыскивали смертельную ересь в каком-нибудь N, поставленном, по ошибке и небрежности наборщиков, вместо М. Точно так поступил и его сын, наш добрейший, добродетельнейший и небесами благословенный король Генрих, которого да сохранит нам Господь на долгое время, и поручил вам даже охранять меня и защищать от клеветников. Эту благую весть вы подтвердили мне затем у кардинала в Париже, когда посетили монсиньора дю-Беллэ, который тогда, после продолжительной и тяжкой болезни, удалился в Пен-Мор, в место (или лучше и вернее сказать), в настоящий рай по своему здоровому, приятному, удобному, красивому положению и всяким удовольствиям земледельческой и сельской жизни.

Вот причина, светлейший князь, почему в настоящее время я безбоязненно беру перо в руки, в надежде, что ваше милостивое расположение подвигнет вас на защиту меня от клеветников, как второго Геркулеса Гальского по знанию, осмотрительности и красноречию, как Алексикакоса {Одно из названий Геркулеса.} по добродетели, могуществу и авторитету, о котором я поистине могу сказать то, что мудрый царь Соломон говорит в Есclesiastici 46, про Моисея, великого пророка и израильского полководца: человек богобоязненный и любящий Бога, приятный всем смертным; любимый Богом и людьми, память которого благословенна. Бог в похвалу сравнивал его с гербами; сделал его грозным в глазах врагов. Сотворил ради него много чудесного и страшного; почтил его в присутствии царей; изрекал его устами свою волю народу, и через него показал свой свет. Он утвердил его в вере, и добре и избрал меж всех людей. Избрал его своим глашатаем и он возвещал закон о светлом знании тем, которые пребывали во мраке.

Я же обещаю вам, что всех, кто будет меня благодарить за эти веселые писания, всех их я буду убеждать приписывать вам их появление и вас одних благодарить за них и молить Господа о сохранении и усилении вашего величия; мне же ничего не приписывать кроме смиренной покорности и добровольного подчинения вашим добрым приказам. Ваши уважаемые советы ободрили меня и вдохновили, и без вас сердце мое было бы уныло, а источник умственной жизни изсяк бы. Господь да сохранит вас в своей святой благости. Париж. 28 января 1662 года.

Ваш смиреннейший и пркорнейший слуга

Пролог автора,

Франсуа Раблэ, к четвертой книге героических деяний и изречений Пантагрюэля. К снисходительным читателям.

Добрые люди, Бог спаси вас и помилуй! Где вы? Я вас не вижу. Постойте, я надену очки. Ага! Пост уходит по добру, по здорову. Я вас вижу. Ну что ж? У вас, говорят, был отличный сбор винограда. Это меня радует. У вас будет верное лекарство от всех недугов. Вы поступили, как следует. Вы, ваши жены, дети, родные и семейные находитесь в добром здоровьи. Это дело хорошее и мне приятное. Господу Богу воздадим хвалу, ныне и присно и во веки, и если такова Его Святая воля, то пусть так оно и пребудет на долгое время. Что касается меня, то по Его святому милосердию и мне живется недурно и дай Бог, чтобы и всегда так было. Благодаря некоторому Пантагрюэлизму (вам известно, что это особое веселое настроение, связанное с презрением к случайным вещам), я здоров и бодр; готов пить, если угодно. Вы спросите меня, добрые люди, почему так? Ответ неотразимый: потому что так угодно милосердому, всемогущему Богу, Которому я покоряюсь и священные, евангельския слова Которого я почитаю; ведь в Евангелии св. Луки, 4, сказано в жестокую насмешку и кровавое посмеяние врача, небрегущого собственным здоровьем: "Врачу, исцелися сам". Так точно заботился о своем здоровьи и Гален, хотя, конечно, не столько от почтения к Священному Писанию (хотя он и не пренебрегал Библией и хорошо был знаком с набожными христианами своего времени, и с ними водился, как это явствует из lib 11. de usu partium, lib. 2 de differentiis pulsunm, cap. 3, et ibidem lib. 3, cap. 2. et lib. de rerum affectibus - если только она принадлежит ему), но из опасения заслужить простонародную и едкую насмешку: Ἰατρός ἄλλων, αὐτος ἔλκυσι βρύων. Других, небось, лечит, а сам покрыт язвами.

И вот он самодовольно похваляется и говорит, что не стоило бы и уважать его, как медика, если бы, начиная со своего двадцати-восьмилетняго возраста и до самой преклонной старости, он не пользовался отличнейшим здоровьем, за исключением нескольких кратковременных лихорадок, даром что от природы не пользовался крепким здоровьем и имел слабый желудок. Ибо (говорит он в lib. 5 de sanit. tuenda) с трудом можно поверить врачу, что он сумеет поправить чужое здоровье, если он небрежно относится к своему собственному.

заболеть. И в этом он вполне успел, отличался крепким телосложением и восторжествовал над Фортуной. В конце концов без всякой болезни перешел от жизни к смерти, вследствие падения с высокой лестницы с расшатавшимися и прогнившими ступенями.

Если же, по несчастию, здоровье вашей милости как-нибудь отклонилось наверх, вниз, вперед, назад, направо, налево, внутрь, наружу, поодаль или по близости от вашей персоны, то желаю, чтобы с помощью Создателя оно вернулось к вам. В добрый час попадется оно вам на пути, немедленно схватите его, присвойте его себе и не отпускайте больше от себя. Законы вам это позволяют, Король разрешает, а я советую, ни более, ни менее, как и древние законодатели разрешали господину захватить своего беглого невольника, где бы он ему ни попался. Бог мой, добрые люди, разве не занесено в законы и не ведется на практике в силу старинных обычаев благородного, древняго, прекрасного, цветущого, богатейшого королевства Франции, что мертвый ловит живого? {"Le mort saisit le vif", то-есть делает наследником своего преемника, не спрашиваясь его.} Прочитайте то, что недавно написал об этом добрый, ученый, мудрый, человеколюбивый, честный и справедливый Андрей Тирако, советник великого, победоносного и могущественного короля Генриха Второго по имени, в его грозном парламенте в Париже. Здоровье есть наша жизнь, как верно говорит Арифрон Сициониский. Без здоровья нет настоящей жизни, живой жизни: ἄβιος βίος, βίος ἀβίοτος. Без здоровья жизнь - одно мучение, жизнь есть подобие смерти. Итак будучи лишены здоровья, то-есть будучи мертвы, ловите живого: ловите жизнь, то-есть здоровье.

Я надеюсь на Бога, что Он исполнит наши молитвы, потому что мы произносим их с твердою верою и потому что оне скромны. Скромность считалась древними мудрецами драгоценной, похвальной, во. всех отношениях приятной. Изучайте священную Библию и вы увидите, что только молитвы тех всегда исполнялись, просьбы которых были скромны.

Так, например, маленького Закхея {Евангелие св. Луки, гл. XIX.}, которого музафизы {Магометанские священники.} из Св. Эля близ Орлеана называют Св. Сильваном и хвалятся, что обладают его телом и реликвиями. Он ничего не желал, кроме как увидеть Спасителя в окрестностях Иерусалима. Это желание было скромное и всем доступное. Но он был малого роста, и толпа заслоняла ему Спасителя. Он подпрыгивал, поднимался на цыпочках, вертелся во все стороны, наконец, влез на дикую смоковницу. Милосердый Бог признал его искреннюю и скромную любовь. Он не только показался его взорам, но и говорил с ним, посетил его дом и благословил его семейство. У одного из сынов пророка в Израиле, который рубил дрова близ реки Иордана, выскочил топор из обуха и упал в реку. Он попросил Бога вернуть ему топор, и желание его было скромное, а вера и надежда твердые, а потому он бросил обух вслед за топором. И вот свершилось два чуда: топор поднялся из воды и всадился в обух. Если бы он пожелал вознестись на небо в огненной колеснице, как Илия; умножить свое потомство, как Авраам; стать богатым, как Иов; сильным, как Самсон, и таким же красивым, как Авессалом, был ли бы он услышан? Это вопрос.

Кстати об умеренных желаниях я вам разскажу (только предупредите, когда будет пора пить вино) то, что написано об этом в баснях мудрого Эзопа французского, то-есть, я хочу сказать: фригийского и троянского, как утверждает Максим Планудес, от которого народа, по уверению самых достоверных хроникеров, произошли благородные французы. Элиан пишет, что Эзоп был фракиец, а Агатиас повторяет вслед за Геродотом, что он был уроженец Самоса. Но мне это все равно.

I и обогатил дворянина; вследствие этого многие из его соседей, у которых были красивые жены или дочери, тоже поехали в Париж, ожидая разбогатеть, но вместо того вернулись в себе разоренными. (Alphabet de l'auteitr franèais).}, по ремеслу дровосек, чем и зарабатывал себе пропитание. Случилось ему потерять топор. Кому от этого горе и несчастие? Конечно, ему самому, потому что от топора зависело его благосостояние и самая жизнь; благодаря топору он пользовался добрым именем и уважением всех богатых лесопромышленников; без топора же должен был умереть с голоду. Смерть, встретив его без топора какую-нибудь неделю спустя, скосила бы его своей косой и свела с лица земли. В этой беде он принялся кричать, молиться, взывать к Юпитеру в очень умных выражениях (потому что, как вам известно, Нужда рождает Красноречие), поднимал лицо к небу, колени склонял к земле, с обнаженной головой, вздев руки кверху, разставив пальцы и неутомимо сопровождая каждое воззвание припевом: "Мой топор, Юпитер, мой топор, мой топор. Ничего больше, о, Юпитер, как мой топор или денег, чтобы купить другой. Увы, мой бедный топор." Юпитер в это время созвал совет для обсуждения весьма важных государственных дел, и старой Цибеле, или же, если хотите, юному и светлому Фебу принадлежало слово. Но Кульятри вопил так громко, что вопль его услышан был в совете, среди совещания богов. "Какой диавол (спросил Юпитер) этак страшно орет там внизу? Клянусь Стиксом! Ведь мы собрались для решения важных и затруднительных дел - и до сих пор еще с ними не покончили? Мы разсудили тяжбу между королем персидским Престбаном и султаном Сулейманом, императором константинопольским. Мы порешили дело между татарами и московитами. Мы исполнили просьбу Шерифа и благосклонно выслушали прошение Гуальгоца-Раса {Торгут-Раса, знаменитый морской разбойник, завоевал Триполи в 1662 г.}. Парма умиротворена; а также и Майденбург {Магдебург, осажденный в 1661 г. Морицом Саксонским.}, Мирандола и Африка {Город в Варварийских владениях.}: так называют смертные то, что в Средиземном море мы величаем Aphrodisium. В Триполи переменился государь. Ему пришел конец. Теперь предстоит угомонить гасконцев, требующих, чтобы им возвратили их колокола {Колокола были отняты у них за то, что они уклонились от уплаты на соль.}. В этом углу у нас саксонцы, остроготы и аллеманы, народ когда-то непобедимый, но теперь сплоховавший и побежденный искалеченным человечком {Карл V, страдавший подагрой.}. Они просят у нас отмщения, помощи, возврата им первоначального здравого смысла и античной свободы. По как поступить нам с этими Рамо и Галланом {Петр Рамус, родился в 1516 г., умер в 1672 г., метафизик и противник философии Аристотеля, за которого с ним сражался Галлан.}, которые с помощью своих приверженцев и пособников взбунтовали всю парижскую академию. Я в большом затруднении и не знаю чью сторону принять. Оба кажутся мне славными ребятами. У одного водятся денежки; другому очень хотелось бы, чтобы оне у него водились. У одного есть кое-какие познания, да и другой тоже не невежда. Один любит честных людей; другой любим честными людьми. Один - хитрая лиса; другой рычит, ворчит и лает на древних философов, как собака. Что скажешь об этом, великая ослиная морда, Приап? Я часто находил твои советы справедливыми и дельными.

"Et habet tnamentula mentem."

- Царь Юпитер, - отвечал Приап, сбрасывая свой капюшон и поднимая вверх красную, воспаленную и самоуверенную рожу, - так как вы сравниваете одного с лающей собакой, а другого с хитрой лисой, то я того мнения, что вам следует, без дальних околичностей, поступить с ними так, как вы когда-то поступили с собакой и лисой.

- Что такое? - спросил Юпитер. Когда? Кто они такие были? Что, такое было?

- О, чудная память! - отвечал Приап. Достопочтенный отец Вакх, который сидит теперь перед нами с красным лицом, желая отомстить фивянам, создал волшебную лису, с которой никто не мог ничего поделать, каких бы зол и убытков она ни натворила. Благородный Вулкан сделал из меди собаку и так сильно старался вдохнуть в нее жизнь, что она, наконец, ожила. Он подарил вам ее; вы подарили ее своей фаворитке Европе. Она подарила ее Миносу, Минос - Прокрису, Прокрис в конце концов подарил ее Кефалу. Собака тоже была волшебная и, на манер современных адвокатов, хапала всякую тварь, попадавшуюся ей на пути, так что ничто от нея не ускользало. Ну, вот пришлось им встретиться. Что оне сделали? Собака, по решению рока, должна была взять лисицу; лисица, тоже по решению рока, не должна была быть взята. Дело перенесли в ваш совет. Вы заявили, что не можете идти против Судьбы. Но Судьба изрекла противоречивые приговоры. Было объявлено противным природе признать истинными и действительными два противоречивых решения. Вас бросило в пот. Из вашего пота, падавшого на землю, выросли кочаны капусты. Весь благородный совет, от невозможности постановить категорическое решение, почувствовал неутолимую жажду и выпил во время своего заседания слишком семьдесят восемь бочек нектара. По моему совету, вы обратили, лису и собаку в камни. И этим затруднение было вдруг разрешено, и жажда, томившая великий Олимп, успокоилась. Дело происходило в окрестностях Темесса, между Фивами и Халкедоном. По этому примеру, я того мнения, чтобы вы обратили в камень и эту собаку и лису. Метаморфоза будет как нельзя более кстати. Оба носят имя Петр {Petra - камень.}. И тут же по поговорке, которая в ходу у лимузинцев: что для устья печи требуются три камня, вы присоедините к ним и Петра из Куанье, которого вы уже раньше, и по той же причине, обратили в камень {Борец за просвещение, живший в XIV веке и сопротивлявшийся церковным захватам. Католические попы прозвали его именем безобразное изваяние, о которое в церквах тушили свечи.}. И эту тройную каменную фигуру можно поставить в большом храме Парижа или же в его преддверии, чтобы гасить них сальные и восковые свечи, светильники и факелы, так как, будучи в живых, они предательски зажигали огонь раздора, ересей и сектантского пристрастия между учеными. И это бы послужило вечным предостережением в том, что подобные темные деяния всегда будут вами наказаны. Я сказал.

о себе, то для них ничего не может быть лучше, как быть превращенными по смерти в каменные и мраморные изваяния, вместо того, чтобы быть зарытыми в землю и сгнить. Поглядите, какие трагедии вызываются некоторыми пастофорами {Первосвященники у египтян. Пояснение самого Раблэ.} около Тиренского моря и в местах соседних с Апеннинами. Эти ужасы переживут свое время, как и лимузенския печи, но затем им наступит конец. Но еще не так скоро. Нам будет еще с ними довольно хлопот. Я усматриваю только одно неудобство. А именно: у нас слишком мал запас молний, с тех пор, как вы, прочие соратники богов, по моему соизволению, без всякой экономии и в шутку пускаете ими в Новую Антиохию {Рим.}. Вашему примеру последовали с тех пор франты, защитники крепости Королевская Индюшка, которые собирались отстаивать ее против всех врагов, да разстреляли свои снаряды по воробьям, и, когда пришла нужда в обороне, у них не оказалось больше боевых снарядов и они храбро сдались врагу, который уже подумывал о том, чтобы снять осаду, и, как всякий подобный отчаянный безумец, только и помышлял о своем отступлении и связанном с ним кратковременном позоре. Распорядись, любезный сын Вулкан, разбуди своих сонных Циклопов, Астеропов {Кующие молнии.}, Бронтес {Приготовляющие гром.}, Аргес {Белые молнии.}, Полифема, Стеропов {Кующие лучи.} и Пиракмонов {Выбивающие огонь.}: заставь их работать и так же усердно пить. Труженикам огня не следует жалеть вина. Ну, теперь покончим поскорее с этим крикуном. Меркурий, осведомьтесь и узнайте, что ему нужно.

Меркурий заглянул в небесный трап, через который боги прислушиваются к тому, что происходит на земле, и который похож на корабельный люк (Икароменип {У Лукьяна.} говорил, что он похож на отверстие колодца), и увидел, что это Кульятри просит вернуть ему потерянный топор, и сообщил об этом совету богов.

- Ну вот, - сказал Юпитер, - этого недоставало! Точно нам нет другого дела, как возвращать потерянные топоры! Но делать нечего, вернуть ему топор следует. Это, слышите ли вы, значится в книге судеб, точно так, как если бы топор стоил Миланского герцогства. Да и, по правде сказать, его топор ему так же дорог и ценен, как королю его королевство. Пусть, пусть ему вернут топор! И довольно об этом. Вернемся к разбирательству спора духовенства с аббатством Ландерусы. На чем, бишь, мы остановились?

Приап стоял около камина. Услышав доклад Меркурия, он вежливо, но весело сказал:

- Царь Юпитер, в те времена, как по вашему приказанию и особому соизволению я был стражем земных садов, я заметил, что слово "топор", употребляется в нескольких смыслах.... {Здесь следует невозможное для перевода по своей непристойности место, основанное на игре словом coignйe, имеющим еще иной неприличный смысл.} А поэтому необходимо было бы узнать, какого рода топор просит этот крикун Кульятри.

выбрать топор, и если он возьмет свой и им удовольствуется, тогда отдайте ему и оба других. Если же он выберет не свой, то отрубите ему голову его собственным топором. И отныне всегда так поступайте с теми, кто потеряет свой топор.

Сказав это, Юпитер стал вертеть головой как обезьяна, глотающая пилюли, и с такой гримасой, что весь Олимп затрясся.

Меркурий, в остроконечной шапке, колете, крылатых башмаках и с кадуцеем в руке, спустился через небесный трап и, разсекая воздух, легко сошел на землю и бросил к ногам Кульятри три топора; затем сказал ему:

- Ты так орал, что, должно быть, у тебя в горле пересохло. Юпитер услышал твои мольбы. Гляди: который из этих топоров - твой, и бери его.

Кульятри поднял золотой, оглядел его и нашел, что он очень тяжел, и говорит Меркурию:

Так же поступил он и с серебряным топором и сказал:

- И это не мой, оставьте его себе.

Потом взял в руки свой оправленный в дерево топор, поглядел на топорище, признал на нем свою отметку и, вздрогнув от радости, точно лиса, встретившая заблудившихся кур, ухмыляясь, проговорил:

- Чорт тебя дери! Вот это мой топор! Если вы мне его отдадите, я угощу вас большим горшком славного молока с прекрасной майской {Иды мая, когда родился Меркурий. Прим. самого Раблэ.}

- Добрый человек, - отвечал Меркурий, - я оставляю тебе топор, бери его. И, по воле Юпитера, дарю тебе и оба других за то, что ты проявил умеренность в желаниях и в выборе топора. Теперь ты будешь богат. Оставайся же честным человеком.

Кульятри вежливо поблагодарил Меркурия, поклонился великому Юпитеру, заткнул свой старый топор за пояс, а два других, более тяжелых, привесил к шее. В этом виде он прогуливается по своему околотку, величаясь перед своими прихожанами и соседями и повторяя им словцо Пателена:

- Теперь на моей улице праздник.

На другой день, облекшись в белую блузу и взвалив на спину оба драгоценных топора, отправляется в Шинон, город прекрасный, город благородный, город древний, первый в мире, по мнению и уверениям ученейших массоретов {Истолкователи и глоссаторы, у евреев. Прим. самого Раблэ.}. В Шиноне он разменивает серебряный топор на серебряную монету, а золотой - на золотую. Покупает целую уйму мыз, хлебных амбаров, земли, строений, деревенских домов, лугов, виноградников, лесов, пашен, прудов, мельниц, садов, быков, коров, волов, овец, баранов, коз, свиней, поросят, ослов, лошадей, кур, петухов, каплунов, цыплят, гусей, уток, селезней и прочей птицы. И в очень короткое время становится самым богатым человеком в околотке, богаче даже хромого Молеврие.

Они забегали во все стороны, разспрашивая, осведомляясь каким способом, где, в какой день, в какой час, почему и зачем ему достался такой клад. Услышав, что это случилось от того, что он потерял топор, они сказали:

- Эге! Стоит нам только потерять топор и мы станем богаты? Средство не трудно, и им можно воспользоваться. Итак, значит, в настоящее время коловращение небесных сфер, размещение созвездий и аспект планет таковы, что кто потеряет топор, тот станет богат? Эге, ге! Клянусь Богом, топор будет потерян, как уж ему угодно!

Итак все потеряли топоры. Чорт меня побери, если хоть у одного из них остался топор!

Ни у одного сына честной матери не осталось топора. По недостатку топоров не стали больше рубить деревьев и колоть дрова в этой местности. И даже, как повествуется в басне Эзопа, иные мелкотравчатые грабители{В подлиннике Janspill'hommes вместо Gentilshommes.}-дворянчики, которые уже раньше продали Кульятри свои луга и мельницы, чтобы пофрантить на парадах, услыхав, каким образом ему достался клад, продали свои шпаги и купили топоры, чтобы потерять их точно таким же манером, как и мужики, и вместо них получить груды золота и серебра, уподобляясь в этом отношении римским пилигримам, продающим все свое добро и занимающим чужия деньги, чтобы накупить вороха индульгенций у новоизбранного папы. И принялись кричать, вопить, молить и взывать к Юпитеру: "Мой топор, Юпитер, мой топор!" Один орет: "Мой топор!" Другой вопит: "Мой топор! Го, то, то! Юпитер, мой топор!" Кругом стон стоял от криков и воя всех этих людей, растерявших топоры. Меркурий не замедлил принести им топоры и предложил каждому потерянный им топор и два других: золотой и серебряный. Все выбирали золотой и брались за него, благодаря щедрого Юпитера. Но в тот момент, как они поднимали его с земли, согнувшись вдвое, Меркурий отрубал им голову, как было приказано Юпитером. И отрезанных голов оказалось столько же, сколько было топоров.

Вот что произошло. Вот что бывает с теми, кто любит простоту и стремится к умеренности. Берите с них пример, вы, все гуляки, которые говорите, обыкновенно, что не продадите своих желаний и за десять тысяч франков чистоганом; и отныне не говорите без зазрения совести - как я от вас иногда слышал - "Ах, дай-то Бог мне получить сто семьдесят восемь миллионов золотом! Тогда бы я восторжествовал! Эх, вы ослы! Чего же после того пожелать королю, императору, папе! И вы по опыту можете видеть, что, высказывая такия непомерные желания, вы получаете только парши да овечью оспу {Заразительная болезнь у овец, которая, говорят, свирепствовала, между французами в 1411 г.} и ни гроша в кармане, как и те двое нищих в Париже, из которых один пожелал получить столько золотых монет, сколько их находилось в обращении в Париже с самого его основания и по сей час, и притом по самой высокой оценке. Как, по вашему, ведь малый был не промах! Собрался как голодный на кисель! По монастырской ковриге за щеку мечет! Другой пожелал, чтобы собор Богоматери был наполнен острыми иголками, снизу доверху, и чтобы у него было столько золота, сколько бы влезло в мешки, которые можно было бы сшить всеми теми иголками. Вот это значит желать, - так желать! Как вам кажется? Но что же из этого вышло? К вечеру у каждого из них оказались вереда на пятке, рак на подбородке, туберкулы в легких, катарр в горле, карбункул на крестце, а хлеба ни корки.

потому что Он всемогущ. Миллион золота - для него такие же пустяки, как грош. Эге, ге, ге! Ваше ли это дело, бедные люди, так разсуждать и толковать о всемогуществе и предопределении Божием. Потише, потише! Смиритесь перед Его святым ликом и признайте свои несовершенства.

На этом я основываю мою надежду и твердо верю (если угодно Господу Богу), что вам, подагрикам, дано будет здоровье, так как вы ничего, кроме здоровья, пока не просите. Подождите еще немножко, имейте на каплю терпения. Не так поступают, генуэзцы, когда по утру, после совещания в своих конторах и кабинетах о том, что им предпринять и с кого в этот день содрать денежки, и кого им следует одурачить, провести, нагреть и обобрать, - выходят на площадь и кланяясь друг другу, говорят: - Sanita et gnadain, Messer" {Желаю здоровья и барыша, милостивый государь.}. Они не довольствуются здоровьем, а хотят еще и барышей: - нажить, если можно, столько денег, сколько у Гуадоньи {Богатый банкир в эпоху Франциска I.}. Отчего бывает часто, что они не получают ни того, ни другого. А теперь откашляйтесь хорошенько, выпейте на здоровье, развесьте уши и послушайте, какие чудеса я вам разскажу про благородного и доброго Пантагрюэля.

Сноски

¹) Этот кардинал, приняв реформатское вероисповедание, женился и умер в Англии, будучи отлучен от церкви Пием IV.