Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга IV.
Глава IX. О том, как Пантагрюэль прибыл на остров Эннасин, и о странном родстве, какое там существовало.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга IV. Глава IX. О том, как Пантагрюэль прибыл на остров Эннасин, и о странном родстве, какое там существовало. (старая орфография)

IX.

О том, как Пантагрюэль прибыл на остров Эннасин ¹), и о странном родстве, какое там существовало.

Зефир дул неизменно (за исключением небольшого отклонения на юго-восток), и мы целый день плыли, не встречая земли. На третий день к вечеру, показался трехугольный остров, очень похожий по форме и величине на Сицилию. Он назывался Островом Родства.-Население его, - мужчины и женщины походили на красных пуатвинцев, за исключением того, что у всех у них, у мужчин, женщин и малых детей, нос был в форме трефового туза. По этой причине древнее название острова было Безносый. И все они были сродни друг другу, о чем они похвалялись, и наместник острова сказал нам:

- Вы люди из другого мира, считаете удивительным, что из одной римской семьи (а именно: Фабиев), в один день (а именно: тринадцатого февраля), из одних ворот (а именно: Porta carmentalis, находившейся во время оно у подошвы Капитолия, между Тарпейской скалой и Тибром, с тех пор прозванной Porta scelerata), для отражения врагов римлян (то были именно: этруски) вышло триста шесть воинов (все сродни друг другу) вместе с пятью тысячами солдат (все были их вассалы), которые все были перебиты (это произошло около реки Кремер, которая выходит из озера Баккан). Мы в нашей земле, можем выставить, если понадобится, более трех-сот тысяч, которые все родня между собой и принадлежат к одной фамилии.

Родство у них очень странное; мы нашли, что при таком тесном и близком родстве, какое между ними существовало, никто из них не был ни отцом, ни матерью, ни братом, ни сестрой, ни дядей, ни теткой, ни кузеном, ни племянником, ни зятем, ни свекровью, ни крестным отцом, ни крестною матерью друг друга. Только один высокий, безносый старик назвал при мне маленькую трех или четырехлетнюю девочку: "Мой отец", а девочка назвала его: "Дочь моя". Родство между ними состояло в том, что один звал женщину: "Мой угорь", а женщина звала его: "Мой морж".

- Как от них должно пахнуть рыбой, - говорил брат Жан, - когда они потрутся друг о друга.

Другой называл здоровую девку, улыбаясь:

- Здравствуй, моя скребница.

Она же приветствовала его:

- Здравствуй, моя пегашка {Faaveati - пегое животное. Это слово часто употреблялось как двусмысленность.}.

- Эге, ге, ге! - вскричал Панург, - идите поглядеть на скребницу, косу и теленка. Ведь это выходит скребница - кобылица {Estrillefanveau - скребница кобылиц. Это был народный ребус, который изображался посредством скребницы, косы и теленка. Он часто служил вместо вывески.}. Часто же должно быть скребут эту пегашку!

Третий приветствовал свою душеньку словами:

- С Богом, мой письменный стол.

Она ему отвечала:

- И вам также, мой процесс.

- Клянусь св. Тринианом, - заметил Гимнаст, - этот процесс должен часто лежать на этом столе.

Четвертый называл женщину: mon verd {Verd употреблялось в различных смыслах, как восклицание и как ругательство.}.

Она называла его: mon coquin {Нищий.}.

- Вот, - говорил Эстен, - мы видим du verd coquin {Verd coquin, это слово, которое и по сю пору находится в академическом словаре, означало, собственно говоря, червяк, который точит виноградную лозу, а в переносном смысле - бред, род мономании.}.

Пятый приветствовал свою родственницу, говоря:

- Добрый день, мой топор.

Она отвечала:

- И вам также мое топорище.

- Чорта с два! - вскричал Карпалим, - какое славное топорище у этого топора и какой славный топор у этого топорища! Не то ли это топорище, какого требовали римския куртизанки, или же это францисканский монах с большим рукавом?

моя корочка. Кто звал: мой воздух, а ему отвечали: моя кочерга. Кто звал: мой стоптанный башмак, а его называли: моя туфля. Кто звал: моя ботинка, а она называла: мой сапожок. Кто называл: моя рукавичка, а его называли: моя перчатка. Кто называл: моя свиная кожа, а его называли: мое свиное, сало: - и значит между ними было то же родство, что между свиной кожей и салом. В подобном же родстве, он звал ее: моя яичница, а она его: мое яичко; и они были так же сродни, как яичница с яйцами. Точно так иной называл ее: мой желудок, а она звала его: мой фагот. И никто не мог знать, какое родство, свойство, кровное или иное, существовало между ними, если судить по нашим обычаям, а говорили нам только, что это желудок этого фагота. Иной приветствовал свою любезную, говоря: "Кланяюсь вам, моя раковина". А она отвечала: "А я Вам, моя устрица."

- Вот, - говорил Карпалим, - устрица в раковине.

Иной приветствовал свою любезную, говоря: "Доброго здоровья, моя шелуха", а она отвечала: "Долго здравствовать, моя горошина."

- Вот, - говорил Гимнаст, - горошина в шелухе.

Один высокий, гадкий оборванец, на высоких деревянных коньках, встретив толстую, жирную, невысокую девку, сказал ей: "Боже храни, мой деревянный башмак, мой хобот, мой волчок!" Она же гордо отвечала ему: "И тебя также, мой хлыст."

- Клянусь животом Saint-Gris {Saint-Gris говорили вместо св. Франциск, основатель ордена францисканцев, одетых в серое платье. Генрих IV клялся животом Бога. Патер Коттон строго укорял его за это. "Когда так, - сказал Генрих IV, - я буду клясться животом св. Франциска." "О, государь, такого великого святого"! - вскричал натер. "Ну так пойдем на соглашение, я буду божиться животом Св. Серого", сказал король и усвоил себе божбу: Ventre-Saint-Gris.}! сказал Ксеноман. Годится ли этот хлыст, чтобы подгонять этого волчка?

Доктор регент, гладко причесанный и расфранченный, побеседовав некоторое время с важной девицей, простился с ней, говоря:

- Благодарю вас, веселое лицо.

- И вас также, плохая игра {Намек на пословицу: Paire bonne mine au mauvais jeu.}.

- Веселое лицо, - сказал Пантагрюэль, - при плохой игре не дурное родство.

Один проходивший мимо баккалавр сказал молоденькой девочке:

- Ге, ге, ге! Давно уже не видел вас, муза.

- А я охотно вижу вас, рог, - отвечала она.

- Соедините их, - сказал Панург, - и выйдет волынка {Игра словами; Muse и corne (рог), образующими cornemuse (волынка).}.

Другой назвал свою возлюбленную: моя свинья; она же назвала его: мое сено.

Один приветствовал свою любезную словами:

- Прощай, моя клетка.

- Она отвечала:

- Здравствуй, моя птица.

На удивление, выраженное Пантагрюэлем относительно такого странного родства, наместник заметил:

- Добрые люди из другого света, у вас мало таких близких родственников, как эти люди.

- Странные же были у них отец с матерью, - сказал Панург.

- Про какую мать говорите вы? - спросил наместник. У них нет ни отца, ни матери. Это свойственно только заморским людям, людям, обутым в сено.

Ознакомившись ближе с островом и нравами безносого народа, мы вошли в кабак, чтобы подкрепить свои силы. Там справлялись свадьбы на манер того края. И было приготовлено много яств и питий. При нас весело обвенчали грушу, - славную, как нам казалось, женщину, хотя те, которые ее раньше попробовали, уверяли, что она несколько тронулась, - с молодым сыром, у которого пробивался на подбородке рыжеватый пушок. Я и прежде слыхал про такие браки и в других местах. Еще и по сие время в нашем коровьем царстве говорится, что груша с сыром - самый подходящий союз. В другой-зале мы видели, как женили старый сапог с молодой и мягкой ботинкой. И Пантагрюэлю сказали, что молодая ботинка берет в жены старый сапог потому что он прочен, хорошо смазан салом и годится в хозяйстве, особливо для рыбака.

В другой зале я видел, как молодой носок женился на старой туфле. И нам сказали, что вовсе не за её красоту или добродетель, но из корысти, ради того золота, которым она была расшита.

Сноски

¹) Без носа.