Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга IV.
Глава XI. О том, почему монахи так охотно заседают в кухне.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга IV. Глава XI. О том, почему монахи так охотно заседают в кухне. (старая орфография)

XI.

О том, почему монахи так охотно заседают в кухне.

- Вот, - сказал Эпистемон, - настоящия монашеския речи. Я разумею монаха по духу, а не по одежде только. Вы напомнили мне то, что я видел и слышал во Флоренции лет двадцать тому назад. Нас была славная компания любознательных людей, любителей древности, стремившихся посещать ученых людей и осматривать древности и редкости Италии. И вот мы с большим любопытством знакомились с местоположением и красотами Флоренции, с архитектурой её собора, великолепием храмов и роскошью дворцов и наперерыв друг перед другом восторгались ими, как вдруг один монах из Амиена, по имени Бернар Лардон, сказал нам в сердцах и раздражительно:

"Не знаю, чорта с два, чем вы тут так восхищаетесь. Я так же, как и вы, глядел на все это и такой же зрячий, как и вы. Ну и что ж тут такого? Красивые дома, и больше ничего. Но, - Боже помилуй нас, и св. Бернар мой добрый патрон! - во всем здешнем городе я еще не видел ни одной кухмистерской, как ни озирался и ни оглядывался по дороге направо и налево, готовясь сосчитать, сколько нам попадется на пути кухмистерских. У нас в Амиене, пройдя вчетверо, даже втрое меньше пути, чем мы совершили при наших осмотрах, я мог бы указать вам больше четырнадцати древних и ароматных кухмистерских. Не понимаю, какое удовольствие находите вы глазеть на львов и африканцев (так, кажется, называете вы то, что другие зовут тиграми) при колокольне или на ежей и страусов во дворце господина Филиппа Строцци. Честью заверяю, сыны мои, что с большим удовольствием увидел бы доброго и жирного гуся на вертеле. Все эти порфиры и мраморы хороши, слова нет. Я не хочу их хулить, но предпочитаю им амиенския пирожные. Эти античные статуи хорошо, сделаны, охотно верю этому; но, клянусь Св. Фереолем Аббевильским, молодые девчонки в нашем краю в тысячу раз приветливее."

- Что означает, - спросил брат Жан, - и чем это объяснить, что вы всегда застанете монахов в кухне и никогда не встретите там ни королей, ни пап, ни императоров?

это наклонность и стремление, свойственные рясе и клобуку, которые сами собой толкают добрых монахов в кухни, хотя бы даже они и не хотели туда идти?

- Так, так, - сказал брат Жан.

- Я вам скажу, - заметил Пантагрюэль, - не касаясь предложенной задачи, потому что она несколько щекотлива, и можно уколоться, коснувшись её. Мне помнится, что я читал о том, как однажды царь македонский Антигон вошел в кухню своего лагеря и встретил там поэта Антагора, который самолично жарил угря на вертеле, и шутливо спросил его: "Неужели Гомер жарил угрей в то время, как описывал подвиги Агамемнона"? - "Неужели ты думаешь, - отвечал Антагор царю, - что Агамемнон, в то время как совершал свои подвиги, интересовался тем, кто в его лагере жарит угрей?" Царю показалось неприличным, что поэт жарит угрей в его кухне, а поэт ему ответил, что еще нестерпимее встретить царя в кухне. Под пару вашему рассказу, - сказал Панург, - я вам разскажу, что ответил однажды Бретон Вилландри герцогу Гизу. Речь шла об одном сражении между королем Франциском и императором Карлом V, в котором нигде не видно было Бретона, хотя он был вооружен с головы до ног и под ним был чудный конь. "Честное слово, - отвечал Бретон, - я был в этом сражении, и это мне легко доказать, и при том в таком месте, куда бы вы не решились отправиться." Герцог де-Гиз обиделся такими словами, находя их дерзкими и слишком хвастливыми, но Бретон легко успокоил и разсмешил его, сказав: "Я находился при обозе, куда ваша честь не решились бы укрыть её, как это сделал я."

И в таком разговоре дошли они до своих кораблей и покинули остров Хели.