Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга IV.
Глава XIII. О том, как по примеру метра Франсуа Виллона, господин Баше нанимал своих людей.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга IV. Глава XIII. О том, как по примеру метра Франсуа Виллона, господин Баше нанимал своих людей. (старая орфография)

XIII.

О том, как по примеру метра Франсуа Виллона, господин Баше нанимал своих людей.

Когда ябедник вышел из замка и сел на свою egna corba (называл он свою кривую клячу), Баше призвал в беседку своего сада жену, дочерей и всех своих людей, велел принести вина, паштетов, ветчины, фруктов и сыру, выпил с ними с большой веселостью и так сказал им:

"Метр Франсуа Виллон, дожив до старости, удалился в Сен-Максан в Пурту, под крылышко местного аббата, прекрасного человека. Там он придумал для развлечения народа разыграть мистерию Страстей Господних на пуатвенском наречии. Распределив роли, набрав актеров, приготовив театр, он сказал меру и старшинам, что мистерия будет готова к окончанию Ниорской ярмарки, остается только достать подобающие костюмы для действующих лиц. Мер и старшины отдали соответствующия приказания. Сам Виллон попросил брата Этьенна Тапку, дьячка у местных босоногих монахов, дать ему. митру и эпитрахиль для старика-крестьянина, который должен был играть Бога-Отца. Тапку отказал, ссылаясь на то, что по уставу их ордена строго запрещалось что-либо давать на подержание или взаймы актерам. Виллон возражал, что устав имел в виду только фарсы, шутки и неприличные игры, и такое его применение видел он в Брюсселе и других местах. Тем не менее, Тапку решительно объявил ему, чтобы он поискал в другом месте, так как он ничего не отпустит ему из своей ризницы. Биллон доложил об этом актерам с большим негодованием, присовокупляя, что Господь Бог примерно накажет Тапку. В следующую затем субботу Виллона известили, что Тапку отправился собирать милостыню в Сен-Лигер на монастырской кобылке (так называли не слученную еще лошадь) и вернется в два часа пополудни. И вот он немедленно приказал процессии чертей пройтись по городу и по рынку. Черти его были наряжены в волчьи, бараньи и телячьи шкуры, с бараньими головами и бычьими рогами и большими кухонными вилами; они были опоясаны толстыми ремнями, на которых висели большие коровьи колокола и извозчичьи бубенчики, производившие оглушительный звон. Некоторые из них держали в руках черные палки, набитые ракетами, другие - горящия щепки, на которые целыми пригоршнями бросали, на каждом перекрестке, толченую смалу, дававшую страшный огонь и дым.

Пройдя с ними таким образом по городу, к удовольствию народа и великому страху малых детей, вывел их за город, чтобы попировать с ними в харчевне, расположенной за воротами, к которым ведет дорога из Сен-Лигера. Прибыв в харчевню, он издали увидел Тапку, возвращавшагося со сбором милостыни, и произнес шутливые стихи.

"Порта с два! - закричали черти. Он не захотел ссудить Бога-Отца жалкой скуфьей: напугаем-ка его."

"Умно сказано! - отвечал Виллон. Но спрячемся, пока он не подъедет, и держите наготове ракеты и горящия щепки."

"Го, то, то! брр. брррррр. рррр! Гу, гу, гу! Го, то, то! Брат Этьенн, ведь не худо разыгрываем мы чертей?"

левый башмак его так в них запутался, что он никак не мог вытащить ноги. И таким образом кобылка волочила его по изгородям, кустам и рвам. И пробила ему голову, и мозг вывалился из нея около Осанного Креста, затем сломала ему руки, сначала одну, потом другую, затем ноги, наконец вырвала внутренности; так что когда кобылка прибежала в монастырь от него остались только правая ступня и запутавшийся в стремени башмак. Виллон, увидя, что случилось то, чего он ожидал, сказал своим чертям:

"Вы хорошо играете, господа черти, вы хорошо играете, заверяю вас. О, вы хорошо играете! Я утверждаю, что с вами не сравняется вся чортовщина Сомюра, Дуэ, Молюрильона, Лангра, Сент-Эспена в Анжере и даже, клянусь Богом, сам Пуатье со всем его театром. О, как вы хорошо будете играть!"

"Таким образом и я, - продолжал Баше, - предвижу, что вы, мои добрые друзья, отныне хорошо разыграете этот трагический фарс, так как с первого же раза вы так знатно отхлопали и угостили ябедника. Я удваиваю вам жалованье. Вам, моя милая, - обратился он к жене, - предоставляю полную свободу проявить вашу щедрость. В вашем ведении хранятся все мои сокровища. Что касается меня, то, во-первых, пью за ваше здоровье, мои добрые друзья. Вино доброе и свежее. Во-вторых, вы, метр-д'отель, возьмите этот серебряный таз. Я вам его дарю. Вы, оруженосцы, берите себе эти два серебряных, позолоченных кубка. Вас, пажей, освобождаю на три месяца от розог. Милая моя, раздайте им мои красивые белые перья с золотыми блестками. Мессир Удар, дарю вам эту серебряную фляжку. Вот эту другую я дарю поварам; камердинерам дарю эту серебряную корзину; конюхам дарю эту ладью из позолоченного серебра; привратникам - эти две тарелки; погонщикам мулов - эти десять разливательных ложек. Труден, возьмите себе все эти серебряные ложки и эту бонбоньерку. Вы, лакеи, возьмите эту большую солонку. Служите мне верой и правдой, друзья мои, и я сумею вознаградить вас. И твердо верьте, что я предпочту, клянусь Святым Богом, получить на войне сто ударов палицей по моему шлему, на службе нашего добрейшого короля, нежели хоть единый раз быть вызванным в суд этими негодяями-ябедниками, в угоду жирному попу."