Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга IV.
Глава LII. Дальнейший пересказ чудес, совершенных Декреталиями.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга IV. Глава LII. Дальнейший пересказ чудес, совершенных Декреталиями. (старая орфография)

LII.

Дальнейший пересказ чудес, совершенных Декреталиями.

- Вот - сказал Панург - что ни слово, то чистое золото. Но мне плохо верится всему этому. Мне случилось однажды в Пуатье, будучи у шотландского знатока Декреталий, прочитать одну главу из них. Чорт меня побери, если от этого учения у меня не сделался такой, запор, что целых четыре дня, даже пять, у меня совсем таки не действовал желудок!

- Ага! - сказал Гоменац. Вы верно, друг, находились в состоянии смертельного греха.

- Это к делу не идет, - сказал Панург.

- Однажды, - сказал братъЖан, - в Селье мне случилось подтереться листом одной из злых Клементин, которую Жан Гюимар, наш сборщик, выбросил на двор монастыря. Чорт меня побери, если после того меня не одолели вереда и геморроиды, так что я весь изстрадался!

- Ну, да, - сказал Гоменац, - это, очевидно, вас Бог наказал за ваш грех; вы должны были обожать и благоговеть перед этими священными книгами, а не пачкать их. Панормитан {Николай де-Гюдеский, палермский архиепископ, автор комментариев на Декреталии.} не врет.

- Жан Шуар, - сказал Понократ, - в Монтелье купил у монахов Св. Олария красивые Декреталии, написанные на прекрасном и большом Ломбальскон пергаменте, для приготовления сусального золота. Но беда в том, что ничего с ними нельзя, было поделать: все листы разрывались на части.

- Наказание, - сказал Гоменац - и Божия кара.

- В Мансе, - сказал Евдемон, - аптекарь Франсуа Кориго понаделал пакеты из одной смятой Экстраваганты; отрекаюсь от дьявола, коли все, что в них ни заворачивали, не было немедленно отравлено и испорчено: ладан, перец, корица, гвоздика, шафран, воск, пряности, кассия, ревень, тамаринд, вообще все решительно: лекарственные снадобья, специи, лакомства.

- Кара, - сказал Гоменац, - и Божеское наказание. Как сметь употреблять на мирския^: безделки такия священные рукописи?

- В Париже, - сказал Карпалим - портной Гронье употребил одну из старых Клементин на выкройки и мерки. О, странное дело! Все одежды, скроенные по этим выкройкам и по этим меркам, никуда ровно не годились: мантии, капюшоны, плащи,юбки, блузы, казакины, колеты, куртки и пр. Желая скроить капюшон, Гронье кроил клапан от штанов. Вместо блузы кроил широкополую шляпу. Вместо казакина кроил феску. Вместо куртки выходило нечто, походившее на печку. Его подмастерья, которые ее шили, распороли дно и вышло нечто в роде печки, где жарят каштаны. Вместо колета он шил ботинку. Вместо плаща выходил швейцарский тамбурин. Так что в конце концов бедняка суд приговорил уплатить всем его заказчикам за испорченную материю, и теперь он нищий.

- Наказание - сказал Гоменац - и Божия кара.

- В Кагюзаке, - говорил Гимнаст, - господин д'Естиссак и виконт де-Лозён устроили манеж для стрельбы в цель. Перотон разрезал на куски несколько листов Декреталий, написанных на прекрасной толстой бумаге, и чистые куски употребил на мишень. Отдаю себя, продаю себя всем чертям, если хоть один арбалетчик края (а ведь они славятся во всей Гюйенне) хоть раз попал в цель. Все стреляли мимо. Ни разу так-таки и не задели обрывков священного маранья. И при этом Сансорнен старший, который смотрел за ходом стрельбы, божился нам гнилыми фигами (его любимая божба), что он отчетливо видел, как стрела Каркалена, в тот момент, как должна была вонзиться в мишень, отскочила от нея в сторону на целую сажень.

- Чудо, - вскричал Гоменац, - чудо, чудо! Clerice, налей вина. Пью за ваше здоровье. Вы, кажется мне, истинные христиане.

При этих словах девицы принялись пересмеиваться между собой. Врат Жан фыркал носом, точно разгоряченный конь.

- Мне кажется, - сказал Пантагрюэль, - что перед такой мишенью можно считать себя в большей безопасности, чем считал себя во время оно Диоген.

- Как? - спросил Гоменац. Разве он был декреталист?

- Это, можно сказать, пиковая игра, - заметил Эпистемон, возвратясь после непродолжительного отсутствия.

все зрители разступались из боязни, что он их поранит. Диоген, видя, как одна из его стрел упала далеко в сторону от цели, вместо того, чтобы отойти от мишени, как делали другие, когда опять наступила его очередь стрелять, стал, напротив того, около самой мишени, уверяя, что это самое безопасное место и что стрелок попадет всюду скорее, чем в цель.

- Один паж господина д'Эстиссака, - сказал Гимнаст, - по имени Шамульяк, заметил в чем дело. По его совету, Пероту переменил мишень и употребил для нея бумаги из процесса Пульяка. И тотчас же все стали прекрасно стрелять, попадая прямо в цель.

- В Ландеруссе, - сказал Ризотом, - на свадьбе Жана Делифа, свадебный пир был роскошен и богат, как это водится в той местности. После ужина разыгрывались фарсы, комедии, забавные шутки; танцовали мавританские танцы с колокольчиками и тамбуринами; приходили разные маски. Мои школьные товарищи и я сам, чтобы почтить насколько можно праздник (по утру нам всем подарили прекрасные ленты белые с лиловым), - мы устроили веселый маскарад, а так как у нас не было бумаги для масок, то мы взяли листы из старой заброшенной Сексты и вырезали маски с отверстиями для глаз, носа и рта. Но удивительное дело! Когда окончились наши хороводы и пляски и мы сняли маски, то, увидели, что лица у нас стали безобразнее, чем у чертёнят в мистерии Страстей Господних Дуэ, - до такой степени испортило нам лица прикосновение вышеупомянутых листов. У кого была оспа, у кого парши, у кого корь, у кого нарывы. Короче сказать, наименее пострадал из нас тот, у кого выпали все зубы.

- Чудо! - вскричал Гоменад. Чудо!

- Подождите, - сказал Ризотом, - конец дело венчает. Мои две сестры, Катерина и Ренэ, положили между листами Сексты, точно под пресс (потому что у них был тяжелый стеклянный колпак), свои манишки и воротнички и манжетки, чистые и крепко накрахмаленные. И Богом клянусь...

- Бог только один! - отвечал Ризотом.

- Да, конечно, - сказал Гоменац, - на небе. Но на земле у нас есть другой.

- Эхма! - сказал Ризотом. А ведь я совсем про него позабыл. Итак, клянусь богом земным, папою, их манишки, манжетки, воротнички, чепчики и все остальное белье стало чернее мешка угольщика.

- Чудеса! - вскричал Гоменад. Сиегисе, налей вина и запомни эти прекрасные истории.

С тех пор, как стадо много декретов,

Монахи сели на коней,

И все в мире пошло вкривь и вкось.