Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга V.
Глава XI. О том, как мы проплыли мимо Застенка, в котором обитает Кот-Мурлыка, Эрцгерцог Пушистых Котов.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга V. Глава XI. О том, как мы проплыли мимо Застенка, в котором обитает Кот-Мурлыка, Эрцгерцог Пушистых Котов. (старая орфография)

XI.

О том, как мы проплыли мимо Застенка, в котором обитает Кот-Мурлыка, Эрцгерцог Пушистых Котов. ¹)

Оттуда мы проплыли мимо другого совершенно пустынного острова, прозывавшагося остров Осуждения. Затем приблизились к острову Застенок, куда Пантагрюэль не хотел было приставать, и хорошо бы сделал, так как нас там взяли в плен и заключили в тюрьму, по приказу Кота-Мурлыки, Эрцгерцога Пушистых Котов, за то, что кто-то из нашей компании хотел продать одному сержанту шляпы из материи, сотканной по нетовому полю пустыми цветами. Пушистые Коты - звери отвратительные и страшные: они едят маленьких детей и пасутся на камнях из мрамора. {Пол Верховной Палаты в Париже был выложен мрамором.} Из этого, любезные бражники, вы можете заключить, какие они скверные. У них шерсть на шкуре ростет внутрь, а не наружу, и все они носят, вместо символа и девиза, открытый кошель, но не все на один лад: некоторые носят его вокруг шеи в виде шарфа, другие на спине, третьи на животе, кто с боку и все это не без причины, хотя и тайной. Когти у них такие крепкие, длинные и цепкие, что, кто раз попадется им в лапы, того уж они не выпустят. Одни из них носят на голове шапки с четырьмя клапанами, другие - с отворотами, третьи - бархатную шапочку {Mortier - головной убор судебных чинов.}, четвертые накрываются попоной, на манер бархатной шапочки.

Нищий, которого мы повстречали в трактире и которому подали милостыню, сказал нам: "Дай вам Бог поскорее отсюда выбраться по-добру-по-здорову: вглядитесь хорошенько в морды этих храбрых столпов кошачьяго правосудия и попомните мое слово: если вы проживете еще шесть олимпиад и век двух собак в придачу, то увидите этих Пушистых Котов господами всей Европы и мирными владельцами всех имений и богатств, какие в ней есть, если только, в силу Божеского наказания, они не лишатся всего неправедно нажитого ими имущества. Вот вам слово добродетельного нищого. Среди них царствует Секст-Эссенция {Как высшая степень квинт-эссенции.}, посредством которой они все забирают в свои когти, все пожирают и все загаживают. Они сожигают, четвертуют, обезглавливают, умерщвляют, заключают в тюрьму, разоряют и губят все без разбору, - хорошо это или дурно. В их среде порок называется добродетелью, злость добротою, измена - верностью, кража - щедростью; грабеж у них служит девизом и одобряется всеми смертными, за исключением еретиков. И все это они творят с верховным и неотразимым авторитетом. В знак верности моего предсказания, заметьте: у них ясли стоят выше решеток. {Один из комментаторов говорит: "Эти ясли - скамьи судей, которые стоят выше стола регистратора, а этот стол, покрытый документами различных тяжб и есть решетка кошачьяго правосудия."} Когда-нибудь вы это припомните. И если когда на свете появится моровая язва, голод или война, ураганы, катаклизмы, пожары, всякия беды, то не приписывайте их ни расположению неблагоприятных светил, ни злоупотреблениям римской курии, ни тираннии королей и земных владык, ни обману пустосвятов, еретиков, ложных пророков, ни злобе ростовщиков, фальшивых монетчиков, ни невежеству, наглости врачей, хирургов, аптекарей, ни порочности женщин, нарушающих супружескую верность, нимфоманок, детоубийц; приписывайте все это единственно лишь невыразимой, невероятной, неизмеримой злости, какая, неизменно и без передышки куется и пускается в ход в мастерских Пушистых Котов и о которой мир так же мало знает, как и об еврейской кабале; и вот почему ее не так ненавидят и не так ей противодействуют, и не так карают ее, как бы она того заслуживала.Но еслибы она когда-нибудь была обличена перед народом, то не было и не может быть такого оратора, который бы своим красноречием ее оправдал, ни таких строгих и драконовских законов, боязнь которых удержала бы от возмездия, ни такого могущественного судьи, который помешал бы безжалостно сжечь их в их норе. Родные дети Пушистых Котов и другие их родственники восчувствуют к ним ужас и отвращение. И вот почему, подобно тому как Аннибал получил от своего отца Гамилькара приказание, под торжественной и священной клятвой, преследовать римлян, пока будет жив, так и я получил от своего покойного отца приказ жить здесь и дожидаться, пока не упадет с неба молния и не испепелит их, как новых Титанов, клятвопреступников и святотатцев, так как у людей сердца оказываются такими черствыми, что они не видят, не чувствуют, не замечают зла, какое творится между ними, а если и видят, то не смеют, не могут его истребить."

- Это еще что такое? - сказал Панург. Ах! Нет, нет! Это мне не по вкусу, ей-богу! Идем обратно, идем обратно, ради Бога. Этот благородный нищий так удивил меня своими речами, как еслибы осенью гром загремел.

что с ярмарки не уходят, как с рынка, да притом у нас и ноги пыльные. Но хуже всего было, когда мы прошли в застенок, потому что нас представили такому безобразному чудовищу, какого еще свет не видывал, чтобы он дал нам отпуск ab instantia. Чудовище это. звали Кот-Мурлыка, и я не могу его лучше описать, как сравнив с Химерой или со Сфинксом и Цербером или с изображением Озириса, как его представляли египтяне: с тремя головами, соединенными между собой, а именно: головой льва рыкающого, собаки лающей и волка с разинутой пастью, окруженных драконом, который кусает свой хвост, и ореолом из ярких лучей. Руки у него были окровавленные, когти - как у гарпий, морда с вороньим клювом, зубы - как у четырехлетняго кабана, глаза сверкали, как жерло ада, и весь он был покрыт ступками {Mortiers, новый намек на головной убор судебных чинов.}, так что виднелись одни когти. Сиденьем для него и для всех его коллег - Котов служила длинная, совсем новая решетка, под которой расположены были широкия, прекрасные ясли, как описывал нищий. Над главным сиденьем находился портрет старухи, державшей в правой руке лезвие серпа, а в левой - весы, и с очками на носу. Чашами весов служили два бархатных кошеля: один, полный звонкой монетой, спускался до земли; другой, пустой, вздымался высоко в воздухе. Я того мнения, что то было изображение кошачьяго Правосудия, вполне противоположное учреждению древних фи-вян, которые сооружали статуи своим дикастам и судьям, после их смерти, из золота, серебра или мрамора, смотря по их заслугам, но всегда без рук. Когда нас подвели к нему, то, не знаю какие-такие, люди, обвешанные кошелями и мешками и большими клочками исписанной бумаги, усадили нас на скамью подсудимых.

Панург говорил:

- Садитесь, - отвечали они, - без дальнейших разсуждений. Не то земля разверзнется под вами и всех вас проглотит живьем, если вы не сумеете ответить как следует.

Сноски

¹és; Это - президент уголовной палаты, а по мнению - других великий инквизитор.