Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга V.
Глава XXXI. О том, как в Ковровой стране мы видели Наслышку, которая содержала школу свидетелей.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга V. Глава XXXI. О том, как в Ковровой стране мы видели Наслышку, которая содержала школу свидетелей. (старая орфография)

XXXI.

О том, как в Ковровой стране мы видели Наслышку, которая содержала школу свидетелей.

Проехав немного далее по Ковровой стране, увидели мы Средиземное море, которое разверзлось до дна, подобно тому как разверзлось Черное море для того, чтобы пропустить евреев, вышедших из Египта. Там я увидел Тритона, звонившого в большую раковину, Главка, Протея, Нерея и тысячу других морских богов и чудовищ. Мы видели тоже множество рыб разной породы, пляшущих, летающих, сражающихся, пожиравших добычу, охотившихся, ставивших засады, заключавших перемирие, торгующихся, ругающихся, веселящихся.

И в углу, неподалеку, увидели Аристотеля с фонарем в руке, - в такой позе, в какой изображают пустынника около св. Христофора, - наблюдавшого за всем, что происходило вокруг, и заносившого это в свои записи. Позади него стояли, подобно присяжным свидетелям, многие другие философы: Аппиан, Гелиодор, Атеней, Нумений, Поссейдон, Овидий, Оппиан, Олимпий, Селевк, Леонид, Агаеокл, Теофраст, Дамострат, Нимфодор и еще пятьсот других, располагавших таким же досугом, как Хризипп или Аристарх Сольский, который провел пятьдесят восемь лет в изучении быта пчел, ничего другого не делая. Между ними стоял и Пьер Жиль {Французский натуралист, умер. 1555 г.}, со стаканом в руке, погруженный в изучение урины этих прекрасных рыб.

После продолжительного осмотра Ковровой страны, Пантагрюэль сказал:

- Ну, вот теперь глаза мои насытились, но в желудке у меня вой от голода.

- Чтож поедим чего -нибудь, - сказал я. Отведаем вот этих анакамсеротов. {Вымышленная трава, возвращающая прошедшую любовь.} Фи! Какая гадость.

Итак я взял несколько плодов, висевших на ковре, но не мог их ни разжевать, ни проглотить; всякий, кто отведал бы их, поклялся, что они сотканы из шелка, и не имеют никакого вкуса. Можно было бы подумать, что они навели Гелиогабала на мысль предложить голодным гостям своим, - которым он обещал великолепный, обильный, царский банкет - кушанья из воска, мрамора, глины, и узорчатой ткани.

маленького, горбатого старичка, безобразного калеку. Его звали: Наслышка. Рот у него был до ушей, а во рту болталось семь языков, и каждый язык был разсечен на семь частей. Этими языками он болтал одновременно на разных языках и о разных вещах. При этом, как на голове, так и на всем остальном теле у него было столько ушей, сколько у Аргуса глаз; в довершение он был слеп и разбит на ноги.

Вокруг него я увидел безчисленное множество мужчин и женщин, внимательно слушавших, и некоторые из них казались очень приличными на вид, а один держал в руках карту земного шара и объяснял им ее краткими афоризмами, и они в несколько часов времени становились удивительно учеными людьми и могли говорить с уверенностью и знанием дела о таких вещах, для. изучения сотой доли которых не хватило, бы человеческой жизни: о Пирамидах, о Ниле, о Вавилоне, о Троглодитах, о Гимантоподах, о Гиперборейских горах, о всех чертях... и все по наслышке.

Там я видел, по моему мнению, Геродота, Плиния, Солина, Верозия, Филострата, Мела, Страбона; и многих других древних; кроме того, Альберта Великого, Петра Мученика, папу Пия II, Волатерана, Паоло Джовио, мужественного человека, Жака Картье, Хайтона армянина, Марко Поло венецианца, Людовика Романуса, Петра Альвареца, и не знаю еще сколько, новейших историков, спрятанных за Ковровой занавесью и исподтишка писавших свои розсказни и все цо-наслышке.

Позади бархатного ковра с затканными листьями мяты я увидел около Наслышки многое множество Першеронов {Жители провинции Перш.} и Мансов {Жители Манса.}, добрых студентов, довольно еще молодых. Спросивши у них, на каком факультете они. учатся, услышали от них, что они здесь от юности своея учатся быть свидетелями и так отлично усваивают себе это искусство, что, вернувшись в свою провинцию, честно снискивают себе пропитание ремеслом свидетельским, свидетельствуя обо всем на свете, по вольному найму и за наибольшую плату, и все по-наслышке. Говорите, что хотите, но они отрезали нам хлеба от своей, ковриги и дали напиться из своего бочонка. После того дружески предостерегли нас - как можно более скупиться на правду, если хочешь пробиться при дворе знатных господ.