Похождения Гекльберри Финна.
Глава XL. Рыбная ловля. - Комитет по охране общественной безопасности. - Бегство. - Джим советует пригласить доктора.

Глава XL
Рыбная ловля. - Комитет по охране общественной безопасности. - Бегство. - Джим советует пригласить доктора.

После завтрака мы чувствовали себя прекрасно, взяли мою лодку и отправились на реку ловить рыбу, прихватив с собой закуску; превесело провели мы время, кстати заглянули, как поживает плот, и нашли его в отличном порядке. Вернувшись поздно вечером, к самому ужину, мы застали всех в таком переполохе, в такой тревоге, что они просто себя не помнили. Нас послали спать после ужина и не хотели нам говорить, какого рода беда приключилась, ни единым словом не обмолвились о письме, но это было бы лишним, мы и без них обо всем догадались. Дойдя до половины лестницы и заметив, что тетя повернулась спиной, мы пробрались в погреб, к шкафу, нагрузили карманы съестными припасами, стащили их наверх к себе в комнату и улеглись в постель. В половине двенадцатого мы опять встали, Том оделся в платье, украденное у тети Салли, и мы собрались было идти вниз со своей провизией.

- А где же масло? - спросил вдруг Том.

- Я выложил кусок на ломоть черного хлеба, - сказал я.

- Значит, там оно и осталось, его здесь нет.

- Мы можем и без масла обойтись, - заметил я.

- А с ним обойдемся еще лучше. Ступай-ка потихоньку за ним назад в погреб. Потом спустись по громоотводу и приходи ко мне. Я пока пойду набью соломой платье Джима, как будто это его переодетая мать, и все приготовлю. Чуть только ты покажешься, я закричу "бя!".

Он вылез в окно, а я спустился в погреб. Кусок масла величиной с кулак лежал там, где я его оставил; я прихватил с ним краюху хлеба, потушил свечу и крадучись отправился наверх. Добрался я доверху благополучно, вдруг появляется тетя Салли со свечкой! Я проворно сунул провизию в шапку, а шапку нахлобучил на голову. Тетка сейчас же увидела меня.

- Ты был в погребе?

- Да, мэм.

- Что же ты там делал?

- Ничего...

- Как ничего?

- Так, ничего.

- И как это тебе взбрело в голову забраться туда в ночную пору?

- Не знаю, м-м!

- Ага! Ты не знаешь? Не смей мне грубить, Том, я должна знать, что ты там делал!

- Ровно ничего, тетя Салли, ей-богу же, ничего...

Я надеялся, что она меня отпустит, как обыкновенно делала, но теперь такие странные вещи творились в доме, что она пугалась всякой безделицы, казавшейся ей подозрительной, поэтому и сказала самым решительным тоном:

- Ступай в приемную и сиди там, покуда я приду. Ты затевал что-то неладное, и я уж разузнаю, что именно, - погоди ты у меня!

С этими словами она ушла, а я отворил дверь и очутился в приемной. Господи, что за толпа! Пятнадцать фермеров и все с ружьями... Мне чуть дурно не сделалось, я ухватился за стул, чтобы не упасть. Они сидели вдоль стен, разговаривая между собой вполголоса; все казались встревоженными и беспокойными, хотя старались не подавать виду, но я заметил, что они взволнованы: то наденут шляпы, то скинут, почесывают в затылках, беспрестанно вскакивают, теребят пуговицы курток Мне самому было не по себе, но я поостерегся снимать шляпу и с нетерпением ждал тетю Салли: ну, выпорет, и дело с концом! По крайней мере, отпустит душу на покаяние, и я побегу предупредить Тома, что мы уж слишком поусердствовали и попали в страшнейшее гнездо шершней, поэтому надо бросить все лишние церемонии и бежать без оглядки вместе с Джимом, пока эти молодцы не потеряли терпения и не пошли на нас с ружьями.

Наконец, тетя пришла и засыпала меня вопросами, но я не мог отвечать на них толково - совсем растерялся; а тут еще эти люди пришли в такой азарт, что некоторые предлагали отправиться немедленно и ударить по разбойникам, говоря, что осталось всего несколько минут до полуночи; другие старались удержать смельчаков и выждать овечьего блеяния, которое должно было служить условленным сигналом. Между тем тетушка приставала с вопросами, я весь дрожал с ног до головы и готов был провалиться сквозь землю, до того перепутался. В комнате становилось все жарче и жарче, масло начало таять и стекать у меня по шее и за ушами. Наконец, один из фермеров и говорит:

- Я пойду в сарай первый и поймаю их, когда они придут.

- Ради бога! Что приключилось с ребенком? У него воспаление мозга, это ясно как божий день, ведь это мозг у него просачивается!

Все бросились ко мне, тетушка сорвала с меня шляпу - хлеб выскочил с остатками масла, а она схватила меня в объятия и принялась целовать.

- Ах, до чего ты меня перепугал! Как я рада и благодарна Богу, что не случилось ничего дурного! Нам что-то не везет за последнее время, а ведь знаешь пословицу: пришла беда, отворяй ворота! Когда я увидала эту жидкость, я уж думала, что ты погиб: по цвету и по всему мне показалось, что это похоже на мозг... Ах боже мой! Отчего ты сейчас же не признался мне, зачем лазил в погреб, я бы и слова не сказала. Ну, теперь марш в постель, и чтоб я тебя не видала до завтрашнего утра...

В одну секунду я очутился наверху, а затем проворно спустился по громоотводу и бросился бежать в потемках к пристройке. Я едва мог говорить, до такой степени был взволнован. Кое-как объяснил я Тому, что мы должны бежать без оглядки и не терять ни минуты - дом полон людей, да еще с ружьями! У него глаза разгорелись.

- Нет! Быть не может! - воскликнул он, - Вот так штука! Ну, Гек, если б я мог переделать все это заново, я бы их нагнал сюда две сотни! Нельзя ли погодить покуда...

- Скорей, скорей! Мешкать нечего... - шептал я, - Где Джим?

- Тут, возле, тебе стоит только протянуть руку... Он уж переодет, все готово. Теперь вон отсюда, и подадим сигнал!

В эту минуту мы услыхали мерный топот людей, приближающихся к двери, услыхали, как они возятся с висячим замком; один из них сказал:

- Вот видите, говорил я вам, что мы поторопились: они еще не приходили, дверь заперта. Постойте, я запру несколько человек в сарае, вы подкараулите разбойников в темноте и перестреляете их, когда они явятся; а остальные пусть засядут поблизости и стерегут...

Фермеры вошли, но не могли нас увидеть в потемках, и нам удалось проползти в лазейку, быстро и бесшумно - сначала Джим, потом я и, наконец, Том - согласно его собственным распоряжениям. Теперь мы очутились в пристройке и слышали рядом с собой топот ног во дворе. Подползли к двери; Том велел нам остановиться и приложил глаз к щели, но ничего не мог разобрать, так было темно; он шепнул нам, что будет прислушиваться и подождет, пока шаги немного удалятся; а когда он толкнет нас, то Джим должен выйти впереди всех, а уж он самый последний. Действительно, Том приложил ухо к щели и долго прислушивался... а шаги все время были слышны рядом. Наконец он толкнул нас, мы выскочили вон, затаив дыхание, и тихо, беззвучно прокрались к забору гуськом. Джим и я перелезли благополучно, но Том зацепился панталонами за обломок верхней перекладины забора. Слыша за собой шаги, он рванулся, отломил щепку, которая затрещала и наделала шуму.

В то время как он уже нагонял нас, раздался крик:

- Кто там? Отвечайте, или я выстрелю!

Разумеется, мы не ответили, а пустились бежать во все лопатки. За нами кинулась целая толпа... Паф, паф! - вокруг нас засвистели пули...

Фермеры кричали:

И они всей гурьбой пустились за нами вдогонку. Мы могли их слышать, потому что на них были сапоги и они орали во все горло, а мы были босиком и удирали втихомолку. Мы бежали по тропинке к мельнице. Когда они почти настигли нас, мы спрятались в кусты, пропустили их вперед, а сами остались позади. Все собаки у них были заперты, чтоб они не спугнули разбойников; но тем временем кто-то успел спустить их, и они тоже помчались за толпой, подымая такой лай и гам, как будто их собрался целый миллион. Но собаки были свои, знакомые; вот мы и остановились, покуда они не нагнали нас; но когда они увидали, что это только мы, и злиться нечего, интереса мы никакого не представляем, - они любезно поздоровались с нами и помчались туда, где слышался шум и галдеж. Тогда мы, в свою очередь, развели пары и понеслись дальше, почти вплоть до мельницы, а там пробрались кустарником до того места, где была спрятана моя лодка. Проворно вскочив в нее, мы поплыли на середину реки, стараясь не делать шума. Потом спокойно направились к острову, где стоял плот. Долго еще до нас доносились с берега крики и собачий лай. Наконец, все угомонилось и замерло в отдалении.

- Ну, теперь, старина Джим, - сказал я, очутившись на плоту, - ты опять свободный человек и, надеюсь, больше уже не вернешься в рабство.

- А славная вышла штука, Гек! Задумано прекрасно и исполнено как нельзя лучше; никому бы и не выдумать такого замысловатого, великолепного плана!

Он был счастлив, как ребенок, но счастливее всех был Том, потому что, как оказалось, ему всадили пулю в икру ноги.

- Дайте сюда тряпки, я могу сделать это сам. Не останавливайтесь, не мешкайте, побег совершается так чудесно! Приналягте на весла, молодцы, и поплывем! Ребята, мы сделали дело молодецки! Не правда ли? Вот кабы нам попался в руки Людовик Шестнадцатый, тогда и не было бы сказано в его биографии: "Сын Людовика Святого, иди на небо!" Нет, сэр, дудки! Мы бы его живо переправили через границу - пустяков бы нам это стоило! Налягте на весла, ребята, да проворней!

Но мы с Джимом шепотом совещались меж собой.

- Говори, Джим, не стесняйся... - сказал я наконец.

- Вот что мы думаем, Гек и я, - начал Джим, - Если б это Тома освободили на волю, а кому-нибудь из его товарищей всадили пулю в ногу, разве он сказал бы: "Продолжайте дело, спасайте меня, не заботьтесь о докторе, чтобы спасти раненого"?.. Похоже это на массу Тома? Мог бы он так поступить? Бьюсь об заклад, что нет! Так почему же Джиму поступить иначе? Нет, сэр, я не двинусь отсюда, пока не посоветуюсь с доктором, хотя бы пришлось ждать сорок лет!

своем и не хотели тронуться с места. Тогда Том выполз из шалаша и сам стал отвязывать плот, но мы не допустили. И как он ни старался уламывать нас - все было напрасно.

Наконец, увидав, что я готовлю лодку, он сказал:

- Хорошо, уж если ты непременно хочешь ехать, то я скажу тебе, как поступать, когда будешь у доктора. Запри дверь, завяжи доктору глаза плотно и крепко, возьми с него клятву, что он будет нем как могила, положи ему в руки кошелек, полный золота, затем веди его окольными путями, в темноте, наконец, посади его в лодку и доставь сюда тоже окольным путем, плутая между островов; не забудь обыскать его и отобрать у него карандаш, а то он может срисовать этот плот и отыскать его потом. Вот как это всегда делается!

Я обещал, что все исполню, как он велел, и уехал; а Джим должен был спрятаться в лесу, как только увидит, что доктор едет, и оставаться там, покуда он не удалится.