В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк).
IX. Безумный шаг из любви.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк). IX. Безумный шаг из любви. (старая орфография)

IX.
Безумный шаг из любви.

Слух об этом приключении распространился в окрестностях и сильно поднял репутацию сына мадам Луизы, как называли там вдову графа де Монтестрюк. Одни удивлялись его ловкости, другие хвалили его храбрость; все отдавали справедливость его великодушию.

- Он так легко мог бы убить дерзкого маркиза, говорили те, у кого нрав был мстительный.

Победитель маркиза де Сент-Эллиса сделался чуть не героем, а то обстоятельство, что молодой хозяин Тестеры был сыном графа Гедеона, придавало ему еще больше важности. Хорошенькия женщины начинали делать ему глазки.

Встреча с принцессой Мамиани представлялась ему каким-то видением. Её красота, великолепный наряд, величественный вид - напоминали ему принцесс из рыцарских романов, созданных феями на счастье королевских сыновей. Ему снились её светлый образ и бархатное, вышитое золотом платье.

Как счастлив маркиз де Сент-Эллис, что она живет у него в замке Сен-Сави!

Раз как-то утром, несколько дней спустя после своего приключения, гуляя по полям, Гуго увидел на дороге, верхом на отличном коне прекрасную принцессу, которая с такой благосклонной улыбкой говорила ему о дворе и ожидающих его там успехах.

Она сидела гордо на соловом иноходце, затянутая в парчевое платье; на серой шляпе были приколоты красные перья. На устах играла улыбка, лицо румянилось от легкого ветерка, ласкавшого её черные кудри. Гуго перескочил на самый края дороги и стал пристально смотреть. Она его заметила.

Проезжая мимо него шагом, она оторвала перо со шляпы и, бросив его прямо в лицо молодому человеку с кокетливым жестом, сказала:

- До свиданья, граф!

И, дав поводья горячему коню, принцесса Леонора поскакала дальше.

Смущенный Гуго, с красным пером в руке, еще следил за нею глазами, как вдруг на дороге показалось облако пыли и он узнал маркиза, скачущого во весь каррьер вслед за принцессой.

- Куда она; туда и я! крикнул он ему на скаку и исчез в золотой пыли.

- Счастливец маркиз! подумал Гуго, прикованный бедностью к месту своего рожденья.

Куда это ехала она, прекрасная, молодая, блестящая, свободная принцесса, вдруг показавшаяся как метеор на небе его жизни? В Париж, должно быть, в Компьен, в Фонтенебло, где составлялся двор короля на заре его царствования.. Она сказала ему: до свиданья, и каким тоном, с какой увлекательной улыбкой! Целый мир мыслей пробуждался в нем. Там, в самом конце дороги, по которой она поскакала, там - жизнь; а здесь напротив не говорило-ли ему все о падении его дома?

Сын графа Гедеона прицепил красное перо к своей шапке и пошел в самую глубь полей. Это кокетливое перо, обладая как будто даром волшебства, поднимало в молодой голове его целую бурю мыслей, проносивших мимо него видения празднеств, замков, сражений, балконов, кавалькад, и повсюду горели как уголья зеленые глаза принцессы. При свете этих глаз, он вглядывался в таинственную даль, полную чудес и очарования. Своим жестом, своим призывом не указывала-ли она ему пути туда?

Гуго вернулся задумчивый в Тестеру, где графиня прижала его к сердцу в самый день победы над маркизом. Удивляясь его молчанью, тогда как все вокруг разсыпались в похвалах ему, она спросила старого Агриппу, которого не раз заставала в длинных разговорах с воспитанником. Он владел его полной доверенностью, - значит, должен был знать, что с ним происходит. Верный оруженосец улыбнулся.

- Это молодость машет крылом, сказал он.

- Как! вскричала графиня, вздрогнув, ты полагаешь, что Гуго ужь думает меня покинуть?

и глаза его смотрят теперь гораздо дальше.

- Да, да, прошептала графиня со вздохом, та же самая кровь, которая жгла сердце отца, кипит и в жилах сына!... Да будет воля Господня!

И гордо подняв, голову, удерживая слезы, она продолжала:

- Чтобы ни случилось, совесть ни в чем не будет упрекать меня: из ребенка, оставленного мне графом Гедеоном, я сделала человека... мой долг исполнен.

Немного спустя, раз как-то Гуго, бодро приближавшийся к совершеннолетию, встретил под горой, на которой построен город Ош, красивую девушку; она придерживала обеими руками полы длинного плаща, в который был закутан её тонкий стан, и смотрела испуганными глазами на лужи грязной воды и на глубокия рытвины дороги, по которой ей нужно было идти: ночью пошел сильный дождь и превратил эту дорогу в настоящее болото. Хорошенькая девушка сердилась и стучала щегольски обутой ножкой по камню, на котором она держалась как птичка.,

Привлеченный её красивым личиком, Гуго подошол к ней и, желая помочь, спросил:

- Что это с вами? вы, кажется, в большом затруднении?

Девушка обратила на него блестящие и веселые карие глаза и, сделав гримасу, как дитя, которому не дают конфетки, отвечала:

- Да, и есть отчего!... Меня ждут в той стороне, там будут танцовать... Я нарядилась в новенькое платье, а тут такая дрянная дорога... ямы, да грязь на каждом шагу! Ну, как же мне пройдти?... Не знаешь, куда и ногу поставить. Просто, хоть плачь!

- Ну плакать тут еще нечего... вот сами увидите.

И прежде, чем хорошенькая девушка догадалась, что он хочет сделать, Гуго схватил ее на руки и зашагал медленно через лужи.

- Но послушайте, что же это вы делаете? вскричала она, стараясь освободиться, с которых это пор носят людей таким образом?

Гуго забавлялся шуткой, остановился середи дороги весело и, взглянув на хорошенькое личико, красневшее рядом с его лицем, спросил:

- Прикажете опустить вас здесь?

- Как можно! подумайте сами!

- Значит, вы сами видите, что надо тихонько оставаться у меня на руках и довериться моему усердию.

- Тихонько! тихонько! вы думаете, может быть, что так удобно? продолжала она, оправляя руками складки своего измятого плаща... Хоть-бы уж вы не теряли попустому времени на разговоры.

- А вы хотите, чтоб я шел поскорей? Извольте. Но если мы упадем, то вы будете сами виноваты.

Он нарочно споткнулся, она слабо вскрикнула и уже больше не двигалась.

- Вот вы стали умницей... и я тоже стану осторожней. Ведь я хлопочу для вас же, чтобть не вышло беды с этими вот хорошенькими ножками.

был мелкий песок. - Вот и все, сказал он, кланяясь.

Хорошенькая девочка была совсем красная и невольно разсмеялась.

- Однако, вы - порядочный оригинал!... Схватили меня по просту, даже и не зная, кто я такая!

- Это был лучший способ познакомиться, а теперь, так как мы уже знакомы, можно и еще раз повторить то же самое.

- Кого жь я должна благодарить?

- Гуго де Монтестрюка.

- Как! это вы - граф де Шаржполь? тот самый, что наделал столько хлопот маркизу де Сент-Эллису в его замке Сен-Сави?

- Тот самый.

- Поздравляю, граф!... Теперь ужь я не удивляюсь больше, что у вас такая легкая и такая сильная рука!

Она смотрела на него ласково, качая головой, как птичка.

- Я вам сказал, кто я; могу теперь узнать и ваше имя? спросил Гуго.

- О! у меня имя совсем не знатное, а самое скромное - меня зовут Брискетта.

- Прехорошенькое имя... А нельзя-ли будет поскорей опять встретиться с владетельницей этого имени?

- Вот ужь и любопытство! Ну, что жь? Поищите сами, и если ужь очень захочется найдти, так и найдете: девушка в Оше ведь не то, что зяблик в лесу.

За тем она низко присела и ушла, переступая на кончики пальцев, как куропатка в борозде на поле. Сделав шагов тридцать, уверенная, что он еще следит за ней глазами, она обернулась, улыбнулась и кивнула головкой.

Разумеется, у Брискетты не было ни величественного стана, ни важного вида принцессы Леоноры, ни сверкающих глаз её, ни белых длинных рук: никто бы и не принял ее за королеву; но её свежия губы алели как вишни, длинные загнутые ресницы оттеняли темной бахрамой веселые глаза; вся маленькая фигурка её дышала грацией, а стройная ножка кокетливо несла эту фигурку. Эти ножки, касавшияся до Гуго, пока он нес ее на руках, не выходили у него из головы. Щечки её цветом и свежестью напоминали спелый персик; так и хотелось укусить их.

Кровь Гуго волновалась и он продлил свою прогулку, преследуемый воспоминанием о Брискетте: её живая и легкая фигура, казалось ему, все еще идет рядом. Задумчивый вернулся он в Тестеру. Несколько дней потом он бродил по темным углам, Агриппа спросил; что с ним; Гуго рассказал ему приключение на городской дороге.

- С этой минуты, прибавил он, куда бы я ни пошел, повсюду мне чудятся в кустах два карих глаза, так на меня и смотрят... Ночью они блестят мне в темной комнате... Когда ветерок шелестит листьями, мне слышится её голос, смех её звучит у меня в ушах... Должно быть, я болен...

- Нет, вы просто влюблены.

- Влюблен? спросил Гуго.

- Разумеется! Я, Бог знает, что бы дал за это!

- Давать ничего не нужно, а только делайте, что я скажу.

- Говори.

- Вы после виделись с вашим предметом?

- Нет... Ты сам знаешь, что она мне отвечала.

- И она сказала правду! а чтоб ей доказать, что и вы тоже догадливы, ступайте-ка в воскресенье в городской собор, к поздней обедне: хорошенькия девочки всегда ходят к обедне, потому что там бывает много народу. Когда служба кончится, станьте у дверей и как только ее увидите, подайте ей святой воды... И тогда замечайте хорошенько... Если у вас забьется сердце, когда её тонкие пальчики встретятся с вашими, - значит, вы влюблены.

- Хорошо! этот опыт я намерен произнести не дальше, как в будущее же воскресенье.

И действительно, в первое воскресенье Гуго отправился в Ош в сопровождении Коклико, который, как мы ужь говорили, всюду за ним следовал. Они подошли к собору в ту самую минуту, когда колокольный звон призывал верующих. У паперти теснилась густая толпа. Когда Гуго вошел в церковь, она была наполнена наполовину, а скоро совсем наполнилась. Обедня должна была тотчас начаться. Гуго стал искать глазами, и между множеством черных капоров отъискал один, от которого ужь не мог отвести взора: что-то говорило ему, что под этим именно капором улыбается Брискетта.

Когда начали выходить из церкви, Гуго поместился у самых дверей и стал ждать. Он потерял-было свой капор из виду, когда двинулась толпа, как волнуемое ветром поле колосьев; но скоро увидел подходящую Брискетту. Лукавая улыбка освещала её лицо. Граф де Монтестрюк обмочил пальцы в святой воде и протянул Брискетте. Как только они коснулись друг друга, сердце его забилось.

- Агриппа, видно, прав, подумал он.

Он подождал, пока Брискетта вышла из дверей на площадь, и, пробравшись вслед за нею, сказал ей:

- Брискетта, мне нужно вам что-то сказать... Подарите мне одну минуту.

Она прикусила лукаво губки и, взглянув на него украдкой, отвечала:

- Никому не запрещается гулять по берегу Жера... Если и вы туда пойдете, то через четверть часа, может быть, и меня там встретите.

Гуго сказал Коклико, чтоб он подождал его в гостиннице, и пошел на берег.

Ветер шелестил листьями, солнце весело играло в воде, погода была ясная и тихая. Через минуту он увидел подходящую Брискетту с букетом цветов в руке.

- Ну, граф! что же вы хотели мне передать? спросила она, слегка покусывая цветы.

- Брискетта, отвечал Гуго, мне сказали, что я влюблен в вас... Сейчас я убедился, что мне сказали правду... и подумал, что честь велит мне сказать вам об этом.

- У вас как-то идут рядом такия слова, которые обыкновенно не ладятся вместе, сказала она. Короче сказать, вы меня любите?

- Ее знаю...

- Как, не знаете?

- Не знаю!... С утра до вечера я думаю об вас, о вашей милой улыбке, о ваших блестящих глазках, об этой ямочке на подбородке, куда, так и кажется, что поцелуй спрячется, как в гнездышко, о вашем гибком как тростник стане, о вашем личике похожем на розу, о ваших ножках, которые я бы так и обхватил одной рукой, о вашем ротике, алом как земляника; ночью я вижу вас во сне... и я так счастлив, что вас вижу... мне бы так хотелось, чтоб это продолжалось вечно... Если все это - значит любить... ясно, что я вас люблю...

- В самом деле, мне кажется, что так... И вам нужно было столько времени, чтоб это заметить?... Значит, эта милая беда случается с вами в первый раз?

- Да, в первый раз.

- Как! воскликнула она, взглянув на него с удивленьем, вы так еще молоды в ваши лета?...

- Мне будет двадцать один год на св. Губерта.

- О! мне еще нет и двадцати, и однакожь...

Брискетта спохватилась и покраснела до ушей.

- И однакож? спросил Гуго.

- Нет, ничего! Это до вас не касается... Ну, а теперь, так как вы меня любите и придумали сказать мне об этом, чтож вам нужно?

- Полюбите меня, как я вас люблю.

Они ушли незаметно по дорожке в поле; была половина апреля; запах был восхитительный; изгороди и кустарники похожи были на огромные гирлянды и букеты цветов; среди шелеста листьев слышалось пение птичек. Сквозь деревья блистало лучезарное небо; над головами у них качались ветки. Брискетта, продолжая разговор, взяла за руку Гуго, который шел медленно.

- О! я-то! сказала она, это - другое дело!... я ведь не в деревне жила... я и родилась-то в городе... и многое мне представляется не так, как вам... Знаете-ли вы, что мне нужно, чтоб полюбить кого-нибудь так, как вы меня любите?

- Оттого-то я и спрашиваю, что не знаю.

- Хотя едва достаю головой до вашего плеча, граф, а я горда, как герцогиня... я не поддамся, как прочия, на красивые перья и на прекрасные слова... сейчас я вас выслушала... все, что вы сказали, было очень мило, и я бы солгала, еслиб стала уверять вас, что оно мне не понравилось... это так приятно щекочет за сердце... но чтоб полюбить, мне нужно гораздо больше!

- Чего же вам еще?

- Ну, так что-же? спросил Гуго.

- Гм! вы очень красно рассказываете, граф! Положим, это не мешает, но надо еще, чтоб и дела отвечали словам.

- Мне не приходится слишком хвалить себя, но мне кажется, что после того, что я сделал в Сен-Сави...

- Правда, вы вели себя отлично... Рыцарь из волшебных сказок не поступил бы лучше. Но эту удаль вы показали только, защищая честь своего имени; а мне... мне бы хотелось таких же подвигов из за меня. Посмотрите на меня хорошенько: разве мне не позволительно желать этого, скажите сами?

И она подставила ему к самым глазам такое живое, хитрое и соблазнительное личико, что его так и ослепило.

- О! разумеется! отвечал он.

- Отлично! продолжала она, вот это-так ответ: и взгляд и выражение - все тут, как следует.

- Но какие же вам нужны подвиги?

- И одного с меня было бы довольно.

- Да укажите же мне, что именно?

- А еслиб и указала, вы бы неотступили?

- Нет, даю вам честное слово.

Брискетта шла все тише и тише, обламывая попадавшияся на дороге веточки. Глазки её блестели каким-то дьявольским огнем; улыбка играла на устах; по всему было ясно видно, что ею овладела какая то безумная фантазия:

- Ну, что-жь? повторил Гуго, который в эту минуту не задумался бы сразиться со сказочным драконом садов Гесперидских, чтоб только доказать свою любовь.

- Мне всегда казалось, отвечала Брискетта, что еслиб кто-нибудь решил сделать для меня тоже самое, что совершил когда-то испанский рыцарь из одного хвастовства, то он мог бы смело взобраться на балкон домика Вербовой улицы.

- Вы там живете, кажется?

Брискетта кивнула головой вместо ответа.

- А чтож именно он сделал, этот испанский рыцарь? проговорил Гуго.

- А потом?

- Как, а потом? Вам кажется, что этого мало? Да он двадцать раз мог сломать себе шею, этот испанец.

- Да ведь не сломал-же?

- История об этом молчит.

- Ну, так вот что, Брискетта! на Пасху, в полдень, я буду на городской площади и съеду верхом с большой Пустерли.

- Значит, в будущее воскресенье?

- Да, в будущее воскресенье.

- Мне кажется, если так, то кавалер наш найдет в тот же вечер открытым окно на балконе на Вербовой улице.

Гуго хотел достать для этого случая красивого коня, на котором было бы не стыдно сломать себе шею ради хорошенькой девочки.

Дело было не очень то легкое. Куда обратиться, чтоб достать коня, похожого на Золотую Узду, знаменитую лошадь Роланда. или на славного Баярда, волшебного коня Ринальда де-Монтобана? Несколько лет ужь, старый герцог де-Мирпуа отдал душу Богу; маркиз де Сент-Эллис скакал повсюду за своей принцессой. А в кошельке у Агриппы сомнительно было, чтоб нашлось довольно денег для покупки такого редкого коня, какой был нужен молодому графу Гуго де Монтестрюк.

Он задумался, как вдруг заметил у городских ворот лакея в ливрее маркиза. Удивляясь, зачем он тут шатается, Гуго позвал его. Лакей обернулся и подбежал с радостным лицом.

- Граф, вас то именно я и ищу! сказал он. У маркиза есть к вам дело.

- Разве он возвратился?

- Да, граф, только вчера. Он послал меня к вам, а когда я ехал в Тестеру, мне кто-то сказал, что вы в городе, - я и повернул сюда.

- Так маркиз меня ждет?

- В замке Сен-Сави. И чем скорей вы пожалуете, тем будет лучше. Я даже привел вам и лошадь с конюшни маркиза, чтоб вы скорей туда доехали.

- Само Небо посылает тебя, любезный! Я сяду на эту лошадь, а свою ты отдай Коклико. Я сам скажу обо всем маркизу, а за труды вот тебе экю, - ступай поужинать.

Через пять минут Гуго скакал в Сен-Сави, а вслед за ним и Коклико, не понимавший, что это вдруг за охота пришла графу так скакать.

- Хороша, должно быть, затея! возразил Коклико.

- Так ты не хочешь в ней участвовать?

- Я порядочный болван, а все-таки у меня хватает ума, чтоб не пускаться на опасные приключения по своей доброй воле!...

Сойдя с коня у дверей замка, Гуго встретил маркиза, который его ждал и бросился к нему в объятия.

- Ах! мой дорогой Монтестрюк, вскричал маркиз, подводя его к накрытому столу, перед тобой - несчастнейший из смертных!

- Так это, от несчастья-то ты сюда и вернулся?

- А ты не веришь? страшное несчастье! продолжал маркиз разрезывая отличный пирог.

- Принцесса?...

- Ты попал в самую рану, друг мой... Ах! эта принцесса! А выпьем-ка за её здоровье, хочешь?

Маркиз налил два стакана, выпил свой залпом и продолжал:

- Славное Кипрское вино; рекомендую его тебе для печальных случаев. Итак, я был в Ажаке и окружал ее самым предупредительным вниманием, как вдруг один местный дворянин позволил себе взглянуть на нее слишком близко. Я послал вызов наглецу и мы сошлись на месте. Должно быть, я еще плохо оправился от нанесенной тобой раны в руку: с первого же удара разбойник проколол мне плечо, а вечером я ужь лежал в постели, в лихорадке и с фельдшером для компании.

- Неприятное общество!

- Вот! ты отлично это сказал с первого же слова; а можешь-ли сказать еще, что случилось на другой день?

- Еще-бы! само собой разумеется! Принцесса, тронутая этим несчастьем и навлекшею его ревностью, поспешила тайком к постели...

- Принцесса уехала и не возвращалась!

Гуго расхохотался.

Маркиз стукнул сильно кулаком по столу.

- Как, ты смеешься, бездельник! вскричал он. Мне сильно хочется вызвать тебя немедленно, чтоб ты меня ужь доконал совсем... Посмотрим, будешь-ли ты смеяться, когда я умру!...

- Ну, отвечал Гуго, с большим трудом принимая серьезный вид; еще неизвестно, кто из нас умрет скорей!... Ты вернулся как раз во время, чтобы помочь мне в такой затее, из которой я, может быть, живым и не выйду...

- Я поклялся съехать верхом с большой Пустерли, сверху вниз.

Маркиз подскочил на стул.

- Да ведь это сумасшествие! вскричал он.

- Знаю, и потому-то именно я и взялся за это.

- Ручаюсь, что тут замешана женщина?

- Разумеется.

- Ну, так я поберегу на будущее убедительные речи, которыми хотел-было тебя огорчить... А для кого же эта безумная затея?

- Для Брискетты.

- Хорошенькой девочки из Вербовой улицы? Ну, приятель, у тебя вкус недурен! Я не могу смотреть на нее, чтоб не позавидовать счастью того негодяя, которого она полюбит... У нея такие глаза, что она кого хочет сведет в ад и станет еще уверять, что это рай... Было время, что я, как только прийдут черные мысли, шел прямо в лавку к её отцу... Бывало, посмотрит, как она ходит туда и сюда, да послушаешь, как поет, что твой жаворонок... ну, и горе пройдет прежде, чем она кончит - бывало свою песенку.

- Значит, ты находишь, что я прав?

- Еще бы! я и сам съехал бы вниз со всех больших и малых Пустерлей, и опять наверх бы взъехал, еслиб только принцесса Мамиани...

Маркиз остановился, вздохнул и, положив руку на плечо товарищу, продолжал:

- А чем же я могу услужить твоей милости в этом деле?

- Мне казалось, что нужно к этому дню, а именно к Пасхе, доброго коня, чтобы и красив был, и достоин той, которая задала мне такую задачу... я надеялся на тебя...

- И отлично вздумал! Выбирай у меня на конюшне любого испанского жеребца... есть там темно-гнедой; ноги - как у дикой козы, а крестец - будто стальной. Он запляшет на камнях Пустерли, как на ровном лугу, на травке... Его зовут Овсяной Соломенкой.

Маркиз взял бутылку мальвазии и, налив свой стакан, сказал:

- Когда подумаю, что у каждого из нас есть своя принцесса, мне так приятно становится. За здоровье Брискетты!

Он осушил стакан и налил опять:

- За твое здоровье, любезный граф; нельзя знать, что случится... Если ты умрешь... я ничего не пожалею, чтоб утешить твою богиню...

Темно-гнедого в тот же вечер привели в Тестеру. Его маленькия копыта оставляли едва заметный след на песке. У него была гибкость кошки и легкость птицы. Агриппа вертелся вокруг него в восторге от безупречных статей животного; но когда ему сказали, для чего назначается этот чудесный конь, он изменился в лице.

- Боже милостивый! и зачем это я сказал вам, что вы влюблены! вскричал он. Да что она, совсем полоумная, что-ли, эта Брискетта?...

- Нет, мой друг, но она прехорошенькая.

Коклико и Кадур тоже узнали, в чем дело. Коклико нашел, что это безумие, а Кадур - что это очень простая вещь.

- А если он убьется! сказал Коклико.

- Двух смертей не бывает, возразил араб.

Однакожь решено было ничего не говорить графине де Монтестрюк.

Разставшись с Гуго у самых городских ворот, Брискетта была в восторге. Её влюбленный был настоящий рыцарь и притом молоденький, как паж. Ужь не в первый раз говорили Брискетте о любви. Много дворян ходили в лавку к её отцу, который был первым оружейником в городе, и она часто слышала эти сладкия речи; но никто еще доселе не казался ей таким привлекательным, как Гуго. Все, что он ни говорил еи, дышало какой-то новой прелестью.

- А впрочем, говорила она себе в раздумье, все это почти всегда одно и то-же!

Такая опытность могла бы показаться странною в такой молоденькой девочке, но хроника гласила, что Брискетта не без удовольствия слушала уже речи одного господина, у которого был замок с высокими башнями в окрестностях Миранды, и кроме того, не раз видели, как вокруг лавки оружейника, в такие часы, когда она бывала заперта, бродил португальский господчик, будто-бы поджидая, чтобы показался свет за окном маленького балкона. От этого-то самого, прибавляла хроника, Брискетта и не выходила замуж, несмотря на хорошенькое личико и на собранные отцом деньги.

Мысль, что такой красавец, да еще и граф, сделает такую безумную выходку, и для нея одной, - приводила ее просто в восторг. Она думала, как станут сердиться прекрасные дамы и ревновать её подруги. На устах её так и летали веселые песни. Когда она шла по улице, легкая, проворная, разряженная в пух, то её походка, живой взгляд, светлая улыбка так и говорили, казалось:

- Никого во всем Оше так не обожают, как меня!

Однако она вздрагивала каждый раз, когда вспоминала, какой опасности подвергается граф де Монтестрюк из любви к ней. Что, если он в самом деле убьется в этой безумной попытке? Накануне назначенного дня она пошла к Пустерлям и остановилась на вершине самой большой. Взглянув на эту кручу, падавшую с вершин города к берегу Жера, будто каменная лестница, она вздрогнула. Разве оттого только, что она ни разу не видела этой кручи, она и могла потребовать, чтобы Гуго спустился с ней верхом. Где же тут лошади поставить ногу на этом обрыве, усеянном еще гладкими, будто отполированными голышами? Наверное, тут всякий сломит себе шею. Разсказ об испанце очевидно - басня. Дрожа, она прошла вдоль домов, высокия стены которых еще больше омрачали эту глубокую улицу, показываемую всем приезжим, как один из предметов любопытства в Оше; внизу протекала река.

- Если он заберется сюда, подумала она, он живой не выйдет... И я сама...

Бедная Брискетта побледнела и вернулась домой, твердо решившись снять с графа его обещанье.

Между тем затея эта наделала шуму; рассказывал об ней маркиз, похвасталась и Брискетта своим приятельницам, и слух быстро разошелся из города в предместья, а там и в окрестные деревни, возбудив всеобщее любопытство. Все хотели быть на этом представлении и когда наступила Пасха, с утра все, кто только мог двигаться в городе и в окрестностях, пошли к тому месту, куда граф де Монтестрюк поклялся явиться в назначенный час и однакожь, как думали многие, не явится.

День был праздничный и солнце блистало на безоблачном небе. Скоро на площади перед собором собралась несметная толпа. Повременам поднимался сильный шум; охотники держали между собой пари. Каждый раз, как показывался вдали верховой, эта масса народа волновалась, как море от ветра.

Дамы поместились на своих балконах, чтоб видеть, как приедет Гуго.

- Нет, он влюблен, говорили другие, и наверное приедет.

- Давайте же дорогу! крикнул один насмешник, расталкивая локтями толпу: сумасшествие - вещь священная!

При первом ударе колокола в полдень, все головы обратились ко въезду на площадь. При двенадцатом - показался граф де Монтестрюк на своем испанском жеребце, а за ним Коклико и Кадур. Хорошенькия девушки чуть не захлопали. Маркиз де Сент-Эллис, уже с четверть часа постукивавший ногой от нетерпенья, подъехал к Гуго и обнял его; потом он сошел с коня, чтоб хорошенько осмотреть своими глазами, все-ли исправно: узда, удила, цепочка у мундштука, подпруга. Брискетга, едва удерживаясь от слез, раздвинула толпу и, положив ручку на шею Овсяной Соломенки, который бил копытом от нетерпенья, сказала графу:

- Я была не права; останьтесь пожалуйста.

Гуго покачал головой. Брискетта поднялась на цыпочки и, схватив Гуго за руку, шепнула:

- Останьтесь, кто знает! может случиться, что окно отворится и само собой!

- Нет, Брискетта! что бы вы сами подумали о человеке, который принял бы милость, не заслужив её?

- А если я вас сама освобождаю от вашего обещанья? Если я вам скажу, что я умираю от страха... что у меня сердце разрывается на части?

- Я в восторге, милая Брискетта: это мне доказывает, что я победил сердце, прежде чем выиграл пари, к несчастью, раз данного мною слова вы не в силах мне возвратить... Я дал его самому себе и не хочу, чтобы весь этот собравшийся народ имел право сказать когда-нибудь, что граф де Монтестрюк отступил хоть один шаг назад.

Брискетта печально сняла руку и чувствуя, что слезы душат ее, спрятала личико в мантилью.

Гуго оправился на седле и поехал к большой Пустерле, провожаемый целой толпой народа, между тем как дамы махали ему платками на своих балконах.

Маркиз де Сент-Эллис в раздумьи ехал рядом с ним.

Доехав до того места, откуда надо было начать спуск, Гуго остановился на минуту и взглянул вниз на дно этого обрыва, будто вырубленного топором великана между двумя рядами домов. Конь вытянул шею, поднял уши и фыркнул, взглянув тоже в эту пропасть.

Фиговые деревья, освещенные солнцем, простирали там и сям свои ветки с блестящими листьями через стены дворов и бросали двигающуюся тень на белые фасады соседних домов. Раскрытые окна были полны тесными кучами смотрящих вниз голов.

Маркиз взглянул на Пустерлю через голову своего коня, который стал над самым обрывом, как вкопанный.

- Гм! промычал он, эта прогулка могла бы считаться в числе двенадцати подвигов Геркулеса!

И дотронувшись до руки Гуго, он спросил его:

- Ты твердо решился? Подумай, что тут не ты будешь защищать свою жизнь: она зависит от коня - или даже от первого камня, который попадется ему под ноги!

мертвое молчание. Теперь Гуго, еслиб и захотел, ужь не мог вернуться назад: негде ужь было повернуть коня.

Такая же точно толпа, .какая была наверху, собралась и внизу, на берегу реки. Сверху виден был только круп лошади, снизу - только грудь. Она как будто висела на воздухе. Каждый шаг, который она пробовала сделать вниз по обрыву, заставлял всех невольно вздрагивать. Она подвигалась медленно, со страхом, выставив уши вперед, раздувши красные ноздри; копыта ощупывали осторожно малейшия щели между голышами, прежде чем ступить ногой. Иногда все четыре подковы скользили разом, конь садился назад и полз вниз по круче. На половине спуска нога попала на камень; конь споткнулся и ужь всем казалось, что человек с лошадью вот вот оборвутся в страшную пропасть. Раздался общий крик ужаса, но жеребец сделал скачок и стал твердо.

- Ах! как страшно! вскричал Коклико. Я ужь думал, что все кончено!

- Не было написано в книге судеб, сказал Кадур. Маркиз просто не дышал. Он впился глазами в Гуго и следил за малейшим его движением; ловкость его, хладнокровие, смелость были по истине изумительны.

- И подумаешь, что я чуть-чуть не раскроил голову этому молодцу! шептал он; хорошо, что я был тогда так неловок!

одну минуту все платки и все шляпы полетели вверх. Маркиз, отирая слезы, бросился вперед и упал в объятия Гуго.

- Уф! сказал он, довольно и одного разу; больше ужь не надо.

Гуго не слушал его и глазами искал во все стороны.

- Ах! да, Брискетта! вспомнил и маркиз. Смотри, вот она!

И рукой он указал на Брискетту, бледную, уничтоженную, опустившуюся у подножия старого креста. Целая стена зрителей отделяла их друг от друга. Взрыв восклицаний поразил бедную девушку и, объятая ужасом, думая, что случилось несчастие, она вскочила на ноги, увидела Гуго, вскрикнула, улыбнулась и, шатаясь, прислонилась опять к кресту. Гуго хотел броситься к ней, но она поспешно опустила вуаль на лицо и исчезла в толпе, как куропатка во ржи.