В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк).
XVII. Подготовленная дуэль.
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк). XVII. Подготовленная дуэль.

XVII.
Подготовленная дуэль.

Человекъ, стоявшiй передъ Цезаремъ, былъ большаго росту, сухой какъ тростникъ, мускулистый, съ широкими плечами, жилистыми руками, небольшой круглой головой, покрытой густыми курчавыми волосами, какъ у Геркулеса, съ плотной шеей, широкой грудью и съ рубцомъ на щеке, который терялся въ густыхъ усахъ; кожа у него была кирпичнаго цвета. Все въ немъ обличало сангвиническiй темпераментъ, животныя страсти и богатырскую силу.

Иногда впрочемъ, на мгновенiе, какое-нибудь слово, поза, жестъ выдавали дворянина, какъ выдается вдругъ свежiй пейзажъ изъ разорваннаго ветромъ тумана; но вследъ затемъ выступалъ снова старый рубака и графъ Орфано исчезалъ въ капитане д'Арпальеръ.

- Ахъ, графъ, сказалъ онъ, разстегивая поясъ, трудно жить въ такiе времена, когда министры короля не признаютъ заслугъ порядочнаго человека!... Заставляютъ бегать за недоданнымъ жалованьемъ капитана, который командовалъ жандармскимъ эскадрономъ въ Милане и гренадерской ротой во Фландрiи; заставляютъ дежурить по переднимъ человека, бравшаго Дюнкирхенъ съ Тюренномъ и ходившаго на приступъ Лериды съ принцемъ Конде; а между темъ даютъ полки мальчишкамъ, у которыхъ еще нетъ и трехъ волосковъ на бороде! Если бы храбрости отдавали должную справедливость, я давно уже былъ бы полковникомъ.

- Скажите лучше - генераломъ! ввернулъ Лудеакъ. Къ чему такая скромность?

- Не безпокойтесь, сказалъ Цезарь, я беру на себя ваше дело, а пока я не добьюсь для васъ справедливости - мой кошелекъ къ вашимъ услугамъ...

На разсвете десять пустыхъ бутылокъ свидетельствовали о жажде капитана, а обглоданныя кости жаркого - объ его аппетите. Во время ужина онъ разсказывалъ о своихъ походахъ, мешая оживленныя речи съ кружками вина и постоянно сохраняя трезвый видъ.

- Если когда-нибудь вамъ встретится надобность въ капитане д'Арпальере, сказалъ онъ, застегивая поясъ со шпагою которая въ его сильной руке казалась перышкомъ, - обратитесь въ улицу Тиктоннъ, подъ вывеской Красной Щуки.... Я тамъ обыкновенно сплю до полудня.

- Понялъ? спросилъ Лудеакъ Цезаря, когда капитанъ ушелъ... Мы пригласимъ графа де Монтестрюка ужинать... поговоримъ, поедимъ, осушимъ побольше кружекъ... головы разгорячатся... случайно завяжется споръ и мы неловко раздуемъ его, желая будто бы утушить... Оба разсердятся и ссора кончится дуэлью!..

- А потомъ?

- Потомъ Гуго де Монтестрюкъ, графъ де Шаржполь, будетъ убитъ. Не знаю, правда-ли, что капитанъ д'Арпальеръ командовалъ жандармскимъ эскадрономъ въ сраженiи при Дюнкирхене, или ходилъ на приступъ Лериды съ принцемъ Конде, но знаю очень хорошо, что во всей Европе нетъ лучшаго бойца на шпагахъ. И вотъ зачемъ я повелъ тебя сегодня ужинать съ этимъ молодцомъ въ трактире Поросенка.

- Одно безпокоитъ меня немного, сказалъ Цезарь, покручивая усики, ты уверенъ, что это будетъ не убiйство?

- Э! нетъ, - ведь это будетъ дуэль.

- Ты уменъ, Лудеакъ, сказалъ Цезарь.

Все устроилось, какъ предвиделъ кавалеръ: подготовленная и разсчитанная заранее встреча свела Гуго и Цезаря на маскараде у герцогини д'Алфаншъ, графъ де Шиври проигралъ какое то пари Монтестрюку, назначили день для ужина.

- И мне очень хочется, чтобъ вы надолго сохранили память объ ужине и о собеседнике, съ которымъ я васъ познакомлю! сказалъ онъ Гуго. Это молодецъ, встречавшiйся съ врагами короля лицомъ къ лицу въ Каталонiи и во Фландрiи, въ Палатинате и въ Милане!

Но Лудеакъ вовсе не желалъ, чтобъ Монтестрюкъ встретился съ капитаномъ Арпальеромъ прежде, чемъ онъ самъ переговоритъ съ бывшимъ командиромъ гренадерской роты въ битве при Нордлингене.

- Любезный капитанъ, сказалъ онъ ему, войдя въ его чуланъ въ улице Тиктоннъ, вамъ уже сказано, что вы встретитесь на дняхъ съ новой личностью. Я знаю, что вы человекъ порядочнаго общества, столько же осторожный, какъ и смелый; но умоляю васъ при этой встрече еще удвоить вашу осторожность.

- Какъ бы вамъ это сказать?... Вещь очень щекотливая!

- Продолжайте.

- Вы не разсердитесь?

- Нетъ... я кротокъ, какъ агнецъ.

- Вотъ именно эта-то кротость намъ и будетъ нужна... Впрочемъ, заметьте, что я ведь только передаю слова другихъ.

- Вы наконецъ выводите меня изъ терпенья своими недомолвками... Кончайте же.

- Представьте себе, что люди, видевшiе, какъ вы деретесь на шпагахъ, и знающiе, какъ силенъ въ этомъ деле собеседникъ, котораго графъ де Шиври хочетъ вамъ представить, - уверяютъ, что въ благородномъ искусстве фехтованья онъ вамъ ступить не дастъ... Делать нечего, говорилъ кто-то изъ нихъ, а храброму капитану д'Арпальеру придется помериться съ этимъ и отказаться отъ славы перваго бойца... Да, онъ будетъ только вторымъ, говорилъ другой.

- А! вотъ что говорятъ!

- Да, и множество другихъ глупыхъ толковъ, которыхъ я не хочу передавать вамъ, прибавляютъ еще къ этимъ расказамъ... Вотъ почему, для вашей же собственной пользы, я умоляю васъ не говорить ничего такого, что могло бы разсердить вашего соперника. Онъ молодъ, какъ я вамъ говорилъ; онъ не только слыветъ редкимъ дуэлистомъ и страстнымъ охотникомъ биться на шпагахъ, но еще и очень щекотливымъ на счетъ чести... Не заведите какъ нибудь глупой ссоры, прошу васъ!

- А что вы называете глупой ссорой, позвольте узнать?

- О, мой Боже! не горячитесь пожалуйста! Я называю глупой ссорой такую, въ которой нетъ достаточнаго довода, чтобы два честныхъ человека выходили на дуэль... Если у него громкiй голосъ, - ну, пусть себе кричитъ...

- Ну, это значитъ - подвергать мою дружбу къ вамъ слишкомъ тяжелому испытанiю!... Но пусть же онъ не слишкомъ громко кричитъ, а то какъ разъ ему заткнутъ глотку!... Я и не съ такими петухами справлялся!...

- Я въ этомъ совершенно уверенъ, возразилъ Лудеакъ, пожимая ему руку; но теперь я васъ предупредилъ, и вы сами знаете пословицу...

Обезпечивъ себя съ этой стороны, Лудеакъ пошелъ къ Гуго.

- Я долженъ дать вамъ добрый советъ, сказалъ онъ ему; вы будете ужинать съ человекомъ, котораго мой другъ Цезарь такъ расхвалилъ вамъ; онъ и заслуживаетъ этихъ похвалъ, но у него есть одинъ недостатокъ, о! всего только одинъ! Онъ чертовски щекотливъ, обижается словомъ, улыбкой и тотчасъ же готовъ въ такихъ случаяхъ выхватить изъ ноженъ шпагу.

- А!

- И притомъ любитъ острить и насмехаться. Вотъ меня, напримеръ, онъ не разъ просто осыпалъ насмешками! Будьте-же осторожны и если заметите, что онъ къ вамъ пристаетъ, делайте лучше видъ, что не обращаете на это вниманiя.

- Однакожь, если онъ перейдетъ границы приличной шутки?

- Между нами будь сказано, у капитана д'Арпальера на боку такая шпага, которую можно-бы прозвать по истине кровопiйцей: ее постоянно мучитъ жажда крови. Ну, что-же будетъ хорошаго, если вы схватите рану за то только, что у васъ на минуту не достало терпенья!

- Ну! раны-то я пока еще не получилъ!

- Я знаю, что вы можете съ нимъ потягаться... Но подумайте - нетъ лошади, которая бы хотя разъ не споткнулась. Итакъ, не выходите изъ себя, доверьте мне!

Лудеакъ ушелъ отъ Гуго.

Дня два или три спустя, четверо собеседниковъ собрались у того же самаго трактирщика, въ улице Сент-Оноре, где графъ де Шиври познакомился въ первый разъ съ капитаномъ д'Арпальеромъ. Гуго и капитанъ, кланяясь другъ другу, обменялись грозными взглядами, гордымъ и высокомернымъ со стороны графа де Монтестрюка, нахальнымъ со стороны капитана.

- Искра запала, сказалъ себе Лудеакъ.

Хозяинъ Поросенка превзошелъ самъ себя и, несмотря на обвязанный еще лобъ, онъ изъ одного самолюбiя приготовилъ имъ такой ужинъ, которому могъ-бы позавидовать самъ знаменитый Ватель. Тонкiя вина не оставляли желать ничего лучшаго.

Какъ только они уселись за столомъ, Монтестрюкъ сталъ внимательно присматриваться къ лицу капитана, ярко освещенному огнемъ свечей. Онъ почувствовалъ какъ будто электрическiй ударъ и глаза его безпрестанно обращались на это лицо, почти противъ воли.

Где же онъ виделъ этотъ квадратный лобъ, эти красныя мясистыя уши, этотъ короткiй носъ съ раздутыми ноздрями, эти жирныя губы, эти серые, будто пробуравленые глаза съ металлическимъ блескомъ, эти брови, взъерошенныя какъ кустарники и какъ-то особенно свирепо сросшiяся надъ носомъ, что придавало столько суровости этой разбойничьей роже? Онъ припоминалъ смутно, но почти былъ уверенъ, что ужь встречался съ этой личностью, хотя не могъ еще определить, где и когда?

Капитанъ съ своей стороны, не сводилъ глазъ съ Гуго и какъ-то особенно посмотрелъ на него, какъ будто съ безпокойствомъ и съ любопытствомъ вместе. О ему тоже смутно казалось, что онъ ужь встречался где-то съ графомъ де Монтестрюкъ. Но когда именно, въ какой стороне?

Теперь Монтестрюкъ былъ уже не въ своемъ театральномъ костюме; въ лице его и во всей фигуре было много такого, что оживляло воспоминанiя капитана и давало имъ новую силу.

Недовольный однакожь темъ, что молодой человекъ разсматриваетъ его съ такимъ упорствомъ, онъ вдругъ сказалъ ему:

- Послушайте! должно быть, вы находите много интереснаго въ моемъ лице, что такъ пристально на него смотрите? Ужь не противенъ-ли вамъ цветъ моихъ глазъ, или вамъ не нравится, можетъ быть, моя открытая улыбка?

- Вовсе не улыбка и не глаза, хотя густые усы и брови и скрываютъ, можетъ быть, всю ихъ прелесть; но меня интересуетъ вся ваша фигура! Черты ваши, капитанъ, невозможно забыть тому, кто хоть разъ имелъ счастье созерцать ихъ, а я уверенъ, что я уже имелъ это счастье... Но когда именно, где и въ какихъ обстоятельствахъ? - этого моя неблагодарная память никакъ не можетъ подсказать мне.

- Что это, насмешка, кажется? вскричалъ д'Арпальеръ, выведенный изъ терпенья уже однимъ оборотомъ фразъ Гуго.

- Сдержите себя, ради Бога! сказалъ тихо Лудеакъ, обращаясь къ Монтестрюку.

- Я-то? Боже меня сохрани! весело возразилъ Гуго, продолжая смотреть на капитана. Я только ищу! Вотъ у васъ между бровями, наверху носа, сидитъ пучокъ волосъ, который мне особенно припоминается и я просто не въ силахъ оторвать отъ него глазъ... Къ этому именно пучку примешивается одна исторiя, герой которой, въ настоящую минуту, должно быть, давно уже качается где-нибудь на веревке...

- И вы осмеливаетесь находить, что этотъ герой похожъ на меня?

- Съ искреннимъ сожаленiемъ, но - да!

- Будьте осторожней, шепнулъ Лудеакъ на-ухо капитану, который изменился въ лице.

Гуго и капитанъ вскочили разомъ.

- И послушайте! продолжалъ Монтестрюкъ, чемъ больше я смотрю на васъ, темъ ясней становятся мои воспоминанiя. Съ глазъ моихъ спадаетъ наконецъ пелена... разве родные братья могутъ быть такъ похожи другъ на друга, какъ похожи вы на этого героя... Тотъ же видъ... та же фигура, тотъ же голосъ!... Тотъ былъ наполовину плутъ, а на - половину разбойникъ.

Дикiй ревъ вырвался изъ груди капитана.

Графъ де Монтестрюкъ сложилъ руки на груди.

- Точно-ли вы уверены, что васъ зовутъ Балдуинъ д'Арпальеръ? спросилъ онъ. Подумайте немножко, прошу васъ... У васъ должно быть еще другое имя... просто-кличка, когда вы странствуете по большимъ дорогамъ?...

- Громъ и молнiя! крикнулъ капитанъ и ударилъ со всей силой кулакомъ по столу.

- Бриктайль! я былъ уверенъ.

И хладнокровно, показывая великану перстень на своемъ пальце, онъ произнесъ:

- Узнаешь ты этотъ перстень, что ты у меня было - укралъ?... Вотъ онъ все еще у меня на пальце... Одно меня удивляетъ, что у тебя до сихъ поръ еще голова держится на плечахъ!...

Кровь бросилась въ лицо Бриктайля: действительно, это онъ сделалъ себя капитаномъ д'Арпальеръ, вследствiе разныхъ приключенiй. Онъ ужъ хотелъ-было броситься черезъ разделявшiй ихъ столъ и схватить врага за горло, но сдержался невероятнымъ усилiемъ воли и отвечалъ:

- А! такъ ты - волченокъ изъ Тестеры, тотъ самый, что оставилъ следы своихъ зубовъ у меня на руке?... Посмотрите, господа!

Онъ отвернулъ рукавъ и показалъ белый знакъ зубовъ на волосатой руке; потомъ, съ темъ же страшнымъ хладнокровiемъ, обмакнувъ пальцы въ стаканъ, изъ котораго только что пилъ, онъ бросилъ две или три капли вина въ лицо Гуго де Монтестрюку.

- О! умоляю васъ! вскричалъ Лудеакъ, бросаясь на Гуго, чтобъ удержать его.

- Мне хотелось только видеть, каковъ будетъ эффектъ отъ краснаго вина на его белой коже!... сказалъ Бриктайль, хладнокровно застегивая поясъ со шпагой.

- Вы сейчасъ увидите тотъ же самый эффектъ на черной коже, возразилъ Гуго и спокойнымъ движенiемъ высвободился изъ рукъ Лудеака.

Дела шли отлично. Шиври вмешался въ свою очередь.

- Вы другъ мне, любезный графъ, сказалъ онъ Гуго, поэтому я имею право спросить васъ, до какихъ поръ вынамерены оставлять эти капли вина на своихъ щекахъ?

- Пока не убью этого человека!

- А когда же вы его убьете?

- Сейчасъ же, если онъ не боится ночной темноты.

- Пойдемъ! отвечалъ Бриктайль.

- Ты, Лудеакъ, будешь секундантомъ у капитана, сказалъ Цезарь, а я - у Монтестрюка.

Все вместе вышли на улицу; Шиври пропустилъ впередъ Бриктайля и самъ пошелъ передъ Гуго, а Лудеакъ последнимъ. Спускаясь по узкой лестнице въ нижнiй этажъ трактира, Лудеакъ нагнулся къ уху Монтестрюка;

Скоро пришли къ лампаде, горевшей предъ образомъ Богоматери, на углу улицы Ленжери, рядомъ съ кладбищемъ Невинныхъ Младенцевъ. Неясный светъ лампады дрожалъ на мокрой и грязной мостовой, звезды светили съ неба. Местность была совершенно пустынная. Тамъ и сямъ блисталъ огонь, на самомъ верху высокихъ, погруженныхъ въ сонъ домовъ; между трубами светилъ рогъ месяца, тонкiй какъ лезвiе турецкой сабли, и аспидныя крыши сверкали, какъ широкiе куски металла.

- Вотъ, кажется, хорошее место, сказалъ Гуго, топнувъ ногой по мостовой, где она казалась суше и ровней; а тутъ кстати и кладбище, куда снесутъ того изъ насъ, кто будетъ убитъ.

Онъ обнажилъ шпагу и, упершись острiемъ въ кожаный сапогъ, согнулъ крепкiй и гибкiй клинокъ.

Лудеакъ, хлопотавшiй около капитана, принялъ сокрушенный видъ.

- Скверное дело! шепнулъ онъ ему. Если хотите, еще можно уладить какъ-нибудь.

Вместо всякаго ответа, Бриктайль обратился къ противнику и, тоже обнажая шпагу, сказалъ ему:

- Помните-ли, я разъ вечеромъ сказалъ вамъ. Берегитесь встречаться со мной! Мы встретились... поручите же вашу душу Богу!...

- Ну! тебе, бедный Бриктайль, объ этомъ заботиться нечего: твою душу уже давно ждетъ дьяволъ!

Бриктайль вспыхнулъ и, бросивъ далеко свою шпагу, сталъ въ позицiю.

Началась дуэль суровая, твердая, безмолвная; ноги противниковъ прикованы были къ земле, глазами они впились другъ въ друга. Оба бойца щупали пока одинъ другаго, не предоставляя ничего случайности; Гуго вспомнилъ полученные когда-то удары, Бриктайль - тотъ прямой ударъ, который отпарировалъ все его хитрости. Хладнокровiе было одинаково съ обеихъ сторонъ; искусство тоже было равное. Де Шиври и Лудеакъ следили за боемъ, какъ знатоки, и еще не замечали ни малейшаго признака превосходства ни съ той, ни съ другой стороны.

Видно было, что Гуго учился въ хорошей школе, и рука его, хотя и казалась слабей, но не уступала въ твердости руке противника. Удивленный Бриктайль провелъ ладонью по лбу и ужь начиналъ немного горячиться, но еще сдерживалъ себя. Вдругъ онъ прилегъ, съежился, вытянулъ впередъ руку, представляя шпаге Гуго узкое и короткое пространство,

- А! неаполитанская штука! сказалъ Гуго, улыбаясь. Бриктайль прикусилъ губы и, не находя нигде открытаго местечка, куда бы можно было кольнуть острiемъ, вдругъ вскочилъ; выпрямился во весь свой огромный ростъ, зачастилъ ударами со всехъ сторонъ разомъ, быстрый какъ волкъ, кружащiйся вокругъ сторожевой собаки.

- А! теперь испанская! продолжалъ Гуго. И та-же улыбка скользнула у него на губахъ.

- Чортъ возьми! да это мастеръ! проворчалъ Лудеакъ, обменявшись взглядомъ съ Цезаремъ.

- А! фламандская!... целый смотръ! сказалъ Гуго.

Вдругъ онъ, не отступая ни на волосъ, перенялъ шпагу изъ правой руки въ левую; Бриктайль побледнелъ. Онъ напалъ теперь основательно и почувствовалъ царапину въ ответъ.

- Громъ и молнiя! вскричалъ онъ, да эта шпага - настоящая кираса!

Его удары посыпались одинъ за другимъ, более быстрее, но за то менее верные и отражаемые повсюду.

- Какъ только онъ потеряетъ хладнокровiе, онъ пропалъ прошепталъ Лудеакъ, наблюдавшiй Бриктайля.

Вдругъ Гуго выпрямился, какъ стальная пружина.

- Вспомни прямой ударъ! сказалъ онъ, и острiе его шпаги вонзилось прямо въ грудь Бриктайлю.

Рейтаръ постоялъ еще съ минуту, опустивъ руку, съ выраженiемъ ужаса и удивленiя на лице, потомъ вдругъ тяжело упалъ. Кровь хлынула у него изо рта и брызнула на мостовую; но, сделавъ последнее усилiе, онъ подняль голову и сказалъ:

Голова его упала съ глухимъ стукомъ на землю, ноги судорожно вздрогнули, бороздя грязь, и онъ вытянулся недвижимо.

- Убитъ! сказалъ Шиври, склонившись надъ нимъ.

Лудеакъ сталъ на колени возле тела и положилъ руку на сердце, а ухо приставилъ къ губамъ раненаго.

- Нетъ! возразилъ онъ, еще какъ будто бы дышетъ. - У меня душа добрая и я не могу оставить христiанскую душу умереть безъ помощи. Вдвоемъ съ Цезаремъ они прислонили великана къ столбу, поднявъ ему голову, чтобы его не задушило лившеюся изъ горла кровью. Лудеакъ отдалъ справедливость искусству Монтестрюка и обратясь къ Цезарю, сказалъ ему.

Когда пришелъ хирургъ съ носилками для раненаго, Гуго поспешилъ уйдти. Патруль или просто городовой изъ объездныхъ могъ застать его съ окровавленной шпагой въ ножнахъ надъ теломъ человека при последнемъ издыханiи. Лудеакъ посмотрелъ, какъ онъ уходилъ на темное кладбище, закутавшись въ плащъ, между темъ какъ хирургъ осматривалъ раненнаго.

- Не такъ-то, видно, легко намъ будетъ отделаться отъ этого малаго, сказалъ онъ Цезарю... Ужь если капитанъ ничего не могъ сделать, то кто же съ нимъ сладитъ?

- Я.

- Со шпагой въ руке?

- Нетъ - разве буду вынужденъ безусловной необходимостью - но человека можно погубить, и не убивая... У меня не одно средство.

- Поговорка основательная и при случае я ее припомню. А пока все, что я могу тебе сказать, это - что если когда-нибудь графъ де Монтестрюкъ женится на Орфизе де Монлюсонъ, то это будетъ значить, что Цезаря де Шиври нетъ ужь въ живыхъ.

Между темъ хирургъ перевязалъ рану несчастнаго, голова котораго безсильно перевешивалась съ одного плеча на другое; прикладывая корпiю къ ране, онъ любовался широкой грудью, сильными мускулами, вообще крепкимъ сложенiемъ капитана.

- Да, говорилъ она сквозь зубы, рана ужасная - весь клинокъ прошелъ черезъ легкое!... прости, Господи! Онъ чуть не насквозь хватилъ! но такой силачъ еще можетъ отойдти - знавалъ я и не такiя еще раны, да и те залечивались... Все зависитъ отъ присмотра.

И, взглянувъ на Лудеака, докторъ спросилъ:

- А ручаетесь вы за выздоровленiе?

- Когда такъ, то берите его и несите ко мне, сказалъ Цезарь носильщикамъ.... Мой домъ и мои люди къ его услугамъ, а если онъ выздоровеетъ, то вы получите сто пистолей.

- Это, значитъ, вашъ другъ? вскричалъ хирургъ, идя впереди носилокъ.

- А какъ починимъ его, то онъ еще намъ послужитъ, прибавилъ шопотомъ Лудеакъ.