В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк).
XXI. Король - солнце.
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк). XXI. Король - солнце.

XXI.
Король - солнце.

Гуго въ несколькихъ словахъ разсказалъ графу де-Колиньи, въ какомъ онъ находится положенiи: дуэль, засада, сраженiе, погоня, найденный прiютъ въ такомъ доме, где честь не позволяла ему оставаться; въ какое затрудненiе поставленъ онъ всеми этими приключенiями и наконецъ какой помощи пришелъ онъ просить у графа, въ минуту крайней опасности. Онъ разсказалъ все съ полной откровенностью и, увлеченный понемногу своей доверчивостью, передалъ всю жизнь свою съ минуты отъезда изъ Тестеры. Его честная речь поразила графа де-Колиньи, который усадилъ его подле себя.

- Во всемъ этомъ, сказалъ онъ, когда Гуго кончилъ свой разсказъ, нетъ ничего, чего бы я самъ не сделалъ, еслибъ былъ на вашемъ месте, - можетъ быть, не съ такимъ счастьемъ, но наверное съ такой же решительностью. Въ сущности, кого поразили вы вашей шпагой и кто изъ васъ первый затеялъ ссору? Васъ заделъ какой то безпрiютный искатель приключенiй, одинъ изъ техъ бездельниковъ, которые такъ и просятся на виселицу; ему давно следовало бы грести на королевскихъ галерахъ. Вы положили его на мостовую ударомъ шпаги: что жь можетъ быть проще? Вотъ разставленная вамъ засада - другое дело, вовсе не такое ужь простое... вы никого не подозреваете въ этой низости?

- Никого. Разве вы не находите, что одна злоба самого Бриктайля можетъ служить достаточнымъ объясненiемъ?

- Дуэли - пожалуй: осушаютъ кружки, горячатся, дерутся - это встречается ежедневной но засада, погоня, записка, приглашающая васъ на свиданье, где вы встречаете вместо ожидающей васъ женщины отрядъ изъ ночнаго дозора, - вотъ тутъ вопросъ усложняется! есть кто нибудь, кому бы выгодно было погубить васъ?

- Никого не знаю.

- Вы говорили мне о соперничестве между вами и графомъ де-Шиври.

- Да, но соперничество открытое, на виду у всехъ, такъ что оно не мешаетъ ему оказывать мне самую искреннюю дружбу. Онъ былъ моимъ секундантомъ въ этой дуэли.

- А кавалеръ де-Лудеакъ былъ секундантомъ у этого капитана д'Арпальера, въ которомъ вы встретили вашего стараго знакомаго, Бриктайля? Ну, а ужинъ, за которымъ у васъ вышла ссора съ этимъ бездельникомъ, ведь его затеяли графъ де-Шиври съ своимъ другомъ, не такъ-ли?

- Какъ! неужели вы можете предполагать?...

- Мой милый Гуго - позвольте мне называть васъ такъ: я имею на это право по моимъ летамъ - вы не знаете еще придворныхъ. Самый лучшiй изъ нихъ глубокiй дипломатъ и всегда облекается въ мракъ и темноту. Этотъ самый Шиври, разсыпающiйся передъ вами въ уверенiяхъ дружбы, которыя вы принимаете съ полной доверчивостью, такъ свойственною вашей молодости, да ведь это - такой человекъ, который не отступитъ ни передъ чемъ, чтобъ только устранить препятствiя, заграждающiя ему путь! Онъ знатнаго рода, состоянiе у него большое, но, говорятъ, и много долговъ, и онъ разумеется не прочь бы украсить свою голову герцогской короной. Ну, а та, которая можетъ ему доставить ее, сама позволила вамъ добиваться ея руки... я былъ бы очень удивленъ, еслибъ Шиври васъ не ненавиделъ!

- Мне кто-то ужь говорилъ то же самое.

- И этотъ кто-то былъ совершенно правъ. А что касается до Лудеака, который живетъ подъ покровительствомъ графа де-Шиври, то это - черная и низкая душа, въ которой ни одна хорошая, добрая мысль не найдетъ ни малейшей щелки, куда бы ей можно было проскользнуть. У него нравъ злой, происхожденiе темное, а въ карманахъ - ничего. Это, какъ говорилось въ старину, пленникъ графа де Шиври, а верный - состоящiй у него на службе палачъ; притомъ же - ненасытимый въ своихъ потребностяхъ, упорный въ мстительности, лукавый какъ судья, скрытный какъ исповедникъ, ловкiй на все руки и храбрый, когда нужно... Съ такими двумя ищейками по вашему следу, держите ухо востро!

- Беда въ томъ, что Провиденiе не на моей стороне...

- Ну, такъ я беру на себя кричать вамъ на каждомъ шагу, берегитесь! опасное место!

Графъ де Колиньи отодвинулъ рукой развернутый на столе планъ, который онъ разсматривалъ, когда Гуго вошелъ къ нему.

- Завтра, сказалъ онъ, вставая мы пойдемъ съ вами къ королю.

- Къ королю? вскричалъ Гуго.

- А почему жь нетъ? Вы довольно хорошаго рода, чтобъ иметь право быть на маломъ выходе... я самъ повезу васъ... бываютъ случаи въ жизни, где лучше всего взять быка за рога. Ваше положенiе-- именно въ этомъ роде.

- Графъ будетъ жить здесь; приготовьте ему комнаты.

- Вы позволите мне дать тоже приказанiе?

- Прошу васъ.

Гуго обратился къ ожидавшему лакею.

- Пойдите, пожалуста, на подъездъ; такъ есть человекъ съ ручной тележкой и другой съ плетушкой на спине. Одного зовутъ Кадуръ, а другого Коклико. Это мои друзья. Попросите ихъ сюда.

Графъ де Колиньи смотрелъ на него съ удивленьемъ, пока лакей уходилъ.

- Я не могу, объяснилъ Гуго, оставить на произволъ розъискамъ Лоредана и его дозора, какъ я самъ въ безопасности, двухъ слугъ, которые всегда готовы рисковатъ для меня жизнью.

Черезъ минуту, Гуго представилъ графу де Колиньи Кадура и Коклико. Оба прибрали уже въ конюшни графа тележку и плетушку.

- Нельзя знать, что случится, и очень можетъ быть, что оне намъ еще понадобятся, говорилъ глубокомысленно Коклико.

Графъ де Колиньи пользовался милостями Лудовика XIV, который не забылъ, какъ открыто наследникъ великаго адмирала отделился, въ смутное время Фронды, отъ принцевъ и перешелъ на сторону короля, когда дела его далеко еще не были въ хорошемъ положенiи. Эти милости давали графу при дворе видное положенiе, но онъ долженъ былъ постоянно бороться съ принцемъ Конде, старинная злоба котораго не слабела съ годами. Вотъ это-то личное влiянiе свое графъ де Колиньи хотелъ теперь употребить въ пользу Монтестрюка, решась действовать смело и быстро.

На следующiй же день действительно, онъ вместе съ Гуго поехалъ въ Фонтенебло, где находился дворъ, назвалъ своего спутника дежурному шталмейстеру и сталъ на такомъ месте, где долженъ былъ пройдти король, по возвращенiи съ охоты.

Трубы возвестили скоро прiездъ Лудовика XIV, который появился въ сопровожденiи толпы егермейстеровъ и дамъ. Другая толпа ожидавшихъ дворянъ бросилась во дворъ - поклониться королю, и потомъ вследъ за нимъ вошла въ парадныя залы дворца, среди пажей и голубыхъ камерлакеевъ, освещавшихъ путь факелами и свечами, огонь которыхъ подвигался, какъ огненный потокъ. Это торжественное шествiе вверхъ по широкой парадной лестнице служило вернымъ изображенiемъ самого блестящаго царствованiя короля, которое достигало въ то время высшей степени славы и величiя. Ослепленный окружавшею молодостью, красотой, славой, Гуго пошелъ вследъ за Колиньи въ галлерею, где король только что остановился.

- Графъ де Шаржполь, нарочно прiехавшiй недавно изъ Арманьяка, чтобъ иметь счастье поклониться вашему величеству и лично выразить желанiе посвятить себя службе вашей, произнесъ графъ де Колиньи съ низкимъ поклономъ.

- Очень радъ прiезду графа де Шаржполя къ моему двору, отвечалъ король, который уже начиналъ выказывать свое расположенiе къ молодымъ людямъ и которому лицо Гуго понравилось съ перваго же разу.

- Графъ де Шаржполь хочетъ еще просить ваше величество не отказать ему въ милости, продолжалъ его покровитель

- Уже! ответилъ король, улыбаясь немного насмешливо, но не безъ благосклонности.

- Я хочу, чтобы признательность ознаменовала первый же день, когда мне было дозволено предоставить себя въ распоряженiе вашего величества, отвечалъ Гуго съ почтительной смелостью.

- Говорите, продолжалъ король, обратясь къ графу де Колиньи.

- Онъ имелъ несчастье встретить одного искателя приключенiй и, по роковому стеченiю обстоятельствъ, было вынужденъ обратить противъ него шпагу на мостовой добраго города Парижа и положить его на земь.

- Я не былъ бы здесь - ваше величество хорошо это изволите знать - если бы дело графа де Монтестрюка не было правымъ: онъ былъ вызванъ и долженъ былъ защищать свою жизнь противъ недостойнаго противника, который прежде еще изменилъ у графа де Шаржполя законамъ гостепрiимства.

- Если такъ, то я прощаю и надеюсь, что впередъ вы не забудете почтенiя и повиновенiя, какими обязаны издаваемымъ нами указамъ.

- Это еще не все, государь. Вследствiе этой дуэли, графъ де Шаржполь былъ завлеченъ въ засаду и долженъ былъ защищаться противъ ночного дозора. который напалъ на него и осыпалъ ружейными выстрелами, въ противность всякой справедливости. Онъ вынужденъ былъ опять обнажить шпагу и кровь была пролита.

- И я темъ более объ этомъ сожалею, сказалъ Гуго, гордо сохраняя свое спокойное и почтительное положенiе, что все честолюбiе мое, при отъезде изъ провинцiи, состояло въ томъ, чтобы пролить всю мою кровь, до последней капли, для славы вашего величества.

- Я же, ручаюсь за невинность и добросовестность графа де Шаржполя, осмеливаюсь еще сослаться и на самое имя, которое онъ носитъ. Преданность королю передается въ его роде отъ отца къ сыну. Графъ де Шаржполь единственный представитель своего рода. Ваше величество изволите знать о подвиге перваго изъ Шаржполей въ такой день, когда дело шло о свободе и жизни короля Генриха IV, вашего славнаго деда.

- Знаю, отвечалъ Лудовикъ XIV, покойный король, отецъ мой, разсказывалъ мне эту исторiю, о которой слышалъ отъ августейшаго главы нашего дома {Лудовикъ XIV остался после отца пятилетнимъ ребенкомъ; следовательно, сомнительно, чтобъ онъ могъ слышать отъ него какой нибудь разсказъ, а темъ менее его понять и запомнить Прим. перев.}. Я очень радъ видеть при своемъ дворе потомка того человека, который показалъ себя тогда такимъ хорошимъ французомъ и такимъ хорошимъ солдатомъ. Благодарю графа де Колиньи за доставленный мне случай узнать его.

- Мое искреннее желанiе - идти по следамъ графа Самуила де Шаржполя и кинуться въ свою очередь съ обнаженной шпагой на враговъ короля.

- Можетъ-ли графъ де Шаржполь надеяться, государь, что его не будутъ больше ни безпокоить, ни преследовать за такое дело, въ которомъ правда на его стороне?

- Я прикажу и даже сделаю больше.

Король сделалъ знакъ; подошелъ дежурный офицеръ.

- Маркизъ де Креки, продолжалъ онъ, въ моей военной свите есть, кажется, вакантное место поручика. Скажите графу де Лувуа, чтобъ отослалъ патентъ графу де Шаржполю.

Сказавъ это, король махнулъ приветливо рукой Гуго и Колиньи, и пошелъ далее.

Все заметили благосклонную улыбку короля во время длиннаго разговора съ новымъ лицомъ въ древнемъ фонтенеблскомъ дворце. Придворные, стоявшiе поодаль, придвинулись ближе: всемъ любопытно было узнать имя того дворянина, принятаго его величествомъ такъ милостиво. Некоторые, получивъ ответъ отъ графа де Колиньи, пожелали познакомиться съ Гуго.

- Король разговаривалъ съ вами сегодня благосклонно, сказалъ Колиньи Гуго, завтра у васъ будетъ больше друзей, чемъ волосъ на голове.

- Темъ лучше!

-- Ну, не знаю! Иногда бываетъ очень опасно иметь такъ много друзей. Ихъ объятiя напоминаютъ мне те венки, которые жрецы вешали въ древности на шею жертвамъ. Васъ осыпаютъ приветствiями, и именно те самыя руки, которымъ вы доверяетесь, ведутъ васъ незаметно къ самой пропасти. Ни въ одномъ болоте нетъ такихъ опасныхъ ямъ, какъ въ этихъ прекрасныхъ, блестящихъ позолотой галлереяхъ. Здесь нужно ходить, открывши глаза и уши.

Советъ былъ хорошъ, но одна вещь озабочивала Монтестрюка более, чемъ все козни и ловушки на скользкой придворной почве: ему хотелось разгадать загадку, которая хранилась у него въ кармане, въ виде записки съ подписью Орфиза де М...

Графъ де Шиври былъ съ нею и разсыпался въ похвалахъ съ драгоценными вещами, которыя одна изъ горничныхъ подавала ей. Цезарь не могъ скрыть удивленiя при виде Гуго, но поспешилъ къ нему на встречу.

- Что это мне говорили? за вами гоняется полицiя?... Слава Богу, это неправда, какъ я вижу!

- Теперь это действительно неправда, но еще недавно я бы не могъ этого сказать.

- Какъ это?

- Целая исторiя: беготня по улицамъ, прыжки черезъ стены, паденье въ садъ, переодеванье въ шутовской нарядъ, и все это, чтобъ отделаться отъ полицейскихъ, выпущенныхъ на меня целой стаей.

- Выходитъ, настоящая Одиссея? спросилъ Цезарь.

- Которая окончилась только въ Фонтенебло, у короля.

- Теперь все для меня ясно! Вотъ почему, должно быть, я васъ такъ давно и не видела, сказала Орфиза, смотрясь въ зеркало... Мне тоже говорили, кажется, о какой-то дуэли, въ которой вы наделали чудеса... Кто то еще вчера сравнивалъ васъ съ знаменитымъ Амадисомъ Гальскимъ!

Сарказмы Орфизы затронули Гуго за живое.

- Эта дуэль, о которой вамъ разсказывали, вероятно, отъ нечего делать, разные любезники, отвечалъ онъ, имела удивительныя последствiя, и первое изъ нихъ была схватка, въ которой два или три бедняка лишились жизни.

- Столько разомъ! и, безъ сомненiя, отъ вашей могучей шпаги?

- Увы, да! другое последствiе - то, что ваше имя было замешано въ этой исторiи.

- Мое имя! вскричала Орфиза.

- Ваше имя, лучшее доказательство - вотъ эта записка.

Гуго вынулъ изъ кармана записку, переданную ему вечеромъ въ Маломускусной улице, и подалъ ее раскрытою герцогине. Пробежавъ ее глазами, она расхохоталась.

- И вы могли подумать, что я написала подобную записку? спросила она. Вотъ наивность, очень близкая къ дерзости! взгляните, графъ де Шиври!

Герцогиня передала записку Цезарю; онъ улыбнулся.

- Меня обвиняютъ въ тщеславiи, сказалъ онъ, взглянувъ на записку; но сказать по правде, еслибъ мне прислали подобное нежное письмецо, то прежде всего, разумеется, я бы вздохнулъ отъ сожаленiя, что не могу этому поверить, но никогда бы не подумалъ, что написала его герцогиня д'Авраншъ!... Ахъ! бедный другъ мой! какая же странная мысль пришла вамъ въ голову!

Орфиза улыбнулась одобрительно, и эта улыбка окончательно разсердила Монтестрюка. Онъ взялъ изъ рукъ у де Шиври записку, скаталъ ее шарикомъ и спокойно бросилъ въ огонь.

- Немного чернилъ... немного золы... и ничего не останется! сказалъ онъ.

- Это однакожь неблагодарно!... я бы долженъ былъ сохранить этотъ кусокъ бумаги, какая бы рука ни исписала его, хоть на память о томъ добре, которое онъ принесъ мне.

- Что же это такое? спросилъ Цезарь.

- Вещь очень ценная - благоволенiе короля.

- Да, въ самомъ деле, вы видели короля! вскричала Орфиза... а я совсемъ ужь было объ этомъ забыла... въ Фонтенебло, кажется? по какому случаю? зачемъ?

- Но разве не въ обычае, чтобы все дворяне королевства представлялись его величеству?... Спросите у графа де Шиври... Кроме того я долженъ еще былъ просить короля о милости.

- И получили?

- Онъ сделалъ больше: со вчерашняго дня, по высочайшему повеленiю, я принадлежу въ военной свите его величества.

- А! протянулъ де Шиври.

- Это только начало, прибавилъ Гуго, но я надеюсь пойдти гораздо дальше и гораздо выше, во что бы то ни стало, per fas et nefas.

- Да куда же, позвольте узнать? спросила герцогиня, улыбнувшись при этомъ намеке и вперивъ въ него блестящiй взоръ.

- Но ведь вы сами знаете... до завоеванiя Золотаго Руна.

- А! такъ это дело решеное, что вы похитите меня на корабле Аргосскомъ, и даже не крикнувъ: берегись!

- Вы сами видите, что нетъ: ведь я васъ предупреждаю.

- Много милости! А еслибъ однакожь я вздумала отказать? Женщины такъ причудливы!

Гуго былъ просто въ припадке хладнокровiя; онъ улыбнулся, поклонился и отвечалъ:

- Нетъ, герцогиня, нетъ! вы согласитесь.

- Сейчасъ вы были наивны до дерзости; теперь вы смелы до наглости.

Орфиза встала съ явнымъ желанiемъ прекратить разговоръ. Но Гуго решился идти до конца.

Онъ хладнокровно положилъ руку на эфесъ шпаги и поклонившись еще разъ Орфизе, глаза которой сверкали отъ гнева, сказалъ ей:

Лишь только онъ вышелъ, Цезарь пожалъ плечами и вскричалъ:

- Это просто сумашедшiй!

Но Орфиза, подъ влiянiемъ внезапнаго, столь обычнаго у женщинъ переворота, посмотрела ему прямо въ лицо и сказала:

- Онъ не похожъ однакожь на прочихъ... Кого онъ возьметъ, то съумеетъ и охранить!

Выйдя изъ отеля герцогини, Гуго пошелъ бродить безъ цели по улицамъ Парижа. Онъ мечталъ о воздушныхъ замкахъ, надъ которыми видалъ въ облакахъ образъ Орфизы. Онъ сладитъ наконецъ съ этой гордой герцогиней, съ которой вечно приходилось начинать дело съизнова; онъ пожертвуетъ для этого всей кровью, всей жизнью. Она увидитъ наконецъ, что онъ не шутилъ, когда принималъ ея вызовъ.

- Съ ней, говорилъ онъ себе, то улыбается надежда, то находитъ отчаянiе; сегодня у ней - мелькала ласковая улыбка, завтра - иронiя, сарказмъ... Молодая и прекрасная, она забавляется переменами, питается капризами... Но я самъ изъ упрямаго рода и покажу ей! Волей или неволей она должна сдаться и сдастся!

Гуго все шелъ да шелъ.

Настали сумерки, потомъ и шла ночь. Опомнившись, онъ ужь не зналъ и самъ, куда зашелъ. Онъ ждалъ перваго прохожаго, чтобъ спросить дорогу въ отель Колиньи, какъ вдругъ вблизи раздались крики. Онъ кинулся на шумъ и въ узкомъ переулке, въ ночномъ сумраке, увиделъ брошенный у стены портшезъ, между темъ какъ несшiе его лакеи съ трудомъ отбивались отъ целой шайки мошенниковъ.

Гуго выхватилъ шпагу и бросился на грабителей. Какъ только самый отчаянный изъ нихъ упалъ отъ перваго же удара, все прочiе бросились бежать, опасаясь, чтобъ дозоръ не вмешался въ дело, если борьба затянется далее. Гуго и не думалъ ихъ преследовать и уже вкладывалъ шпагу въ ножны, какъ вдругъ дверца портшеза отворилась и изъ него вышла дама, закутанная въ плащъ и съ черной бархатной маской на лице.

Незнакомка взглянула на него, пока онъ кланялся.

- Послушайте, что это значитъ? спросила она.

- Извините, но я самъ хотелъ спросить васъ объ этомъ, отвечалъ Гуго, успокоившись: голосъ былъ молодой и свежiй.

- Извините и вы меня, я привыкла спрашивать, но не отвечать.

- А! вотъ какъ вы ихъ отделываете! продолжала она, взглянувъ опять на своего защитника.

- Да, я ужь такъ привыкъ, отвечалъ Гуто тоже гордо, не желая уступить и въ этомъ незнакомке; когда я бью, то всегда падаютъ.

Она осмотрелась кругомъ. Изъ двухъ носильщиковъ и двухъ лакеевъ, которые были при ней, одинъ былъ убитъ, двое убежали, четвертый стоналъ подъ стеной, возле опрокинутаго портшеза.

- Милостивый государь, продолжала дама, когда спасаютъ кого-нибудь, то темъ самымъ отдаются имъ въ распоряженiе.

- Не угодно-ли проводить меня домой, но съ условiемъ, что вы не будете стараться увидеть меня, ни узнавать, кто я.

- Боже сохрани! Ужь и то иногда бываетъ скучно, что надо смотреть на техъ, кого знаешь, и знать техъ, на кого смотришь.

- Какая дерзость!

- Вотъ это самое слово мне сказали ужь разъ сегодня, и потому-то мне не хочется говорить ни съ кемъ.

- Перестань стонать, и маршъ!

Бедняга всталъ и потащился кое-какъ къ концу переулка.

- Прiятное приключенiе, нечего сказать! проворчала незнакомка, идя за нимъ, и вотъ бы посмеялись, еслибъ узнали, съ кемъ оно случилось!

-- Посмеялись бы или поплакали, сказалъ Гуго, шедшiй рядомъ.

- Потому что одно безъ другаго не бываетъ. Женщины, какъ кошки, то прячутъ когти, то царапаются... Когда одни смеются, другiе плачутъ.

- Вы это знаете?

- Что бы вы подумали обо мне, еслибъ я не зналъ!

- Немного или много?

Разбуженный шумомъ, жилецъ одного изъ соседнихъ домовъ, не слыша больше ничего, приотвориль немного окно, чтобъ узнать, что случилось. При свете бывшей у него въ рукахъ свечи, дама посмотрела на Гуго внимательно, почти въ упоръ. Гуго разсмеялся.

- Мое лицо говоритъ вамъ что-нибудь?

- Ничего.

- Ему больше и сказать нечего. Мы встретились съ вами, какъ два ночныхъ призрака.

- Э! да это Люксамбуръ! сказалъ Гуго будто самъ себе.

- Теперь мне ужь нечего здесь бояться; можете уйдти.

Монтестрюкъ внезапно остановился и ужь было повернулся назадъ, чтобъ идти, какъ вдругъ она его удержала.

- А еслибъ мне пришла фантазiя поблагодарить васъ, не ужели вы не дали бы мне къ этому способа? спросила она, удивляясь, что онъ такъ скоро ее слушаетъ.

- Вотъ, сказала она, подумавъ съ минуту.

Она подала ему тонкую, гибкую, изящную руку, уходившую въ шелковый рукавъ.

Гуго взялъ ее почтительно концами пальцевъ и, снявъ шляпу и поклонившись, поднесъ къ губамъ. Выпрямившись, онъ сказалъ ей:

- Теперь я долженъ благодарить васъ.

- Э! э! сказала она, человекъ съ сердцемъ, а будетъ придворнымъ!

Фраза, которою заключила Орфиза де Монлюсонъ свой разговоръ съ графомъ де Шиври, когда ушелъ отъ нея Монтестрюкъ, заставила сильно задуматься раздражительнаго Цезаря. Онъ хорошо зналъ женщинъ и следовательно зналъ также, что многiя изъ нихъ любятъ известную смелость въ речахъ и въ поступкахъ. Онъ чувствовалъ, что Гуго, не испугавшись сделаннаго Орфизой прiема и ея насмешливой улыбки, выигралъ много въ ея мненiи. Сверхъ того, онъ выпутался удачно изъ такой беды, въ которой другiе могли бы потерять или свободу, или жизнь, и не только ничего не проигралъ, но напротивъ прiобрелъ милостивое вниманiе короля. Если онъ вышелъ съ такимъ успехомъ изъ положенiя труднаго, то чего нужно было ожидать отъ такого человека, когда ему подуетъ попутный ветеръ?

Правда, у графа де Шиври былъ всегда подъ рукой Бриктайль, взбешенный пораженiемъ и дорожившiй теперь жизнью только для того, чтобъ употребить ее на борьбу съ Монтестрюкомъ всегда и где бы то ни было; но еще долго, проколотый насквозь, онъ пролежитъ въ постели и не будетъ въ силахъ что нибудь предпринять. А когда этотъ былъ побежденъ, то ужь никого другого нельзя было и выпустить на гасконца съ какой - нибудь надеждой на удачу; надо ждать, а пока принять меры, чтобы бороться темъ оружiемъ, которое доставляли ему имя и общественное положенiе.

Теперь надо было смотреть на герцогиню д'Авраншъ, какъ смотритъ полководецъ въ военное время на крепость. Нельзя ужь было надеяться, что она поднесетъ ему ключи отъ своего сердца на серебряномъ блюде, счастливая, что должна сдаться по первому требованiю. Надо было вести осаду, правильную осаду, въ которой необходима и система, и ловкость; надо было копать траншеи, подводить мины. Графъ де Монтестрюкъ нашелъ неожиданнаго союзника въ особе короля. Почему же и графу де Шиври, въ свою очередь, не обратиться тоже къ Людовику XIV, имевшему надъ герцогиней особенную, почти неограниченную власть? Наскоро разобранная мысль эта показалась ему недурною.

и какую выгоду можно извлечь изъ этого плана для своего честолюбiя.

Цезарь скоро добился случая явиться къ королю и, приблизившись къ нему съ видомъ глубочайшей почтительности, онъ сказалъ:

- Государь! я желалъ выразить вашему величеству свое опасенiе, что едва ли не навлекъ на себя вашего неудовольствiя.

- Вы, графъ де Шиври?

- Увы! да, государь... Я осмелился поднять глаза на особу, которую доброта вашего величества осеняетъ своимъ покровительствомъ.

- О графине де Монлюсонъ... Я предавался съ упоенiемъ очарованiямъ ея прелестей, какъ вдругъ вспомнилъ, что она связана съ вашимъ величествомъ такими узами, которыя для меня священны. Быть можетъ, по незнанiю я шелъ противъ намеренiй моего государя. За моею любовью наступило раскаянiе и я далъ себе клятву, что, если я имелъ несчастье навлечь на себя немилость вашего величества, позволивъ себе мечтать объ особе, на которую вы имеете, можетъ быть, другiе виды, то пусть сердце мое обливается кровью до конца моей жизни, но я откажусь отъ этой любви. А у ногъ короля ожидаю своего приговора... Повиноваться ему я сочту такимъ же священнымъ долгомъ, какимъ счелъ и признанiе въ моей вине.

Эта речь, въ которой было разчитано каждое слово, понравилась Людовику XIV, который уже стремился решать своей властью всякое дело; она льстила его необузданной страсти къ владычеству надъ всемъ и надъ всеми. Онъ улыбнулся милостиво и отвечалъ;

- Вы рождены отъ такой крови, съ которою можетъ соединиться, не унижая себя, графиня де Монлюсонъ, хотя она и возведетъ въ герцоги того, кого изберетъ ея сердце. По этому разрешаю думать вамъ объ ней. Вы имеете мое королевское позволенiе.

- Чтобы графиня де Монлюсонъ не подумала, что я поддаюсь тщеславiю и действую подъ влiянiемъ слишкомъ высокаго мненiя о самомъ себе, ваше величество, не разрешите-ли мне также повторить ей слова, которыя я имелъ счастье выслушать изъ устъ вашихъ и за которые я не нахожу словъ благодарить моего государя?

Это было гораздо более, чемъ графъ де Шиври смелъ ожидать: Людовикъ XIV почти самъ далъ ему слово.

- Теперь не одного ужь меня встретитъ этотъ проклятый Монтестрюкъ между собой я Орфизой де Монлюсонъ, сказалъ онъ себе, но и самаго короля! У него выдался счастливый день; мой день, надеюсь, будетъ решительнымъ.