В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк).
XXIII. Чего хочет женщина.
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк). XXIII. Чего хочет женщина.

XXIII.
Чего хочетъ женщина.

Между темъ дворъ переехалъ изъ Фонтенебло въ Парижъ, где король имелъ чаще возможность беседовать о своихъ честолюбивыхъ планахъ съ Ле-Телье и его сыномъ, графомъ де Лувуа, уже всемогущимъ въ военномъ ведомстве.

Обергофмейстерина королевы, само собой разумеется, тоже переселилась въ Лувръ вместе съ ея величествомъ; также точно поехали въ Парижъ и все придворные, молодые и старые. Въ Париже ихъ ожидали те же самыя интриги, нити которыхъ были завязаны въ Фонтенебло любовью, тщеславьемъ и честолюбiемъ...

Гуго, хорошо направленный Брискеттой, появился на другой же день при маломъ выходе Олимпiи, а вечеромъ его увидели опять на игре у королевы. Какъ некогда суровый Ипполлитъ, онъ, казалось, смягчился къ хитрой и гордой Аридiи, которая разделяла, какъ уверяли, съ маркизой де ла-Вальеръ вниманiе его величества короля и держала въ страхе половину двора подъ своей властью; но Гуго действовалъ, какъ ловкiй и искусный дипломатъ, которому поручены самые трудные переговоры: онъ поддавался соблазнамъ ея ума и прелестямъ ея обращенiя медленно, постепенно, мало по малу, не какъ мягкiй воскъ, таявшiй отъ первыхъ лучей огня, но какъ твердый металлъ, нагревающiйся сначала только на поверхности. Олимпiя могла считать шагъ за шагомъ свои успехи; ей нравилась эта забава и она тоже поддавалась невольно увлеченiю. Ей было ново - встретить сердце, которое не сдавалось по первому требованiю. Это сопротивленiе прiятно волновало ее: это была приправа, будившая ея уснувшiя чувства и притупленное любопытство.

Само собой разумеется, при этихъ почти ежедневныхъ встречахъ, не разъ представлялся имъ случай говоритъ о графе де-Колиньи и о начальстве надъ войсками, котораго онъ добивался. Гуго всякiй разъ хваталъ такiе случаи на лету. Венгерская экспедицiя сводила всехъ съ ума: она напоминала крестовые походы; предстояло, какъ во времена Саладина, биться съ неверными, и дальнее разстоянiе, неизвестность придавали этому походу въ далекiя страны такую рыцарскую прелесть, что все горели желанiемъ принять въ немъ участiе. Не было ни одного дворянина, который не добивался бы счастья посвятить свою шпагу на службу христiанству. Все знали уже, что король, уступая просьбамъ императора Леопольда, который решился, сломивъ свою гордость, прислать графа Строцци къ французскому двору, - отдалъ уже приказанiе министру Летелье собрать армiю подъ стенами Меца и оттуда направить ее къ Вене, которой угрожали дикiя толпы, предводимыя великимъ визиремъ Кьюперли, мечтавшимъ о покоренiи Германiи исламу {Ашаръ говоритъ о визире Кеприли, начальнике турецкихъ войскъ после Кара-мустафы, казненнаго за неудачную осаду Вены. Прим. перев.}.

Графъ Строцци хлопоталъ усердно, чтобы французскiя войска собирались поскорей. Но еще неизвестно было, кому поручено будетъ начальство надъ экспедицiей; называли сперва Тюренна и маркграфа баденскаго, но оба были скоро отстранены. Дворъ, средоточiе всехъ интригъ, разделился на два лагеря: одни держали сторону герцога дела Фельяда, другiе графа де-Колиньи. Шансы обоихъ казались равными и спорамъ не было конца.

Разъ вечеромъ, на прiеме у графини де-Суассонъ, Гуго наконецъ не выдержалъ.

- Ахъ! вскричалъ онъ, вотъ одинъ изъ техъ редкихъ случаевъ, когда приходятся сожалеть, что у васъ въ рукахъ шпага, а не вееръ, и что васъ зовутъ Гуго де-Монтестрюкъ, а не Луиза де ла Вальеръ.

- Это почему? спросила съ живостью Олимпiя, на которую это имя производило всегда действiе электрическаго удара.

- Потому что никогда еще не представлялось лучшаго случая сделать дело полезное и хорошее, дело великое и славное и связать имя свое съ такимъ предпрiятiемъ, которое возвыситъ блескъ французской короны! Готовится смелая и опасная экспедицiя... Чтобы командовать армiей, идущей на помощь колеблющейся имперiи, нужно полководца надежнаго, а кого хотятъ назначить? герцога де ла-Фельяда!... И вотъ судьба сраженiй вверяется человеку, который не съумелъ бы, можетъ быть, сделать ученья эскадрону!... А почему его выбираютъ? потому что его поддерживаетъ женщина... герцогиня де да-Вальеръ вздыхаетъ, она плачетъ, она умоляетъ, и этого довольно, чтобы знамя Францiи было вверено человеку неспособному, тогда какъ есть полководецъ опытный въ своемъ деле, закаленный въ самыхъ тяжелыхъ трудахъ, всеми уважаемый, сражавшiйся подъ начальствомъ Тюренна, умеющiй подчинить себе победу!... Ахъ! еслибъ я былъ женщиной!

- А что бы вы сделали, графъ, еслибъ были женщиной?

- Я бы захотелъ доставить торжество правому делу, я бы употребилъ мою красоту, мою молодость, весь мой умъ на то, чтобы счастье Францiи поднялось какъ можно выше.... я захотелъ бы, чтобы современемъ про меня сказали: спасенiе имперiи, освобожденiе городовъ, одержанныя победы, побежденные варвары - всемъ этимъ обязана родина одной ей, потому что она одна вручила оружiе той руке, которая нанесла все эти удары! Победой, осветившей зарю новаго дарствованiя, обязаны графу де-Колиньи! но выборъ графа де-Колиньи решила она!

Въ душе графини де-Суассонъ шевельнулось что-то, удивившее ее самое: грудь ея пронизалъ какой то горячiй токъ. Она взглянула на лицо Гуго, воспламененное воинственнымъ жаромъ, и сказала ему не безъ досады:

- Итакъ, вы полагаете, графъ, что ни одна другая женщина при дворе не въ состоянiи совершить подобное чудо? Вы думаете, что одна герцогиня де-ла Вальеръ...

- Я знаю, что и другiя могли бы. Разве оне не одарены всеми прелестями, всемъ очарованiемъ? Имъ стоило бы только захотеть.... одной изъ нихъ въ особенности! Но, нетъ! ни одна женщина не понимаетъ этого, ни одна не осмелится бороться съ могущественной фавориткой! и герцогъ де ла Фельядъ будетъ непременно назначенъ.

- Ахъ! еслибъ это была правда! вскричалъ Гуго, взглянувъ на нее пламеннымъ взоромъ.

Взволнованная еще и на следующiй день и сама удивляясь этому волненiю, графиня, подъ предлогомъ утомленiя, приказала не принимать никого и допустить одного только защитника графа де-Колиньи.

- Благодаря вамъ, я только и видела во сне, что приступы, вооруженiя да битвы, сказала она ему; но если вы говорите съ такимъ жаромъ, съ такимъ огнемъ о делахъ военныхъ, то что бы это было, еслибъ вы заговорили о делахъ сердца?

- Та, кто доставила бы мне случай пролить мою кровь для славы его величества въ славномъ предпрiятiи, узнала бы объ этомъ очень скоро.

- Какъ! вы согласились бы разстаться съ ней?

- Да, но для того только, чтобы сделаться достойней ея любви.

- Но разве она... графиня де-Монлюсонъ согласилась бы также?

- Кто вамъ говоритъ о графине де-Монлюеонъ? Не отъ нея же, полагаю, зависитъ экспедицiя.

Олимпiя улыбнулась.

- Вы такъ усердно хлопочете за графа де Колиньи, продолжала она, и никогда ничего не просите для себя самого. Почему это?

- А чего же мне еще просить, когда я сижу одинъ съ обергофмейстериной королевы, одного взгляда которой добиваются все придворные; когда-та, кто была Олимпiей Манчини, самая прелестная изъ прелестныхъ племянницъ великаго кардинала, благоволитъ меня принимать и выслушивать; когда наконецъ эта царица красоты, графиня де-Суассонъ, позволяетъ мне подносить къ губамъ ручку самой пленительной женщины въ королевстве?

Графиня не отняла руки, взглянула на него нежно и кокетливо, и спросила:

- А вамъ очень хочется, чтобы графъ де Колиньи былъ назначенъ командиромъ армiи, которую посылаетъ король на помощь своему брату, императору германскому?

- Это было бы мне дороже всего, еслибы, когда я добьюсь этого, не оставалось еще другого, что мне еще дороже.

- Что же это такое?

- Вашъ гневъ не поразитъ меня, если я осмелюсь признаться.

- Прощу васъ,

- Если такъ, графиня, то я больше всего дорожу желаннымъ случаемъ - броситься къ ногамъ той, которая даетъ мне возможность за-платить долгъ благодарности!

- У васъ такiе основательные доводы въ пользу графа де Колиньи, что я начинаю находить его честолюбiе совершенно законнымъ... Я решаюсь поговорить съ королемъ.

- Когда же, графиня?

- Тогда - наше дело выиграно! сказалъ онъ, опускаясь на колена. Олимпiя медленно поднялась и сделала ему знакъ уйдти.

- Я отсылаю васъ не потому, чтобъ разсердилась, но вы меня взволновали вашими разсказами о благодарноcти и войне, о любви и славе... Мне нужно остаться одной, подумать, сообразить. Мы скоро опять увидимся... Надеюсь, что ьы покажете себя достойнымъ моего участiя.

Гуго поклонился и вышелъ. Вечеромъ, разговаривая съ Брискеттой, Олимпiя сказала: .

- Онъ уменъ, этотъ графъ де-Монтестрюкъ... онъ пойдетъ далеко!

- Надеюсь, возразила горничная, если какой нибудь добрый ангелъ прiйдетъ къ нему на помощь.

- Добрый ангелъ или благодетельная фея...

- Я именно это и хотела сказать.

Въ этотъ самый день, около полуночи, когда Гуго, окончивъ свою службу въ Лувре, возвращался въ отелъ Колиньи, Коклико подбежалъ къ нему проворно, вздохнулъ, какъ будто уставши отъ ожиданья, и сказалъ;

- Ахъ, графъ! тамъ кто-то васъ ожидаетъ.

- Кто такой?

- Кузенъ... нетъ - кузина дьявола... посмотрите сами!

Монтестрюкъ взглянулъ въ ту сторону, куда указывалъ Коклико, и увиделъ въ большихъ сеняхъ на подъезде черный силуэтъ женщины, закутанной въ широкiя складки шелковаго плаща и съ капюшономъ на голове. Онъ сделалъ шагъ къ ней; она сделала два шага и, положивъ легкую ручку ему на плечо, спросила:

- Хочешь идти за мной?

- Куда?

- Еслибъ я могла сказать это, ты уже зналъ бы съ перваго же слова.

Коклико потянулъ Гуго за рукавъ, нагнулся къ его уху и прошепталъ:

- Графъ, вспомните, умоляю васъ, маленькаго слугу, который чуть не сделалъ, очень недавно, изъ совершенно здоровыхъ честныхъ людей - бедныхъ израненыхъ мертвецовъ.

- Одно и то же не случается два раза сряду, возразилъ Гуго.

- Въ тотъ же день, можетъ быть, проворчалъ Коклико, но черезъ несколько недель - это бываетъ!

- Если боишься, то оставайся, продолжала домино; если ты влюбленъ, то иди.

Она пошла прямо къ параднымъ дверямъ и, выйдя на крыльцо, живо схватила Гуго за руку. Она загнула за уголъ улицы, подошла къ карете, возле которой стоялъ лакей, сделала знакъ, подножка опустилась, однимъ прыжкомъ она вскочила въ карету и пригласила Гуго сесть рядомъ.

- Пошелъ скорей! крикнула она.

Кучеръ стегнулъ лошадей и карета изчезла изъ глазъ испуганнаго Коклико, который собирался бежать за своимъ господиномъ.

- Онъ, можетъ быть, и не умретъ отъ этого, прошепталъ честный слуга, но я скоро умру наверное, если такъ пойдетъ дальше!

Пока онъ готовился пронести безсонную ночь, карета съ Монтестрюкомъ и незнакомкой скакала во весь опоръ по лабиринту парижскихъ улицъ. Гасконца занимали, казалось, мысли менее печальныя. Вдругъ онъ охватилъ рукой тонкiй станъ своей таинственной путеводительницы и спросилъ весело:

- А въ самомъ деле, куда это ты везешь меня, душечка Брискетта?

- Ахъ! ты меня узналъ?

- Разве иначе я позволилъ бы себя похитить?

Говоря это, онъ раскрылъ капюшонъ, закутывавшiй голову шалуньи и звонко поцеловалъ ее.

- Дело сегодня не обо мне, сказала она, возвращая ему однакожъ очень добросовестно поцелуй за поцелуй. Это даже ты крадешь y одной знатной дамы, которая на тебя разсердилась бы не много, еслибъ узнала, что мы съ тобой целуемся.

- А! разве въ самомъ деле, графиня де Суассонъ...

- Ничего не знаю, кроме того, что у графини есть очень важная для тебя новость... и что она хочетъ передать ее только тебе самому... Она полагаетъ, что после этого сообщенiя она получитъ право на твою вечную благодарность... Кажется даже, передавая мне объ этомъ, она сделала особенное ударенiе на последнемъ слове.

- Я и буду ей благодаренъ, Брискетта... Но, ради Бога, дай мне советъ мимоходомъ... Особа, пользовавшаяся вниманiемъ короля - а это бросаетъ и на нее отблескъ величiя - особа необыкновенная... Ты ее хорошо знаешь... что я долженъ делать и какъ говорить съ ней, когда мы останемся съ глазу на глазъ.

- Делай и говори, какъ со мной... Вотъ видишь-ли - въ каждой женщине сидитъ Брискетта.

Карета остановилась у длинной стены въ пустынной улице, конецъ которой терялся въ глухомъ предместьи. Брискетта выскочила, изъ кареты и постучала особеннымъ образомъ въ узкую калитку, выкрашенную подъ цветъ стены и закрытую до половины густымъ плющемъ. Калитка тихо отворилась и Брискетта бросилась, ведя за собой Гуго, въ садъ, въ конце котораго смутно виднелся въ темноте маленькiй домикъ, окруженный высокими деревьями. Брискетта смело пошла по усыпанной мелкимъ пескомъ дорожке, все извилины которой были ей издавна хорошо знакомы. Они подошли къ скромному павильону, въ которомъ, казалось, никто не жилъ: снаружи онъ былъ безмолвенъ и мраченъ, и ни малейшаго света не заметно была въ щеляхъ ставней.

- Э! э! прошепталъ Гуго, вотъ и таинственный дворецъ!

- Скажи лучше - замокъ Спящей красавицы; только красавица, теперь не спитъ, возразила Брискетта глухимъ голосомъ.

Она вложила маленькiй ключъ въ замокъ, дверь повернулась на петляхъ безъ шума и Гуго вошелъ въ сени, плиты которыхъ были покрыты толстымъ ковромъ. Въ сеняхъ было еще темней, чемъ въ саду. Гуго послушно следовалъ за Брискеттой, которая въ этой темноте ступала смело и уверенно. Она подняла портьеру, взошла проворно и безъ малейшаго шума по лестнице, остановилась передъ узенькой дверью и толкнула ее. Тонкiй, какъ золотая стрела, лучъ света прорезывалъ темную комнату, въ которую вступилъ Гуго.

- Ступай прямо на светъ, шепнула ему на ухо Брискетта. Тебе подъ руку попадется дверная ручка; отвори - и желаю тебе всякаго успеха...

Онъ вошелъ въ круглую комнату, обтянутую шелковой матерiей, огни большихъ подсвечниковъ отражались въ венецiанскихъ зеркалахъ. Въ изящномъ камине трещалъ огонь; на доске стояли дорогiе часы, наверху которыхъ сиделъ Амуръ съ приложеннымъ къ губамъ пальцемъ. На позолоченныхъ консоляхъ разбросаны были роскошныя вещи, блестевшiя серебромъ, слоновой костью и золотомъ. Въ этомъ благоуханномъ прiюте никого не было.

Удивленный и взволнованный, Гуго оглянулся кругомъ. Вдругъ незаметная въ складкахъ китайскаго атласа дверь скользнула въ драпировку и графиня де Суассонъ появилась предъ его очарованными глазами.

Руки ея были полуобнажены, волосы раскинуты буклями по плечамъ, шея тоже обнажена; щегольской нарядъ еще более возвышалъ ея пленительную красоту. Божество вступало въ свой храмъ.

- Поблагодарите-ль вы меня за то, что я сдержала слово? спросила она, поднявъ на Гуго блестящiе глаза.

- Я ужь благодарю васъ, графиня, и за то, что вы явились мне въ этомъ очаровательномъ уединенiи, возразилъ Монтестрюкъ, преклонивъ колено.

- Ну! продолжала она, нагнувшись къ нему, король сделалъ выборъ: онъ назначилъ графа де Колиньи... Вы получили то, чего желали больше всего; но остается еще другое...

Олимпiя пошатнулась, будто ослабевъ отъ овладевшаго ею волненiя.

Гуго привсталъ до половины и охватилъ ее руками, чтобъ поддержать.

- Чемъ могу я доказать вамъ мою благодарность? воскликнулъ онъ.

- Полюбите меня! вздохнула она.

Тонкiй станъ ея согнулся какъ тростникъ, все помутилось въ глазахъ у Гуго; онъ виделъ одну лучезарную улыбку Олимпiи, вызванный-было имъ образъ Орфизы проскользнулъ и исчезъ и, вспомнивъ слова ея, онъ прошепталъ между двумя поцелуями.

- Per fas et nefas!

Слабый светъ падалъ на розовые шелковые обои, когда Олимпiя сказала улыбаясь Гуго, что пора разстаться. Ему не хотелось еще уходить.

- Солнце насъ выдастъ, погубитъ насъ, сказала она.

- Когда же я васъ опять увижу? спросилъ онъ, отрываясь съ трудомъ отъ объятiй, которыя его ужь не удерживали.

- Если захочетъ ваше сердце, то отъ васъ самихъ зависитъ, чтобъ этотъ бантъ изъ жемчуга, бывшiй на мне вчера вечеромъ, а теперь лежащiй вотъ тамъ на полу, рядомъ съ туфлей, опять появился у меня въ волосахъ. Вы его уронили, вы же его и поднимите и подайте мне. Онъ будетъ знакомъ нашего союза. Посмотрите на него хорошенько и когда опять увидите, вспомните Олимпiю и павильонъ.

Пока еще не совсемъ разсвело, Брискетта провела Гуго осторожно черезъ темныя сени и безмолвный садъ. Шаги ихъ едва слышались на мягкомъ песке дорожекъ, когда они медленно прокрадывались къ скрытой въ стене калитке.

- Ахъ, Брискетта! милая Брискетта! вздохнулъ Гуго.

- Да! да! ваши губы произносятъ мое имя, изменникъ, а сердце шепчетъ другое!

- Да, это - фаворитка, знаю... а это все равно... но, продолжала она съ лукавой улыбкой. успокойтесь, вы опять ее увидите.

- Ты обещаешься?

- Клянусь...

- Ты восхитительна, Брискетта!

- Да... разве рикошетомъ.

- Отчего ты не говоришь мне больше ты, Брискетта?

- Всему свое время: теперь на васъ какъ будто отражается королевское величiе, знакомое вамъ величiе, которое васъ такъ тревожило... Но все вернется, графъ.

Они дошли до таинственной калитки. На улице ожидала карета, ни одного прохожаго не было видно. Брискетта остановилась на пороге и, поклонившись графу де Монтестрюку, сказала въ полголоса:

- Ея сiятельство госпожа обергофмейстерина желаетъ видеть вашу милость сегодня, на большомъ выходе у нея.

- Я буду счастливъ исполнить желанiе графини, отвечалъ Гуго темъ же тономъ и бросился въ карету, лошади поскакали въ галопъ.

Черезъ часъ онъ вошелъ къ графу де Колиньи, который только что всталъ съ постели и, поклонившись ему съ глубочайшимъ почтенiемъ, сказалъ:

- Позвольте мне, графъ, поздравить первымъ главнокомандующаго армiей, посылаемой его величествомъ королемъ французскимъ на помощъ его величесву императору германскому.

- Что ты говоришь? вскричалъ Колиньи... откуда ты это знаешь? кто тебе сказалъ?

- Такая особа, которая должна знать объ этомъ раньше всехъ, потому что она сама иногда внушаетъ волю, которая повелеваетъ свыше.

- Маркиза де ла Вальеръ?

- Э, нетъ!

- Значитъ, графиня де Суассонъ?

- Она самая.

- Обними меня, другъ Гуго!.. Да! ты платишь сторицей за услугу, которую я оказалъ тебе!

- Такъ всегда поступаемъ мы, Монтестрюки, по примеру, поданному намъ блаженной памяти королемъ Генрихомъ IV.

- Только мне было очень трудно добиться этого блестящаго результата.

- Какъ это?

- Увы! измена!.. Я долженъ былъ выбирать между любимымъ другомъ и обожаемой неблагодарною... Я обманулъ ее, чтобъ услужить ему!

- Ну! сказалъ Колиньи, улыбаясь, еслибъ ты бросился на какую нибудь актрису изъ Бургонскаго отеля или на гризетку, шумящую юпками на Королевской площади, то на тебя могли бы еще сердиться... но ты метилъ высоко и за успехъ тебя, поверь мне, помилуютъ.

Сказавъ это, онъ селъ къ столу, придвинулъ листъ бумаги, обмакнулъ перо въ чернила и твердой рукой быстро написалъ следующее письмо:

"Графиня,

"Дворянинъ, имевшiй когда-то честь быть вамъ представленнымъ, назначенъ главнокомандующимъ армiей, посылаемой королемъ на помощь своему брату, императору германскому, которому грозитъ нашествiе турокъ на его владенiя.

"Онъ постарается устроить, чтобы графъ де Шаржполь, сынъ вашъ, за присылку котораго онъ вамъ искренно вамъ благодаренъ, отправился съ нимъ, разделяя опасности и славу этой далекой экспедицiи.

"Будьте уверены, графиня, что онъ доставитъ ему случай придать своей храбростью новый блескъ славному имени, наследованному отъ предковъ. Это лучшее средство доказать ему мою благодарность за доказанную имъ преданность мне и мое уваженiе къ носимому имъ имени.

"Куда бы я ни пошелъ, онъ пойдетъ со мной. Отъ васъ, графиня, онъ научился быть хорошимъ дворяниномъ; отъ меня научится быть хорошимъ солдатомъ. Остальное - въ рукахъ Божьихъ.

"Позвольте мне сложить у ногъ вашихъ уверенiя въ неизгладимомъ воспоминанiи и въ глубочайшемъ уваженiи и позвольте надеяться, что въ молитвахъ вашихъ къ Богу вы присоедините иногда къ имени вашего сына еще имя

Онъ обратился къ Гуго со слезами на глазахъ и сказалъ ему:

- Я написалъ вашей уважаемой матушке; прочтите.

- Такъ вы ее знали? спросилъ Гуго, поцеловавъ место, где написано было имя графини.

- Да... и всегда сожалелъ, что судьба не допустила ее называться Луизой де Колиньи.

Онъ открылъ объятiя, Гуго бросился къ нему и они долго прижимали другъ друга къ груди. Потомъ, возвращая вдругъ лицу своему, разстроенному сильнымъ волненiемъ, выраженiе мужественной твердости, Колиньи позвонилъ и, запечатавъ письмо, приказалъ вошедшему лакею:

- Вели сейчасъ же кому нибудь сесть верхомъ и отвезти это письмо графине де Шаржполь въ замокъ Тестеру, между Лектуромъ и Ошемъ, въ Арманьяке... Ступай!

Лакей вышелъ; овладевъ собой, графъ де Колиньи наделъ перевязь со шпагой итгромкимъ голосомъ сказалъ Гуго:

ко врагу и съ твердымъ духомъ, какъ следуетъ христiанамъ, бьющимся съ неверными!

Слухъ о назначенiи графа де Колиньи распространился съ быстротой молнiи. Когда Гуго появился въ Лувре, тамъ только и было речи, что объ этой новости. Сторонники герцога де ла Фельяда злились ужасно. Все спрашивали сефя, какимъ волшебнымъ влiянiемъ одержана была такая блистательная победа въ какой-нибудь часъ времени? Распрашивали Монтестрюка, зная объ его отношенiяхъ къ счастливому избраннику, но онъ притворился тоже удивленнымъ.

На игре у короля онъ встретилъ графиню де Суассонъ, которая улыбнулась ему, пока онъ кланялся, и спросила:

- Довольны-ли вы, графъ изумительной новостью, о которой вы, вероятно, уже слышали?

- Кто жъ можетъ быть ею более доволенъ, чемъ я?... Теперь мне и не остается желать ничего более!

Она сделала кокетливую мину и, играя вееромъ, спросила:

- Уверены-ль вы въ этомъ?... Я думаю, что и вы тоже хотите участвовать въ этой экспедицiи, въ которую стремится попасть все дворянство?

- Да, графиня, и я брошусь въ нее первымъ, если получу разрешенiе короля. Мне оказали милость и я хочу заслужить ее готовностью пользоваться всякимъ случаемъ, чтобъ служить его величеству. Я сделаю все, чтобъ не лишиться высочайшаго благоволенiя.

Графиня де Суассонъ еще разъ улыбнулась.

- Если вы такъ сильно этого желаете, графъ, то можете разсчитывать и на мое содействiе, чтобъ ваше желанiе осуществилось.

Графиня де Суассонъ не преувеличивала, говоря, что все дворянство Францiи стремилось участвовать въ венгерскомъ походе. Съ некоторыхъ поръ все, что было при дворе и въ армiи молодаго и блестящаго, страшно волновалось, чтобъ добиться разрешенiя отправиться на войну волонтерами. Когда экспедицiя была окончательно решена и возвещена оффицiально, порохъ вспыхнулъ. Все бредили только войною въ странахъ незнакомыхъ, войною обещавшей возобновленiе романовъ рыцарства. Графа де Лувуа осадили со всехъ сторонъ просьбами. Во Францiи ожилъ духъ, водившiй некогда Готфрида бульонскаго въ Палестину.

Не было больше ни делъ, ни интригъ, ни любви: мечтой всехъ сталъ венгерскiй походъ, война съ турками. Кто надеялся уехать - былъ въ восхищенiи, кто боялся остаться во Францiи - былъ въ отчаянiи. Можно было подумать, что дело идетъ о спасенiи монархiи. Опасности такого дальняго похода никого не пугали; этой храброй молодежи довольно было заслужить себе славу и честь.

Все знали сверхъ того, что король занимался съ особеннымъ благоволенiемъ поездкой въ Венгрiю: такъ называли на языке придворныхъ экспедицiю, для которой императоръ Леопольдъ, доведенный до крайности, долженъ былъ смирить свою гордость и прислать въ Пафижъ посольство съ графомъ Строцци во главе. Для прiема его король развернулъ всю пышность, которую такъ любилъ уже и къ которой впоследствiи такъ сильно привыкъ. Онъ хотелъ - и это все знали - выступить въ этотъ походъ какъ король Францiи, а не какъ графъ альзасскiй. Этого довольно было, чтобъ воспламенить мужество всего французскаго дворянства поголовно.

- Я имею неоцененную честь, сказалъ онъ, состоять въ свите вашего величества, но я хвастаюсь съ усердiемъ, которое вы изволите понять, смею надеяться - на первый представляющiйся случай доказать моему государю ревность мою къ его службе. Все честолюбiе мое состоитъ въ томъ, чтобы стать среди техъ, кто хочетъ сражаться во славу его королевскаго имени!

- Вы правы, отвечалъ король; я даю вамъ разрешенiе. Дворянство мое окружить меня и въ Венгрiи, также точно какъ окружаетъ въ Лувре.

И, обратясь къ толпе придворныхъ, король прибавилъ;

- Еслибы дофину, сыну моему, было хоть десять летъ, я бы послалъ и его въ походъ.

просьбами. Кто не ехалъ въ Венгрiю, на того ужь почти и смотреть не хотели. Общiй порывъ идти съ графомъ де Колиньи за Рейнъ и за Дунай былъ такъ силенъ, что давши сначала позволенiе всемъ, кто хотелъ, скоро были вынуждены ограничить раздачу разрешенiй.

Среди этого всеобщаго волненiя, дававшаго новую жизнь двору, столь оживленному и до сихъ поръ кипучей деятельностью молодаго царствованiя, трудно было разобрать, что происходитъ въ уме графини де Суассонъ, внезапно увлеченной свою фантазiей въ объятiя Гуго де Монтестрюка.

Какое место назначала она въ своей жизни этой связи, родившейся просто изъ приключенiя и въ которой любопытство играло более заметную роль, чемъ любовь? Она и сама этого не знала. Съ самой ранней молодости она выказала способность вести рядомъ любовныя дела съ интригой; должность обергофмейстерины при королеве, доставленная ей всемогущимъ дядею, кардиналомъ Мазарини, открывала ей доступъ всюду, а итальянскiй духъ, наследованный ею отъ предковъ, позволялъ ей, при тонкомъ пониманiи духа партiй, вмешиваться и въ такiя дела, въ которыхъ она вовсе ничего не понимала. Живость ума и горячiй характеръ, въ связи съ особенной эластичностью правилъ, выручали ее до сихъ поръ во всемъ и всегда.

Олимпiи, мечтой ея честолюбiя, которое могло удовлетвориться только самымъ неограниченнымъ владычествомъ. И вотъ въ самомъ разгаре ея происковъ и волненiй, она встретилась неожиданно съ Гуго.

Въ ней родилось безпокойство, котораго она преодолеть не могла и которое становилось темъ сильней, чемъ больше старалась она отъ него отделаться; что было сначала минутнымъ развлеченiемъ - стало для нея теперь вопросомъ самолюбiя. Не думая вовсе о томъ, чтобъ сделать прочною простую прихоть, начавшуюся съ шутливаго разговора, Олимпiя хотела однакожь овладеть вполне сердцемъ Монтестрюка. Ее удивляло и раздражало, что это ей не удается, ей, которая умела когда-то пленить самого короля и могла опять пленить его, и у ногъ которой была половина двора.

какой-то особенно пленительной, соблазнительной физiономiей.

Бывали часы, когда Гуго поддавался ея чарамъ; но чары эти скоро и разлетались; овладевъ снова собой, онъ чувствовалъ что-то далеко непохожее ни на нежность, ни на обожанiе. Сказать правду, онъ даже ожидалъ съ нетерпенiемъ минуты отъезда въ Мецъ. Графиня де Суассонъ чувствовала инстинктивно, въ какомъ расположенiи былъ ея влюбленный Гуго; она видела ясно, что все кокетство ея, все усилiя оживляли его только на одну минуту.

Еслибъ онъ былъ влюбленъ, еслибъ онъ вне себя трепеталъ отъ волненiя, - она наверное оттолкнула бы его черезъ несколько дней, поддавшись на время разве одному только соблазну таинственности; но разъ онъ былъ равнодушенъ, - ей хотелось привязать его къ себе такими узами, которыя она одна могла бы разорвать.

Однажды вечеромъ, почти въ ту минуту, какъ онъ собирался ужь уходить изъ комнатъ королевы, Гуго увиделъ въ волосахъ Олимпiи бантъ изъ жемчуга, имевшiй для нихъ обоихъ особенное значенiе.

Былъ ли онъ счастливъ или недоволенъ? - этого онъ и самъ не зналъ.