| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1811 |
| Примечание: | Перевод A. Соколовского |
| Категория: | Поэма |
| Входит в сборник: | Стихотворения Байрона (разные переводчики) |
| Связанные авторы: | Соколовский А. Л. (Переводчик текста) |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Проклятие Минервы
Дж. Г. Байронъ
Проклятiе Минервы.
(The Curse of Minerva).
Переводъ A. Соколовскаго
Байронъ. Библiотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. III, 1905.
Pallas te hoc vulnere Pallas
Jramolat et pocnam scelerato ex sanguine sumit,
Aenid., lib. XII, 947, 948.
Милей и ярче въ свой прощальный часъ
Въ горахъ Мореи лучъ последнiй гасъ.
То не былъ лучъ странъ северныхъ, унылый,
Но яркiй лучъ, согретый жизни силой.
Янтарнымъ блескомъ въ море онъ сквозилъ
И гребни волнъ зеленыхъ золотилъ.
Въ немъ счастья богъ приветъ дарилъ прощальный
Эгинскихъ горъ скаламъ и Гидре дальней;
Той стороне, где, подъ защитой скалъ,
Его алтарь поруганный стоялъ...
Но тени горъ коснулись торопливо
Ихъ синiй цветъ подъ взоромъ огневымъ
Вдали зарделся пурпуромъ живымъ.
На высяхъ горъ онъ яркими лучами
Еще горелъ и вспыхивалъ местами;
Но, наконецъ, померкнулъ небосклонъ.
И за скалой Дельфiйской скрылся онъ.
Въ такой же часъ лучъ солнца бледноликiй
Сверкнулъ тебе, Афинъ мудрецъ великiй!
Ученики съ тоской встречали часъ,
Когда Сократъ отравленный угасъ...
Светила дня последнее сiянье
Какъ бы щадило грустный мигъ прощанья;
Его лучей не виделъ мутный взоръ;
Незримъ ему былъ отблескъ милыхъ горъ.
Съ небесъ спускалось грусти покрывало
На край родной, где прежде все сiяло.
И чуть успелъ померкнуть Киферонъ,
Былъ смертоносный кубокъ осушенъ!
Высокiй духъ, не ведавшiй сомненья,
Онъ страха въ жизни низкаго не зналъ
И жизнью всей примеръ намъ дивный далъ.
Но вотъ съ Гимета царственной вершины
Пролился светъ на мирныя долины.
Пронзивъ гряду густыхъ и мрачныхъ тучъ,
Сверкнулъ вдали царицы ночи лучъ.
Не страшенъ былъ серебряной лазури
Ея туманъ - предвестникъ близкой бури;
Въ лучахъ ея ласкающихъ повисъ
Колонны белой мраморный карнизъ;
Двурогiй серпъ съ вершины минарета
Горелъ огнемъ полунощнаго света;
Виднелась группа царственныхъ оливъ
Тамъ, где блестелъ Кефиса волнъ приливъ:
У вратъ мечети кипарисъ печальный
Стоялъ, кiоскъ закрывъ пирамидальный.
Тезея храмъ печально осеня,
Дремала пальма, голову склоня.
Пленяло взоръ здесь все! Одинъ бездушный
Не слышенъ былъ прибой Эгейскихъ водъ;
Ихъ дикiй плескъ смирилъ луны восходъ;
Лишь море, волны тихо колыхая,
Лежало, гладью золотой сверкая,
И темный профиль дальнихъ острововъ
Мрачилъ одинъ лазурь его валовъ.
На этотъ видъ, исполненный отрады,
Взиралъ я въ храме царственной Паллады
Одинъ стоялъ на месте я пустомъ,
Где прежде славы раздавался громъ,
Где въ дни былые подвиги свершались,
A ныне песни лишь о нихъ остались!
Мой взоръ искалъ священный этотъ храмъ.
Людьми поруганный, родной богамъ!
Передо мной былое воскресало
И въ прежней славе Грецiя вставала!
Часы летели, и ужъ полпути
Дiаны дискъ давно успелъ пройти,
A я все мерилъ бодрыми шагами
Паллады храмъ! Гекаты бледный светъ
Бросалъ на мраморъ белый грустный следъ,
И звукъ шаговъ носился, замирая,
Какъ эхо смерти душу надрывая-...
Возстановить старался я въ мечтахъ
Народъ тотъ славный, доблестный въ бояхъ!
Возстановить старался по обломкамъ,
Оставшимся въ наследiе потомкамъ,
Какъ вдругъ гигантскiй призракъ мне предсталъ!
Я предъ собой Палладу увидалъ!
Минерва то была; но не такая,
Какой она, оружiемъ сверкая,
Явилась въ славе воинской своей
Среди Дарданскихъ доблестныхъ полей.
И славный Фидiй мощною рукою
Ее когда то создалъ не такою!
Отважный взоръ врагамъ не угрожалъ;
Горгоны ликъ щита не украшалъ.
Не страшенъ былъ для смертныхъ шлемъ косматый;
Печально вяла въ царственной руке
Оливы ветвь въ безпомощной тоске.
Лазурь очей - Олимпа честь и слава -
Покрылась слезъ смертельною отравой!
Сова, надъ шлемомъ медленно кружась,
Ночной порой для жизни пробудясь,
Богини, мнилось, понимала горе,
Ему своимъ зловещимъ крикомъ вторя.
"O смертный, - молвила она, - черты
Твои не лгутъ мне, что британецъ ты.
Да, славное когда-то было племя!
Разбито имъ впервые рабства бремя.
Но стало, павъ теперь въ глазахъ людей,
Оно презренно и душе моей.
Коль скоро ты причинъ не понимаешь
Моей вражды и ихъ узнать желаешь,
То оглянись: въ пожарахъ и войне
Тирановъ смерть случалось видеть мне,
Успели готовъ свергнуть мы оковы,
И чтожъ теперь? - изъ стороны твоей
Пришелъ грабитель хуже ихъ и злей!
Взгляни на храмъ, поруганный, забытый!
Сочти обломки славы пережитой!
Все, что Кекропсъ когда то созидалъ,
Все, что Периклъ съ любовью украшалъ
Иль что возникло Адрiана волей
Въ упадка дни, - где это все? Нетъ боле
Ужъ ничего! Аларихъ могъ одинъ
Гордиться-бъ темъ - его затмилъ Эльджинъ!
Здесь на стене, векамъ на поруганье,
Описано презренное деянье,
Его виновника Паллада чтитъ:
Эльджина память вечно сохранитъ
Съ его поступкомъ доблестнымъ и славнымъ
Она затемъ, чтобы почетомъ равнымъ
Могли прославиться, векамъ въ примеръ,
Владыка готовъ и шотландскiй пэръ!
Победы правомъ первый заручился
Похитивъ низко то, что до него
Завоевалъ другой, смелей его!
Такъ, если левъ добычу покидаетъ -
Ее шакалъ голодный подбираетъ;
И если первый кровь живую пьетъ,
Последнiй - кости смрадныя грызетъ.
Но получилъ Эльджинъ вознагражденье!
Его позорное постигло мщенье:
У всехъ въ виду, на Фризе, рядомъ съ нимъ,
Храмъ оскверненъ здесь именемъ другимъ.
Его Дiана чистая стыдится
И посмотреть на имя то боится.
Чемъ не могла Паллада отплатить,
Взялась Венера за нее отмстить".
Она замолкла, бровь нахмуря снова.
Решился я тогда промолвить слово:
"Дозволь, дочь Зевса, какъ британцу, мне
Защитникомъ родной быть стороне.
Не обвиняй Британiи напрасно:
Верь, это такъ! разсказъ не ложенъ мой,
Шотландецъ былъ грабитель низкiй твой!
Съ Филейскихъ стенъ окинь державнымъ взоромъ
Беотiю. Чувствительнымъ укоромъ
Была она съ древнейшихъ поръ для васъ.
Укоръ такой Шотландiя для насъ.
Богиня мудрости разсудка силой
Страны отверженной не наделила.
Изъ почвы скудной не даетъ плодовъ
Земля тупыхъ, подавленныхъ умовъ.
Репейникъ чахлый, плодъ скупой природы,
Эмблемой служитъ этого народа;
То мiръ софизма, низости и смутъ!
Великихъ чувствъ тамъ люди не поймутъ;
Съ ихъ мрачныхъ горъ, съ болотистой равнины
Дыханьемъ смраднымъ веетъ на долины;
Пропитанъ имъ порочный мозгъ людей!
Своихъ снеговъ родныхъ онъ холодней!
Тьма плановъ гордыхъ, злыхъ и неразумныхъ
Изъезженъ ими западъ и востокъ,
Наживы страсть - вотъ низкiй ихъ порокъ.
Такъ будь-же проклятъ этотъ день презренный,
Когда къ тебе, какъ воръ, шелъ Пиктъ надменный!--
Какiя вправе превознесть она.
Ведь и своей Беотiи бездарной
Вы за Пиндара вечно благодарны!..
Пускай же горсть великихъ техъ людей,
Отрясши прахъ отъ родины постылой,
Въ иныхъ странахъ своею блещутъ силой.
Довольно честныхъ было десяти
Чтобъ городъ злой отъ гибели спасти".
Прервалъ меня: "Своей стране далекой
Снеси, о смертный, мой ты приговоръ
Хоть пала я; хоть мой великъ позоръ;--
Но все-жъ могу лишить я вдохновенья
Внемли жъ теперь тому, что я скажу;
Внемли и верь - обеты я держу!
Пусть поразитъ жестокое проклятье
Виновника дурного предпрiятья.
Бездарней предка будутъ своего,
И даже, если какъ нибудь родится
Средь нихъ одинъ, которому случится
Краснеть заставить предковъ со стыда
Въ томъ будетъ знакъ, что кровь его славнее,
Что онъ не отпрыскъ гнуснаго злодея!
Пускай художниковъ наемныхъ рядъ
Съ нимъ объ искусстве праздно говорятъ;
За то, что Мудрость грозно порицаетъ;
Къ наживе жъ страсть презренную его
Пускай возносятъ более всего.
Изъ почвы родины своей безплодной
И къ торгу вкусъ. Пускай забвенья тень
На долгiй срокъ щадитъ тотъ подлый день,
Когда купить правительство заставилъ,
Какъ истый воръ, не зная чести правилъ,--
И чемъ теперь обогащаетъ васъ.
Седой вашъ Вестъ, Европы шутъ, чтобъ гору
Сокровищъ этихъ изучить, разбору
Ихъ посвятитъ, по крайней мере, годъ
Когда жъ сравнить искусство будетъ надо
Съ природою - борцовъ Сентъ Жильскихъ стадо
Пусть созовется въ "лавочку камней"
На радость светлыхъ лордовыхъ очей.
Болтая вздоръ, столичныхъ фатовъ стая,
И томныхъ барышенъ пытливый взоръ
При виде ихъ изобразитъ укоръ,--
Взглянувши вскользь на статуи той эры,
И, настоящее съ былымъ сравнивъ,
Шепнутъ невольно: "какъ былъ грекъ красивъ!"
Какъ не сравнить намъ, бросивъ компромиссы,
Своихъ друзей съ любовникомъ Лаисы?
Такихъ красавцевъ на своемъ пути?
Сэръ Гарри очень милъ, хоть и повеса;
Но далеко жъ ему до Геркулеса!"--
Во всей толпе зевающихъ пройдетъ
Величье техъ похищенныхъ творенiй!
Исполненъ грустныхъ, горькихъ размышленiй,
На нихъ уставитъ онъ печальный взоръ,
И какъ презрененъ станетъ ему воръ.
Зови его кощунства деломъ ада!
Пускай его преследуетъ оно
И после смерти. Злобою полно,
Его потомство на ряду поставитъ
Ихъ имена: Эльджинъ и Геростратъ!
Однимъ проклятьемъ люди заклеймятъ
Поступки ихъ. Обоимъ нетъ прощенья,
Но все жъ Эльджина больше преступленье!
Пусть онъ стоитъ какъ статуя стыда!
Но не ему я только мстить сбираюсь!
Съ его страной я тоже посчитаюсь.
Въ ея делахъ онъ почерпалъ примеръ.
Взгляни: среди балтiйскихъ волнъ пылаетъ
Огонь войны. Союзникъ проклинаетъ
Коварный бой. Паллада на него
Вамъ не дала бъ согласья своего,
И дать советъ безчестный не решилась.
И вотъ ушла, оставивъ за собой
Съ Горгоной щитъ - даръ страшный, роковой!
Онъ обратилъ все въ камень въ дни несчастья;
Вотъ Немезида грознымъ мятежемъ
Мститъ засыновъ, погибшихъ подъ ножомъ!
Въ долине Ганга сумрачное племя
Давно мечтаетъ свергнуть ваше бремя.
Давно къ расплате голосъ васъ зоветъ.
Звала я Англiю, давъ ей свободу,
Быть справедливой къ слабому народу.
Испанiя хотя вамъ руку жметъ,
Къ себе она войти васъ не пускаетъ.
И гонитъ васъ - о томъ Баросса знаетъ,
Ея полямъ известно, чьи сыны
Со славой пали жертвами войны.
Бойцовъ хорошихъ вамъ дала немного
И беглецовъ, но все жъ ея поля
Прославились, какъ храбрая земля,
Съ которой, голодомъ въ конецъ сраженный,
Но славы намъ (будь дело даже такъ)
Не можетъ дать ведь отступившiй врагъ!
Не наградитъ рядъ вражьихъ отступленiй
За стыдъ своихъ проигранныхъ сраженiй.
(Вы редко ей дарите взглядъ такой):
Она полна отчаянья немого;
Въ столице вашей бездна горя злого.
Сквозь крики оргiи въ ней слышенъ стонъ!
Въ ней плачутъ все; постигла всехъ утрата.
Добро страны уходитъ безъ возврата,
Надъ сундукомъ владелецъ не дрожитъ:
Кладъ настоящiй больше въ немъ не скрытъ.
Хвалить его? Свинцомъ ведь онъ ложится,
Свинцомъ тяжелымъ на руки людей,
Забывшихъ стыдъ въ подкупности своей!
И хоть Паллада уши прожужжала
Не захотевъ внимать людскимъ речамъ,
Они остались глухи и къ богамъ.
Изъ нихъ одинъ лишь, гибель сознавая,
Призвалъ меня на помощь, но пылая
Хоть тотъ далекъ былъ сердцу моему.
Пускай внимаютъ ваши все палаты
Его речамъ, - остались не богаты
Оне умомъ, какъ были и всегда.
Какъ встарину лягушекъ государство
Себе чурбанъ поставило на царство,
Иль какъ Египетъ божествами звалъ
Головки лука, - такъ теперь избралъ
Въ лице кого-жъ? Убогаго кретина!
Прощаюсь съ вами! доживайте день!
Ловите тщетно прежней власти тень;
По славе дней прошедшихъ лейте слезы.
Въ стране исчезло золото давно,
Въ рукахъ пиратовъ искрится оно.
И войскъ наемныхъ жадныя ватаги
Не. продаютъ свои вамъ больше шпаги.
Товаръ непроданный считаетъ свой.
На корабли его не нагружаютъ,
На берегу онъ медленно сгниваетъ.
Забросилъ свой ремесленникъ станокъ,
Парламентъ вашъ въ упадке. Укажите,
Где человекъ, котораго вы чтите!
Трибуна, где текла свободно речь,
Стремится слово правды лишь пресечь.
Чуть держатся въ стране тоски и горя.
Но фанатизмъ нелепыхъ сектъ борьбой
Грозитъ сгубить весь островъ вашъ родной!
Оне живутъ и, поднимая знамя
Судьбы свершился грозный приговоръ!
Паллады речь сочли вы за укоръ;
Такъ фурiй рой сменитъ. ее жестокiй.
Оне, проникнувъ вглубь страны далекой,
И по лицу земли костры зажгутъ!
Вамъ Рокъ отмститъ еще инымъ ударомъ:
Льетъ слезы Галлiя свои недаромъ,
Моля увидеть въ рабстве Альбiонъ.
Нарядъ блестящiй воинскаго стана,
Трубы призывный звукъ, громъ барабана,
Врагу несущiй вызовъ боевой,
На зовъ войны стремящiйся герой;
Все это сердцу юному забавой
Желанной кажется, и грозный видъ
Кровавыхъ битвъ съ веселiемъ миритъ!..
За лавры смерть - желанная награда,
Пылъ варварства! Онъ битвой не смиренъ!
Въ разгаре битвъ безвредно дремлетъ онъ,
Но чуть победа громкая решится
И алой кровью поле обагрится -
О зверствахъ войнъ известенъ вамъ лишь слухъ.
Убiйство пахаря, разгромъ селенья,
Безчестье женъ, хозяйства разоренье -
Все это скорбь, неведомая вамъ,
Но какъ-то взглянутъ гражданъ вереницы
На дымъ густой пылающей столицы?
На яркiй отблескъ огненныхъ костровъ
Съ опустошенныхъ Темзы береговъ?
Увидя то! Ты въ злобе непреклонной
Воздвигла шумъ военныхъ непогодъ
Отъ Рейна вплоть до Тахо тихихъ водъ.
Суди жъ тогда, не платишь ли страданьемъ
Гласятъ законъ небесный и земной,
Что кровь за кровь всегда течетъ рекой!
Не можетъ ждать отъ братьевъ сожаленья
Кто самъ зажегъ огонь вражды и мщенья!"...
ПРОКЛЯТІЕ МИНЕРВЫ.
Это сатирическое произведенiе, написанное въ Афинахъ и помеченное 17 марта 1811 г., Байронъ решилъ оставить не напечатаннымъ, - какъ предполагаетъ Нуръ, изъ уваженiя къ желанiямъ лорда Эльджина или близкихъ друзей. Изданiе, сделанное Дависономъ въ 1812 г., не было выпущено поэтому въ продажу. Но, помимо воли автора, "Проклятiе" оказалось въ 1815 г. напечатаннымъ въ Филадельфiи. Въ письме къ Муррею отъ 6 марта 1816 г. поэтъ отрекается отъ этого изданiя, какъ "напечатаннаго воровскимъ образомъ и по негодному списку". Вследъ затемъ, однако, это американское изданiе было воспроизведено однимъ изъ лондонскихъ журналовъ, а затемъ и отдельной брошюрой. Каковы бы вы были намеренiя поэта въ 1812 г., четыре года спустя онъ долженъ былъ признать, что это
Произведенiе ничего не прибавитъ къ его славе, темъ более, что главная цель сатиры - выставить въ смешномъ виде лорда Эльджина и прочихъ англiйскихъ археологовъ - уже была достигнута губительными строфами во ІІ-й песне Чайльдъ-Гарольда,
Байронъ былъ предубежденъ противъ Эльджина еще раньше, чемъ отправился въ свое путешествiе. Насмешки надъ Эльджиномъ и Абердиномъ за ихъ археологическiй дилеттантизмъ мы встречаемъ уже въ Англiйскихъ Бардахъ (см. выше, стр. 525--526); но поэтъ далъ полную волю негодованiю, когда, въ декабре 1809 и въ начале 1810 г., собственными главами увиделъ те опустошенiя, какiя произведены были въ Афинахъ "грабителями-антикварiями". Его поразило это отсутствiе уваженiя къ "несчастнымъ останкамъ" греческой древности. Южная сторона полуразрушеннаго Парфенона была лишена своихъ метопъ, гораздо менее, чемъ прочiя, пострадавшихъ отъ времени; съ трехъ сторонъ святы были фризы, а съ восточной стороны были унесены хотя и поврежденныя отчасти, но все еще прекрасныя группы фигуръ. Следы этого разрушенiя были еще свежи, когда ихъ увиделъ Байронъ; султанскiй фирманъ, исходатайствованный для лорда Эльджина и его агентовъ капелланомъ англiйскаго посольства Гентомъ и разрешавшiй имъ увезти изъ Афинъ "несколько кусковъ камня", еще оставался въ силе, я бывшiй на службе у Эльджина итальянскiй художникъ, донъ Тита Луизьери, "какъ борзая ищейка", откапывалъ новые остатки древности, въ то же время жалуясь путешественникамъ на жестокость судьбы, которая вынуждаетъ его грабить храмы противъ его воли. Съ настроенiемъ грековъ археологи не особенно считались. Секретарь Эльджина, Гамильтонъ, уверялъ, что действiя иностранцевъ не вызывали со стороны туземнаго населенiя никакого неудовольствiя; напротивъ, греки были даже рады тому, что къ нимъ наехали богатые господа, которые оставятъ у нихъ много денегъ. Съ другой стороны. путешественникъ Кларкъ, съ которымъ Байронъ былъ въ переписке, говоритъ о привязанности турокъ къ Парфенону, который чтился ими, какъ старая мечеть, и приводитъ патетическiй разсказъ о выраженiи скорби одного старика, при виде производимаго археологами разрушенiя этой святыня. Другiе путешественники также возмущаются "безпощадвымъ опустошенiемъ* древнихъ развалинъ новейшими изыскателями. Даже археологъ Михаэлисъ называющiй "Проклятiе Минервы" дерзкимъ пасквилемъ, внушеннымъ слепою страстью, такъ какъ, по его словамъ, всякому непредубежденному человеку должно быть понятно, что Эльджинъ действовалъ въ интересахъ сохраненiя драгоценныхъ остатковъ древности, допускаетъ, что удаленiе метопъ и статуй съ Эрохтенона "причинило значительный ущербъ архитектуре остальныхъ зданiй". Этимъ если не оправдывается, то въ достаточной степени объясняется негодованiе Байроновской сатиры. Исторiя, конечно, оправдала Эльджина, который вполне безкорыстно, и даже съ весьма значительными личными затратами (до 35 тыс. фунтовъ стерлинговъ), спасъ отъ окончательной гибели обломки фидiевскаго творчества, которые, безъ его вмешательства, несомненно должны были погибнуть если не отъ неразумiя или злой воли людей, то отъ влiянiя разрушительныхъ стихiй. Теперь эти ценные обломки надолго сохранены въ Британскомъ Музее и стали достоянiемъ науки.
* * *
Стр. 540. Первые 58 стиховъ, до стиха: "На этотъ видъ исполненный отрады", были перенесены Байрономъ, въ 1814 г., въ начало Корсара.
Эгинскихъ хоръ скаламъ и Гидре дальней.
Гидра (Идра) островъ на восточномъ берегу Пелопоннеса, между Навплiйскимъ и Эгинскимъ заливамъ.
"Сократъ выпилъ сокъ цикуты незадолго до заката солнца, несмотря на настойчивыя просьбы друзей подождать до наступленiя ночи". (Байронъ).
Но вотъ съ Гимета царственной вершины
"Сумерки въ Грецiи гораздо короче, нежели у насъ; дни зимой дольше, но летомъ короче". (Байронъ).
У вратъ мечети кипарисъ печальный
"Кiоскъ - турецкiй летнiй доѵъ; пальма находятся въ нынешней ограде Афинъ" недалеко отъ храма Тезея; стена проходитъ между нею и этимъ храмомъ. Кефиссъ очень беденъ водою, а въ реке Илисса воды и совсемъ нетъ". (Байронъ).
Стр. 511.
Все, что Периклъ съ любовью украшалъ.
"Это говорится о городе вообще, а не объ Акрополе въ частности, Храмъ Юпитера Олимпiйскаго, некоторыми отождествляемый съ Пантеономъ, былъ законченъ при Адрiане; отъ него сохранилось еще 16 колоннъ, замечательныхъ по своей красоте". (Байронъ).
Взялась Венера за нее отмстить.
"Имя лорда, а также и имя его супруги, съ которою онъ теперь уже развелся, старательно вырезаны на стене Парфенона, неподалеку отъ испорченнаго барельефа, разбитаго рабочими, которые тщетно пытались его снять. На одномъ изъ камней Эрехтенона глубоко вырезаны слова:
Suod non fecerunt Gothi,
". (Байронъ).
Можетъ быть, эти слова вырезаны самимъ же Байрономъ.
Стр. 542.
Седой вашъ Вестъ, Европы шутъ...
"Мистеръ Вестъ, увидевъ "коллекцiю Эльджина", провозгласилъ себя "новичкомъ" въ искусстве". (Байронъ).
Пусть созовется въ лавочку камней.
"Бедняга Крибъ былъ горько разочарованъ, когда мраморы въ первый разъ выставлены были въ доне Эльджина. Онъ все спрашивалъ: "не лавка ли это монументщика?" Онъ былъ правъ: кто действительно лавочка". (Байронъ).
Огонь войны.
Говорится о бомбардировке Копенгагена адмираломъ лордомъ Гамбьеромъ въ сентябре 1807 г.
...о томъ Баросса знаетъ.
Въ 1811 г. союзники испанцевъ, англичане, въ войне съ французами, атаковали и взяли позицiю на холме Бароссе, но потомъ вынуждены были отступить.