| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1815 |
| Категория: | Трагедия |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вернер или наследство. Действие первое (старая орфография)
ЗНАМЕНИТОМУ ГЕТЕ
ПОСВЯЩАЕТ ЭТУ ТРАГЕДИЮ
ОДИН ИЗ ЕГО ПОЧТИТЕЛЬНЪЙШИХ ПОКЛОННИКОВ.
ПРЕДИСЛОВИЕ.
Нижеследующая драма заимствована целиком из книги "Крюицнер, повесть немца", опубликованной много лет тому назад в "Кентерберийских повестях" Ли. Как кажется, эти повести написаны двумя сестрами, из которых одной принадлежит "Крюицнер" и еще один рассказ, при чем обе эти вещи считаются лучшими из всего этого сборника. Я заимствовал оттуда действующих лиц, общий план, а местами даже самый текст. Характеры некоторых лиц более или менее изменены, вместо некоторых имен поставлены другия, a одно действующее лицо (Лда Штраленгейм) добавлено мною; в остальном же я следовал главным образом оригиналу. Я в первый раз прочел эту повесть в ранней молодости (мне было, кажется, около 14 лет); она произвела на меня глубокое впечатление, и, право, я могу сказать, что она содержит в себе зародыш многих из моих произведений. Не знаю в точности, имела ли она когда либо крупный успех, и если имела, то успех этот с тех пор был во всяком случае превзойден другими великими писателями в том же роде; но я всегда убеждался, что те, которые прочли ее, соглашались со мною, ценя в этой повести необыкновенную силу мысли и воображения. Я именно сказал бы "мысли", а не выполнения, так как сюжет, вероятно, можно было бы развить удачнее. Среди тех, которые соглашались со мною относительно этой повести, я мог бы назвать несколько весьма знаменитых имен, но в этом нет необходимости, да оно и безполезно, так как каждый должен судить по своим собственным впечатлениям. Я ссылаюсь на оригинал только для того, чтобы читатель мог судить, насколько я из него заимствовал, и нисколько не обижусь, если чтение повести доставит ему больше удовольствия, чем чтение драмы, основанной на её содержании.
Я начал писать драму на мотив этой повести еще в 1815 году; то была первая моя попытка в драматическом роде, если не считать написанной мною в четырнадцатилетнем возрасте драмы "Ульрих и Ильвина", которую я имел благоразумие сжечь. Я тогда уже окончил один акт, но обстоятельства заставили меня прервать работу. Это начало находится где-то в Англии среди моих бумаг; но так как его нельзя было найти, то я вновь написал первый акт и прибавил остальные.
Пьесу эту я не имел намерения ставить на сцену, к которой она вовсе и не приспособлена.
Пиза, февраль 1822 г.
Действующия лица:
Мужчины.
Вернер.
Ульрих.
Штраленгейм.
Иденштейн.
Габор.
Фриц.
Генрих.
Эрих.
Арнгейм.
Mейстер.
Рудольф.
Женщины.
Жозефнна
Идa Штраленгейм.
Действие происходит частию на границах Силезии, частию в замке Зигедорф, близ Праги. Время действия в конце тридцатилетней войны.
ДЕЙCТВИЕ ПЕРВОЕ.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Зала в обветшалом замке, поблизости небольшого города на северной границе Силезии. Бурная ночь. Вернер и жена его Жозефина.
ЖОЗЕФИНА.
Мой милый, успокойся!
ВЕРНЕР.
Я спокоен.
ЖОЗЕФИНА.
По внешности, но вовсе не в душе.
Твои шаги поспешны и неровны;
Никто не ходит быстро так, как ты,
По комнате такой, как эта зала,
Когда спокойно сердце у него.
Будь то в саду, - могла бы я подумать,
Что весел ты и что твои движенья
Летающей с цветочка на цветочек;
Но здесь!
ВЕРНЕР.
Здесь очень холодно: обои
Колеблются от ветра, пропуская
Его сюда. Застыла кровь моя.
ЖОЗЕФИНА.
О, нет!
ВЕРНЕР (улыбаясь).
Но ты б хотела, чтоб так было?
ЖОЗЕФИНА.
Хотела б я, чтоб кровь твоя текла
Спокойною, здоровою струею.
ВЕРНЕР.
Пускай себе струится как нибудь,
Пока не станет или не прольется;
Когда, - мне это, право, безразлично.
.
Так я - ничто для сердца твоего?
ВЕРНЕР.
Все, все.
ЖОЗЕФИНА.
Тогда не должен ты желать
Того, что мне навек разбило б сердце.
ВЕРНЕР (медленно приближаясь к ней).
Лишь для тебя я был... чем, - все равно,
Но и добро и зло во мне таилось;
Что я теперь, - ты знаешь; чем быть мог бы,--
Не знаешь ты; но я тебя люблю
И нас ничто не разлучит.
(Снова начинает быстро ходить и опять приближается к Жозефине).
Шум бури
Меня тревожит, может быть; я слишком
Стал ко всему чувствителен; притом
Недавно был я болен, как ты знаешь,
Увы, сильней, чем я!
ЖОЗЕФИНА.
Тебя вновь видеть
Здоровым - было счастьем для меня;
Тебя счастливым видеть...
ВЕРНЕР.
Где ж счастливых
Ты видела? Пусть буду я несчастен,
Как прочие.
ЖОЗЕФИНА.
Но вспомни, например,
Как много есть таких, что в эту бурю
Дрожат под ветром яростным, под ливнем,
Который каждой каплею тяжелой
Как будто пригибает их к земле;
У бедняков иного нет приюта,
Как только тот, что будет под землей.
ВЕРНЕР.
Что ж, тот приют не плох; к чему забота
Да, бедняки, которых сердобольно
Ты вспомнила, страдают; ветер воет
Вкруг них, и капли тяжкия дождя
Холодные им в кости проникают,
Сжимая мозг. Я сам солдатом был,
Охотником и странником; теперь же
Я нищий. То, о чем ты говоришь,
По опыту, конечно, знать я должен.
ЖОЗЕФИНА.
Но ты теперь от этих бед укрыт.
ВЕРНЕР.
Укрыт от них - и только.
ЖОЗЕФИНА.
Но и это,
Ведь, кое что.
ВЕРНЕР.
О, да: для мужика.
ЖОЗЕФИНА.
Ужели ж те, кто знатен по рожденью,
За тот приют, который, по привычке
К излишеству былому, им, пожалуй,
Еще нужней, чем даже мужику,
Когда отлив изменчивой фортуны
Внезапно их оставит на мели?
ВЕРНЕР.
Не то, не то; ты этого не знаешь.
Несчастья мы сносили, - не скажу,
Чтоб очень терпеливо, исключая
Тебя, - но все ж сносили их.
ЖОЗЕФИНА.
Так что же?
ВЕРНЕР.
Есть кое что помимо бедствий внешних
(Хотя довольно было б их одних,
Чтоб душу нам измучить), что терзало
Меня давно и, может быть, теперь
Терзает даже более, чем прежде.
Которая здесь, на границе этой
Несчастной, так некстати задержала
Меня, лишив не только сил, но средств,--
То, может быть... нет, это выше сил!
Быть может, я свое вернул бы счастье,
Тебя счастливой сделать мог бы я,
Блеск сана поддержал бы, возвратил бы
Себе я имя моего отца,
И даже больше...
ЖОЗЕФИНА (прерывисто).
Сын мой... сын наш... Ульрих!
Его б я вновь в объятья заключила,
Так долго не видавшия его,
И утолила б жажду материнства!
Двенадцать лет, как мы разстались с ним!
Ему тогда, ведь, было только восемь.
Как он хорош был, как теперь прекрасен
Он должен быть, безценный Ульрих мой!
.
Игрушкою судьбины слишком часто
Я был; теперь настигнут ею я
И выхода мне нет: я болен, беден
И одинок.
ЖОЗЕФИНА.
Ты одинок? Супруг мой!
ВЕРНЕР.
Иль даже хуже: всех, кого люблю,
Я вовлекал в беду. Уж лучше было б
Мне одиноким быть: будь я один,--
Я умер бы, и разом все бы скрылось
В могиле безыменной.
ЖОЗЕФИНА..
Пережить
Тебя я не могла бы. Но мужайся;
Ведь долго мы боролись: тот, кто бодро
Ведет борьбу с судьбою, наконец
Берет над нею верх, иль утомляет
Ее своим упорством; то, к чему
Перестает лишенья ощущать
Крепись же: сына мы найдем, быть может.
ВЕРНЕР.
Так близко быть от сына, от всего,
Что нас вознаградило б за страданья,--
И обмануться так!
ЖОЗЕФИНА.
Но мы еще
Не обманулись.
ВЕРНЕР.
Разве мы с тобою
Не нищие?
ЖОЗЕФИНА.
Богаты никогда
Мы не были.
ВЕРНЕР.
Я был рожден в богатстве,
Для знатности рожден я был, для власти;
Я их имел, я их любил... Увы!
Сил юности; и вот, отцовский гнев
Меня всего лишил... Но долгой скорбью
Я все свои проступки искупил
И смерть отца мне снова путь открыла,
Но западней грозит мне этот путь.
Холодный, подлый родственник, который
Следил за мною долго, как змея
За пташкою безпечной, - в это время
Предупредил меня; мои права
Он захватил и завладел дарами,
Благодаря которым он по власти
И по владеньям равен принцам стал!
ЖОЗЕФИНА.
Как знать? Быть может, сын наш возвратился
Он защитит.
ВЕРНЕР.
На это нет надежды.
С тех пор, как странно он исчез, покинув
Наследовав, быть может, - нет вестей
О том, куда и как он путь направил.
Когда я с ним разстался, оставляя
Его у деда, - тот мне обещал,
Но кажется, что Небо здесь вмешалось
Своею грозной волей, отягчив
И юношу отцовскими грехами.
ЖОЗЕФИНА.
По крайней мере мы до этих пор
Избегли злой погони Штраленгейма,
ВЕРНЕР,
Избегли бы, когда бы не болезнь
Она не жизнь отнять грозит, а то,
Что в жизни мне единым утешеньем
Являлось! Я уж чувствую невольно
Себя в тенетах жадного врага,
ЖОЗЕФИНА.
Но лично, ведь не знает он тебя;
Шпионы же, которые так долго
Следили за тобой, теперь остались
И перемена имени помогут
От всякой нам погони убежать.
И здесь никто не примет нас, конечно,
Ни за кого, как лишь за тех, кем мы
ВЕРНЕР.
Мы - "хотим казаться*!
Но кажемся мы тем, что мы теперь
На деле: просто нищими! Ха, ха!
.
Как смех твой горек!
ВЕРНЕР.
В этом жалком теле
Кто заподозрит дух высокий сына
Наследника тех княжеских земель?
Кто в этом чахлом и потухшем взоре
Увидит гордость древности и знати?
Кто, видя эти сморщенные щеки,
Узнает в них владельца зал роскошных,
Который каждый день давал пиры
Для тысячи вассалов?
ЖОЗЕФИНА.
Не так ценил ты прелесть благ мирских,
Когда себе ты выбрать удостоил
В невесты дочь изгнанника скитальца.
ВЕРНЕР.
Лишенного наследства - был как раз
Брак равный. Впрочем, я имел надежду
Тебя возвысить в сан иной, достойный
Обоих нас. Дом твоего отца
Твой род тягаться мог бы с нашим родом.
ЖОЗЕФИНА.
Но твой отец иного мненья был.
Однако, еслиб я могла с тобою
То я об этой знатности сказала,
Какая ей в глазах моих цена.
ВЕРНЕР,
Какая же?
.
Такая ж, как и польза,
Которую она нам принесла:
Она - ничто.
ВЕРНЕР.
ЖОЗЕФИНА.
Иль хуже:
Она--та злая язва, что точила
Тебя всегда; не будь её, - могли бы
Как с ней легко мирятся миллионы;
Когда б не знал ты призраков пустых
Владетельных отцов твоих, ты мог бы
Себе свой хлеб спокойно добывать,
Иль, еслибы ты это низким счел,
Торговлей мог бы ты добыть богатство
Иль чем нибудь иным, как гражданин.
ВЕРНЕР
И быть купцом ганзейским? Превосходно!
ЖОЗЕФИНА.
Чем хочешь, будь: ты для меня один,
И ни закон, ни сан, какой угодно,
Ты--первый выбор сердца моего;
Когда избрала я тебя, - не знала
Ни рода, ни надежд твоих, ни страсти
Твоей к почету; знала лишь твои страданья;
Окончатся - и я свои печали
Окончу, с ними вместе иль с тобой!
ВЕРНЕР.
Мой добрый ангел! Ты всегда такою
Характера меня не раз вводила
В излишество, но никогда не думал
Обидеть я тебя иль род твой. Ты
Судьбе моей ничем не повредила;
В младые годы был таков, что мог бы
Империи лишиться я, когда б
Она была моим наследством. Ныне ж,
Очищенный страданьем, укрощенный,
Тоскую я, что для тебя и сына
Я ничего не оставляю! Верь,
Что двадцати двух лет, в расцвете полном
Весны моей, когда меня отец
Хоть я тогда последний отпрыск был
Семьи старинной, - я страдал не столько,
Как мучусь я теперь, когда я вижу,
Что мальчик мой, мать сына моего,
Того, что я утратил поделом!
Но в эти годы пламенные страсти
Во мне кружились, как живые змеи,
Как волосы Горгоны, обвивались
(Раздается громкий стук в дверь).
ЖОЗЕФИНА.
Ты слышишь?
ВЕРНЕР.
ЖОЗЕФИНА.
Кто мог бы это быть так поздно? Гости
У нас так редки.
ВЕРНЕР.
Не ходит в гости; разве для того лишь,
Чтоб их еще беднее сделать. Что ж,
Я приготовлен ко всему.
(Кладет руку за пазуху, как бы ища там оружия).
.
Не надо
Смотреть свирепо так. Я отворю;
Едва ли это может быть опасно
Здесь в этом месте зимней тишины.
Для человека от других людей.
(Отворяет дверь. Входит Иденштейн)
ИДЕНШТЕЙН.
Привет и вам, почтеннейший... Как вас
Зовут, мой друг?
ВЕРНЕР.
Меня вы не боитесь
ИДЕНШТЕЙН.
Бояться вас? И впрямь,
Ей ей, боюсь: вы смотрите так грозно,
Как будто б я о чем нибудь получше
ВЕРНЕР,
Что? Получше?
ИДЕНШТЕЙН.
Получше иль похуже, вроде брака.
Вы здесь живете в княжеском дворце
(Положим, уж двенадцать лет оставлен
На жертву крысам он и привиденьям,--
Но как ни как, а все же он--дворец),--
ВЕРНЕР.
Зовусь я - Вернер.
ИДЕНШТЕЙН.
Имя недурное.
Обложку книг купеческой конторы.
Кузен мой служит в Гамбурге, в больнице:
Жена его носила это имя
В девичестве. Он занимает пост
Что после сам хирургом будет он.
Не родственник ли вам он чрез супругу?
ВЕРНЕР.
Как, нам?
.
Да, нам он родственник, но дальний.
(Тихо Вернеру).
Велик ли труд поддакнуть болтуну,
Чтоб выведать, чего ему здесь нужно?
.
Вот, очень рад! Признаться, я и сам
Так думал: что то сердцу говорило,
Что мы сродни. Кровь, братец, не вода!
А потому винца подать прикажем
Поближе: надо родственникам быть
Друзьями!
ВЕРНЕР.
Вы, мне кажется, успели
То угостить вином вас не могу я,--
Лишь разве вашим: беден я и болен,
Как видите, и видеть вы могли б,
Что я желаю быть один. Но к делу;
ИДЕНШТЕЙН.
Я? Зачем пришел?
ВЕРНЕР,
Что привело сюда вас, - я не знаю,
Что вас отсюда выведет.
ЖОЗЕФИНА (тихо).
Терпенье,
ИДЕНШТЕЙН.
Значит, неизвестно
Вам, что у нас случилось здесь?
ЖОЗЕФИНА.
ИДЕНШТЕЙН.
Река, ведь, наша разлилась.
ЖОЗЕФИНА.
К несчастью,
Ея разлив нас держит здесь.
ИДЕНШТЕЙН.
Но вот что
Вам будет ново; знатный господин,
На зло разливу и презрев отважно
Трех ямщиков советы, - утонул
Пониже брода; вместе с ним погибли
Пять лошадей почтовых, обезьяна,
ЖОЗЕФИНА.
Ах, бедняки!
Да верно ль это?
ИДЕНШТЕЙН.
Погибли обезьяна и лакей,
И лошади, конечно; но погиб ли
Его превосходительство, - наверно
Не знаем мы еще. Известно всем,
Да этому и следует так быть.
Зато сомненья нет, что нахлебался
Из Одера он столько, что хватило б
На двух здоровых мужиков, и лопнуть -
Саксонец и венгерец - с риском жизни
Из волн свирепых выхватить успели
Тонувшого и вот прислали к нам
Просить ему приюта или гроба,
Несчастный, или трупом будет он.
ЖОЗЕФИНА.
Но где ж его вы примете? Быть может,
Здесь, в этом помещеньи? Я согласна.
.
Здесь? Нет; он слишком благородный гость;
Его мы примем в княжеских покоях.
Там, правда, сыровато; ведь никто
Там не живет, двенадцать лет стояли
Явился к нам из столь сырого места,
Что там едва ли зябнуть будет, если
Еще он может зябнуть; если ж нет,
То он себе найдет квартиру завтра
Там натопить и все привесть в порядок
На худший случай, - то есть, если он
Останется в живых.
ЖОЗЕФИНА.
От всей души желаю я, чтоб жив
Остался он.
ВЕРНЕР.
Не знаете ль, хозяин,
(Тихо Жозефине).
Поди, мой друг:
Я разспрошу болвана (Жозефина уходит).
.
Имя? Боже!
Не до имен теперь, когда, быть может,
Он все уже утратил. Будет время
Об имени спросить, когда ответить
Его наследник в надписи надгробной
Нам это имя скоро сообщит.
Не вы ль меня недавно побранили,
Когда я вас об имени спросил?
.
Да, это так; вы правы; я согласен.
(Входит ГАБОР).
ГАБОР.
Я не стесняю ль вас?
.
О, нет, нисколько!
Ведь здесь дворец; вот этот господин--
Такой же здесь чужой, как вы. Прошу вас
Быть здесь, как дома. Но скажите: где же
Он чувствует себя?
ГАБОР.
Промок он сильно
И утомлен, но все-таки спасен.
Остановился он неподалеку
(Я сделал то же и пришел сюда
Оттуда прямо). От невольной ванны
Почти уж он оправился теперь
И скоро будет здесь.
.
Эй, вы! Живее!
Петр! Герман! Вейльбург и Конрад! Сюда!
(Отдает приказания входящим слугам).
К нам ночевать приедет знатный барин:
Чтоб были в красной комнате, в камине
Горящия дрова! а сам я в погреб
Иду сейчас. Постельное белье
Фрау Иденштейн доставит гостю. Это--
Моя супруга. Правду вам сказать,--
На этот счет у нас довольно скудно
Здесь во дворце: ведь уж двенадцать лет,
Как нас его сиятельство покинул.
Его превосходительство?
ГАБОР.
Ей-ей,
Не знаю ничего. По мне, пожалуй,
Ему постель хорошая теперь
Уж слишком вымок он у вас в реке.
Но, чтобы ваши блюда не пропали,
Готов я сам поужинать, а также
Приятель мой наверное почтит
ИДЕНШТЕЙН.
Я все ж верней хотел бы знать желанье
Его превосходительства... Как имя
Его?
ГАБОР.
ИДЕНШТЕЙН.
Как же так? Вы жизнь
Ему спасли!
ГАБОР.
Помог я в этом другу.
,
Довольно странно жизнь спасать тому,
Кого не знаешь.
ГАБОР.
Нет, ничуть не странно;
Напротив, есть иные господа,
Затем, что знаю их.
ИДЕНШТЕЙН.
А вы, мой друг,
Откуда родом?
ГАБОР.
ИДЕНШТЕЙН.
Как вас зовут?
ГАБОР.
Вам это безразлично.
ИДЕНШТЕЙН
Мне кажется, весь свет стал безыменным:
Никто не хочет мне себя назвать! (Громко).
Большую ли с собой имеет свиту
ГАБОР.
Да, есть
Достаточно народу.
ИДЕНШТЕЙН.
Сколько?
ГАБОР.
Я не считал. Мы встретились случайно
И подошли как раз в последний миг,
Чтоб вытащить через окно кареты
Тонувшого.
.
Чего бы не дал я,
Чтоб так спасти знатнейшую персону!
Конечно, вам заплатят крупный куш?
ГАБОР.
Быть может.
.
Ну, а сколько же, примерно,
По вашему разсчету?
ГАБОР.
Я еще
Не назначал себе цены продажной;
Считал бы я Гохгеймера стаканчик
Зеленого стекла, с изображеньем
На нем роскошных гроздьев и с девизом
В честь Бахуса, наполненный вином
За это обещаюсь вам, когда
Вы будете тонуть (хотя, признаться,
Такая смерть из всех родов смертей
Для вас едва ль не меньше всех возможна),--
Подумайте, что с каждым из стаканов,
Которые я в глотку пропущу,
Одной волной над вами будет меньше!
ИДЕНШТЕЙН
Ну, этот малый мне не по душе:
Он кажется сухим и скрытным. Впрочем,
Подействует, быть может, на него
Вино; а если это не поможет,--
(Уходит).
ГАБОР (Вернеру).
Должно быть, этот церемониймейстер--
Дворца смотритель. Недурное зданье,
ВЕРНЕР.
Покои,
Где тот, кого спасли вы, будет спать,
Содержатся в достаточном порядке,
ГАБОР.
Почему ж
Не выбрали вы их? Судя по виду,
Вы тоже не совсем здоровы.
ВЕРНЕР
Сударь!..
ГАБОР.
Прошу вас извинить меня. Однако,
Что я сказал такого, что б могло
Обидеть вас?
.
О, ничего, но с вами
Друг другу мы чужие.
ГАБОР.
Потому то
Я и хотел к сближенью приступить.
Сказал, что вы такой же в замке гость,
Невольный и случайный, как и наша
Компания?
ВЕРНЕР.
ГАБОР.
Итак, в виду того, что в первый раз
Мы встретились и, может быть, не будем
Встречаться больше, - скрасить я хотел
(По крайней мере для себя) суровость
Вас разделить со мною и с другими
Наш ужин.
ВЕРНЕР.
Нет, прошу меня простить:
ГАБОР.
Как вам угодно.
Я прежде был солдатом, - потому,
Быть может, груб немного в обхожденьи.
ВЕРНЕР.
Привет солдата встретить по солдатски.
ГАБОР.
Служили вы? В каких войсках? В имперских?
ВЕРНЕР (быстро, затем прерывая сам себя).
Служил. - Но это было уж давно,
Когда впервые поднялись богемцы
На Австрию.
ГАБОР.
Ну, это все прошло!
Сердец отважных ныне не у дел:
Живут себе, кой как перебиваясь,
Чем могут, и, - по правде вам сказать,
Немало их пошло путем кратчайшим.
.
Какой же это путь?
ГАБОР.
Хватают все,
Что могут взять. В Силезии повсюду,
А также и в Лузации - леса
От прежних войск; они берут харчи
Со всей страны. За крепкими стенами
Попрятались повсюду кастеляны;
Вне замков трусит и барон спесивый,
Я утешаюсь тем, что где б ни вздумал
Я странствовать, - немного мне терять.
ВЕРНЕР.
А мне - так вовсе нечего.
ГАБОР.
Дела еще похуже, чем мои.
Сказали вы, что были вы солдатом?
ВЕРНЕР.
Да, был.
ГАБОР.
Солдаты - все товарищи, иль нужно
Товарищами быть им, даже если
Они - враги; когда у нас мечи
Извлечены, - мы скрещивать должны их;
Друг другу метить в сердце; но коль скоро
Настало перемирье или мир,
Иль что нибудь иное сталь обратно
В ножны влагаем и не блещет искра,
В своем ружье, - тогда мы братья вновь!
Я вижу, вы больны и бедны; правда,
Я небогат, но я зато здоров
И ничего, в чем мог бы я нуждаться,
Мне кажется, о вас. Так не хотите ль
Вот это разделить? (Предлагает свой кошелек).
ВЕРНЕР.
Что нищий я?
ГАБОР.
Вы сами: вы сказали,
Что вы солдат, - теперь же мир как раз.
ВЕРНЕР
И вы меня не знаете?
ГАБОР.
Не знаю
Я никого, ни даже сам себя.
Как мог бы знать я вас, когда впервые
ВЕРНЕР.
Благодарю вас. Ваше предложение
Прекрасно было б, будь я вашим другом;
По отношенью ж к чуждому лицу,
Вы очень деликатны, хоть нельзя
Сказать, чтоб вы разумно поступили.
Но все-таки я благодарен вам.
Я нищий, хоть еще не занимаюсь
О помощи просить, - я обращусь
К тому, кто первый предложил без спроса
То, что порой так трудно получить
Путем весьма усердных просьб. Простите.
ГАБОР.
Мне кажется, он малый недурной,
Хотя изрядно пострадал, как видно,--
Как большинство порядочных людей,--
От разных бед иль от веселой жизни,
Не знаю, что из двух нас больше губит.
Он лучшия, должно быть, времена
Знавал когда то, - может быть, недавно?
Но вот идет хозяин мудрый наш,
Готов я виночерпия терпеть.
(Входит Иденштейн).
ИДЕНШТЕЙН.
Ему сегодня стукнуло.
ГАБОР.
Вот возраст,
Который юность женщине дает,
Вино же старым делает! Как жалко,
Влиянье лет настолько не согласно:
Одна из них чем старше, тем милей,
Другую ж годы портят. Ну, налейте!
Пью в честь хозяйки: за здоровье вашей
(Берет стакан).
ИДЕНШТЕЙН.
Признаюсь,--
Красавица! Желал бы я, чтоб были
Как в красоте! А, впрочем, все же, выпьем.
ГАБОР.
Как, разве та прекрасная особа,
Которую недавно встретил я
В соседней зале, - видом и фигурой
Ваш замок в те блистательные дни,
Когда он процветал, хотя по платью
Она была подстать его упадку, -
Которая на низкий мой поклон
Супруга?
ИДЕНШТЕЙН.
Да, не отказался б я
Ее иметь женой! Но вы ошиблись:
ГАБОР.
А по виду
Она могла бы быть женою принца;
Хотя, конечно, времени рука
Ея коснулась, - все ж она прекрасна
ИДЕНШТЕЙН.
Это больше,
Чем я сказал бы о своей жене,
По крайней мере если мы имеем
То в ней его черты такия есть,
Которых лучше б не было; но с этим
Уж ничего не сделаешь.
ГАБОР.
Конечно.
Как будто выше внешности его.
ИДЕНШТЕЙН.
Ну, с этим я, пожалуй, не согласен.
Он нищ, как Иов, а терпенья в нем
Я ничего не ведаю о нем,
Узнал лишь имя, да и то недавно:
Вот в эту ночь.
ГАБОР.
Как прибыл он сюда?
.
Приехал он в коляске - жалкой, старой,--
Тому теперь уж месяц миновал,--
И сразу слег больным. Он чуть не умер,
Да лучше б и взаправду умер он.
ГАБОР.
ИДЕНШТЕЙН.
На что нам жизнь, когда нам нечем жить?
Нет у него ни пфеннига.
ГАБОР.
Но если
Что вы, по виду столь благоразумный,
Пустили в этот благородный дом
Таких людей погибших.
ИДЕНШТЕЙН.
Но, знаете, порою жалость нас
Невольно вовлекает в безразсудство.
Притом у них еще в то время было
Вещей немножко ценных, и они
Пускай себе живут уж лучше здесь,
Чем где нибудь в гостинице ничтожной,
И в самых старых комнатах отвел
Жилище им; они, по крайней мере,
Пока платить за топку были в силах.
ГАБОР.
Бедняги!
ИДЕНШТЕЙН.
Да, их бедность велика"
ГАБОР.
Им бедность непривычна. Но куда ж
Лежит их путь?
ИДЕНШТЕЙН.
О, только Небо знает,
Не в небо прямо. И еще недавно
Так обстояло дело, что мы все
Считали путь на небо--самым верным
Для Вернера.
ГАБОР.
Когда то это имя. Но, быть может,
Оно подложно.
ИДЕНШТЕЙН.
Очень может быть.
Шум голосов... и факелы сверкают
Там на дворе. Поклясться я готов:
Его превосходительство приехал.
Спешить я должен к моему посту.
Чтоб высадить его из экипажа
И долг почтенья принести в дверях?
ГАБОР.
Его еще недавно из кареты
Я вытащил в такой момент, когда
Он отдал бы, чтоб только отдалить
Напор воды от глотки благородной,
Пускавшей пузыри. Теперь лакеев
Имеет он довольно, а тогда
И, хлопая намокшими ушами,
Ревели: "помогите!", - но притом
Не шли на помощь сами. В это время
Мой долг исполнил я; теперь же вы
свой исполнить: гните спину
И раболепствуйте!
ИДЕНШТЕЙН.
Как, что бы я
Бежить; пожалуй, упущу я случай...
Чорт побери: успеет он войти,
А я его и встретить не успею! (Поспешно уходит).
(возвращается).
Я слышал шум колес и голосов.
Как всякий звук теперь меня волнует!
(Замечая Габора).
Гонителей моих? Свой кошелек
Он предложил вдруг, сразу, - мне, чужому;
Не кроется ль под этим тайный враг?
Друзья на этот счет не так поспешны.
ГАБОР.
Как раз совсем для этого не время.
В стенах старинных этих скоро шум
Поднимется. Барон иль граф - кто б ни был
Вельможа этот полу-утонувший,--
У жителей его, прием получше,
Чем встретил он в бушующей реке.
Вы слышали: приехал он.
ИДЕНШТЕЙН
Здесь, ваше
Сиятельство, пожалуйте сюда!
Тихонько: наша лестница, признаться,
Ветха и темновата. Мы не ждали
Прошу вас, на меня!
Входят Штраленгейм, Иденштейн и слуги, принадлежащие частью к свите Штраленгейма, частью тому имению, которым управляет Инденштейн.
.
Здесь я хочу
Немного отдохнуть.
ИДЕНШТЕЙН (слугам).
Живей, канальи!
ВЕРНЕР (в сторону).
Это он!
.
Теперь
Мне лучше стало. Кто, скажите, эти
Два незнакомца?
ИДЕНШТЕЙН.
У вашего сиятельства: из них
Один, - как говорит он, - вам немного
Знаком.
ВЕРНЕР
Кто это вам сказал?
(Все смотрят на него с удивлением).
ИДЕНШТЕЙН.
Конечно
Но вот лицо, которое, быть может,
Их светлости не безызвестно.
(Указывает на Габора).
ГАБОР.
Я
Их память благородную.
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
Да, он -
Один из двух, которым я обязан
(Указывает на Вернера).
В момент, когда они меня спасли,
Я был в таком ужасном состояньи,
Что можно извинить мне, если трудно
ИДЕНШТЕЙН.
О, нет!
Он, ваша светлость, сам скорее мог бы
В спасителях нуждаться, чем спасать
Больной и бедный; он недавно только
С постели встал, с которой и подняться
Почти надежды не имел.
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
Казалось, было двое.
ГАБОР.
Правда, двое;
Но в сущности один лишь оказал
Услугу вашей светлости; пред вами
Быть в этом деле первым и главнейшим.
Во мне не меньше было доброй воли,
Но юностью и силою меня
Он превзошел; а потому не тратьте
Что был вторым в том деле, где был первым
Столь благородный муж.
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
Но где же он?
.
Он, ваша светлость, ночевать остался
В избушке той, где были вы сейчас,
И обещал, что будет завтра утром
Сюда.
.
Итак, пока он не пришел,
Могу я лишь благодарить словесно,
А после...
ГАБОР.
Что касается меня,--
Да и едва ль ее я заслужил.
Товарищ мой сам за себя ответит.
ШТРАЛЕНГЕЙМ (в сторону, пристально смотря на Вернера).
Следить за ним. Уж целых двадцать лет
Я не видал его. Мои агенты
С него, положим, не спускали глаз,
Но сам я должен был вдали держаться
Испуганный, не заподозрил планов
Моих. Зачем я в Гамбурге оставил
Тех, кто теперь могли бы мне сказать,
Он это или нет? Уж я решенным
И поспешил в дорогу, но стихии
Возстали, как нарочно, на меня
И, может быть, разлив внезапный этот
Меня задержит пленником, пока...
Да, надобно за этим человеком
Следить. Конечно, если это он,
То он настолько сильно изменился,
Что еслиб сам отец из гроба встал,
Его. Я должен осторожным быть:
Ошибка здесь могла бы все испортить.
ИДЕНШТЕЙН.
Вы погрузились в думы, ваша светлость.
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
От утомленья я кажусь серьезным
И грустным. Да, недурно б отдохнуть.
ИДЕНШТЕЙН.
Во всем убранстве, как в те дни, когда
В последний раз здесь принц гостил.
(В сторону).
Положим,
И дьявольски там сыро; но теперь,
При слабом свете факелов, довольно
И этого великолепья. Пусть же
Ваш благородный герб, несущий двадцать
Той пышностью, что мы ему предложим,
И пусть его владелец отдохнет
Под пологом, подобным балдахину,
Который будет выситься над ним,
ШТРАЛЕНГЕЙМ (вставая).
Прощайте ж,
Друзья, спокойной ночи!
Завтра утром
Надеюсь с вами разсчитаться я
За вашу помощь, а пока прошу вас
Пожаловать за мною на минуту.
ГАБОР.
ШТРАЛЕНГЕЙМ (пройдя несколько шагов,
останавливается и обращается к Вернеру).
Любезный!
.
Сударь?
ИДЕНШТЕЙН,
Сударь!..
О, Господи! Сказать бы надо: ваше
Простите, ваша светлость, бедняка
За этот недостаток воспитанья:
Он не привык к беседе знатных лиц!
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
ИДЕНШТЕЙН.
О, я безгласен.
ШТРАЛЕНГЕЙМ (Вернеру).
ВЕРНЕР.
Давно ли?
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
Я искал
ВЕРНЕР.
Эти стены
То и другое вам дадут, а я
Не отвечаю тем, кого не знаю.
.
Да? В самом деле? Все ж могли бы вы
По крайней мере вежливо ответить
На ласковый вопрос.
ВЕРНЕР.
Что ласков он, то я бы и ответил
В таком же тоне.
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
Кастелян сказал,
Могу я быть, - попутчиком вас взять?
ВЕРНЕР (поспешно).
Мы с вами едем не одной дорогой.
.
Как можете вы это знать, не зная,
Куда я еду?
ВЕРНЕР.
Есть один лишь путь,
Богатому и бедному. Избегли
Вы этого пути совсем недавно,
А я--немного дней тому назад;
С тех пор мой путь и ваш - идут различно,
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
Мне кажется, мой друг, - речь ваша выше,
Чем ваше положенье.
ВЕРНЕР
В самом деле?
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
По крайней мере, выше эта речь,
Чем ваше платье.
.
Что ж, по крайней мере
Мое не лучше платье, чем я сам,
Как иногда случается нам видеть
У тех, кто слишком хорошо одет.
ШТРАЛЕНГЕЙМ (вздохнув).
Как, мне?
ВЕРНЕР.
Вы стали мне вопросы задавать
И странно вам, что я не отвечаю,
Не зная, кто допросчик мой. Скажите,
Что нужно вам, - и постараюсь я
Иль чтобы я доволен был.
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
Но я
Не знал, что вы имеете причины
ВЕРНЕР.
Да, как многие. У вас
Таких причин, быть может, нет?
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
По крайней мере нет таких, какие
Для незнакомца важно было б знать.
ВЕРНЕР
Позвольте же и мне, как незнакомцу,
Остаться незнакомцем для того,
С кем общого ни в чем я не имею.
ШТРАЛЕНГЕЙМ.
Как ваш каприз мне ни досаден, сударь,
Я вам хотел лишь оказать услугу-
Затем - спокойной ночи! Кастелян,
Дорогу укажите! (Габору).
Пожалуйте за мною!
(Уходят Штраленгейм, слуги, Иденштейн и Габор).
ВЕРНЕР (один).
Сомненья нет: попался я в тенета.
Пред тем, как я из Гамбурга уехал,
Мне Джулио, его дворецкий бывший,
Дал тайно знать, что он достал приказ
Как Крюйцнера (так звался я тогда)
Увидят на границе, - чтоб аресту
Его подвергли. Только вольный город
Хранил мою свободу; не безумно ль
Но думал я, что бедная одежда
И неизвестность, по какой дороге
Поехал я, собьют ищеек с толку.
Что ж делать мне? Меня, положим, личко
Так изощрен опасностью, конечно
Его б не мог узнать: ведь двадцать лет
Друг друга мы не видели, и прежде
Лишь изредка встречались и почти
Теперь венгерца щедрость мне понятна:
Конечно, он--клеврет его, шпион,
Который обличить меня пытался
И задержать, а я - без всяких средств,
Еще и реки вздулись все вокруг
И переправа стала невозможной
Не только мне, но даже богачу,
Который может в ход пустить все средства,
На что же мне надеяться! За час лишь
Тому назад я клял свою судьбу
И находил, что хуже быть не может;
Теперь же то, что было--сущий рай
И пойман я, - как раз теперь, когда
Стою я на пороге прав, наследства
И почестей, когда меня могла б
Горсть золота спасти, - сласти навеки,
(Входят Иденштейн и Фриц, разговаривая).
ФРИЦ.
ИДЕНШТЕЙН.
Я говорю вам, это невозможно!
ФРИЦ.
И все ж исполнить это вы должны.
Один курьер потерпит неудачу,--
К нам не придет ответ от коменданта
Из Франкфурта.
ИДЕНШТЕЙН.
Конечно, что могу,
ФРИЦ.
И помните: не надо
Жалеть тут ни издержек, ни труда,--
Барон за все вам в десять раз заплатит.
ИДЕНШТЕЙН.
ФРИЦ.
Теперь сидит он у камина в кресле
И дремлет, отдыхая; как пробьет
Одиннадцать, войти к нему велел он,
Не ранее, - тогда пойдет он спать.
.
Надеюсь, часу не пройдет, - исполню
Все, что могу, чтоб услужить ему.
ФРИЦ.
Смотрите ж, не забудьте! (Уходит).
.
Чтобы черти
Побрали этих знатных всех особ!
По мненью их, весь свет лишь суще ствует
Для них одних. Придется мне теперь
Поднять с их ложа бедного и гнать их
В опасный путь, во Франкфурт, через реку.
Казалось бы, что господин барон
Сам испытал еще совсем недавно,
"так надо",
И дело все с концом. А, каково?
Вы здесь еще, герр Вернер?
ВЕРНЕР.
Что то скоро
ИДЕНШТЕЙН.
Да
Он дремлет и, мне кажется, желает,
Чтоб тут никто вокруг него не спал.
Во Франкфурт, презирая всякий риск
И не щадя издержек. Но, однако,
Никак нельзя мне времени терять;
Спокойной ночи!
ВЕРНЕР (один).
Так! Пакет во Франкфурт;
Да, да! Беда назрела. К коменданту!
С его шагами прежними: я вижу,
Как этот враг, разсчетливо-холодный,
Стоит меж домом моего отца
И мною. Да, он просит, без сомненья,
И где нибудь тайком упрятать в крепость.
Но прежде, чем случится это, я...
(Озирается и хватает нож, лежащий в ящике стола).
Теперь, по крайней мере, я владыка
Как знать, угодно ль будет Штраленгейму
Ждать этой внешней власти, чтоб прикрыть
Свой произвол? Что он подозревает
Меня, - в том нет сомненья. Я - один,
а он могуч и золотом, и саном,
Слуг множеством, своим авторитетом;
Я имени лишен, иль у меня
Такое имя, что одни несчастья
Своих владений; он же гордо носит
Свой пышный титул, здесь, в глухой деревне,
Имеющий для темной мелкоты
Значение огромнейшее, - больше,
Не скрыться ль мне в тот тайный корридор,
Ведущий... Нет, все тихо... Шум мне только
Почудился... Вот он, безмолвный миг
Меж молнией и громом!.. Пусть молчит
Теперь я скроюсь, чтобы убедиться,
Остался ли неведом для врагов
Тот тайный ход, который я недавно
Открыл: он может, в случае несчастья,
На несколько часов по крайней мере.
(Открывает потайную дверцу и уходит, закрыв ее за собою. Входят ГАБОР и Жозефина).
ГАБОР.
ЖОЗЕФИНА.
Я думала, что здесь он;
Еще недавно в комнате он был
Имеют много выходов; быть может
Пошел за кастеляном он.
ГАБОР.
Барон
Разспрашивал подробно кастеляна
Но кажется, что мненье он составил
О нем едва ль хорошее.
ЖОЗЕФИНА.
Увы!
И неизвестным Вернером?
ГАБОР.
Вам лучше
Знать это.
ЖОЗЕФИНА.
То почему ж о нем у вас забота,
А не о том, кому вы жизнь спасли?
ГАБОР,
В опасности спасти его помог я,
Но я ему себя не отдавал
Отлично знаю этих я вельмож,
Которые бедняг ногами топчут
На тысячу ладов; моя душа
Кипит, когда я вижу притесненья
По этой лишь одной причине, - верьте.
ЖОЗЕФИНА.
Вам трудно будет мужа убедить
В своих благих намереньях.
ГАБОР.
Он недоверчив?
ЖОЗЕФИНА.
Не был он таким;
Но время и тяжелые тревоги
Как сами убедились вы.
ГАБОР.
Жалею!
Такая подозрительность - оружье
Тяжелое: под бременем его
Спокойной ночи! Я надеюсь завтра
С ним встретиться. (Уходит).
(Возвращается с несколькими крестьянами. Жозефина уходит в глубину сцены).
ПЕРВЫЙ КРЕСТЬЯНИН.
А если утону?
ИДЕНШТЕЙН,
Ведь много раз ты больше рисковал,
Чем утонуть за этакую цену.
ВТОРОЙ КРЕСТЬЯНИН.
А как же наши жены, наши семьи?
,
Что ж, им не хуже будет, чем теперь,
А при удаче может быть и лучше.
ТРЕТИЙ КРЕСТЬЯНИН.
Нет у меня ни женки, ни детей,--
ИДЕНШТЕЙН.
Вот молодчина!
Годишься, право, ты солдатом быть.
Тебя я к принцу в гвардию зачислю,--
И дам еще два талера блестящих.
ТРЕТИЙ КРЕСТЬЯНИН.
Не более?
ИДЕНШТЕЙН.
Тебе, который так честолюбив,
Приличен ли порок такой позорный?
Послушай, друг, что я тебе скажу:
Два талера, на мелочь разменявши,--
Ведь ежедневно тысячи героев
Своей рискуют жизнью и душой
Из-за десятой доли этой платы!
Скажи, имел ли ты когда нибудь
ТРЕТИЙ КРЕСТЬЯНИН.
Иметь то не имел я,
Но три хочу теперь иметь, - никак
Не менее.
.
Так ты забыл, мерзавец,
Чей ты вассал?
ТРЕТИЙ КРЕСТЬЯНИН.
Вассал, конечно, принца,
ИДЕНШТЕЙН.
Холоп!
Когда нет принца, - я один твой барин!
Барон же мне приходится сродни;
"сделай милость, братец,
Двенадцать душ пошли ка мужичья!"
а потому вы, мужичье, сейчас же
В дорогу собирайтесь и - марш, марш!
И если только уголок пакета
За каждый я листок сдеру с вас шкуру
И натяну ее на барабан,
Как кожу Жижки, чтобы бить тревогу
На страх другим вассалам непокорным,
Что невозможно сделать! Прочь отсюда,
Прочь, черви земляные!
(Уходит, гоня перед собою крестьян).
ЖОЗЕФИНА
Тяжело
Мне видеть эти частые здесь сцены
Тиранства феодального над бедным
Народом! Не поможешь тут ничем;
И даже здесь, в глухом и безыменном
Местечке этом, даже и на карте
Едва ли обозначенном, царит
Насилье злое знати обедневшей
Царит надменность рабская сильнейших
Над рабскою судьбою бедняков,
И в нищете порок, надувшись спесью,
Старается блистать в своих лохмотьях.
В моей Тоскане, в солнечной стране,
Вся наша знать - купцы и горожане,
Как наш Козьма. Есть горе и у нас,
Но не такое; пышные долины,
Обилье, - даже бедному приносят
Отраду в жизни; каждая былинка
Сама в себе питательность содержит;
Там каждая лоза струит вино,
Там солнце вечно знать себя дает
И даже если спрячется порою
За облаками, оставляет нам
Тепло, на память о лучах блестящих;
И легкая одежда - нам приятней,
Чем яхонты и пурпур королей.
А здесь, на этом севере холодном,
Как будто хочет каждый деспот быть
Терзая душу бедняка вассала,
Как мрачная стихия мучит тело!
И вот среди таких владык бездушных
Мой муж стремится место занимать!
Что двадцать лет тяжелых испытаний,
Какия вряд ли мог бы наложить
Другой отец, хотя б простого званья,
На сына, - не могли в нем изменить
Хотя сама принадлежу я к знати,
Но не тому отец меня учил.
Отец мой! Пусть твой дух многострадальный,
Вкусивший мир в награду за труды,--
На сына, долго жданного! Всем сердцем
Люблю его, как ты меня любил!
Что это? Вернер, ты? В каком ты виде?
(Вернер
ВЕРНЕР (не узнавая её сперва).
А, я открыт! Один удар кинжала...
(Узнав жену)
ЖОЗЕФИНА.
Куда тут спать? Что это значит? Боже!
ВЕРНЕР (показывая ей сверток).
Которые помогут нам уйти
Отсюда, из тюрьмы проклятой!
ЖОЗЕФИНА.
Как же
ВЕРНЕР.
Он не в крови, - пока. Но прочь отсюда,
ЖОЗЕФИНА.
Откуда ты пришел?
ВЕРНЕР.
Не спрашивай! Нам надобно обдумать,
(показывая деньги): это все пути
Откроет нам.
ЖОЗЕФИНА.
Что ты виновен в чем нибудь безчестном.
ВЕРНЕР,
В безчестном - я?
ЖОЗЕФИНА.
ВЕРНЕР.
Спешим! Пускай здесь это будет нам
Последняя ночевка.
ЖОЗЕФИНА.
Не худшая.
ВЕРНЕР.
"Надеюсь!" Я уверен,
Что это так. Но в комнату скорей!
.
Лишь на один вопрос прошу ответить:
Что сделал ты?
ВЕРНЕР (Со злобой).
одного,
Что нас могло б навек от бед избавить.
Идем!
ЖОЗЕФИНА.
В тебе, мой друг, так горько усомниться!
(Уходят).