| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1823 |
| Категория: | Поэма |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Дон-Жуан. Песнь пятая
ПЕСНЬ ПЯТАЯ.
I.
Поэты, что сбираютъ рифмы въ пары,
Какъ голубковъ Венера, мать утехъ,
Чтобъ петь любви и сладострастья чары,
Плодятъ развратъ и сеютъ зло и грехъ.
Ихъ темъ неотразимее удары,
Чемъ ихъ стиховъ блистательней успехъ,
Овидiй - въ томъ примеръ, Петрарка тоже,
Когда судить мы станемъ ихъ построже.
II.
Я лютый врагъ безнравственныхъ поэмъ,
И если допускаю сочиненья,
Которыхъ я не одобряю темъ,
То чтобы рядомъ шло нравоученье
Съ ошибками, и требую затемъ,
Чтобъ грехъ наказанъ былъ для наставленья.
Итакъ, коль не изменитъ мне Пегасъ,
Я удивлю моралью строгой васъ.
Дворцовъ прибрежныхъ чудные узоры,
Святой Софiи куполъ золотой,
Плывущiй флотъ, синеющiя горы,
Олимпъ высокiй въ шапке снеговой,
Двенадцать острововъ, что тешатъ взоры -
Вотъ чудная картина, что собой
Когда-то Мэри Монтэгю пленила.
Такихъ картинъ неотразима сила!
IV.
Люблю я имя Мэри. Много грезъ
И целый рядъ несбывшихся мечтанiй
Въ моей душе съ темъ именемъ слилось;
Оно еще мне мило, хоть страданiй
Не мало я тяжелыхъ перенесъ...
Отраденъ светлый мiръ воспоминанiй!
Однако я впадаю въ грустный тонъ,
Но не къ лицу моей поэме онъ.
V.
Уныло ветеръ дулъ; ревело море;
"Могилы Великана" - чудный видъ,
Когда бушуютъ волны на просторе,
Когда весь берегъ пеною покрытъ.
Опасна непогода на Босфоре:
Она пловцу погибелью грозитъ.
Картина бури сладостна для взора,
Но моря нетъ опаснее Босфора.
VI.
Лазурь небесъ скрывалась въ облакахъ;
Былъ день осеннiй, мрачный и ненастный.
Порой осенней бури въ техъ краяхъ
Для жизни моряковъ всегда опасны...
Пловецъ, въ часъ бури, кается въ грехахъ,
Исправиться клянется, но напрасно:
Утонетъ ли - и въ клятве прока нетъ;
Когда жъ спасется онъ - забытъ обетъ.
VII.
Рабы всехъ странъ на площади стояли,
Ихъ привели для торга безъ цепей.
Немую скорбь ихъ лица выражали,
Лишь негры въ сонме ихъ не унывали:
Они мирились съ участью своей
И уживались съ тяжкою неволей,
Какъ угорь со своей злосчастной долей.
VIII.
Жуанъ былъ въ цвете летъ. Надеждъ и силъ
Еще не могъ утратить онъ избытокъ,
Но видъ его былъ мраченъ и унылъ
И слезъ скрывать не делалъ онъ попытокъ.
Неверный рокъ его всего лишилъ:
Не мало вынесъ онъ душевныхъ пытокъ,
И милую, и деньги потерялъ,
Къ тому жъ рабомъ татаръ презренныхъ сталъ.
IX.
И стоикъ бы наверно растерялся
Отъ столькихъ бедъ, отъ столькихъ жгучихъ ранъ.
Однакожъ онъ съ достоинствомъ держался.
Его нарядъ богатый, стройный станъ
Въ глаза бросались. Резко отличался
Его наружность всехъ собой пленяла.
Онъ барышей купцу сулилъ не мало,
X.
Базаръ былъ сходенъ съ шахматной доской;
На площади его пестрели рядомъ
И белые, и черные толпой.
Ихъ привели для сбыта, жалкимъ стадомъ.
Одинъ невольникъ, статный и лихой,
Летъ тридцати, съ суровымъ, гордымъ взглядомъ,
Въ числе другихъ на торгъ былъ приведенъ;
Съ Жуаномъ находился рядомъ онъ.
XI.
Британца въ немъ признать не трудно было:
Онъ былъ румянъ и белъ, въ плечахъ широкъ;
Его чело высокое носило
Следы глубокихъ думъ иль злыхъ тревогъ;
Его судьба невзгодой не сломила,--
На все глядеть онъ съ равнодушьемъ могъ.
Онъ раненъ въ руку былъ; струей багряной
XII.
Къ Жуану, что немного прiунылъ,
Но все же, не теряя самовластья,
Достоинство и гордость сохранилъ,
Проснулось въ немъ горячее участье.
Невольно онъ сочувствiе дарилъ
Товарищу ихъ общаго несчастья,
А самъ онъ на плачевный свой уделъ
Съ полнейшимъ безучастiемъ гляделъ.
XIII.
Онъ такъ сказалъ Жуану: "Мы не схожи
Съ толпою этихъ жалкихъ дикарей,
Что окружаютъ насъ. Лишь въ цвете кожи
Различье ихъ. Порядочныхъ людей
Лишь вы да я имею видъ пригожiй.
Знакомство мы должны свести скорей.
Откуда вы? Я буду радъ, какъ другу,
Вамъ оказать и ласку и услугу".
XIV.
"Испанецъ родомъ я".
- "Такого ждалъ я именно ответа:
Не можетъ подлый грекъ держать себя
Такъ гордо. Ваша песнь еще не спета;
Надежды до конца терять нельзя.
Смотрите, - переменится все это;
Мы все фортуны жалкiе рабы,
Но я привыкъ къ превратностямъ судьбы".
XV.
- "Позвольте васъ спросить, хоть и неловко:
Что привело нежданно васъ сюда?"
- "Ответъ простой; шесть турокъ и веревка".
- "Но мне узнать хотелось бы, когда
И какъ васъ взяли въ пленъ?" - "Командировку
Мне далъ Суворовъ... Только въ томъ беда,
Что приступомъ не могъ я взять Виддина
И самъ былъ взятъ: вотъ бедъ моихъ причина".
XVI.
- "А есть у васъ друзья?" - "Въ невзгоды часъ
Отыскивать ихъ - тщетное старанье.
Мне разсказать свои воспоминанья".
- "Унылъ и длиненъ будетъ мой разсказъ".
- "А если такъ, то лучшее - молчанье:
Когда пространна повесть и грустна,
Длиннее вдвое кажется она.
XVII.
Но все жъ не унывайте. Въ ваши лета
Фортуна, что обманчива порой,
Васъ не оставитъ; темъ вернее это,
Что вамъ нельзя считать ее женой;
Бороться съ ней никто не дастъ совета,--
Былинке где же справиться съ косой?
Тотъ часто въ заблужденiи глубокомъ,
Кто думаетъ, что можетъ править рокомъ".
XVIII.
- "Печалюсь я не о судьбе своей,--
Сказалъ Жуанъ: - мне жаль того, что было;
Я лишь скорблю о счастьи прежнихъ дней;
".--
Тутъ онъ замолкъ, и тихо изъ очей
Слеза скатилась. - "Счастье изменило...
Но все же я со страхомъ незнакомъ.
И если плачу - плачу о быломъ.
XIX.
Я твердъ душой, но тяжкiй гнетъ разлуки
Мне не по силамъ". - Тутъ онъ замолчалъ,
Въ отчаяньи свои ломая руки,
И голову склонилъ. - "Я такъ и зналъ,
Что женщина - причина вашей муки.
Понятна ваша скорбь. Я самъ рыдалъ,
Когда прощался съ первою женою,
А также, какъ былъ брошенъ и второю.
XX.
Но третья.." - "Какъ, - сказалъ Жуанъ: - у васъ
Есть три жены?" - "Въ живыхъ лишь две осталось...
Чему тутъ удивляться?.. Ведь не разъ
Инымъ вступать три раза въ бракъ случалось".
- "Что жъ третья? Продолжайте свой разсказъ...
И не ушла? - "О, нетъ! - тотъ отвечалъ:
- Отъ третьей самъ я въ страхе убежалъ".
XXI.
- "Вы смотрите однако хладнокровно
На жизнь", - сказалъ Жуанъ. - "Я смятъ борьбой.
На вашемъ небе и светло, и ровно
Сiяетъ радугъ много; ни одной
Не светитъ мне. Лишь въ юности любовно
Насъ греетъ лучъ надежды золотой,
Но время наши мысли изменяетъ:
Такъ кожу каждый годъ змея меняетъ.
XXII.
Сначала эта кожа и ясней,
И лучше первой, но потомъ тускнеетъ
И съ каждымъ днемъ становится бледней.
Насъ въ юности любовь живитъ и греетъ,
Затемъ мы узнаемъ другихъ страстей
Тяжелый гнетъ и сердце леденеетъ:
Иной честолюбивъ и скупъ другой,
".
XXIII.
Жуанъ сказалъ: - ,Вы, можетъ быть, и правы,
Но все жъ судьба тяжелая насъ ждетъ;
Слова мы тратимъ только для забавы".
- "Не много прока въ нихъ" - ответилъ тотъ.
- "Ho если мненья правильны и здравы,
Страданье учитъ насъ. Такъ, рабства гнетъ
Узнавъ, не станемъ мы теснить народа,
Когда намъ вновь достанется свобода".
XXIV.
Жуанъ сказалъ, скрывая грустный вздохъ:
- "Какъ побывать хотелъ бы я на воле,
Чтобъ мстить злодеямъ!... Да поможетъ Богъ
Несчастнымъ, побывавшимъ въ этой школе!"
- "Довольно испытали мы тревогъ
И долго ждать намъ не придется боле:
Вотъ черный евнухъ съ насъ не сводитъ глазъ;
Хотелъ бы я, чтобы купили насъ!
XXV.
Но лучшихъ мы дождаться можемъ дней:
Все смертные, почти безъ исключенья,
Рабы своихъ желанiй и страстей.
Холодный светъ не знаетъ сожаленья;
Онъ глухъ къ мольбамъ безпомощныхъ людей.
Жить для себя, вполне чуждаясь чувства,
Вотъ безсердечныхъ стоиковъ искусство!"
XXVI.
Въ то время подошелъ поближе къ нимъ
Сераля стражъ безполый, евнухъ хилый;
Въ осмотре ихъ онъ былъ неутомимъ;
Онъ оценилъ ихъ ростъ, наружность, силы.
Нетъ, никогда съ вниманiемъ такимъ
Любовникъ не оглядываетъ милой,
Сукно - портной, проценты - ростовщикъ
Барышникъ - лошадей, какъ покупщикъ -
XXVII.
Невольника. Должно-быть, есть отрада -
Существъ себе подобныхъ покупать.
Покупности и весъ, и меру знать;
Кого пленяетъ место иль награда,
Кого успехъ; все жъ долженъ я сказать,
Что действуетъ всего успешней злато...
XXVIII.
Ихъ осмотревъ съ вниманьемъ, наконецъ,
Сначала одного, затемъ обоихъ,
Сталъ евнухъ торговать. Кричалъ купецъ;
Торгуютъ такъ коровъ, свиней, овецъ
На ярмаркахъ. Такое брало зло ихъ,
Такой враждой пылалъ ихъ гневный взоръ,
Что всемъ казалось, - драка кончитъ споръ.
Но шумъ утихъ, и евнухъ съ грустной миной
Свой вынулъ кошелекъ и заплатилъ.
Купецъ пересмотрелъ все до единой
Монеты, что въ уплату получилъ
Все деньги получивъ, онъ настрочилъ
Расписку и съ довольнымъ выраженьемъ
Сталъ думать объ обеде съ наслажденьемъ.
XXX.
И могъ ли онъ свершить пищеваренье
Безъ всякой боли? Я уверенъ въ томъ,
Что совести онъ слышалъ угрызенья
За то, что безконтрольно, какъ скотомъ,
На свете ничего ужасней нетъ,
Какъ дурно переваренный обедъ.
XXXI.
Вольтеръ намъ говоритъ, но это - шутка,
Вкушалъ Кандидъ. Вольтеръ неправъ: желудка
Не можетъ гнетъ не действовать на умъ;
Лишь тотъ, кто пьянъ, лишается разсудка
И действуетъ, конечно, наобумъ.
Великiй сынъ Филиппа - мой учитель.
XXXII.
Вотъ мненье Александра: "Намъ вдвойне
Напоминаетъ смерть процессъ питанья
". По мне,
Коль пища можетъ радость иль страданье
Въ насъ возбуждать, то лишнiе вполне
Таланты, умъ, искусства и познанья;
Кто станетъ имъ оказывать почетъ,
XXXIII.
Дней шесть тому назадъ я собирался
По городу пройтись; вдругъ близъ меня
Стрельбы необычайный звукъ раздался.
Народъ шумелъ; на лицахъ страхъ читался.
Израненный, молчанiе храня,
На площади лежалъ старикъ почтенный,
Начальникъ войска города Равенны.
Несчастный! Чтобы счеты съ нимъ свести,
Въ него пять пуль безжалостно всадили
И бросили. Его перенести
Къ себе велелъ я. Тщетно мы ходили
Не въ силахъ все старанья наши были.
Пять вескихъ пуль и старое ружье
Съ нимъ порешили. Месть взяла свое.
XXXV.
Гляделъ на хладный трупъ. Не разъ видалъ
Я мертвыхъ, но такого выраженья
Спокойствiя я прежде не встречалъ
На бледномъ лике жертвы разрушенья.
(Изъ ранъ его кровь не лилась струею).
Я на него гляделъ, объятъ тоскою.
XXXVI.
"Что жизнь и смерть?" - у трупа я спросилъ.
"Возстань!" Но онъ лежалъ, лишенный силъ.
Еще вчера, отвагою пылая,
Войсками храбрый вождь руководилъ,
Имъ гордо приказанья отдавая;
И барабанъ литавры заменялъ.
XXXVII.
Исполнены унынья и печали,
Вокругъ вождя, что пролилъ кровь свою,
Соратники его. Давно ль въ строю
Они, дрожа, словамъ его внимали?
И что жъ?.. Герой, прославленный въ бою,
Победными украшенный венками,
XXXVIII.
Близъ старыхъ ранъ, которыми стяжалъ
Онъ славу и почетъ, виднелись рядомъ
И новыя. Невольно ужасалъ
Я раны полководца озиралъ.
Отъ мертвеца несло могильнымъ хладомъ.
Глядя на этотъ трупъ, старался я
Умомъ постигнуть тайну бытiя.
Но тайною осталась тайна эта.
Насъ окружаетъ вечный мракъ тюрьмы.
Что ждетъ насъ за могилой? - Нетъ ответа.
Сегодня - жизнь, а завтра - царство тьмы.
А мiръ безсмертенъ, только смертны мы.
Но мудрствовать я более не стану
И вотъ перехожу опять къ роману.
XL.
Селъ со своей поклажею живою
Въ роскошно-позолоченный каикъ,
Что по волнамъ понесся съ быстротою.
Друзья смутились, страхъ въ ихъ грудь проникъ:
Вотъ у стены, въ тени деревъ густыхъ,
Въ конце залива, стала лодка ихъ.
XLI.
Лишь проводникъ у двери постучался -
Невольники пошли; онъ подвигался
Съ большимъ трудомъ по зарослямъ густымъ.
Ложилась тень и ночи мракъ сгущался.
Идти трудней все становилось имъ.
Ихъ евнухъ удалилъ условнымъ знакомъ.
XLII.
Сквозь чащу померанцевыхъ деревъ
Они съ трудомъ дорогу пролагали.
Описывать, да все поэты стали
Ей посвящать плоды своихъ трудовъ!
Такихъ поэмъ не мало вы читали
Одинъ поэтъ гостилъ у турокъ разъ,--
XLIII.
Жуанъ следилъ за евнухомъ въ волненьи.
Вдругъ мысль ему блестящая пришла.
И вамъ, и мне, въ подобномъ положеньи,
"Убить проводника одно мгновенье,--
Шепнулъ Жуанъ: - "не вижу въ этомъ зла;
Скорей нанесть ударъ, чемъ молвить слово,
И мы затемъ свободны будемъ снова!"
Товарищъ возразилъ: - "И что жъ потомъ?
Какъ ухитримся дверь раскрыть снаружи?
Мы, можетъ быть, и кожи не спасемъ
(Варфоломея вспомните!). Намъ хуже,
Въ глухой тюрьме. Я голоденъ къ тому же
И, не жалея первородства правъ,
Ихъ продалъ бы за бифштексъ, какъ Исавъ.
XLV.
Не сталъ бы этотъ негръ, уверенъ я,
Идти одинъ съ невольниками рядомъ,
Когда бъ не зналъ о близости жилья.
Лишь крикнетъ - многочисленнымъ отрядомъ
Но посмотрите: вотъ дворецъ предъ нами.
Какъ онъ красивъ и залитъ весь огнями!"
XLVI.
Действительно, дворецъ весь расписной
Онъ поражалъ отделкой золотой
И ярко разукрашеннымъ фасадомъ.
Турецкiй стиль богатъ лишь пестротой,
Но где жъ ему идти съ искусствомъ рядомъ!
Лишь ширмъ иль декорацiй образцы.
XLVII.
Когда друзья къ роскошному жилищу
Приблизились, ихъ сладко поразилъ
Жуанъ свое решенье отложилъ,
Подумавъ: "Путь себе потомъ прочищу"...
Голодному лишь запахъ пищи милъ.
Британецъ молвилъ: - "Намъ теперь лишь нуженъ
".
XLVIII.
Советуютъ, чтобъ убеждать людей -
На ихъ разсудокъ действовать и страсти.
Последнее мне кажется верней:
Одинъ ораторъ плачетъ, чтобъ сильней
Подействовать, другой сулитъ напасти:
Желаетъ всякiй тронуть, убедить,
Но ни одинъ не хочетъ краткимъ быть.
Я твердо верю въ силу убежденья
И красоты; порой полезна лесть,
Порою и угрозы; нетъ сомненья,
Что въ золоте не мало силы есть.
Ничто не въ состоянiи привесть,
Въ такой восторгъ, какъ сладкiй звонъ къ обеду,
Что славитъ плоти надъ душой победу.
L.
Но трапеза и тамъ на первомъ плане.
Лакеи не стояли чинно въ рядъ,
И колоколъ не возвещалъ заране
О томъ, что столъ накрытъ; все жъ ароматъ
Будилъ неотразимый аппетитъ...
Планъ мщенья былъ отложенъ и забытъ.
LI.
Ихъ проводникъ уверенно и смело
Что жизнь его на волоске висела.
Остановивъ невольниковъ, онъ сталъ
Стучаться въ домъ. Мгновенье пролетело,--
Съ воротъ глухихъ затворы сторожъ снялъ,
Что въ роскоши восточной утопала.
LII.
Я въ описаньяхъ силенъ, но о ней
Не стану говорить. Теперь такъ много
Не перечесть. Мне съ ними - не дорога:
Все только описанья, но идей
Не требуйте отъ нихъ, темъ больше слога.
Цель авторовъ - чтобъ ихъ заметилъ светъ,-
LIII.
Вдоль стенъ, почти недвижно, возседали
Сыны пророка, ноги подъ себя
Поджавъ. Иные въ шахматы играли;
Изъ мундштуковъ янтарныхъ дымъ пускали;
Здесь спалъ одинъ, свернувшись какъ змея;
А тамъ другой, объ ужине мечтая,
Къ нему приготовлялся, ромъ глотая.
Ни толковъ ни разспросовъ никакихъ
Не вызвало гяуровъ появленье;
Разсеянно оглядывали ихъ,--
И лицъ не изменилось выраженье.
Глядятъ, ценя ихъ силы и сложенье.
Иные негру отдали поклонъ,
Но ни о чемъ разспрошенъ не былъ онъ.
LV.
Невольниковъ повелъ онъ за собой
По ряду пышныхъ залъ. Везде молчанье
Царило, только въ комнате одной
Фонтана раздавалося журчанье.
Выглядывали женскiя головки,
Что новизна смущала обстановки.
LVI.
Довольно лампъ вдоль стенъ горело въ рядъ,
Чтобъ роскошь этихъ царственныхъ палатъ
Во всемъ своемъ величьи выступала.
Тяжелою печалью я объятъ,
Когда передо мной пустая зала,
Унылъ ея торжественный покой!
LVII.
Близъ скалъ седыхъ, что злобно точатъ волны,
Въ пустыне иль въ лесу, - не страшно намъ
Просторъ и тишь душе отрадны тамъ.
Но если мрака и молчанья полны
Палаты, где веселью светлый храмъ
Воздвигнутъ, тяжекъ этотъ видъ унылый -
LVIII.
Веселый ужинъ, ласки и приветъ,
Подруги милой образъ идеальный,
Уютный уголокъ и - горя нетъ,
Эффектнее, конечно, яркiй светъ,
Что газъ бросаетъ въ зале театральной;
Но мне просторъ пустынныхъ залъ милей.
Вотъ отъ чего тоска въ душе моей!
Безцельны зодчихъ пышныя затеи:
Чемъ больше зданье, темъ виднее намъ>
Какъ жалокъ человекъ. Зачемъ пигмеи
Соборы воздвигаютъ къ небесамъ?
Къ чему они съ техъ поръ, какъ палъ Адамъ?
Какъ не умеритъ эти вожделенья
Разительный примеръ столпотворенья!..
LX.
Богатствами и силой. Величаво
Навухороносоръ надъ нимъ царилъ,
Пока не сталъ пастись въ тени дубравы;
Со львами тамъ справлялся Данiилъ,
И тамъ жила, собой пленяя светъ,
Семирамида, жертва злыхъ клеветъ.
LXI.
Все летописцы, злобною толпою,
(Любовь, какъ и религiя, порою
Впадаетъ въ ересь!) Но такой развратъ
Невероятенъ; жалкой клеветою
Все это отзывается. Наврядъ
Скакунъ имелъ курьера тамъ значенье.
Иной, пожалуй, скажетъ: "Вавилонъ -
Лишь мифъ пустой!" (Безверiе - не чудо
Въ нашъ векъ). Но скептикъ будетъ обличенъ:
У насъ есть доказательствъ верныхъ груда.
И несколько камней привезъ оттуда;
Къ тому жъ о немъ есть въ Библiи разсказъ.
А Библiи слова - законъ для насъ.
LXIII.
Лишь думая о радостяхъ земныхъ,
Горацiя прелестное воззванье:
"Вы строите дворцы; а васъ въ живыхъ
Не будетъ скоро, жалкiя созданья!"
"Et sepulchri immemor struis domos!"
Насъ манитъ жизнь, а смерти слышенъ голосъ.
LXIV.
Невольниковъ все за собою велъ
Дворецъ молчалъ; вотъ съ ними негръ вошелъ
Въ созданье фей, покой уединенный,
Где роскоши воздвигнутъ былъ престолъ.
Природа созерцала удивленно
Не зная, какъ съ искусствомъ ладить ей.
LXV.
Навалены богатствъ тамъ были горы,
А целый рядъ покоевъ былъ такихъ.
Казалось, страшно даже сесть на нихъ.
Ковровъ пестрели пышные узоры;
Любуясь рядомъ тканей дорогихъ,
Хотелось, чтобы ихъ не смять ногою,
LXVI.
Но этотъ блескъ не изумлялъ ничуть
Проводника, тогда какъ отъ волненья
У путниковъ его вздымалась грудь;
Какъ будто бы подъ ними млечный путь
Весь въ звездахъ разстилался. Въ углубленьи
Одной изъ стенъ виднелся шкафъ большой.
(Надеюсь, вамъ разсказъ понятенъ мой,
А если нетъ, я не повиненъ въ этомъ),
Негръ отперъ шкафъ, въ немъ былъ нарядовъ складъ,
Что разнились и формою, и цветомъ;
Надеть ихъ всякiй турокъ былъ бы радъ,
Хоть выборъ былъ роскошенъ и богатъ,
Но все же для гяуровъ негръ угрюмый
По вкусу своему избралъ костюмы.
LXVIII.
Широкiй плащъ, какъ носятъ кандiоты,
И пышныя шальвары; Шаль досталъ
Тончайшаго узора и работы,
Прибавивъ туфли и большой кинжале,
Британецъ въ одеянiи такомъ
Выглядывалъ вполне турецкимъ львомъ,
LXIX.
На нихъ глядя внушительно и строго,
Имъ объяснить, какъ ждетъ ихъ выгодъ много,
Когда они безропотно пойдутъ
Судьбою имъ указанной дорогой;
Своимъ онъ долгомъ счелъ прибавить тутъ,
Похвалъ ихъ удостоятъ и вниманья.
LXX.
Онъ такъ окончилъ речь: - "Я былъ бы радъ
Въ васъ видеть мусульманъ, но принужденья
Свершили надъ собой". - Благодаренье
Воздавъ ему за то, что знать хотятъ
Объ этакой безделице ихъ мненье,
Британецъ, чтобъ смиренье заявить.
LXXI.
Онъ къ этому прибавилъ, что питаетъ
Къ обычаямъ похвальнымъ мусульманъ
Большое уваженье и желаетъ,
Принять онъ предложенье полагаетъ,
Поужинавъ. - О, срамъ! - вскричалъ Жуанъ,--
Возможно ль стать посмешищемъ для света!
Скорей умру, чемъ соглашусь на это.
Пусть голова скорей свалится съ плечъ!"
Британецъ возразилъ: - "Еще два слова,
Ведь я еще свою не кончилъ речь".
Тутъ къ евнуху онъ обратился снова:
"Поемъ сперва, затемъ пойду прилечь...
Решусь ли обратиться къ жизни новой.
Потомъ скажу; но все надеюсь я,
Что принуждать не станете меня".
LXXIII.
"Вамъ также передеться будетъ надо",--
Сказалъ Жуану евнухъ и такой
Досталъ нарядъ, что было бы отрадой
Его надеть красавице любой;
Жуанъ же оттолкнулъ его съ досадой
И такъ одеться отказался прямо,
Сказавъ; "Почтенный старецъ, я - не дама".
LXXIV.
- "Какой вашъ полъ, - съ разсерженнымъ лицомъ
Но все же я поставлю на своемъ",
- "Какая же, - спросилъ Жуанъ, причина
Такой проделки? Что вамъ толку въ томъ,
Что женщиной нарядится мужчина?"
"Немного потерпите. и затемъ
Поймете все; но я останусь немъ".
LXXV.
- "Я требую!" - сказалъ Жуанъ нахально.
- "Прошу, - заметилъ негръ, - умерить пылъ;
Но для борьбы у васъ не хватитъ силъ;
Она для васъ окончится печально".
- "Что жъ, съ платьемъ я свой полъ не изменилъ!"
Воскликнулъ тотъ. - "Коль къ мерамъ я тяжелымъ
LXXVI.
Я пышный предлагаю вамъ костюмъ,--
Негръ продолжалъ. - Что женскiй онъ, нетъ спора,
Но есть на то причина. Крикъ и шумъ
"
Жуанъ стоялъ и мраченъ и угрюмъ.
- "Вотъ лоскутокъ отъ женскаго убора,
Что делать съ нимъ?" - Жуанъ, сердясь, спросилъ.
(Такъ кружево онъ ценное честилъ).
Затемъ Жуанъ шальвары цвета тела
Наделъ ворча и не скрывая гневъ;
Свой легкiй станъ, рубашкой скрытый белой,
Онъ поясомъ стянулъ невинныхъ девъ.
Но юбка подвела: ее надевъ,
Онъ оступился, въ складкахъ утопая.
Неловкость извинительна такая.
LXXVIII.
Какъ одеваться женщиною; ясно,
Что всехъ уловокъ дамскихъ онъ не зналъ.
Когда же наступалъ моментъ опасный,
Баба ему усердно помогалъ,
Самъ платье на Жуана онъ наделъ,
Затемъ нарядъ съ вниманьемъ осмотрелъ.
LXXIX.
Все было хорошо, но вотъ досада:
Жуанъ же былъ остриженъ; но изъ склада
Баба досталъ запасъ фальшивыхъ косъ;
Пригладивъ ихъ душистою помадой,
Убрать Жуана дамой удалось.
Съ алмазами еще роскошней стала.
LXXX.
Посредствомъ ножницъ, щипчиковъ, белилъ
Жуана совершилось превращенье,--
Баба сказалъ, исполненъ восхищенья:
- "За мной идите, сударь. Ахъ забылъ,
Сударыня. Возможно ли сомненье?"
Тутъ хлопнулъ онъ рукой, и въ тотъ же мигъ
LXXXI.
- "Васъ ужинъ ждетъ. Вотъ стража для надзора,--
Британцу такъ Баба сказалъ: ,А вы
За мной идите, робкая синьора;
Пустую блажь, - я не терплю задора.
Не опасайтесь, здесь не рыщутъ львы.
Дворецъ султана - рая Магомета
Преддверье; мудрецу понятно это.
"Не бойтесь: зла вамъ сделать не хотятъ".
- "Темъ лучше, - былъ ответъ: - я за обиду
Отмстить съумею. Тотъ не будетъ радъ,
Кто оскорбитъ меня. Я слабъ лишь съ виду.
Въ обманъ введетъ, я изъ терпенья выйду
И защитить свою съумею честь.
Поверьте мне, моя опасна месть!"
LXXXIII.
Идти за нимъ, Жуанъ прощаться сталъ
Съ товарищемъ. Глядя на одеянье,
Что юноше видъ женщины давалъ,
Тотъ скрыть улыбку былъ не въ состояньи.
"Здесь край чудесъ! - ему Жуанъ сказалъ.
- "Мы взяты въ рабство чернымъ чародеемъ:
Я девой сталъ, а вы - турецкимъ беемъ.
LXXXIV.
Прощайте!" - "Если встретимся опять,--
Направо вы, - о многомъ разсказать
Придется намъ. Безропотно, безъ гнева
Судьбы веленья надо принимать.
Но сохраните честь, хоть пала Ева!"
"Меня не соблазнитъ и самъ султанъ,
Руки не предложивъ", - сказалъ Жуанъ.
LXXXV.
Разстаться для друзей пора настала.
По анфиладе залъ и галлерей
Что поражалъ массивностью своей,
Они остановились. Все дышало
Здесь святостью и миромъ алтарей;
Везде носились волны фимiама.
LXXXVI.
Порталъ-колоссъ, украшенный резьбой,
Весь вылитъ былъ изъ бронзы позлащенной;
На немъ изображался лютый бой:
Лежалъ въ пыли, и пленныхъ за собой
Велъ трiумфаторъ. Эры отдаленной,
Когда Востокомъ кесарь управлялъ,
Созданьемъ былъ роскошный тотъ порталъ.
Въ конце онъ помещался пышной залы.
Какъ бы служа контрастомъ темъ дверямъ,
Два карлика, уродства идеалы,
Стояли на часахъ по ихъ бокамъ.
Что ихъ никто бъ и не заметилъ тамъ,--
Порталъ, что возле нихъ стоялъ стеною,
Ихъ подавлялъ своей величиною.
LXXXVIII.
Тотъ только могъ, съ невольнымъ отвращеньемъ,
Ихъ разглядеть черты. Къ уродамъ темъ
Все относились съ злобой и презреньемъ;
Къ тому жъ изъ нихъ былъ каждый глухъ и немъ,
Границъ не знало безобразье ихъ,
За то и денегъ стоило большихъ.
LXXXIX.
Они большою обладали силой.
Ихъ главною обязанностью было;
Но отворять имъ было нипочемъ
Гарема дверь, что плавно такъ скользила,
Какъ плавенъ стихъ у Роджерса. Притомъ
Для делъ такихъ всегда немые брались.
ХС.
Имъ знаки заменяли разговоръ.
Когда Баба предъ ними появился
Такъ на Жуана строго устремился
Чудовищей немыхъ змеиный взоръ,
Что онъ невольно струсилъ и смутился.
Казалось, имъ въ уделъ достался даръ
ХСІ.
Не мало далъ Жуану наставленiй
Баба предъ темъ, чтобъ подойти къ дверямъ:
- "Не делайте порывистыхъ движенiй,
Когда мы не разсеемъ подозренiй
Живыми не уйти отсюда намъ;
Примите видъ взволнованный и томный,
Какъ это долгъ велитъ девице скромной.
Остерегайтесь карликовъ: ихъ взоръ
Пронижетъ васъ; онъ бдителенъ и зорокъ;
Въ обманъ ввести старайтесь ихъ надзоръ,
Коль только солнца светъ вамъ милъ и дорогъ;
И никакихъ не примутъ отговорокъ;
Таковъ обычай местный, и какъ разъ,
Безъ лодки въ даль угонятъ волны насъ".
ХСІІІ.
Въ покой, что убранъ былъ еще пышней,
Чемъ прочiе. Онъ былъ настолько полонъ
Невероятной роскоши затей,
Что глазъ, такою пышностью уколонъ,
Сливалася везде съ сiяньемъ злата;
Все было тамъ и пышно, и богато.
ХСІѴ.
Въ дворцахъ Востока роскошь колетъ глазъ,
Въ соединеньи съ вкусомъ. Мне не разъ
На Западе бывать въ дворцахъ случалось -
И тамъ безвкусье поражало васъ,
Хоть менее богатства замечалось.
Картинъ и статуй виделъ я плохихъ.
XCV.
Въ той комнате, объятой полумракомъ,
Султанша возседала, на диванъ
Предъ нею на колени палъ Жуанъ,
Что до поклоновъ вовсе не былъ лакомъ,
Его смущали нравы этихъ странъ.
Передъ султаншей также евнухъ черный
XCVI.
Венерой, разстающейся съ волной,
Она возстала, ихъ окинувъ взглядомъ,
Что затмевалъ и блескомъ, и красой
Кивнувъ надменно евнуху рукой,
Пленявшей нежной прелестью и складомъ,
Она его къ себе подозвала.
Какъ лунный светъ рука ея бела.
Онъ, край ея пурпуроваго платья
Поцеловавъ, шептаться съ нею сталъ.
Красы ея не въ силахъ описать я,
И лучше - я стихомъ бы ослеплялъ:
О совершенстве. Светлый идеалъ
Лишь можетъ рисовать воображенье,
А потому и слово безъ значенья.
XCVIII.
(Летъ двадцать шесть ей въ это время было),
Но все жъ она была красы полна:
Иныхъ и летъ не побеждаетъ сила,--
Надъ временемъ имъ свыше власть дана.
Красу весь векъ и время не могло
Умалить блескъ Ниноны де-Ланкло.
XCIX.
Съ величiемъ царицы, приказанье
Всехъ одинако было одеянье,
Жуанъ по платью былъ изъ ихъ числа.
Казалось, такъ невинно ихъ собранье,
Что каждую изъ нихъ бы взять могла
Но не скрывалъ ли взглядъ такой обмана?
C.
Прислужницы, почтительный поклонъ
Отдавъ Гюльбее, скрылися толпою,
Былъ Донъ-Жуанъ. Богатствомъ и красою
Той пышной залы восхищался онъ.
Мне жалокъ тотъ, кто, полный лишь собою,
Не признаетъ ничьихъ законныхъ правъ,
CI.
"Коль ищете вы счастья, - удивленье
Гоните прочь!" Муррея вотъ советъ
И Крича; но слова ихъ - повторенье:
Давно распространялъ такое мненье;
Съ нимъ Попе заодно; но если бъ светъ
Не делалъ мощнымъ генiямъ овацiй,
Не пели бы ни Попе, ни Горацiй.
Когда ушли прислужницы, Баба
Согнуть колени вновь велелъ Жуану
И приложиться, съ подлостью раба,
Къ ея ноге; но словно истукану
"Грустна моя судьба!--
Вскричалъ Жуанъ во гневе, - но не стану
Ни передъ кемъ достоинства ронять:
Лишь туфлю папы можно целовать*.
СІІІ.
Былъ возмущенъ и петлю посулилъ;
Но предъ самой невестой Магомета
Жуанъ бы ни за что не уронилъ
Достоинства. Законамъ этикета
Они не для одной среды придворной,--
И въ захолустьяхъ люди имъ покорны.
СІѴ.
Отъ бешенства сверкалъ Жуана взоръ;
Унизиться считалъ онъ за позоръ
И съ армiей скорее бы сразился,
Чемъ уступилъ. Признавъ напраснымъ споръ,
Баба уступку сделать согласился
Придумалъ ногу заменить рукой.
СѴ.
Успехомъ увенчалось предложенье:
Не поступилъ бы лучше дипломатъ.
Вступилъ Жуанъ, что былъ условью радъ.
Онъ молвилъ: - "Всякой даме уваженье
Оказывать приличья намъ велятъ,
И мы всегда - такъ принято ужъ это -
".
СѴІ.
И вотъ Жуанъ, не торопясь ничуть,
Къ руке султанши подошелъ небрежно;
А врядъ ли виделъ онъ когда-нибудь
Восторженно устами къ ней прильнуть
Желалъ бы всякiй. Ручки белоснежной
Надъ смертными неотразима власть:
Коснешься къ ней - и въ сердце дышитъ страсть.
Окинувъ взглядомъ юношу, Гюльбея
Велела гордо негру скрыться съ глазъ,
И евнухъ, ей противиться не смея,
Исполнилъ тотчасъ данный ей приказъ,
"Не робея,
Приблизьтесь къ ней: васъ ждетъ блаженства часъ!"
Собой довольный, евнухъ вышелъ смело,
Какъ будто совершилъ благое дело.
СѴІІІ.
Утратила, волненьемъ объята;
Кровь прилила багряною струей
Къ ея лицу. Такъ яркiй лучъ заката
На облака вечернею порой
Огонь сверкнулъ въ ея глазахъ большихъ:
И страсть, и гордость смешивались въ нихъ.
СІХ.
Ея краса была неоспорима,
Когда онъ принялъ образъ херувима,
Чтобъ Еву обольстить, и темъ открылъ
Неправды путь, столь смертными любимый...
Въ ней гордость охлаждала сердца пылъ;
Но рабства гнетъ ей былъ самой неведомъ.
СХ.
Во всехъ ея поступкахъ и словахъ
Гордыня проявлять себя умела;
На шее цепь у всякаго висела
Въ присутствiи ея; но разве страхъ -
Надежная опора? Можно тело
Поработить, но духъ свое возьметъ:
СХІ.
Ея улыбка, что красой пленяла,
Была высокомерiя полна;
Приветствiе ея - и то дышало
Своей главы покорно не склоняла;
Обычаю восточному верна,
За поясомъ она кинжалъ носила.
(Съ такой женой мне бъ трудно ладить было!)
Она не знала удержу ни въ чемъ.
Предъ волею ея благоговея,
Толпа рабовъ лишь думала о томъ,
Чтобы ея малейшая затея
Будь только христiанкою Гюльбея -
Открыли бъ для нея - я въ этомъ убежденъ -
И вечнаго движенiя законъ.
CXIII.
И прихотямъ ея платили дань;
Ей деньги никогда въ разсчетъ не брались:
Чего бъ ни пожелала, все достань.
Но все жъ охотно ей повиновались,
Переступала; женщины порою
Мирились съ нимъ, но не съ ея красою.
CXIV.
Нечаянно Жуана увидавъ,
Купить. Баба, что подлъ былъ и лукавъ,
Съ охотою взялся за это дело.
Могла ль она обуздывать свой нравъ?
Но хитрый негръ свой планъ обдумалъ зрело,
Девицей былъ наряженъ Донъ Жуанъ.
СХѴ.
Возможно ли такое приключенье?
Вы странностью его поражены;
Султанши сами разрешить должны.
Скажите, разве редкое явленье -
Обманутый монархъ? Въ глазахъ жены
Онъ только мужъ, какихъ на свете много,
CXVI.
Такихъ примеровъ горестныхъ полна
Исторiя. Но вновь вернусь къ разсказу:
Гюльбея въ томъ была убеждена,
Ведь юношу прiобрела она
И думала, что ей удастся сразу
Его простымъ вопросомъ победить;
"Христiанинъ, умеешь ли любить?"
Могло бъ такъ быть; но образъ сердцу милый
Еще Жуанъ носилъ въ груди своей:
Онъ не забылъ Гайдэ, и съ новой силой
Его сдавила сердце мысль о ней;
Ея любовь, и - снега сталъ белей.
Какъ бы пронзенный острыми стрелами,
Онъ залился горючими слезами.
СХѴІІІ.
Ихъ горечь отравляетъ хуже яда.
Оне свинцомъ расплавленнымъ текутъ.
Чтобъ слезы лилъ мужчина, сердце надо
И жизнь его разбить. Те слезы жгутъ.
Для женщинъ; мукъ оне смываютъ следъ,--
Для насъ же безпощадней пытки нетъ!
СХІХ.
Она его утешить бы хотела,
Она съ рабами лишь имела дело,
Встречая только ласки и приветъ.
Предъ нею проявляться скорбь не смела,
Ей и во сне не представлялось бедъ:
И вдругъ предъ нею проливались слезы!
CXX.
Но женщина сердечную печаль
Всегда не прочь утешить, и кручина
Одну найдешь, которой сердце - льдина.
Гюльбее Донъ-Жуана стало жаль.
Хоть непонятна ей была причина
Его рыданiй, ими смущена,--
CXXI.
Но светъ не знаетъ вечнаго мученья,
И, какъ всему, есть и слезамъ пределъ.
Жуанъ унялъ душевное волненье
Въ глазахъ исчезъ последнiй лучъ смятенья;
Хоть онъ предъ красотой благоговелъ,
Но все жъ не могъ переносить безъ боли
Сознанья, что онъ - жертва злой неволи...
Гюльбее приходилось въ первый разъ
Встречать отпоръ. Она весь векъ внимала
Лишь лести и мольбамъ; ея приказъ
Закономъ былъ и все предъ ней дрожало;
И что жъ? Ее опасность не смущала;
А время уносилось безъ следа,
Не принося желаннаго плода.
СХХІІІ.
На то, что въ взглядахъ Северъ и Востокъ
Расходятся: для нежнаго признанья
На Севере дается дольше срокъ,
А тамъ одна минута колебанья
Мгновенно тамъ должна рождаться страстность,
Иль осрамиться вамъ грозитъ опасность.
CXXIV.
Жуанъ бы не ударилъ въ грязь лицомъ.
Другiя чувства заглушало въ немъ;
Гюльбею онъ оставилъ безъ вниманья;
Его жъ своимъ считала должникомъ
Султанша за опасное свиданье.
Стояла рядомъ съ юношей она.
СХХѴ.
Затемъ она дрожащею рукою
Его схватила руку, страстный взоръ
Просила ласкъ, но встретила отпоръ.
Подавлена душевною борьбою,
Она сдержала гневъ, и лишь укоръ
Сверкнулъ въ очахъ; но страсть въ ней бушевала,
CXXVI.
Насталъ моментъ опасный; но Жуанъ
Былъ защищенъ броней сердечной боли
И гордости; онъ выпрямилъ свой станъ
Томительнее боль сердечныхъ ранъ.
Онъ такъ сказалъ: - "Когда орелъ въ неволе,
Не ищетъ онъ подруги, скорбь тая;
Разврату дань платить не буду я!...
ѴІІ.
Умею ль я любить, ты знать хотела?
Суди о томъ, какъ чту любви законъ,
Коль страсть твоя мне сердца не согрела!
Я - рабъ; нарядъ мой жалокъ и смешонъ;
Поработить порою можетъ тронъ,
Заставить ползать, сдерживая страсти,
Все жъ онъ надъ сердцемъ не имеетъ власти".
СХХѴІІІ.
Гюльбеи своеволiе не знало;
По ней, лишь для царей и для царицъ
И ихъ утехъ земля существовала.
Могли ль предъ нею не склоняться ницъ
Легитимизмъ до выводовъ такихъ
Доводитъ всехъ сторонниковъ своихъ.
СХХІХ.
Къ тому жъ ее природа наделила
Безспорно бы надъ смертными царила,
Поклонниковъ толпой окружена.
Такой красы - неотразима сила,
А ей
Венецъ царицы украшалъ Рюльбею!
Кто жъ могъ не преклоняться передъ нею?
CXXX.
О, юноши! прошу припомнить васъ,
Просящей ласкъ, когда она отказъ
Встречаетъ: месть ея всегда опасна;
О томъ вы, верно, слышали не разъ.
Гюльбея же была вполне прекрасна;
Когда на зовъ ответа не нашла?
CXXXI.
Припомните, какъ поступила строго
Пентефрiя супруга, Федры месть
Въ исторiи такихъ примеровъ есть.
На этотъ счетъ уроки педагога
Не мало пользы могутъ вамъ принесть.
Опасенъ женскiй гневъ; не въ силахъ дать я
CXXXII.
Ужасенъ гневъ тигрицы, коль у ней
Детенышей возьмутъ; но безъ сравненья
Бываетъ ярость женщины сильней,
Облюбленныхъ желанiй и затей!
Терять детей - тяжелое мученье;
Утрату же возможности иметь
Ихъ въ будущемъ - еще трудней стерпеть.
Страсть къ размноженью - вотъ законъ природы;
Она присуща уткамъ, тиграмъ, львамъ;
Все размножать хотятъ свои породы.
Вы посещали ль детскiя? - И тамъ
Ихъ вечный крикъ отраденъ матерямъ.
Что жъ, этотъ фактъ наглядно подтверждаетъ,
Какъ сильно чувство, что его рождаетъ.
CXXXIV.
Гюльбеи взоръ, но въ этомъ толку мало:
Въ ея очахъ всегда огонь сверкалъ.
Сказалъ бы, что лицо ея пылало,--
Но этимъ бы понятья я не далъ
Предъ ней впервые не склонялись ницъ,
За то и гневъ ея не зналъ границъ!
СХХХѴ.
Ужасный гневъ продлился лишь мгновенье,
Не можетъ долго длиться изступленье;
Зловещiй этотъ мигъ соединилъ
Въ ея душе все адскiя мученья;
Ревущiй океанъ съ ней сходенъ былъ,
Она жъ была одушевленной бурей.
СХХХѴІ.
Такую ярость съ вспышкой не сравнить,
Какъ ураганъ съ дыханiемъ зефира;
Какъ Готспуру безсмертнаго Шекспира.
Хотелось ей "убить, убить, убить!"
(Припомните слова седого Лира),
Но пылъ ея въ конце концовъ угасъ
СХХХѴІІ.
Грозой въ ней гневъ проснулся и грозою
Безъ словъ пронесся мимо. Женскiй стыдъ
Впервые пробудился въ ней рекою,
Ея онъ душу наводнилъ собою,
Невыносима боль такихъ обидъ.
Хоть раны ихъ и жгучи и глубоки,
Полезны и царямъ порой уроки.
ѴІІІ.
Они напоминаютъ имъ про связь,
Что сочетаетъ смертныхъ, и понятье
Даютъ о томъ, что все же мы - не грязь,
Хоть созданы изъ праха; что, какъ братья,
Породой или саномъ, отъ объятiй
Зловещей смерти все же не уйдешь...
Какъ иногда такой урокъ хорошъ!
СХХХІХ.
Затемъ въ себе любовь къ нему убить,
Затемъ, не одобряя эти планы,
Ей захотелось зло его язвить,
Затемъ улечься спать, хоть было рано,
Потомъ дать порку негру, въ знакъ привета;
Но лишь слезами кончилось все это.
CXL.
Убить себя хотелось ей съ тоски,
А на Востоке ткани такъ легки,
Что въ мигъ одинъ ее бы сталь пронзила;
Убить Жуана было бъ ей съ руки,
И что жъ? - она решенье изменила:
Снять голову, чтобъ сердце победить.
CXLI.
Жуанъ былъ сильно тронутъ; съ горькой долей
Мирился онъ и въ томъ былъ убежденъ,
И что въ мученьяхъ жизнь окончитъ онъ.
Грешить онъ могъ, своей согласно воле;
Ее лишь признавая какъ законъ,
Онъ презрелъ бы и пытки, и угрозы;
CXLII.
Онъ потерялъ решимость и, во всемъ
Себя виня, отказу сталъ дивиться
(Но почему, не знаю). Онъ о томъ
Жалелъ онъ, что пошелъ такимъ путемъ,
Какъ инокъ, что обетомъ тяготится,
Иль женщина замужествомъ своимъ.
Сдержать обетъ тогда возможно ль имъ?
Онъ смутно бормотать сталъ извиненья,
Но въ этихъ обстоятельствахъ слова -
Пустые звуки, чуждые значенья;
Поэзiя и та свои права
Гюльбея стала таять; но едва
Клониться къ примиренью стало дело,
Вошелъ Баба смущенно и несмело,--
CXLIV.
"Подруга солнца и сестра планетъ",--
Такъ евнухъ ей сказалъ, потупя взоры,--
Передъ тобой склоняется весь светъ,
Светилъ и техъ тебе послушны хоры.
Отъ солнца я тебе несу приветъ,
Какъ светлый лучъ, я посланъ имъ впередъ.
Надеюсь, своевременъ мой приходъ".
CXLV.
Она сказала: - "На его сiянье
Ну, что жъ, зови альмей; пусть ихъ собранье
Вокругъ меня блеститъ, какъ млечный путь;
А ты, гяуръ, коль есть въ тебе желанье
Проступокъ свой загладить чемъ-нибудь,
Султанъ идетъ и надо торопиться*.
CXLVI.
Дворецъ, что былъ какъ будто пустъ и немъ,
Вдругъ ожилъ, облитой горячимъ светомъ;
Все евнухи; согласно съ этикетомъ,
Султанъ, когда свой посещалъ гаремъ,
Заранее предупреждалъ объ этомъ.
Гюльбею изъ своихъ законныхъ женъ
CXLVII.
Султанъ былъ строгъ и видъ имелъ надменный;
Крамолой возведенный въ санъ священный,
Не брился онъ и не снималъ чалмы;
Онъ смертный былъ вполне обыкновенный
(Да въ Турцiи назвать не можемъ мы
Ни одного великаго султана,
За исключеньемъ разве Солимана).
Обряды все онъ свято исполнялъ,
Какъ долгъ велитъ наместнику Пророка;
Визирь же государствомъ управлялъ,.--
Въ занятiяхъ султанъ не виделъ прока.
Намъ не узнать: по правиламъ Востока,
Разводовъ нетъ; считая ихъ за срамъ,
Въ повиновеньи держатъ женщинъ тамъ.
CXLIX.
Когда жъ порой случается грешокъ,
О преступленьи говорятъ не много:
Скрываютъ тайну море и мешокъ.
Хоть тамъ не существуетъ прессы строгой,
Напрасно будетъ онъ искать защиты,--
И грехъ наказанъ да и рыбы сыты.
CL.
Что месяцъ - шаръ, султанъ былъ убежденъ;
Могуществомъ своимъ гордился онъ,
Хотя не зналъ границъ своихъ владенiй;
Возстаньями порой бывалъ смущенъ,
Но ихъ считалъ лишенными значенья,--
До ,Семи Башенъ" врагъ не доходилъ.
CLI.
Въ ту крепость лишь порою попадали
Посланники воюющихъ державъ,
Не признавая Порты вескихъ правъ;
Ихъ мерами крутыми прiучали
Свой сдерживать неукротимый нравъ;
Сажали ихъ въ твердыню "Семи Башенъ"
CLII.
Султанъ отцомъ громадной былъ семьи;
Десятками его детей считали;
Принцессъ въ дворцахъ держали взаперти
Иныхъ венчали даже летъ шести,
Вы этому поверите едва ли,
Но важная на то причина есть:
Богатый даръ обязанъ зять принесть.
Тамъ принцевъ крови незавидна доля:
Они свой векъ влачатъ въ тюрьме глухой;
Что ждетъ ихъ - тронъ, веревка иль неволя -
Про то известно лишь судьбе одной;
И если взвесить, то изъ нихъ любой
(Такъ хороша имъ пройденная школа)
Равно достоинъ петли иль престола.
CLIV.
Приветствовалъ жену съ церемоньяломъ,
Что требовалъ ея высокiй санъ
Она къ нему съ радушьемъ небывалымъ
Пошла навстречу. Ласкою обманъ
Притворство служитъ. Грешная жена
Всегда къ супругу нежности полна.
CLV.
Султанъ окинулъ взглядомъ все собранье
Невольно обратилъ вниманье;
Онъ этимъ видомъ не былъ пораженъ,
Но у Гюльбеи замерло дыханье.
"Я вижу, - такъ жене заметилъ онъ,--
"Что у тебя есть новая служанка;
Мне жаль, что такъ красива христiанка!"
CLVI.
Султана необычная хвала
Какъ громомъ все собранье поразила
Любезность эта и его смутила:
Чемъ дочь гяура въ честь попасть могла?
Волненье всехъ невольно охватило
И если бъ не придворный этикетъ,
CLVII.
Отчасти турки делаютъ прекрасно,
Что держатъ взаперти своихъ супругъ;
Свобода тамъ для женщины опасна,
На Севере такъ поступать напрасно:
Тамъ каждый смертный нравственности другъ
И белъ, какъ снегъ; но жгучiя отравы,
Что Югъ вливаетъ въ жилы, губятъ нравы.
Вотъ почему Востокъ неумолимъ
И бедныхъ женщинъ держитъ въ черномъ теле;
Свобода даже и не снится имъ;
Тамъ цепи брака - цепи въ самомъ деле.
Гаремъ своей не достигаетъ цели,
И многоженство этому виной,--
Ну, то ли жить съ одной женой!
CLIX.
Хоть бодръ еще и силенъ мой Пегасъ,
Но правиламъ эпическимъ я веренъ,
Ведь классики такъ делали не разъ.
Какъ видите, примеръ ихъ не потерянъ.
Такъ отдыхать случалось и Гомеру,
И я его последую примеру.