Дон-Жуан.
Песнь пятая

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Жуан. Песнь пятая (старая орфография)

ПЕСНЬ ПЯТАЯ.

                              I.

          Поэты, что сбирают рифмы в пары,

          Как голубков Венера, мать утех,

          Чтоб петь любви и сладострастья чары,

          Плодят разврат и сеют зло и грех.

          Их тем неотразимее удары,

          Чем их стихов блистательней успех,

          Овидий - в том пример, Петрарка тоже,

          Когда судить мы станем их построже.

                              II.

          Я лютый враг безнравственных поэм,

          И если допускаю сочиненья,

          Которых я не одобряю тем,

          То чтобы рядом шло нравоученье

          С ошибками, и требую затем,

          Чтоб грех наказан был для наставленья.

          Итак, коль не изменит мне Пегас,

          Я удивлю моралью строгой вас.

          Дворцов прибрежных чудные узоры,

          Святой Софии купол золотой,

          Плывущий флот, синеющия горы,

          Олимп высокий в шапке снеговой,

          Двенадцать островов, что тешат взоры -

          Вот чудная картина, что собой

          Когда-то Мэри Монтэгю пленила.

          Таких картин неотразима сила!

                              IV.

          Люблю я имя Мэри. Много грез

          И целый ряд несбывшихся мечтаний

          В моей душе с тем именем слилось;

          Оно еще мне мило, хоть страданий

          Не мало я тяжелых перенес...

          Отраден светлый мир воспоминаний!

          Однако я впадаю в грустный тон,

          Но не к лицу моей поэме он.

                              V.

          Уныло ветер дул; ревело море;

          "Могилы Великана" - чудный вид,

          Когда бушуют волны на просторе,

          Когда весь берег пеною покрыт.

          Опасна непогода на Босфоре:

          Она пловцу погибелью грозит.

          Картина бури сладостна для взора,

          Но моря нет опаснее Босфора.

                              VI.

          Лазурь небес скрывалась в облаках;

          Был день осенний, мрачный и ненастный.

          Порой осенней бури в тех краях

          Для жизни моряков всегда опасны...

          Пловец, в час бури, кается в грехах,

          Исправиться клянется, но напрасно:

          Утонет ли - и в клятве прока нет;

          Когда ж спасется он - забыт обет.

                              VII.

          Рабы всех стран на площади стояли,

          Их привели для торга без цепей.

          Немую скорбь их лица выражали,

          Лишь негры в сонме их не унывали:

          Они мирились с участью своей

          И уживались с тяжкою неволей,

          Как угорь со своей злосчастной долей.

                              VIII.

          Жуан был в цвете лет. Надежд и сил

          Еще не мог утратить он избыток,

          Но вид его был мрачен и уныл

          И слез скрывать не делал он попыток.

          Неверный рок его всего лишил:

          Не мало вынес он душевных пыток,

          И милую, и деньги потерял,

          К тому ж рабом татар презренных стал.

                              IX.

          И стоик бы наверно растерялся

          От стольких бед, от стольких жгучих ран.

          Однакож он с достоинством держался.

          Его наряд богатый, стройный стан

          В глаза бросались. Резко отличался

          Его наружность всех собой пленяла.

          Он барышей купцу сулил не мало,

                              X.

          Базар был сходен с шахматной доской;

          На площади его пестрели рядом

          И белые, и черные толпой.

          Их привели для сбыта, жалким стадом.

          Один невольник, статный и лихой,

          Лет тридцати, с суровым, гордым взглядом,

          В числе других на торг был приведен;

          С Жуаном находился рядом он.

                              XI.

          Британца в нем признать не трудно было:

          Он был румян и бел, в плечах широк;

          Его чело высокое носило

          Следы глубоких дум иль злых тревог;

          Его судьба невзгодой не сломила,--

          На все глядеть он с равнодушьем мог.

          Он ранен в руку был; струей багряной

                              XII.

          К Жуану, что немного приуныл,

          Но все же, не теряя самовластья,

          Достоинство и гордость сохранил,

          Проснулось в нем горячее участье.

          Невольно он сочувствие дарил

          Товарищу их общого несчастья,

          А сам он на плачевный свой удел

          С полнейшим безучастием глядел.

                              XIII.

          Он так сказал Жуану: "Мы не схожи

          С толпою этих жалких дикарей,

          Что окружают нас. Лишь в цвете кожи

          Различье их. Порядочных людей

          Лишь вы да я имею вид пригожий.

          Знакомство мы должны свести скорей.

          Откуда вы? Я буду рад, как другу,

          Вам оказать и ласку и услугу".

                              XIV.

          "Испанец родом я".

           - "Такого ждал я именно ответа:

          Не может подлый грек держать себя

          Так гордо. Ваша песнь еще не спета;

          Надежды до конца терять нельзя.

          Смотрите, - переменится все это;

          Мы все фортуны жалкие рабы,

          Но я привык к превратностям судьбы".

                              XV.

           - "Позвольте вас спросить, хоть и неловко:

          Что привело нежданно вас сюда?"

           - "Ответ простой; шесть турок и веревка".

           - "Но мне узнать хотелось бы, когда

          И как вас взяли в плен?" - "Командировку

          Мне дал Суворов... Только в том беда,

          Что приступом не мог я взять Виддина

          И сам был взят: вот бед моих причина".

                              XVI.

           - "А есть у вас друзья?" - "В невзгоды час

          Отыскивать их - тщетное старанье.

          Мне рассказать свои воспоминанья".

           - "Уныл и длинен будет мой рассказ".

           - "А если так, то лучшее - молчанье:

          Когда пространна повесть и грустна,

          Длиннее вдвое кажется она.

                              XVII.

          Но все ж не унывайте. В ваши лета

          Фортуна, что обманчива порой,

          Вас не оставит; тем вернее это,

          Что вам нельзя считать ее женой;

          Бороться с ней никто не даст совета,--

          Былинке где же справиться с косой?

          Тот часто в заблуждении глубоком,

          Кто думает, что может править роком".

                              XVIII.

           - "Печалюсь я не о судьбе своей,--

          Сказал Жуан: - мне жаль того, что было;

          Я лишь скорблю о счастьи прежних дней;

          ".--

          Тут он замолк, и тихо из очей

          Слеза скатилась. - "Счастье изменило...

          Но все же я со страхом незнаком.

          И если плачу - плачу о былом.

                              XIX.

          Я тверд душой, но тяжкий гнет разлуки

          Мне не по силам". - Тут он замолчал,

          В отчаяньи свои ломая руки,

          И голову склонил. - "Я так и знал,

          Понятна ваша скорбь. Я сам рыдал,

          Когда прощался с первою женою,

          А также, как был брошен и второю.

                              XX.

          " - "Как, - сказал Жуан: - у вас

          Есть три жены?" - "В живых лишь две осталось...

          Чему тут удивляться?.. Ведь не раз

          Иным вступать три раза в брак случалось".

           - "Что ж третья? Продолжайте свой рассказ...

          И не ушла? - "О, нет! - тот отвечал:

           - От третьей сам я в страхе убежал".

                              XXI.

           - "Вы смотрите однако хладнокровно

          ", - сказал Жуан. - "Я смят борьбой.

          На вашем небе и светло, и ровно

          Сияет радуг много; ни одной

          Не светит мне. Лишь в юности любовно

          Нас греет луч надежды золотой,

          Так кожу каждый год змея меняет.

                              XXII.

          Сначала эта кожа и ясней,

          И лучше первой, но потом тускнеет

          Нас в юности любовь живит и греет,

          Затем мы узнаем других страстей

          Тяжелый гнет и сердце леденеет:

          Иной честолюбив и скуп другой,

          ".

                              XXIII.

          Жуан сказал: - ,Вы, может быть, и правы,

          Но все ж судьба тяжелая нас ждет;

          Слова мы тратим только для забавы".

           "Не много прока в них" - ответил тот.

           - "Ho если мненья правильны и здравы,

          Страданье учит нас. Так, рабства гнет

          Узнав, не станем мы теснить народа,

          Когда нам вновь достанется свобода".

          Жуан сказал, скрывая грустный вздох:

           - "Как побывать хотел бы я на воле,

          Чтоб мстить злодеям!... Да поможет Бог

          Несчастным, побывавшим в этой школе!"

           "Довольно испытали мы тревог

          И долго ждать нам не придется боле:

          Вот черный евнух с нас не сводит глаз;

          Хотел бы я, чтобы купили нас!

                              XXV.

          Но лучших мы дождаться можем дней:

          Все смертные, почти без исключенья,

          Рабы своих желаний и страстей.

          Холодный свет не знает сожаленья;

          Жить для себя, вполне чуждаясь чувства,

          Вот безсердечных стоиков искусство!"

                              XXVI.

          В то время подошел поближе к ним

          В осмотре их он был неутомим;

          Он оценил их рост, наружность, силы.

          Нет, никогда с вниманием таким

          Любовник не оглядывает милой,

          Барышник - лошадей, как покупщик -

                              XXVII.

          Невольника. Должно-быть, есть отрада -

          Существ себе подобных покупать.

          Покупности и вес, и меру знать;

          Кого пленяет место иль награда,

          Кого успех; все ж должен я сказать,

          Что действует всего успешней злато...

                              XXVIII.

          Их осмотрев с вниманьем, наконец,

          Сначала одного, затем обоих,

          Стал евнух торговать. Кричал купец;

          Торгуют так коров, свиней, овец

          На ярмарках. Такое брало зло их,

          Такой враждой пылал их гневный взор,

          Что всем казалось, - драка кончит спор.

          Но шум утих, и евнух с грустной миной

          Свой вынул кошелек и заплатил.

          Купец пересмотрел все до единой

          Монеты, что в уплату получил

          Все деньги получив, он настрочил

          Расписку и с довольным выраженьем

          Стал думать об обеде с наслажденьем.

                              XXX.

          И мог ли он свершить пищеваренье

          Без всякой боли? Я уверен в том,

          Что совести он слышал угрызенья

          За то, что безконтрольно, как скотом,

          На свете ничего ужасней нет,

          Как дурно переваренный обед.

                              XXXI.

          Вольтер нам говорит, но это - шутка,

          Вкушал Кандид. Вольтер неправ: желудка

          Не может гнет не действовать на ум;

          Лишь тот, кто пьян, лишается разсудка

          И действует, конечно, наобум.

          Великий сын Филиппа - мой учитель.

                              XXXII.

          Вот мненье Александра: "Нам вдвойне

          Напоминает смерть процесс питанья

          ". По мне,

          Коль пища может радость иль страданье

          В нас возбуждать, то лишние вполне

          Таланты, ум, искусства и познанья;

          Кто станет им оказывать почет,

                              XXXIII.

          Дней шесть тому назад я собирался

          По городу пройтись; вдруг близ меня

          Стрельбы необычайный звук раздался.

          Народ шумел; на лицах страх читался.

          Израненный, молчание храня,

          На площади лежал старик почтенный,

          Начальник войска города Равенны.

          Несчастный! Чтобы счеты с ним свести,

          В него пять пуль безжалостно всадили

          И бросили. Его перенести

          К себе велел я. Тщетно мы ходили

          Не в силах все старанья наши были.

          Пять веских пуль и старое ружье

          С ним порешили. Месть взяла свое.

                              XXXV.

          Глядел на хладный труп. Не раз видал

          Я мертвых, но такого выраженья

          Спокойствия я прежде не встречал

          На бледном лике жертвы разрушенья.

          (Из ран его кровь не лилась струею).

          Я на него глядел, объят тоскою.

                              XXXVI.

          "Что жизнь и смерть?" - у трупа я спросил.

          "Возстань!" Но он лежал, лишенный сил.

          Еще вчера, отвагою пылая,

          Войсками храбрый вождь руководил,

          Им гордо приказанья отдавая;

          И барабан литавры заменял.

                              XXXVII.

          Исполнены унынья и печали,

          Вокруг вождя, что пролил кровь свою,

          Соратники его. Давно ль в строю

          Они, дрожа, словам его внимали?

          И что ж?.. Герой, прославленный в бою,

          Победными украшенный венками,

                              XXXVIII.

          Близ старых ран, которыми стяжал

          Он славу и почет, виднелись рядом

          И новые. Невольно ужасал

          Я раны полководца озирал.

          От мертвеца несло могильным хладом.

          Глядя на этот труп, старался я

          Умом постигнуть тайну бытия.

          Но тайною осталась тайна эта.

          Нас окружает вечный мрак тюрьмы.

          Что ждет нас за могилой? - Нет ответа.

          Сегодня - жизнь, а завтра - царство тьмы.

          А мир безсмертен, только смертны мы.

          Но мудрствовать я более не стану

          И вот перехожу опять к роману.

                              XL.

          Сел со своей поклажею живою

          В роскошно-позолоченный каик,

          Что по волнам понесся с быстротою.

          Друзья смутились, страх в их грудь проник:

          Вот у стены, в тени дерев густых,

          В конце залива, стала лодка их.

                              XLI.

          Лишь проводник у двери постучался -

          Невольники пошли; он подвигался

          С большим трудом по зарослям густым.

          Ложилась тень и ночи мрак сгущался.

          Идти трудней все становилось им.

          Их евнух удалил условным знаком.

                              XLII.

          Сквозь чащу померанцевых дерев

          Они с трудом дорогу пролагали.

          Описывать, да все поэты стали

          Ей посвящать плоды своих трудов!

          Таких поэм не мало вы читали

          Один поэт гостил у турок раз,--

                              XLIII.

          Жуан следил за евнухом в волненьи.

          Вдруг мысль ему блестящая пришла.

          И вам, и мне, в подобном положеньи,

          "Убить проводника одно мгновенье,--

          Шепнул Жуан: - "не вижу в этом зла;

          Скорей нанесть удар, чем молвить слово,

          И мы затем свободны будем снова!"

          Товарищ возразил: - "И что ж потом?

          Как ухитримся дверь раскрыть снаружи?

          Мы, может быть, и кожи не спасем

          (Варфоломея вспомните!). Нам хуже,

          В глухой тюрьме. Я голоден к тому же

          И, не жалея первородства прав,

          Их продал бы за бифштекс, как Исав.

                              XLV.

          Не стал бы этот негр, уверен я,

          Идти один с невольниками рядом,

          Когда б не знал о близости жилья.

          Лишь крикнет - многочисленным отрядом

          Но посмотрите: вот дворец пред нами.

          Как он красив и залит весь огнями!"

                              XLVI.

          Действительно, дворец весь расписной

          Он поражал отделкой золотой

          И ярко разукрашенным фасадом.

          Турецкий стиль богат лишь пестротой,

          Но где ж ему идти с искусством рядом!

          Лишь ширм иль декораций образцы.

                              XLVII.

          Когда друзья к роскошному жилищу

          Приблизились, их сладко поразил

          Жуан свое решенье отложил,

          Подумав: "Путь себе потом прочищу"...

          Голодному лишь запах пищи мил.

          Британец молвил: - "Нам теперь лишь нужен

          ".

                              XLVIII.

          Советуют, чтоб убеждать людей -

          На их разсудок действовать и страсти.

          Последнее мне кажется верней:

          Один оратор плачет, чтоб сильней

          Подействовать, другой сулит напасти:

          Желает всякий тронуть, убедить,

          Но ни один не хочет кратким быть.

          Я твердо верю в силу убежденья

          И красоты; порой полезна лесть,

          Порою и угрозы; нет сомненья,

          Что в золоте не мало силы есть.

          Ничто не в состоянии привесть,

          В такой восторг, как сладкий звон к обеду,

          Что славит плоти над душой победу.

                              L.

          Но трапеза и там на первом плане.

          Лакеи не стояли чинно в ряд,

          И колокол не возвещал заране

          О том, что стол накрыт; все ж аромат

          Будил неотразимый аппетит...

          План мщенья был отложен и забыт.

                              LI.

          Их проводник уверенно и смело

          Что жизнь его на волоске висела.

          Остановив невольников, он стал

          Стучаться в дом. Мгновенье пролетело,--

          С ворот глухих затворы сторож снял,

          Что в роскоши восточной утопала.

                              LII.

          Я в описаньях силен, но о ней

          Не стану говорить. Теперь так много

          Не перечесть. Мне с ними - не дорога:

          Все только описанья, но идей

          Не требуйте от них, тем больше слога.

          Цель авторов - чтоб их заметил свет,-

                              LIII.

          Вдоль стен, почти недвижно, возседали

          Сыны пророка, ноги под себя

          Поджав. Иные в шахматы играли;

          Из мундштуков янтарных дым пускали;

          Здесь спал один, свернувшись как змея;

          А там другой, об ужине мечтая,

          К нему приготовлялся, ром глотая.

          Ни толков ни разспросов никаких

          Не вызвало гяуров появленье;

          Разсеянно оглядывали их,--

          И лиц не изменилось выраженье.

          Глядят, ценя их силы и сложенье.

          Иные негру отдали поклон,

          Но ни о чем разспрошен не был он.

                              LV.

          Невольников повел он за собой

          По ряду пышных зал. Везде молчанье

          Царило, только в комнате одной

          Фонтана раздавалося журчанье.

          Выглядывали женския головки,

          Что новизна смущала обстановки.

                              LVI.

          Довольно ламп вдоль стен горело в ряд,

          Чтоб роскошь этих царственных палат

          Во всем своем величьи выступала.

          Тяжелою печалью я объят,

          Когда передо мной пустая зала,

          Уныл её торжественный покой!

                              LVII.

          Близ скал седых, что злобно точат волны,

          В пустыне иль в лесу, - не страшно нам

          Простор и тишь душе отрадны там.

          Но если мрака и молчанья полны

          Палаты, где веселью светлый храм

          Воздвигнут, тяжек этот вид унылый -

                              LVIII.

          Веселый ужин, ласки и привет,

          Подруги милой образ идеальный,

          Уютный уголок и - горя нет,

          Эффектнее, конечно, яркий свет,

          Что газ бросает в зале театральной;

          Но мне простор пустынных зал милей.

          Вот от чего тоска в душе моей!

          Безцельны зодчих пышные затеи:

          Чем больше зданье, тем виднее нам>

          Как жалок человек. Зачем пигмеи

          Соборы воздвигают к небесам?

          К чему они с тех пор, как пал Адам?

          Как не умерит эти вожделенья

          Разительный пример столпотворенья!..

                              LX.

          Богатствами и силой. Величаво

          Навухороносор над ним царил,

          Пока не стал пастись в тени дубравы;

          Со львами там справлялся Даниил,

          И там жила, собой пленяя свет,

          Семирамида, жертва злых клевет.

                              LXI.

          Все летописцы, злобною толпою,

          (Любовь, как и религия, порою

          Впадает в ересь!) Но такой разврат

          Невероятен; жалкой клеветою

          Все это отзывается. Навряд

          Скакун имел курьера там значенье.

                              LXII.

          "Вавилон -

          Лишь миф пустой!" (Безверие - не чудо

          В наш век). Но скептик будет обличен:

          У нас есть доказательств верных груда.

          Сэр Рич нашел, где был построен он,

          К тому ж о нем есть в Библии рассказ.

          А Библии слова - закон для нас.

                              LXIII.

          Пусть вспомнят те, что воздвигают зданья,

          Горация прелестное воззванье:

          "Вы строите дворцы; а вас в живых

          Не будет скоро, жалкия созданья!"

          Какою правдой дышит грустный стих:

          "Et sepulchri immemor struis domos!"

          Нас манит жизнь, а смерти слышен голос.

                              LXIV.

          Невольников все за собою вел

          Их проводник. Объятый негой, сонный

          В созданье фей, покой уединенный,

          Где роскоши воздвигнут был престол.

          Природа созерцала удивленно

          Красу и блеск в нем собранных вещей,

                              LXV.

          Навалены богатств там были горы,

          А целый ряд покоев был таких.

          Диваны красотой пленяли взоры;

          Ковров пестрели пышные узоры;

          Любуясь рядом тканей дорогих,

          Хотелось, чтобы их не смять ногою,

          По ним скользить, став рыбкой золотою.

          Но этот блеск не изумлял ничуть

          Проводника, тогда как от волненья

          У путников его вздымалась грудь;

          Они неслись на крыльях вдохновенья,

          Весь в звездах разстилался. В углубленьи

          Одной из стен виднелся шкаф большой.

          (Надеюсь, вам рассказ понятен мой,

                              LXVII.

          Негр отпер шкаф, в нем был нарядов склад,

          Что разнились и формою, и цветом;

          Надеть их всякий турок был бы рад,

          Чтобы блеснуть изящным туалетом.

          Но все же для гяуров негр угрюмый

          По вкусу своему избрал костюмы.

                              LXVIII.

          Британцу он наряд богатый дал:

          И пышные шальвары; Шаль достал

          Тончайшого узора и работы,

          Прибавив туфли и большой кинжале,

          Чеканенный и с яркой позолотой.

          Выглядывал вполне турецким львом,

                              LXIX.

          На них глядя внушительно и строго,

          Баба, их проводник, себе дал труд

          Когда они безропотно пойдут

          Судьбою им указанной дорогой;

          Своим он долгом счел прибавить тут,

          Что согласись они на обрезанье -

                              LXX.

          Он так окончил речь: - "Я был бы рад

          В вас видеть мусульман, но принужденья

          Не пустят в ход, чтоб вы святой обряд

          ". - Благодаренье

          Воздав ему за то, что знать хотят

          Об этакой безделице их мненье,

          Британец, чтоб смиренье заявить.

          Турецкие порядки стал хвалить.

          Он к этому прибавил, что питает

          К обычаям похвальным мусульман

          Большое уваженье и желает,

          Чтоб для ответа срок ему был дан;

          Поужинав. - О, срам! - вскричал Жуан,--

          Возможно ль стать посмешищем для света!

          Скорей умру, чем соглашусь на это.

                              LXXII.

          "

          Британец возразил: - "Еще два слова,

          Ведь я еще свою не кончил речь".

          Тут к евнуху он обратился снова:

           - "Поем сперва, затем пойду прилечь...

          Потом скажу; но все надеюсь я,

          Что принуждать не станете меня".

                              LXXIII.

           - "Вам также передеться будет надо",--

          Достал наряд, что было бы отрадой

          Его надеть красавице любой;

          Жуан же оттолкнул его с досадой

          Своею христианскою ногой

          Сказав; "Почтенный старец, я - не дама".

                              LXXIV.

           - "Какой ваш пол, - с разсерженным лицом

          Ответил негр, - мне это все едино;

          ",

           - "Какая же, - спросил Жуан, причина

          Такой проделки? Что вам толку в том,

          Что женщиной нарядится мужчина?"

           - "Немного потерпите. и затем

          ".

                              LXXV.

           - "Я требую!" - сказал Жуан нахально.

           - "Прошу, - заметил негр, - умерить пыл;

          Такая смелость может быть похвальна,

          Она для вас окончится печально".

           - "Что ж, с платьем я свой пол не изменил!"

          Воскликнул тот. - "Коль к мерам я тяжелым

          Прибегну, вы совсем проститесь с полом.

          Я пышный предлагаю вам костюм,--

          Негр продолжал. - Что женский он, нет спора,

          Но есть на то причина. Крик и шум

          Напрасны, - в этом убедитесь скоро!"

           - "Вот лоскуток от женского убора,

          Что делать с ним?" - Жуан, сердясь, спросил.

          (Так кружево он ценное честил).

                              LXXVII.

          Надел ворча и не скрывая гнев;

          Свой легкий стан, рубашкой скрытый белой,

          Он поясом стянул невинных дев.

          Вперед успешно подвигалось дело,

          Он оступился, в складках утопая.

          Неловкость извинительна такая.

                              LXXVIII.

          Жуан, сердясь, урок свой первый брал,

          Что всех уловок дамских он не знал.

          Когда же наступал момент опасный,

          Баба ему усердно помогал,

          Чтоб с модою все шло вполне согласно;

          Затем наряд с вниманьем осмотрел.

                              LXXIX.

          Все было хорошо, но вот досада:

          Прическа дамы требует волос,

          Баба достал запас фальшивых кос;

          Пригладив их душистою помадой,

          Убрать Жуана дамой удалось.

          Прическа, что и так красой пленяла,

                              LXXX.

          Посредством ножниц, щипчиков, белил

          Жуана совершилось превращенье,--

          На девушку вполне он походил.

           - "За мной идите, сударь. Ах забыл,

          Сударыня. Возможно ли сомненье?"

          Тут хлопнул он рукой, и в тот же миг

          Четыре негра стали возле них.

           - "Вас ужин ждет. Вот стража для надзора,--

          Британцу так Баба сказал: ,А вы

          За мной идите, робкая синьора;

          Но выкинуть прошу из головы

          Не опасайтесь, здесь не рыщут львы.

          Дворец султана - рая Магомета

          Преддверье; мудрецу понятно это.

                              LXXXII.

          "Не бойтесь: зла вам сделать не хотят".

           - "Тем лучше, - был ответ: - я за обиду

          Отмстить съумею. Тот не будет рад,

          Кто оскорбит меня. Я слаб лишь с виду.

          Теперь я тих; но если мой наряд

          И защитить свою съумею честь.

          Поверьте мне, моя опасна месть!"

                              LXXXIII.

          Когда Баба дал снова приказанье

          С товарищем. Глядя на одеянье,

          Что юноше вид женщины давал,

          Тот скрыть улыбку был не в состояньи.

           - "Здесь край чудес! - ему Жуан сказал.

           "Мы взяты в рабство черным чародеем:

          Я девой стал, а вы - турецким беем.

                              LXXXIV.

          Прощайте!" - "Если встретимся опять,--

          Ответил тот, - хоть я пойду налево,

          Придется нам. Безропотно, без гнева

          Судьбы веленья надо принимать.

          Но сохраните честь, хоть пала Ева!"

           - "Меня не соблазнит и сам султан,

          ", - сказал Жуан.

                              LXXXV.

          Разстаться для друзей пора настала.

          По анфиладе зал и галлерей

          Баба провел Жуана. У портала,

          Они остановились. Все дышало

          Здесь святостью и миром алтарей;

          Везде носились волны фимиама.

          Они, казалось, были возле храма.

          Портал-колосс, украшенный резьбой,

          Весь вылит был из бронзы позлащенной;

          На нем изображался лютый бой:

          Здесь победитель шел, там побежденный

          Вел триумфатор. Эры отдаленной,

          Когда Востоком кесарь управлял,

          Созданьем был роскошный тот портал.

                              LXXXVII.

          Как бы служа контрастом тем дверям,

          Два карлика, уродства идеалы,

          Стояли на часах по их бокам.

          Так жалкие пигмеи были малы,

          Портал, что возле них стоял стеною,

          Их подавлял своей величиною.

                              LXXXVIII.

          Кто наступал на них почти совсем,

          Их разглядеть черты. К уродам тем

          Все относились с злобой и презреньем;

          К тому ж из них был каждый глух и нем,

          И цвет их лиц был всех цветов, смешеньем.

          За то и денег стоило больших.

                              LXXXIX.

          Они большою обладали силой.

          Держать всегда те двери под замком

          Но отворять им было нипочем

          Гарема дверь, что плавно так скользила,

          Как плавен стих у Роджерса. Притом

          И казни ими тайно совершались:

                              ХС.

          Им знаки заменяли разговор.

          Когда Баба пред ними появился

          И приказал скорее снять затвор,

          Чудовищей немых змеиный взор,

          Что он невольно струсил и смутился.

          Казалось, им в удел достался дар

          Опутывать людей посредством чар.

          Не мало дал Жуану наставлений

          Баба пред тем, чтоб подойти к дверям:

           - "Не делайте порывистых движений,

          Старайтесь подражать походке дам;

          Живыми не уйти отсюда нам;

          Примите вид взволнованный и томный,

          Как это долг велит девице скромной.

                              ХСИИ.

          Пронижет вас; он бдителен и зорок;

          В обман ввести старайтесь их надзор,

          Коль только солнца свет вам мил и дорог;

          Не то - в мешке забросят нас в Босфор

          Таков обычай местный, и как раз,

          Без лодки в даль угонят волны нас".

                              ХСИИИ.

          С напутствием таким Жуана ввел он

          Чем прочие. Он был настолько полон

          Невероятной роскоши затей,

          Что глаз, такою пышностью уколон,

          Не знал, на что глядеть. Игра камней

          Все было там и пышно, и богато.

                              ХСИѴ.

          В дворцах Востока роскошь колет глаз,

          Но никогда она там не являлась

          На Западе бывать в дворцах случалось -

          И там безвкусье поражало вас,

          Хоть менее богатства замечалось.

          Нет средства-перечислить,сколько в них

                              XCV.

          В той комнате, объятой полумраком,

          Султанша возседала, на диван

          Облокотясь. Предупрежденный знаком,

          Что до поклонов вовсе не был лаком,

          Его смущали нравы этих стран.

          Перед султаншей также евнух черный

          Упал во прах, склонив главу покорно,

          Венерой, разстающейся с волной,

          Она возстала, их окинув взглядом,

          Что затмевал и блеском, и красой

          Сокровища, лежавшия тут рядом.

          Пленявшей нежной прелестью и складом,

          Она его к себе подозвала.

          Как лунный свет рука её бела.

                              XCVII.

          Поцеловав, шептаться с нею стал.

          Красы её не в силах описать я,

          И лучше - я стихом бы ослеплял:

          Словами невозможно дать понятья

          Лишь может рисовать воображенье,

          А потому и слово без значенья.

                              XCVIII.

          Хоть с ней давно простилася весна

          Но все ж она была красы полна:

          Иных и лет не побеждает сила,--

          Над временем им свыше власть дана.

          Шотландская Мария сохранила

          Умалить блеск Ниноны де-Ланкло.

                              XCIX.

          С величием царицы, приказанье

          Прислужницам султанша отдала.

          Жуан по платью был из их числа.

          Казалось, так невинно их собранье,

          Что каждую из них бы взять могла

          Себе в подруги чистая Диана;

                              C.

          Прислужницы, почтительный поклон

          Отдав Гюльбее, скрылися толпою,

          Минуя дверь, в которую введен

          Той пышной залы восхищался он.

          Мне жалок тот, кто, полный лишь собою,

          Не признает ничьих законных прав,

          Nil admirari - лозунгом избрав.

          "Коль ищете вы счастья, - удивленье

          Гоните прочь!" Муррея вот совет

          И Крича; но слова их - повторенье:

          Гораций, вдохновением согрет,

          С ним Попе заодно; но если б свет

          Не делал мощным гениям оваций,

          Не пели бы ни Попе, ни Гораций.

                              CII.

          Согнуть колени вновь велел Жуану

          И приложиться, с подлостью раба,

          К её ноге; но словно истукану

          Он говорил. - "Грустна моя судьба!--

          Ни перед кем достоинства ронять:

          Лишь туфлю папы можно целовать*.

                              СИИИ.

          Баба, конечно, дерзостью ответа

          Но пред самой невестой Магомета

          Жуан бы ни за что не уронил

          Достоинства. Законам этикета

          Подвластны все; их свет всегда ценил;

          И в захолустьях люди им покорны.

                              СИѴ.

          От бешенства сверкал Жуана взор;

          Кастильских предков дух в нем пробудился;

          И с армией скорее бы сразился,

          Чем уступил. Признав напрасным спор,

          Баба уступку сделать согласился

          И для того, чтоб сразу кончить бой,

                              СѴ.

          Успехом увенчалось предложенье:

          Не поступил бы лучше дипломат.

          Тут с евнухом, немедля, в соглашенье

          Он молвил: - "Всякой даме уваженье

          Оказывать приличья нам велят,

          И мы всегда - так принято уж это -

          Подходим к ручке для привета".

                              ѴИ.

          И вот Жуан, не торопясь ничуть,

          К руке султанши подошел небрежно;

          А вряд ли видел он когда-нибудь

          Такой руки породистой и нежной.

          Желал бы всякий. Ручки белоснежной

          Над смертными неотразима власть:

          Коснешься к ней - и в сердце дышит страсть.

                              CVII.

          Велела гордо негру скрыться с глаз,

          И евнух, ей противиться не смея,

          Исполнил тотчас данный ей приказ,

          Сказав Жуану тихо: - "Не робея,

          "

          Собой довольный, евнух вышел смело,

          Как будто совершил благое дело.

                              СѴИИИ.

          Лишь вышел негр, и вмиг она покой

          Кровь прилила багряною струей

          К её лицу. Так яркий луч заката

          На облака вечернею порой

          Бросает отблеск пурпура и злата.

          И страсть, и гордость смешивались в них.

                              СИХ.

          Ея краса была неоспорима,

          Но сатана с ней, верно, сходен был,

          Чтоб Еву обольстить, и тем открыл

          Неправды путь, столь смертными любимый...

          В ней гордость охлаждала сердца пыл;

          Рабы могли идти за нею следом,

                              СХ.

          Во всех её поступках и словах

          Гордыня проявлять себя умела;

          Все пред Гюльбеей падали во прах;

          В присутствии её; но разве страх -

          Надежная опора? Можно тело

          Поработить, но дух свое возьмет:

          Он лишь одну свободу признает.

          Ея улыбка, что красой пленяла,

          Была высокомерия полна;

          Приветствие её - и то дышало

          Надменностью; ни перед кем она

          Обычаю восточному верна,

          За поясом она кинжал носила.

          (С такой женой мне б трудно ладить было!)

                              CXII.

          Пред волею её благоговея,

          Толпа рабов лишь думала о том,

          Чтобы её малейшая затея

          Исполнена была. Таким путем -

          Открыли б для нея - я в этом убежден -

          И вечного движения закон.

                              CXIII.

          Богатства ей безумно расточались

          Ей деньги никогда в разсчет не брались:

          Чего б ни пожелала, все достань.

          Но все ж охотно ей повиновались,

          Хотя она и деспотизма грань

          Мирились с ним, но не с её красою.

                              CXIV.

          Нечаянно Жуана увидав,

          Она его немедленно велела

          С охотою взялся за это дело.

          Могла ль она обуздывать свой нрав?

          Но хитрый негр свой план обдумал зрело,

          И для того, чтоб лучше скрыть обман,

                              СХѴ.

          Возможно ли такое приключенье?

          Вы странностью его поражены;

          Но вами возбужденные сомненья

          Скажите, разве редкое явленье -

          Обманутый монарх? В глазах жены

          Он только муж, каких на свете много,

          И все идет обычною дорогой.

          Таких примеров горестных полна

          История. Но вновь вернусь к рассказу:

          Гюльбея в том была убеждена,

          Что все пойдет как будто по заказу.

          И думала, что ей удастся сразу

          Его простым вопросом победить;

          "Христианин, умеешь ли любить?"

                              CXVII.

          Еще Жуан носил в груди своей:

          Он не забыл Гайдэ, и с новой силой

          Его сдавила сердце мысль о ней;

          Он вспомнил нежной девы лик унылый,

          Как бы пронзенный острыми стрелами,

          Он залился горючими слезами.

                              СХѴИИИ.

          Такия слезы грудь на части рвут:

          Оне свинцом расплавленным текут.

          Чтоб слезы лил мужчина, сердце надо

          И жизнь его разбить. Те слезы жгут.

          А в них и облегченье, и отрада

          Для нас же безпощадней пытки нет!

                              СХИХ.

          Она его утешить бы хотела,

          Но как - совсем не знала. С юных лет

          Встречая только ласки и привет.

          Пред нею проявляться скорбь не смела,

          Ей и во сне не представлялось бед:

          Лелеяли ее лишь счастья грезы -

                              CXX.

          Но женщина сердечную печаль

          Всегда не прочь утешить, и кручина

          В ней будит сострадание. Едва ль

          Гюльбее Дон-Жуана стало жаль.

          Хоть непонятна ей была причина

          Его рыданий, ими смущена,--

          Невольно вдруг заплакала она.

          Но свет не знает вечного мученья,

          И, как всему, есть и слезам предел.

          Жуан унял душевное волненье

          И смело на Гюльбею посмотрел.

          Хоть он пред красотой благоговел,

          Но все ж не мог переносить без боли

          Сознанья, что он - жертва злой неволи...

                              СХХИИ.

          Встречать отпор. Она весь век внимала

          Лишь лести и мольбам; её приказ

          Законом был и все пред ней дрожало;

          Ей жизни стоить мог блаженства час...

          А время уносилось без следа,

          Не принося желанного плода.

                              СХХИИИ.

          Здесь ваше обращаю я вниманье

          Расходятся: для нежного признанья

          На Севере дается дольше срок,

          А там одна минута колебанья

          Иль замедленья - пагубный порок;

          Иль осрамиться вам грозит опасность.

                              CXXIV.

          Жуан бы не ударил в грязь лицом.

          Но о Гайдэ он думал и страданье

          Гюльбею он оставил без вниманья;

          Его ж своим считала должником

          Султанша за опасное свиданье.

          То вспыхнув вдруг, а то как смерть бледна,

                              СХХѴ.

          Затем она дрожащею рукою

          Его схватила руку, страстный взор

          Бросая на него с немой мольбою;

          Подавлена душевною борьбою,

          Она сдержала гнев, и лишь укор

          Сверкнул в очах; но страсть в ней бушевала,

          И вот она в его объятья пала,

          Настал момент опасный; но Жуан

          Был защищен броней сердечной боли

          И гордости; он выпрямил свой стан

          И вырвался из плена: в рабской доле

          Он так сказал: - "Когда орел в неволе,

          Не ищет он подруги, скорбь тая;

          Разврату дань платить не буду я!...

                              СХХѴИИ.

          Суди о том, как чту любви закон,

          Коль страсть твоя мне сердца не согрела!

          Я - раб; наряд мой жалок и смешон;

          Любовь лишь для свободных; если тело

          Заставить ползать, сдерживая страсти,

          Все ж он над сердцем не имеет власти".

                              СХХѴИИИ.

          Жуан сказал лишь правду; но границ

          По ней, лишь для царей и для цариц

          И их утех земля существовала.

          Могли ль пред нею не склоняться ниц

          Рабы, когда она повелевала?

          Доводит всех сторонников своих.

                              СХХИХ.

          К тому ж ее природа наделила

          Такой красой, что нищей будь она,--

          Поклонников толпой окружена.

          Такой красы - неотразима сила,

          А ей и власть была в удел дана:

          Кто ж мог не преклоняться перед нею?

                              CXXX.

          О, юноши! прошу припомнить вас,

          Как необуздан гнев старухи страстной,

          Встречает: месть её всегда опасна;

          О том вы, верно, слышали не раз.

          Гюльбея же была вполне прекрасна;

          Что ж чувствовать красавица могла,

                              CXXXI.

          Припомните, как поступила строго

          Пентефрия супруга, Федры месть

          Иль лэди Бури; жаль лишь, что немного

          На этот счет уроки педагога

          Не мало пользы могут вам принесть.

          Опасен женский гнев; не в силах дать я

          О бешенстве Гюльбеи вам понятья.

          Ужасен гнев тигрицы, коль у ней

          Детенышей возьмут; но без сравненья

          Бывает ярость женщины сильней,

          Что привести не может в исполненье

          Терять детей - тяжелое мученье;

          Утрату же возможности иметь

          Их в будущем - еще трудней стерпеть.

                              СХХХИИИ.

          Она присуща уткам, тиграм, львам;

          Все размножать хотят свои породы.

          Вы посещали ль детския? - И там

          Ужасный визг детей. В младые годы

          Что ж, этот факт наглядно подтверждает,

          Как сильно чувство, что его рождает.

                              CXXXIV.

          Сказал бы я, что молнии метал

          В её очах всегда огонь сверкал.

          Сказал бы, что лицо её пылало,--

          Но этим бы понятья я не дал

          О том, как кровь в ней сильно бушевала.

          За то и гнев её не знал границ!

                              СХХХѴ.

          Ужасный гнев продлился лишь мгновенье,

          А то ее наверно б он убил;

          Зловещий этот миг соединил

          В её душе все адския мученья;

          Ревущий океан с ней сходен был,

          Когда он точит скалы с злобой фурий;

                              СХХХѴИ.

          Такую ярость с вспышкой не сравнить,

          Как ураган с дыханием зефира;

          Все ж не луну хотелось ей схватить,

          Хотелось ей "убить, убить, убить!"

          (Припомните слова седого Лира),

          Но пыл её в конце концов угас

          И слезы градом хлынули из глаз.

                              ѴИИ.

          Грозой в ней гнев проснулся и грозою

          Без слов пронесся мимо. Женский стыд

          Впервые пробудился в ней рекою,

          Что прорвала плотину и шумит;

          Невыносима боль таких обид.

          Хоть раны их и жгучи и глубоки,

          Полезны и царям порой уроки.

                              СХХХѴИИИ.

          Что сочетает смертных, и понятье

          Дают о том, что все же мы - не грязь,

          Хоть созданы из праха; что, как братья,

          Горшки и урны сходны; что, гордясь

          Зловещей смерти все же не уйдешь...

          Как иногда такой урок хорош!

                              СХХХИХ.

          Сперва ей мысль пришла убить Жуана,

          Затем, не одобряя эти планы,

          Ей захотелось зло его язвить,

          Затем улечься спать, хоть было рано,

          Потом кинжалом грудь себе пронзить -

          Но лишь слезами кончилось все это.

                              CXL.

          Убить себя хотелось ей с тоски,

          .Да под боком она кинжал носила,

          Что в миг один ее бы сталь пронзила;

          Убить Жуана было б ей с руки,

          И что ж? - она решенье изменила:

          Ведь средство плохо, что ни говорить,

                              CXLI.

          Жуан был сильно тронут; с горькой долей

          Мирился он и в том был убежден,

          Что света дня уж не увидит боле

          Грешить он мог, своей согласно воле;

          Ее лишь признавая как закон,

          Он презрел бы и пытки, и угрозы;

          Но женщины его смутили слезы.

          Он потерял решимость и, во всем

          Себя виня, отказу стал дивиться

          (Но почему, не знаю). Он о том

          Стал думать, как бы с нею помириться;

          Как инок, что обетом тяготится,

          Иль женщина замужеством своим.

          Сдержать обет тогда возможно ль им?

                              CXLIII.

          Но в этих обстоятельствах слова -

          Пустые звуки, чуждые значенья;

          Поэзия и та свои права

          Утратила б в подобном положеньи.

          Клониться к примиренью стало дело,

          Вошел Баба смущенно и несмело,--

                              CXLIV.

          "Подруга солнца и сестра планет",--

          Перед тобой склоняется весь свет,

          Светил и тех тебе послушны хоры.

          От солнца я тебе несу привет,

          Оно само появится здесь скоро.

          Надеюсь, своевремен мой приход".

                              CXLV.

          Она сказала: - "На его сиянье

          Лишь завтра мне хотелось бы взглянуть.

          Вокруг меня блестит, как млечный путь;

          А ты, гяур, коль есть в тебе желанье

          Проступок свой загладить чем-нибудь,

          Устройся так, чтоб между ними скрыться,--

                              CXLVI.

          Дворец, что был как будто пуст и нем,

          Вдруг ожил, облитой горячим светом;

          Явились одалиски и затем

          Султан, когда свой посещал гарем,

          Заранее предупреждал об этом.

          Гюльбею из своих законных жен

          Любил и баловал всех больше он

          Султан был строг и вид имел надменный;

          Крамолой возведенный в сан священный,

          Не брился он и не снимал чалмы;

          На трон вступил он прямо из тюрьмы.

          (Да в Турции назвать не можем мы

          Ни одного великого султана,

          За исключеньем разве Солимана).

                              CXLVIII.

          Как долг велит наместнику Пророка;

          Визирь же государством управлял,.--

          В занятиях султан не видел прока.

          Он женами обманут ли бывал,

          Разводов нет; считая их за срам,

          В повиновеньи держат женщин там.

                              CXLIX.

          Оне идут указанной дорогой.

          О преступленьи говорят не много:

          Скрывают тайну море и мешок.

          Хоть там не существует прессы строгой,

          Безжалостно бичуется порок;

          И грех наказан да и рыбы сыты.

                              CL.

          Что месяц - шар, султан был убежден;

          Но о земле он был иного мненья.

          Хотя не знал границ своих владений;

          Возстаньями порой бывал смущен,

          Но их считал лишенными значенья,--

          Ведь никогда с тех пор, как он царил,

          " враг не доходил.

                              CLI.

          В ту крепость лишь порою попадали

          Посланники воюющих держав,

          За то, что много лишняго болтали,

          Их мерами крутыми приучали

          Свой сдерживать неукротимый нрав;

          Сажали их в твердыню "Семи Башен"

          Для прекращенья всяких смут и шашен.

          Султан отцом громадной был семьи;

          Десятками его детей считали;

          Принцесс в дворцах держали взаперти

          До свадьбы; за пашей их выдавали;

          Вы этому поверите едва ли,

          Но важная на то причина есть:

          Богатый дар обязан зять принесть.

                              CLIII.

          Они свой век влачат в тюрьме глухой;

          Что ждет их - трон, веревка иль неволя -

          Про то известно лишь судьбе одной;

          Их ничему не учат; лень - их холя;

          (Так хороша им пройденная школа)

          Равно достоин петли иль престола.

                              CLIV.

          Войдя, его величество султан

          Что требовал её высокий сан

          Она к нему с радушьем небывалым

          Пошла навстречу. Ласкою обман

          Жена желает скрыть. Ей покрывалом

          Всегда к супругу нежности полна.

                              CLV.

          Султан окинул взглядом все собранье

          И на Жуана в сонме юных жен

          Он этим видом не был поражен,

          Но у Гюльбеи замерло дыханье.

          "Я вижу, - так жене заметил он,--

          "Что у тебя есть новая служанка;

          "

                              CLVI.

          Султана необычная хвала

          Как громом все собранье поразила

          И взоры всех к Жуану привлекла;

          Чем дочь гяура в честь попасть могла?

          Волненье всех невольно охватило

          И если б не придворный этикет,

          Гарем бы поднял шум, сомненья нет.

          Отчасти турки делают прекрасно,

          Что держат взаперти своих супруг;

          Свобода там для женщины опасна,

          Где яркие лучи бросает Юг;

          Там каждый смертный нравственности друг

          И бел, как снег; но жгучия отравы,

          Что Юг вливает в жилы, губят нравы.

                              CLVIII.

          И бедных женщин держит в черном теле;

          Свобода даже и не снится им;

          Там цепи брака - цепи в самом деле.

          Таких воззрений вред неоспорим;

          И многоженство этому виной,--

          Ну, то ли жить с одной женой!

                              CLIX.

          Здесь отдохнуть немного я намерен;

          Но правилам эпическим я верен,

          Ведь классики так делали не раз.

          Как видите, пример их не потерян.

          Вздохнув, опять примуся за рассказ.

          И я его последую примеру.