| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1823 |
| Категория: | Поэма |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Жуан. Песнь двенадцатая (старая орфография)
ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ.
I.
Из средних всех веков, сознаться надо,
Что человека средние года -
Эпоха колебаний и разлада -
Всего на свете хуже. Мы тогда
Чего хотим - не знаем и с досадой
О юности, погибшей без следа,
Мечтаем. Злобный рок, насколько мог он,
Нас изменил и уж сребрит наш локон.
II.
Лет в тридцать пять еще не стары мы,
Но с молодежью нам нельзя резвиться,
А старость нас страшит, как мрак тюрьмы.
Возможно ль с этим возрастом мириться?
Сознаться надо, сумерки зимы
Ужасны! Слишком поздно, чтоб жениться;
Других связей не признаем уж власть,
А к деньгам в нас еще не дышит страсть.
Скупец в нас пробуждает сожаленье.
А между тем он счастлив и богат
И, обладая якорем спасенья,
Из рук не выпускает тот канат,
Что может притянуть все наслажденья,
По-нищенски скупец питаться рад;
Нам жаль его, а для него победа,
Когда сберег он корку от обеда.
IV.
Терзают честолюбца много мук;
Любовь и пьянство разслабляют тело;
А страсть к азартным играм даром с рук
Нам никогда не сходит. То ли дело -
По горсточкам класть золото в сундук,
Своей мечте предавшися всецело!
О, золото! сравню ли я с тобой
Бумаги, что так падают порой?
V.
Кто равновесье мира охраняет
Кто в бой дескамизадос направляет,
Возстанья взявши на себя почин?
Кто мир то в скорбь, то в радость повергает,
Над биржею царя как властелин?
Кто вел борьбу с самим Наполеоном?
Жид Ротшильд. Мир подвластен миллионам.
VI.
Банкиры - олигархи в наши дни!
Их капиталы нам дают законы:
То укрепляют нации они,
То ветхие расшатывают троны;
Республикам готовя западни,
Они и им тяжелые уроны
Порой наносят жадностью своей:
Так Перу обобрал один еврей.
VII.
За что ж к скупцу относимся мы строго?
Воздержанность похвальна и в святом,
И в цинике. Отшельников есть много,
За то, что шли такою же дорогой,
Умея отказать себе во всем.
За что ж клеймить скупца? Уж не за то ли,
Что жертва он своей лишь доброй воли?
VIII.
Богатства, восхищающия свет,
В его руках. Хотя скупца причуды
Вам странны, все же он в душе поэт:
Ему лучи дарят алмазов груды
И слитки золотые, много лет
Дремавшие в земле; а изумруды
Его ласкают нежностью своей,
Бросая тень на блеск других камней.
IX.
Владениям его не видно края!
Ему везут богатые дары
Из Индии, Цейлона и Китая;
Ему подвластны целые миры;
Повсюду зреет жатва золотая
И королям бы мог; но он безстрастен,
Хоть, как монарх, могуч и полновластен.
IX.
Кто знает цель его? Быть может, он
Создать больницу, храм иль школу хочет
(Скупого бюст там будет помещен,
Чем за собой безсмертье он упрочит);
Быть может, он мечтою увлечен -
Страдальцам, что нужда и горе точит,
Тем золотом помочь, а может быть,
Лишь мир сокровищ хочет накопить.
XI.
Покорные поклонники рутины,
Глупцы на них глядят как на больных,
Хоть никакой на это нет причины.
Скажите, чем же лучше страсти их?
Пусть гнут они свои усердно спины,--
Какой же толк от жалких их интриг?
Наследники! вопрос вы не решите ль:
XII.
На свете ничего прелестней нет
Сверкающих червонцев высшей пробы;
Невольно нас чарует блеск монет,
Но для того необходимо, чтобы
На каждой ясно виден был портрет
Какой-нибудь владетельной особы:
Портрет смешон, но дорог золотой,--
С ним лампа Аладина под рукой.
XIII.
"Как небо есть любовь, любовь есть небо;
В дворцах, дубравах, лагерях она
Царит". Так пел поэт, любимец Феба;
Но мысль его мне не совсем ясна.
(Поэзия осталась бы без хлеба
Когда бы стала ясности верна).
"Дубрава" для любви приют прекрасный,
Но "лагерь" и "дворец" ей не подвластны.
Не страсть, а злато царствует над всем
И рощу на дрова порой срубает.
Дворец бы смолк и лагерь стал бы нем -
Исчезни деньги. Мальтус научает
Без денег жен не брать. Любви Эдем,
И тот металл презренный созидает.
Не соглашусь с поэтом я никак,
Что небо есть любовь; нет, небо - брак!
XV.
На брачную любовь; хотя она
Порой для нас ужасная отрава;
Лишь ей одной душа внимать должна;
А иначе нас ждет худая слава.
И всякий муж почтенный, без сомненья,
Усмотрит в ней и срам, и преступленье.
XVI.
Поэтому "дворец" и "лес густой",
"лагерь" - все должны дрожать пред браком;
И если в них найдется муж такой,
Который до плодов запретных лаком,
То песнь поэта смысл утратит свой:
Безнравственность ее оденет мраком.
Уйдя от зла, писать как Вальтер-Скотт.
XVII.
Найду ль успех? Но мне его не надо!
Я насладиться им успел вполне
Улыбки он дарил моей весне;
С ним я стяжал желанные награды,
И блага те принадлежали мне.
Хоть не одну нанес он сердцу рану,
XVIII.
Иные, недовольные толпой,
К суду потомства обращают взоры
(К суду, что век еще не начал свой)
Могу ли разделять я взгляд такой?
По моему, слабее нет опоры;
Для нас потомство - это царство тьмы;
Пред ним в такой же роли будем мы.
Подумайте, ведь, мы - потомство тоже,
А предков ста имен не назовем,--
Споткнемся на двадцатом; так за что же
Потомство, тем же шествуя путем,
Плутарх нам ряд сказаний о былом
Оставил; в них наперечет все лица,
А ложью дышит каждая страница.
XX.
И, выходок чуждаясь слишком смелых,
Как Вильберфорс и Мальтус, буду строг.
Наш Веллингтон рабами сделал белых,
Тогда как неграм Вильберфорс помог:
О Мальтусе скажу, что он в делах
Далеко не такой, как на словах.
XXI.
Серьезен я, как на бумаге все мы
Когда в наш век труднейшия проблемы
Решают люди, пар пуская в ход
И конституций сложные системы;
Когда от брака отклонять народ
Что нищих будет менее, чем прежде.
XXII.
Подобный взгляд возможно ли хвалить?
Нам всем присуща "жажда размноженья".
Весьма легко другое выраженье,
Но я хочу вполне приличным быть).
Итак, я осуждаю это мненье:
Не грех ли охлаждать тот жгучий пыл,
XXIII.
Но к делу я вернуться должен снова.
Жуан, вращаясь в избранном кругу,
Живет в стране, где для него все ново,
Ловушки, где не скажут даром слова;
Звать новичком Жуана не могу,
Но Лондон, где царит наружный глянец,
Постичь вполне не может иностранец.
По климату и признакам иным
Страну любую мог бы описать я,
Не насмешив людей трудом моим;
Для Англии лишь делаю изъятье:
Не дашь и приблизительно понятья.
В других странах и львы, и львицы есть;
В зверинце ж нашем всех зверей не счесть.
XXV.
Средь светских волн Жуан искусно плыл,
Мелей не опасаяся нимало;
Порою шашни в свете заводил
С кокетками, что пыткою Тантала
Оне, хотя невинно строят глазки,
Боятся не порока, но огласки.
XXVI.
Но так как совершенства в мире нет,
И всякий раз приходит в ужас свет;
Заговори ослица Валаама -
Она б не натворила столько бед!
Деваться просто некуда от гама;
"каков скандал!
О, Боже! кто бы это ожидал!"
XXVII.
На все затеи Запада Леила
Бросала равнодушья полный взгляд
Восток невозмутимостью богат);
Но свет глубоко этим поразила;
Он празден и новинке всякой рад;
И вот она, замеченная светом,
XXVIII.
О ней различны были мненья дам,--
Оне ведь любят споры и шумливы;
О, дамы! не с хулой иду я к вам:
Но, признаюсь (как видите, я прям),
Что иногда вы черезчур болтливы.
Вопрос: как дочь Востока воспитать,
Понятно, должен бурю был поднять.
Оне нашли, что всякая пэресса
(Лишь в том единогласью дань платя)
Тех лет, когда не страшны шашни беса,
Съумеет лучше воспитать дитя,
Жемчужиной любуясь, не шутя
Со временем увлечься может ею.
Кто в силах с страстью справиться своею?
XXX.
Вопросов много есть второстепенных,
Которых не решить, конечно, вдруг.
И вот, не мало дав советов ценных,
Явились с предложением услуг
(Их всех к эпохе средневековой
Причислить бы историк мог любой).
XXXI.
Еще два-три затертые созданья,
Взялись Леилы кончить воспитанье
И, в ход ее пуская, вывезть в свет,
Смотреть как на арену для побед.
При деньгах, впрочем (этот факт замечен),
Успех девицы в свете обезпечен.
XXXII.
Вокруг невесты с деньгами искусно
Порхают, тьму интриг пуская в ход,
Чтоб их не миновал кусочек вкусный.
(Так привлекает мух голодных мед).
Хорош: будь это ложь, обман иль лесть,--
Чтоб к барышне богатой в душу влезть.
XXXIII.
Сестрицы, тетки, маменьки, кузины,
Я дам знавал, что с хитростью змеиной
Искали для любовников невест.
Tantaene! - воспевать не без причины
Мы можем добродетель здешних мест,
Девица и приданому не рада.
XXXIV.
Иных легко поймать; такия ж есть,
Что заставляют зубы класть на полку
За это их язвят порою колко:
"Зачем вам было с Фрэдом шашни весть?
Зачем его всегда сбивали с толку?
Казалось "да" пророчит ваш привет,
"нет!"
XXXV.
Вот за любовь достойная награда!
Он сам богат; за что такой отказ?
Ему чужого золота не надо:
Но впрочем это легкая досада,--
Он партию найдет приличней вас;
Отказ ему теперь развяжет руки;
Да это все маркизы старой штуки!"
Военный, пэр, блестящий дипломат -
Все ею оставляются за флагом;
Но вечный с жизнью тягостен разлад;
Дорога все несносней с каждым шагом;
Берется в плен искусным светским магом;
Вот выбран муж, и недовольных хор
Спешит о нем дать строгий приговор.
XXXVII.
Иные побеждают господа;
Как выигрыш, что красит лотерею,
Богатая невеста иногда
Тому дается в руки, кто за нею
Везет вдовцам лет сорока и боле.
Скажите, брак - не лотерея, что ли?
XXXVIII.
Вот свежий факт: правдив, но грустен он;
Был дамою одною предпочтен,
Хоть был не юн и праздным сибаритом
На свете жил, мечтой лишь вдохновлен.
С той дамою в разрыве я открытом,
Чудовищным, добрейший свет был прав.
XXXIX.
Поэму не бросая, отступленья
Простите мне; ведь, мой кумир - мораль,
Пред трапезой. Мне грешных смертных жаль
И потому даю им наставленья,
Как тетушка-ханжа, как скучный враль,
Как проповедник или ментор важный,
XL.
Однакож, поневоле я впаду
В безнравственность; личину сняв с порока,
Я ряд печальных фактов приведу;
И ложь людскую не предать суду,
Какая ж польза будет от урока?
Покуда жалкий свет и глух, и слеп,
Не упадет в цене нечестья хлеб.
Сперва найдем Леиле помещенье.
Чиста как луч денницы иль как снег
(Увы, старо последнее сравненье!)
Была она. Хоть снег и чист, утех
Иных людей сравнить бы с ним не грех,
Жуан искал для девочки опору,--
Нельзя ж дитя оставить без надзору.
XLII.
Поддержку: предложений было много.
У "Общества для упраздненья зла",
Спросив совет, он с лэди Пинчбэк строгой
Сошелся, и Леила ей была
Он не хотел за выбор несть ответ
И строгий соблюдал нейтралитет.
XLIII.
Старушка, свято чтившая приличья,
Коварный свет шептал... Но злоязычья
Я вынесть не могу; что сплетен злей?
Как терпят их, не в силах и постичь я;
Оне, скотами делая людей,
Такому злу нельзя давать потачки.
XLIV.
Те дамы, что резвились в цвете лет
(Я наблюдать всегда любил немножко),
При случае окольною дорожкой
От пропасти отвесть и знают свет;
Те ж дамы, что знакомы лишь с обложкой
Житейской книги и страстей чужды,
XLV.
Тогда как света злые недотроги -
Бичи немилосердные страстей
Неведомых, хотя желанных - строги
Те, что порой сбивалися с дороги,
Являться любят в ролях добрых фей
И, чуждые жеманности суровой,
На выручку придти всегда готовы.
Не потому ли дочери тех дам,
Что свет не по одним печатным книгам
Старались изучать, а, вняв страстям
И им служа, по собственным интригам,
И менее их тяготятся игом,
Чем дочери безчувственных ханжей,
Дививших свет холодностью своей?
XLVII.
Молва, что рада молодость хулить;
Но у злословья притупилось жало,
И хором стали все превозносить
И ум её, и качества, Не мало
К тому ж была супругою примерной
(С которых пор - никто не знал наверно).
XLVIII.
В своем кругу Любезна и мила,
К ошибкам снисходительна была.
(Когда же молодежь в них не повинна?)
Когда б её все добрые дела
Я перечел, то черезчур уж длинной
С Леилой стала няньчиться она.
XLIX.
Старушка полюбила и Жуана
За то, что он не очерствел душой,
Бывал не раз. Увы, гоним судьбой,
Превратности её узнал он рано,
Но не был смят тяжелою борьбой.
Другой бы, злому року не противясь,
L.
В дни юности, коль горе сушит грудь,
Его считая достояньем общим,
Миримся с ним. Страданье - к правде путь;
Но можно ль миг спокойно отдохнуть?
Мы вечно тяжкий путь страданья топчем
И опыт - этот горький дар судьбы -
Лишь плод лишений, горя и борьбы.
Жуан был рад, что дело воспитанья
Леилы обезпечено вперед:
Старушка, обратив на все вниманье,
Ей передаст, полна о ней забот,
Так свой корабль лорд-мэр передает;
Но есть и поэтичнее примеры:
Передается так ладья Цитеры.
LII.
Передается качеств и талантов;
Иные вальсом головы кружат;
Бренча, другия корчат музыкантов;
Одне умом и грацией блестят;
Случается и на таких напасть,
Что признают однех истерик власть.
LIII.
Но дело в том, что все таланты эти
Всегда одно имеют лишь в предмете -
Их нежных обладательниц привесть
К той цели, что все барышни на свете
Преследуют: супруга приобресть.
Скорее выйти замуж - цель весталок.
LIV.
Вернусь к своей поэме; верно свет,
Язвя меня, о том поднимет толки,
Я не вошел (упреки эти колки!),
Хоть целый ряд уж песен мною спет.
Настраивая лиру, только колки
Я закреплял, но миг уж настает,
LV.
Пою, но мне успех совсем не нужен!
Хочу "великий нравственный урок"
Преподнести. Я думал, что двух дюжин
Склонился в прах, совсем обезоружен;
Но я, увы, от истины далек!..
Такой размер мне в полном смысле тесен:
Спою, коль Феб позволит, до ста песен.
Вернувшись вновь к герою моему,
Я "свет большой" описывать вам буду;
Он мал, но на ходулях, потому
Он кажется большим простому люду,
Как рукояти меч. Царя повсюду
И в рукояти видя образ свой,
Он властвует над робкою толпой.
LVII.
Ласкали все; хотя сердечный тон
Не подкреплял такия отношенья,
Жуан встречал и от мужей, и жен
Привет, радушья полный. Приглашенья
Так пышный свет свои утехи множит,
Что эта жизнь пленить на время может.
LVIII.
Холостяку, при средствах, в том кругу
Ведут, с "игрой в гуська" сравнить могу:
У каждого наверно на примете
Особый план; на всяком вас шагу
Хотят поймать в раскинутые сети;
Меж тем ловить мужчин - забота дам.
LIX.
Нет правила, конечно, без изъятья;
Иные девы стойче всяких стен,
Что большинство забрать насильно в плен
Старается мужчин, в свои объятья
Маня с искусством опытных сирен.
С одной из них, раз шесть иль семь, не боле,
LX.
То маменька вам объяснить спешит,
Что дочку вы её пленить съумели;
То нежный брат, принявши грозный вид,
Узнать верней; вам в рот кладут, что стыд
Не сделать предложенья; вы б хотели
Спастись от них, бежать куда-нибудь,
Но к отступленью уж отрезан путь.
Не раз так налагались цепи брака:
Подобных свадьб я знаю целый ряд,
Но храбрецы такие есть, однако,
Которых, что ни делай, не страшат
И что ж? - боясь скандала, их щадят;
А жертвы, хоть их сердце и разбито,
Товару все, как прежде, ищут сбыта.
LXII.
Хоть перед нею менее я трушу,
Чем перед той, что может к браку весть.
Узнав ее, все ж выбраться на сушу
Из волн порой возможно. Счеты свесть
С амфибией балов, couleur de rose,
Которой царство полно мук и слез.
LXIII.
Чужда любви, бездушная кокетка,
"нет", не шепчет "да",
Она то рай сулит, то шуткой едкой
Терзает вас. Её триумф - когда
Разбито ваше сердце. Так нередко
Со сцены света сходит без следа
Так что ж? - зато она чужда порока!
LXIV.
(O, боги, как я делаюсь болтлив!)
Когда ж, объята страстью роковою,
Здесь над её не сжалятся судьбою
И с гордым светом ей грозит разрыв.
В других странах прощают грех порою,
Но здесь проступок с яростью клеймим
LXV.
В стране, где всяких низостей так много,
В стране процессов, сплетен и клевет,
Мгновенно поднимается тревога,
Малейший грех преследуется строго,
И вот, чтоб переполнить чашу бед,
Пускают в ход процесс, что ваши нравы
Чернит, служа читателям забавой,
Кто опытен, тому в такой капкан
Нельзя попасть, и все ж грешкам нет счета!
Но вечно лицемерье и обман
Спасают грешниц высшого полета;
Оне царят, и в том их вся забота,
Чтоб скрыть концы Какой печальный факт:
Им добродетель заменяет такт.
LXVII.
Себя легко Жуан мог уберечь
От пыла чувств поддельных. Не желая
Насмешкой на себя ваш гнев навлечь,
Все ж не скрываю язв родного края,
Чулков и глазок синих, шашней разных,
Процессов и налогов безобразных.
LXVIII.
Покинув знойный край сердечных гроз,
А не процесс, исполненный угроз,
Жуан попал в страну, где в деньгах сила,
Где увлеченье - модный лишь вопрос,
И потому в нем тихо сердце стыло;
Он не был поражен красою дам.
LXIX.
Здесь тороплюся сделать заявленье,
Что я сказал: "на первый только взгляд".
И в Англии нашел красавиц ряд;
Выходит, что поспешные сужденья
Порою против истины грешат,
Доказывая общества готовность
LXX.
Я не видал ни африканских рек,
Ни Тимбукту, что для Европы диво,
Хоть странствовал не мало целый век.
В глубь Африки плетется человек);
Но если б я попал в тот край счастливый,
Сказали бы мне там, сомненья нет,
Что цвет красы - безспорно черный цвет.
Я на ветер бросать не стану зерен
И утверждать, что черное бело;
Но дело в том, что цвет-то белый черен.
Слепец решит наш спор. Склонив чело,
Не ведая о том, что днем светло,
Слепец знаком с одним лишь черным цветом,
А вы и тусклый луч зовете светом.
LXXII.
С лекарствами, что слабого больного
От злой чахотки вылечить должны,
А потому оставлю их и снова
К жемчужинам родимой стороны
Оне блестят, как солнце, но притом,
По холоду, сходны с полярным льдом.
LXXIII.
Еще могу подобье им прибрать я:
Сравнить бы надо. Хладны их объятья.
И если даже ими правит грех,
То это лишь из правила изъятье
(Так русские из бани лезут в снег);
На дне души клеймя греха оковы.
LXXIV.
По виду чувств британки не узнать!
Она строга, и для нея отрада
Поклонников щадя, как думать надо.
Она не штурмом сердце хочет брать,
А исподволь к нему прокрасться рада;
Но, кладом завладев" что дорог ей,
LXXV.
С ней поступью сравнится ль дочь Гренады,
Когда она идет молиться в храм,
Иль аравийский конь? Носить наряды
Возможно ль ей? Не жгут британки взгляды;
Ей не пропеть бравурных арий вам.
(В семь лет со мной сдружиться не могли вы,
Италии бравурные мотивы!)
Ей многого того недостает,
Что привлекает общее вниманье;
Она улыбкам ходу не дает
И уж наверно в первое свиданье
Над нею верх лишь время да старанья
Берут. За то обильные плоды -
Впоследствии награда за труды.
LXXVII.
Когда в ней страсть кипит; почти всегда
Ея любовь - каприз, мечта, кокетство;
Минутный пыл, что создает вражда
К сопернице; привычка с малолетства
В ней вспыхнет страсть могучим ураганом,
Пределов нет её порывам рьяным.
LXXVIII.
Понятно это: светский приговор
(Ведь свет то сам белее, чем фарфор!)
К тому же грязь газетных комментарий
Усугубляет тяжкий их позор.
Так выгнан был из Карфагена Марий.
Что возсоздать не мог упавших стен.
LXXIX.
Вполне неправы праведники света,
Пуская в ход карающий закон,
Сказал блуднице: "Грех тебе прощен!"
В других странах с улыбкою привета
Встречает свет раскаявшихся жен,
И, по моим понятьям, преступленье -
LXXX.
Как строг бы ни был праведный юрист,
Насильственно нельзя исправить нравы;
Лишь с виду будет свет душою чист;
Не в силах уничтожить скорбный лист
Казненных жертв. Нет, палачи неправы,
Отчаянье вселяя в душу тех,
Что искупить могли б случайный грех!
Но не было Жуану вовсе дела
До нравственных уроков, и притом
Толпа красивых лэди не съумела
Разжечь любви отрадный пламень в нем;
Он утомлен был пройденным путем
И, не забыв утех былого счастья,
Чуждался упоений сладострастья.
LXXXII.
Что приковали все его вниманье;
В парламенте провел он ряд ночей,
Внимая преньям бурного собранья
(Когда то сила пламенных речей
Но он светил палаты не видал:
В гробу был Питт, а Грей еще молчал.
LXXXIII.
Однажды там он чудною картиной
Предстал во всем величьи властелина;
Священно и для сердца, и для глазъ*
То зрелище; но этому причина
Не блеск его, красой дивящий нас;
Его плодит народное доверье.
LXXXIV.
В парламенте встречался он порой
И с юным принцем, в полном смысле сходным
Платя лишь дань порывам благородным
(То было прежде!), юный принц, собой
Чаруя всех, кумиром был народным;
Притом, сердца все забирая в плен,
LXXXV.
Жуан как свой был принят высшим кругом,
Везде встречал он ласку и привет;
Все обращались с ним как с добрым другом.
Что всех ценить умеет по заслугам.
Понятно, что, обласкан и пригрет,
Жуан подвергся искушеньям разным,
Хоть поддаваться не хотел соблазнам.
Но наскоро поговорить о них
Не в силах я. Моральные уроки
Давая всем, читателей своих
Заставлю лить я горьких слез потоки.
Я памятник воздвигну ей высокий,
Как тот, что Александр возвесть хотел,
Чтоб обезсмертить славу громких дел.
LXXXVII.
Кончаю здесь. Самой поэмы план
Почти готов. Я уличу злословье,
Вас введшее насчет её в обман,
Хоть не могу поставить, как условье,
Искать презренья мощный ум не станет,
Но на него всегда без страха взглянет.
LXXXVIII.
Хоть не всегда пороки я громил,
Картин ужасных! С вами в бурю плыл
И вас знакомил с грозными боями.
Ростовщику и то б я угодил!
Но впереди все лучшее: стихами
Вас приведу в восторг как агроном.
LXXXIX.
Так сделаю я публике в угоду,--
Она в наш век иных не любит тем;
Как чрез преграды, сгнившия совсем,
Ему пойти, чтоб приобресть свободу.
Мой план - секрет, но угожу я всем,
А вы читайте мудрые трактаты