| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1823 |
| Категория: | Поэма |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Жуан. Песнь тринадцатая (старая орфография)
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ.
I.
Преступен смех! - твердит наш век серьезный
И шуток над пороком даже он
Не переносит, их бичуя грозно;
Поэтому приму я важный тон
(Исправиться ведь никогда не поздно);
Хочу признать серьезность как закон.
И храм напомнят вам мои октавы -
Разрушенный, но все же величавый.
II.
Милэди Амондвиль была знатна
И древностью могла гордиться рода
(Их род известен был в те времена,
Когда норманны делали походы).
Красавицей считалася она
В стране, где красота - закон природы.
(Здесь каждый патриот уверен в том,
Что совершенна Англия во всем).
Пусть будет так; считаю спор напрасным;
Пред красотой склоняется весь свет;
Пред нею наблюдателем безстрастным,
Конечно, оставаться средства нет;
Прекрасный пол останется прекрасным,
И верить мы должны до зрелых лет,--
О, дочери пленительные Евы,--
Что красотою свет дивите все вы!
IV.
Но жизнь течет; дожив до грустных дней,
Когда в нас нет уж прежнего задора
И равнодушье гасит пыл страстей,
Не отдаем мы сердца без разбора
И разсуждаем, делаясь умней.
Но все ж нельзя с годами вынесть спора;
Они на нас кладут свою печать,
И молодежи надо место дать.
V.
Есть люди, принимающие меры,
Но их желанья - жалкия химеры:
Дни юности нельзя вернуть назад;
Но можно орошать струей мадеры
Сухую степь, где гаснет наш закат;
Есть также и другия утешенья:
Парламент, сходки, выборы и пренья
VI.
Религия, налоги, мир, война
Занять собою могут наше время;
Порою (страсть к отличиям сильна!)
Честолюбивых дум нас давит бремя.
Да, наконец, нам ненависть дана;
Когда её запало в душу семя,
Лишь ей одною дышит человек;
Он любит миг, а ненавидит век.
VII.
"Люблю лишь тех, что ненавидят смело!"
Так Джонсон, критик грубый, но прямой,
Служенью правде преданный всецело,
Шутил ли он, мне до того нет дела;
Я не актер, а зритель лишь простой,
Такой же, как у Гете Мефистофель:
Увидев лик, желаю зреть и профиль.
VIII.
И пыл любви, и ненависти яд
В моей душе изгладились с годами;
Смеюся я, но правдой смех богат;
К тому ж с моими свыкся он стихами.
В беде помочь я был бы людям рад,
Хотел бы зло искоренить словами,
Но что такой ошибочен разсчет -
Нам доказал безсмертный Дон Кихот.
IX.
Печальнее романа нет на свете,
Тем более, что он толпу смешит:
Герой его имеет лишь в предмете
Борьбу со злом; пороки он клеймит
И хочет, чтобы сильный был в ответе,
Друг чести, Дон Кихот! Грустней морали
Той эпопеи сыщем мы едва ли.
IX.
Карать несправедливость, слабых жен
Поддерживать; спасать от угнетенья
Народы, признавая как закон
Лишь правду - вот высокия стремленья!
Ужели доблесть - только светлый сон,
На деле ж - миф иль светлое виденье
Из царства грез? Ужель Сократ - и тот
Лишь мудрости злосчастный Дон Кихот?
XI.
Дух рыцарства сатира Сервантеса
В Испании сгубила. Едкий смех
Направил бедный край на путь прогресса,
Но в нем - увы! - героев вывел всех,
Как только романтизм лишился веса,
Исчезла доблесть. Дорого успех
Писателя его отчизне стоил:
XII.
Опять признал я отступлений власть;
Однакож вновь займусь той милой дамой,
С которою пришлось Жуану пасть.
Не удалося им спастись от ямы,
Что вырыли для них судьба и страсть.
(Судьбу жестокосердую всегда мы
Виним во всем: всесильна ведь она).
Я не Эдип, но с сфинксом жизнь сходна.
XIII.
Скрывая фактов тайные причины,
Я за рассказ примуся - "Davus Sum".
Склонялись все пред лэди Аделиной;
Превознося её красу и ум,
К ней с льстивыми речами шли мужчины;
А женщины, полны тревожных дум,
Немели перед ней. Явленье это,
Конечно, редкость в летописях света.
XIV.
Она была примерною женою,
Супруг её, невозмутим и строг,
Доволен был и ею, и собою;
Он важен был и холоден, но мог,
Разгорячившись, действовать с душою,
Обоих свет лелеял и ласкал
И не жалел для них своих похвал.
XV.
Жуана с лордом сблизили сношенья
Служебные. С ним видясь как с послом,
Надменный лорд, не знавший увлеченья,
Был восхищен талантами, умом
И ловкостью Жуана. Уваженье
К искусному послу вселилось в нем.
(Не раз приязнь нам дружбу заменяла).
XVI.
Надменен был и крайне сдержан лорд;
В него с трудом вселялось убежденье;
И для него был вовсе без значенья
Вердикт молвы общественной. Кто горд,
Тот никогда не изменяет мненья
И, повинуясь взгляду своему,
XVII.
В суждениях излишнюю поспешность
Лорд Генри гнал, и потому в обман
Его ввести была безсильна внешность;
Он в собственную верил непогрешность
И ставил произвол на первый план;
Припадков лихорадочных пристрастья
Не ведал он, даря свое участье.
"Семпроний! нам судьба дарить успех,
Но ты схитри; не будь его достоин!"
И удивишь своей удачей всех;
Терпи и унижайся; будь спокоен;
Пред силой отступать. Кто ж в поле воин,
Когда один? О совести забудь;
Ей выправкой укажешь правый путь.
XIX.
Любил; да кто ж бежит от льстивых слов?
Те даже, чье ничтожно положенье,
Стараются найти себе льстецов;
Гнет гордости тяжел в уединеньи
Им подавлять, среди кантат победных,
Верхом катаясь, пешеходов бедных.
XX.
Как лорд, богат и знатен был Жуан
Но лорд считал славнейшею из стран
Британию, гордясь её правами;
Кто в мире был свободней англичан?
К тому ж он старше был его годами
(Парламент оставлял он всех поздней).
XXI.
Гордился лорд и тем, что знал не мало
Интриг придворных (он министром был);
О них распространяться он любил
И думал, что ничто не ускользало
От зоркости его; трудов и сил
Он не жалел, чтоб родине оплотом
XXII.
Его пленил серьезностью своей
Любезный Дон Жуан; в пустые споры
Он не вступал, касаясь мелочей,--
Без резкости. Лорд Генри знал людей
И юность не лишал своей опоры
За промахи, не видя в этом бед,
Созреет хлеб-глядишь- и плевел нет.
Они вели беседы меж собою
О тех странах, где без контроля власть
И где рабы покорною толпою
Всегда готовы в прах пред нею пасть;
К езде верхом питал лорд Генри страсть;
Жуан же управлял конем так смело,
Как деспот, что с рабом имеет дело.
XXIV.
Их дружба все росла. Усвоив взгляды
И тон большого света, модным львом
Стал Дон Жуан; все были видеть рады
Посла, что красотою и умом
Что всякий мог вельможу в нем признать,
И потому к Жуану льнула знать.
XXV.
Близ площади Трех Звезд... Я из приличья
Присущого всем людям злоязычья:
А то, пожалуй, к сплетникам как раз
Меня причтут, не делая различья
Меж фикцией и правдой. Мой рассказ
Я лорда Генри не дал адрес точно.
XXVI.
Еще причина есть не называть
Той улицы: без крупного скандала
Семейных драм уж видела не мало.
Случайно сквер могу я указать,
Где приключился грех, злословья жало
Как будто в ход пуская. Чтоб ничем
XXVII.
На Пикадилли, не прибегнув к лести,
Я мог бы указать. Невинность там
Царит; но умолчу об этом месте.
Когда б я угол знал, где можно б Весте
Воздвигнуть, чтя невинность, светлый храм,--
Конечно, я б не скрыл его от света;
Но сам не знаю я, где место это.
Итак скажу, что лорда Генри дом
Собою красил площадь "Без названья".
Жуан, как друг, всегда был принят в нем.
В том круге обращают лишь вниманье
Взлелеян модой - светского собранья
Всегда кумир. Там редкий гость - талант
И всюду первенствует модный франт.
XXIX.
Что тем дела успешнее идут,
Чем более советников. Палата
Прямой пример того, а также судъ+
Не оттого ли Англия богата,
И счастлива она, что без стесненья
В ней царствует общественное мненье?
XXX.
Полезно многолюдство и для дам;
Ей страшен грех, и выбор труден там,
Где налицо поклонников есть много,
С опаскою несется по волнам
Пловец, когда неведомой дорогой
Вздыхателей толпа - охрана жен.
XXXI.
Но добродетель лэди Аделины
В таком щите нуждаться не могла;
Для дамы твердых правил? Козней зла
Бояться ей, конечно, нет причины;
Пустая лесть и жалкая хвала
Для гордой лэди были без значенья:
XXXII.
Ея привет был холодно-учтив;
Даря иным порой свое вниманье,
Ей чужд был сердца пламенный порыв.
Всегда был величав и горделив.
Ея привет был лестное признанье
Каких-нибудь заслуг, но в немѵ увы!
Искать души напрасно стали б вы.
Как слава тяжела! Одни мученья -
Удел молвой прославленных людей;
Что слава им приносит? - лишь гоненья.
Они вкушают яд, сроднившись с ней;
Из правила: средь солнечных лучей,
Которые их обливают светом,
Увидите вы тучи в блеске этом.
XXXIV.
Сроднившаяся с нравом Аделины:
Равно скрывать имела дар она
И радость торжества, и гнет кручины
(В безстрастии порядочность видна).
Не удивляясь ничему. Пример
Не с них берут ли люди высших сфер?
XXXV.
Признав "nil admirari" тайной счастья,
(Увы! артистам чуждо безпристрастье
И разны мненья их на этот счет).
Опасно выражать свое участье,
И сдержанность порой прямой разсчет;
"свет" твердит, исполнен чванства,
Что энтузиазм - лишь нравственное пьянство.
XXXVI.
Но холод лэди был лишь напускной.
Так иногда (избитое сравненье!)
Проносится. (Вулкана изверженье
Воспето уж в поэме не одной,
А мне всегда противны повторенья).
Вулкан, мне жаль тебя! Твой вечный дым,
XXXVII.
Старинное сравнение отбросьте;
Другое есть и лучше, и новей:
Шампанского бутылку заморозьте,
выморозки в ней;
Вкушая их, в восторг приходят гости:
Напитка нет приятней и ценней;
Сверкая искрометною струею.
XXXVIII.
Те капли - квинт-эссенция вина
Искусно замороженной бутылки.
Красавица, её же чувства пылки;
Под маскою скрывает их она,
И лед играет только роль настилки.
Кто раздробить съумеет этот лед,
XXXIX.
Однакож не легко сквозь эти льдины
Найти проход, чтоб в душу заглянуть.
Обманчивы опасные пучины:
Вверяться им, конечно, нет причины.
Так, к полюсу отыскивая путь,
Уж не один корабль терпел крушенье;
Средь вечных льдов возможно ли спасенье?
Лишь в юности легко крейсировать
По океану страсти; скрыться надо
В надежный порт, когда на вас печать
Кладет седое время; хуже яда
Когда в былом лишь теплится отрада,
Когда подагра скоро скосит вас,
Наследникам даря блаженства час.
XLI.
Что ж делать, если тягостен их гнет!
Людская жизнь все ж стоит изреченья,
Что ,к лучшему на свете все идет".
Доктрина персов - странное ученье
Нам на вопросы жгучие ответа;
Но не темней других доктрина эта.
XLII.
Прошла зима; прощаемся мы с ней
То время - сущий рай для почтарей.
В свои поместья все тогда несутся,
Почтовых не жалея лошадей.
Ведь люди о себе одних пекутся.
Но если нет у них больших долгов).
XLIII.
В июле - иногда еще позднее -
Конец условной лондонской зимы;
Чем сессии палат, не знаем мы.
Пусть радикал, от злости пламенея,
Парламент называет царством тьмы
И об его плачевной доле тужит,--
XLIV.
Во все концы, лишь кончится сезон,
Летят фургоны, кэбы и кареты;
Густая пыль летит со всех сторон;
На Ротен-Ро: отъезд для всех закон;
Купцы снуют, надеждою согреты
По счетам получить; но в этот миг
Длиннее длинных счетов лица их.
Платить долги нам вовсе нет охоты
И к чорту отсылают торгашей,
А вместе с ними дутые их счеты.
Без денег, в ожиданьи лучших дней,
Дисконту долгосрочных векселей.
Одно их утешает в этом горе,
Что длинные их счеты с правдой в ссоре.
XLVI.
"Вперед, вперед! давайте лошадей!*
Все, суетясь, спешат в свои усадьбы,
И лошади меняются быстрей,
Чем пламенные чувства после свадьбы.
Всех щедро награждают почтарей,
Во весь опор, несясь стрелой вперед,
Что для возниц и конюхов доход.
XLVII.
Подачки бар их оживляют лики;
А сзади камердинер - плут великий -
С служанкою, вострушкой продувной,
Сидят, "Cosi viagglno i ricchi!"
Слова я иностранные порой
Что в жизни я пространствовал не мало.
XLVIII.
Кончалася столичная зима,
И вместе с ней уж проходило лето;
Когда природа пышно разодета?
Пустым речам, без проблесков ума,
Легко ль внимать и несться в вихре света,
Тогда как соловей в саду поет?
XLIX.
До осени). Простите отступленье.
Опять вернусь к рассказу. Высший свет
Отправился искать уединенья,
Гостей сзывая столько ж. Приглашенья
Мы щедро разсылаем; спора нет,
Что радуют нас гости, но не очень
Их качеством британец озабочен.
Лорд Амондвиль был знатен и богат;
В свой замок родовой, согласно с модой,
Уехал он. Там предков длинный ряд
Напоминал, что древняго он рода;
Дубовый лес, что пощадили годы,
Стоял как славы памятник немой:
В нем каждый дуб надгробной был плитой.
LI.
Вот современной славы жалкий плод,
Что быстро поглощают волны Леты;
О нас трубят, а нас забвенье ждет!
Сам "Morning Posf, кумир большого света,
"Лорд Амондвиль - гласило так известье -
Уехал с лэди А. в свое поместье.
LII.
Обширный круг знакомых и друзей
И в пышной резиденции своей
Всю осень проведет. Уж приглашенья
Разосланы. В числе других гостей,
Охотничьи деля увеселенья,
Посланник русский также приглашен".
LIII.
В известья "Morning Post'а" верить твердо,
Как. в догмат англиканский, мы должны;
Пленяя всех, пробудет до весны
Средь светской знати, чопорной и гордой.
Не странно ль, что в тяжелый год войны
Газеты об обедах толковали
LIV.
Вот вам пример: "В четверг большой обед
Давал граф X.". Затем на пол-странице
(Ведь всех интересует высший свет!)
А ниже - точно нам и дела нет
До тех, что не находятся в столице -
Лишь в двух строках передает журнал,
Что полк какой-то сильно пострадал.
В свой замок, бывший некогда аббатством,
Уехал лорд. Готических времен
Исчадьем замок был. Своим богатством
И красотой пленял туристов он.
Не на горе он был расположен.
Монахи, вероятно, не хотели,
Чтоб ветра вой тревожил мир их келий.
LVI.
В долине живописной. Он лесами
Был окружен. Дубы, времен иных,
Шептали о друидах и ветвями
Стремились в небеса. Из чащи их
Пред стадом выбегал, на водопой
К волнам ручья его ведя, зарей.
LVII.
Пред самым замком озеро красиво,
Свои струи, что в даль неслись бурливо,
Река смирялась, силу потеряв.
Мирьяды птиц ютились суетливо
Среди прибрежных зарослей и трав.
Волшебно отражен волной певучей.
LVIII.
Из озера стремглав неслася вниз
Река с зловещим грохотом и треском;
Чаруя взор молниеносным блеском;
Затем река, как девочки каприз,
Смиряла гнев и дальше с тихим плеском
Среди лесов струилась, - неба свод
LIX.
Развалины готического храма
Виднелись в стороне. Один лишь свод
От зданья уцелел и вел упрямо
Среди руин один стоял он прямо,
Удерживая времени полет,
Невольно этот памятник искусства
Будил в артисте горестные чувства.
Ряд ниш пустых виднелся вдоль стены.
Там изваянья некогда стояли
Двенадцати святых, но в дни войны,
Когда Стюарта лорды защищали,
Престола кровь напрасно проливали
За короля, что, потерявши власть,
Ни править не умел, ни с славой пасть,
LXI.
Мадонна уцелела лишь одна
Каким-то чудом. С этими местами,
Их освятив, сроднилася она.
Когда руины храма перед нами,
Религиозность, суеверье ль это -
Я не могу дать точного ответа.
LXII.
В былые дни огромное окно
Теперь зияло пропастью оно;
Не оглашался гимнами святыми
Разрушенный тот храм, где уж давно
Лишь мрак царил под сводами немыми,
Унылый ветра вой и крики сов.
LXIII.
Когда ж луна таинственно сияла
И ветер дул с известной стороны,
Грустна, как тихий стон иль плеск волны,
Там дивная мелодия звучала;
Иные говорили, что слышны
Лишь отзвуки далекого каскада
LXIV.
Народ же был глубоко убежден,
Что местный дух, носяся по руине,
Молчанье ночи будит. Так Мемнон,
Зарею издает протяжный стон.
Тот грустный стон я помню и доныне;
И я хоть много раз внимал ему,
Но все ж его причины не пойму.
Фонтан среди двора своей структурой
Шептал о веке, что давно угас;
Его и украшенья, и контуры
Причудливостью форм кололи глаз.
В бассейн бросали воду, что, дробясь,
Вся в брызги разлеталась; так безследно
Минутной славы гибнет призрак бледный.
LXVI.
Кой-где в огромном зданьи уцелели;
Местами были ясно в нем видны
Остатки комнат, трапезы и келий.
Удары лет и бедствия войны
Часовня сохраняла вид былой,
Среди руин сияя красотой.
LXVII.
Но не изящность древняго строенья
(Глядя на великана, без сомненья,
Никто, любуясь им, в разсчет не брал
Естественно ль подобное явленье?)
Так всякого невольно поражал
Готических времен старинный замок.
LXVIII.
Портреты предков в рамках золотых
Служили украшеньем галлереи:
Там ряд вельмож с подвязкою на шее;
Красавицы, в костюмах дней иных,
Блистали между ними, словно феи;
Богато разодетых старых дам
LXIX.
Пестрели тут и судьи с строгим взором
В обшитых горностаем епанчах;
Встречались вы и с мрачным прокурором,
Давал лишь ход тяжелым приговорам;
Там красовались также на стенах
Духовные отцы, которых нравы
Мирились плохо с пастырскою славой;
Бароны тех эпох, когда булат
Одерживал победы над врагами,
А не свинец; военные без лат,
Но в париках напудренных, с косами
С ключами золотыми иль жезлами,
Встречался и угрюмый патриот,
Вкушавший неудач унылый плод.
LXXI.
Пленяя взор, встречались также там;
Амуры сладострастные Альбана
С улыбками неслись навстречу вам;
Вернета кисти - волны океана
А вот и Спаньолетто; он с любовью
Живописал не красками, а кровью!
LXXII.
Тут и пейзаж, что подписал Лоррен;
Там Каравадж, любитель мрачных сцен,
Является с седым анахоретом;
А дальше, лет не знающий измен,
Теньер веселым тешит вас сюжетом;
Что пить весь век я был бы счастлив в них.
LXXIII.
Условий надо выполнить не мало,
Чтоб заслужить читательский диплом.
И понеслась проселочным путем!)
Для этого читайте все с начала
И пропусков не делайте при том;
А если вы начнете с заключенья,
LXXIV.
Читатель! длинной описью своей
Я надоесть успел тебе не в меру.
Смутил и Феба тон моих речей:
Не превратился ль я на склоне дней?
Хоть перечни присущи и Гомеру,
Все ж я тебя, читатель, пощажу:
Об утвари ни слова не скажу.
Настала осень; жатва золотая
Давно вся убрана; гостей синклит
Уж съехался, чтоб, время убивая,
Охотиться. Не мало лес таит
Охотник за собакою спешит.
Но вы не попадайтесь, браконьеры!
Холопам с бар опасно брать примеры.
LXXVI.
Как в солнечных странах, где климат жарок,
Но погреб англичанина богат
И клэретом, и ромом лучших марок.
(Менять товар на деньги кто ж не рад?)
Пурпурных гроздий - плакать нет причин:
Сравнится ль виноградник с складом вин?
LXXVII.
Увы! не щеголяет наша осень
Деревьев обнаженных, мрачных сосен
Печален вид; невыносим туман,
Гнетущий нас, и вечный дождь несносен.
Все это так - за то нам комфорт дан;
Что зелень заменяет нам и летом.
LXXVIII.
Сезон охот веселием богат;
Так хороша у нас villeggiatura,
Нимврод, не устрашен погодой хмурой
И облачивши Мельтона наряд,
Явиться б мог, покинув степи Дура.
Нет кабанов у нас в лесах густых,
дичи много и без них.
LXXIX.
Из высших сфер лишь избранные лица
В старинный замок съехались толпой.
Изяществом пленяя и красой,
Блистали там чарующия львицы,
И нежных мисс носился светлый рой.
(Иную мисс, что агнца вид имела,
LXXX.
Я не могу назвать по именам
Семейства графов, герцогов, баронов
И важных лиц, в то время бывших там.
Я умолчу о прошлом милых дам;
Их свет ласкал. Рабам его законов
Не угрожает тяжкий приговор;
Их в свете ждет почет, а не позор.
Наш высший свет похож на фарисея:
Кто лицемер, тот у него в чести.
Всегда великосветская Медея
Себе Язона может завести -
С полезным - и приличья соблюсти.
Так думает Гораций; так же - Пульчи.
"Omne tulit punctum quae miscuit utile dulci":
LXXXII.
Безжалостно клеймит, как преступленье;
Я видел безупречную жену,
Которую втоптали в грязь гоненья;
Притом знавал матрону не одну,
Как Сириус, блестя, свершала путь,
Насмешками не смущена ничуть.
LXXXIII.
(Еще о многом мог бы передать я,
Все гости лорда были, без изъятья,
Брамины мод и высших сфер цари;
Но не о всех вам ясное понятье
Могу я дать, - их было тридцать-три!
Два-три абсентеиста было тоже.
LXXXIV.
Тут Паррольс был - законовед-наглец,
Всех изумлявший наглостью запросов,
Тут был и Рэккейм, - мало ценных взносов
Поднесший музам юноша-певец;
Был и лорд Парро, критик и философ,
А также - забулдыга и буян -
LXXXV.
Был герцог Дэш, что с головы до пяток
Был герцогом; там всякий знатный пэр
Носил происхожденья отпечаток,
Шесть юных мисс (мой перечень не краток!)
Всех поражали скромностью камер,
Но женихов имели лишь в предмете
Поймать в искусно брошенные сети.
Почтенных лиц (решить я не берусь,
Заслуженно ль встречали их с почетом)
Не мало было там. Один француз,
Известный по уму и по остротам,
Однако, не любил платить по счетам
И в клубах он успеха не имел,
Играя и словами, и на мел.
LXXXVII.
Ученый, давший сам себе диплом;
Там был и проповедник знаменитый,
Что с грешниками больше, чем с грехом,
Боролся; там же, лаврами увитый,
Там лорд Плантадженегь, вивер опасный,
Блистал в пари своей любовью страстной.
LXXXVIII.
Там был один гвардеец-великан
Но на словах почтенный ветеран
Разил врагов успешней, чем в сраженьи.
(Сопротивляться мог ли вражий стан!)
Там был судья, охотник до глумлений
Что юмором смягчал свой приговор.
LXXXIX.
Как с шахматной доскою жизнь людская
Сходна! В ней короли и пешки есть,
Судьба должна те куклы к цели весть.
О, муза! ты, как бабочка порхая,
Для отдыха нигде не можешь сесть;
Будь у тебя при крыльях также жало -
ХС.
Я позабыл - а это, право, грех! -
Оратора, что заслужил хваленья
За первый свой дебют; его успех
Он произвел громадное на всех;
Из речи той явились извлеченья,
И всеми "образцовою" она
Была единогласно названа.
Утешен цицероновскою славой,
Он был всегда порисоваться рад
И вид имел надменно-величавый;
Хоть не был он познаньями богат,
Ученостью гордиться. Ряд цитат
Он помнил наизусть и зачастую
Их вклеивал усердно в речь пустую.
ХСИИ.
Что рознились по взглядам и по мненьям;
Один был сдержан, холоден и прям,
Другой лишь жил одним воображеньем;
Но все внимать любили их речам;
Со скакуном; другой же был Катон:
Красноречив, но холоден был он.
XCIII.
Один из них был сходен с фортепьяно,
Один всегда вперед стремился рьяно,
Другого был невозмутим покой;
Известность им в удел досталась рано.
И свет встречал их с лаской и хвалой.
И были безусловно даровиты.
XCIV.
Быть может вы найдете, что гостей
В деревне собралось уже не в меру;
ête-à-tête еще скучней.
Все изменили нравы, тон, манеру;
Прошла пора, когда смешить людей
Конгреву удавалось и Мольеру
Обильем типов глупости людской;
XCV.
Конечно, дураков еще не мало,
Но стороны смешные отошли
На задний план; так жизнь плетется вяло,
Все в обществе однообразным стало,
И люди до того теперь дошли,
Что на два вида их делить сподручно:
На скучных и на тех, которым скучно.
Приходится - так скуден жизни путь -
Довольствоваться колосом помятым;
Читатель! ты на ниве жизни будь
Воозом, благодетелем богатым,
К иным придти я мог бы результатам,
Но не хочу, приличия любя,
Смутить излишней смелостью тебя!
ХСѴИИ.
Довольствоваться надо. Все ж извлечь
Из мелких крох должны добро свое мы;
Опять о замке поведу я речь:
Забытый мной, один болтун знакомый
И для того, чтоб быть на первом плане,
Свои bon-mots готовит он заране.
XCVIII.
Но как неблагодарен труд такой!
Чтоб выступить с готовой остротой,
Всех удивляя фразою трескучей,
Он часто даром труд теряет свой -
И вместо лавров только терн колючий
Его не хочет радовать успех.
ХСИХ.
Я мог бы дать вам описанье пира;
Лорд Генри каждый день своих гостей
Никак не пала б в мнении людей,
Обеды воспевая. Счастье мира,--
С тех пор как Ева жадностью своей
Сгубила нас, запретный плод отведав,--
С.
Не потому ль евреям Бог сулил
"Кипящую и молоком, и медом"
Богатую страну? Нам тоже мил
Забыв любовь, утратив свежесть сил,
Мы равнодушно к жизненным невзгодам
Относимся; но можно ли тебя,
О, золото! лишиться не скорбя?
Охотились мужчины утром рано,
Стараясь от ennui себя спасать;
Пусть скука - плод британского тумана,
Названье ей мы не съумели дать.
И, дух гнетя, мешает даже спать,
Однако, чтобы дать о ней понятье,
Французский термин должен был прибрать я.
CII.
Иль о картинах важно разсуждали;
Другие же в тени аллей густых,
Любуясь садом, медленно гуляли;
Одних газеты тешили; других
Но всякий был идти к обеду рад:
Ведь в шесть часов в деревне есть хотят.
СИИИ.
Никто не знал малейшого стесненья;
Служил для всех звеном соединенья;
Свободно вы могли вставать чуть свет
Иль в поздний час; искать уединенья
Иль общества; свой делать туалет
И завтракать, когда и как хотели.
СИѴ.
Верхом катались дамы по утрам,
Когда была хорошая погода;
Иль пели; чинно обсуждали моды;
Учили новый па иль язычкам
Давали волю; пользуясь свободой,
Писали письма длинные порой,
СѴ.
Когда вам дама пишет, пламенея
От страсти, иль как друг посланье шлет,
Всегда вас обойти в виду имея,
Со свистом вероломным Одиссея,
Сгубившого Долона, грустный плод
Ея интриг сравнить, конечно, можно.
Ответ всегда пишите осторожно!
У лорда Амондвиля для гостей
Не мало было всяких развлечений:
Бильярд и карты в дождь (игра костей
Находит только в клубах примененье);
Езда, катанье в лодках иль уженье.
(Последнее, по моему, порок,
Являющий, как человек жесток!)
CVII.
(Там розами был устлан жизни путь);
По вечерам дуэты раздавались...
Кому они не волновали грудь!
Порой две мисс на арфах отличались,
При исполненьи модуляций нежных,
Красою плеч и ручек белоснежных.
CVIII.
Когда же не случалося охот,
Любезный мадригал пускался в ход,
И дамы с грациозностью порхали;
Но бальных дней - увы! - был краток счет:
До танцев ли мужчинам, что устали
Все расходились к девяти часам,
СИХ.
Политик, где-нибудь в углу, подробно
Воззренье развивал; остряк иной
Чтоб поместить bon-mot готовый свой;
Но это для терпенья камень пробный!
Как редко миг является такой...
Но вот он наступает, все готово,
СХ.
Условна, монотонна, холодна
В среде великосветской жизнь неслася,
По внешности пленительной сходна
Там увлечений дама ни одна
Не знала. Уж давно перевелася
Порода забулдыг и легких львиц:
Мы сборища лишь видим строгих лиц.
В деревне раньше лунного захода
Все дамы расходились по углам,
Заботясь о здоровьи. Только мода
В столице не ложиться по ночам;
Нет ничего полезнее для дам,
Живых цветов, как спать ложиться рано.
Ведь сон здоровый - лучшия румяна.