| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1823 |
| Категория: | Поэма |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Дон-Жуан. Песнь тринадцатая
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ.
I.
Преступенъ смехъ! - твердитъ нашъ векъ серьезный
И шутокъ надъ порокомъ даже онъ
Не переноситъ, ихъ бичуя грозно;
Поэтому приму я важный тонъ
(Исправиться ведь никогда не поздно);
Хочу признать серьезность какъ законъ.
И храмъ напомнятъ вамъ мои октавы -
Разрушенный, но все же величавый.
II.
Милэди Амондвиль была знатна
И древностью могла гордиться рода
(Ихъ родъ известенъ былъ въ те времена,
Когда норманны делали походы).
Красавицей считалася она
Въ стране, где красота - законъ природы.
(Здесь каждый патрiотъ уверенъ въ томъ,
Что совершенна Англiя во всемъ).
Пусть будетъ такъ; считаю споръ напраснымъ;
Предъ красотой склоняется весь светъ;
Предъ нею наблюдателемъ безстрастнымъ,
Конечно, оставаться средства нетъ;
Прекрасный полъ останется прекраснымъ,
И верить мы должны до зрелыхъ летъ,--
О, дочери пленительныя Евы,--
Что красотою светъ дивите все вы!
IV.
Но жизнь течетъ; доживъ до грустныхъ дней,
Когда въ насъ нетъ ужъ прежняго задора
И равнодушье гаситъ пылъ страстей,
Не отдаемъ мы сердца безъ разбора
И разсуждаемъ, делаясь умней.
Но все жъ нельзя съ годами вынесть спора;
Они на насъ кладутъ свою печать,
И молодежи надо место дать.
V.
Есть люди, принимающiе меры,
Но ихъ желанья - жалкiя химеры:
Дни юности нельзя вернуть назадъ;
Но можно орошать струей мадеры
Сухую степь, где гаснетъ нашъ закатъ;
Есть также и другiя утешенья:
Парламентъ, сходки, выборы и пренья
VI.
Религiя, налоги, миръ, война
Занять собою могутъ наше время;
Порою (страсть къ отличiямъ сильна!)
Честолюбивыхъ думъ насъ давитъ бремя.
Да, наконецъ, намъ ненависть дана;
Когда ея запало въ душу семя,
Лишь ей одною дышитъ человекъ;
Онъ любитъ мигъ, а ненавидитъ векъ.
VII.
"Люблю лишь техъ, что ненавидятъ смело!"
Такъ Джонсонъ, критикъ грубый, но прямой,
Служенью правде преданный всецело,
Шутилъ ли онъ, мне до того нетъ дела;
Я не актеръ, а зритель лишь простой,
Такой же, какъ у Гете Мефистофель:
Увидевъ ликъ, желаю зреть и профиль.
VIII.
И пылъ любви, и ненависти ядъ
Въ моей душе изгладились съ годами;
Смеюся я, но правдой смехъ богатъ;
Къ тому жъ съ моими свыкся онъ стихами.
Въ беде помочь я былъ бы людямъ радъ,
Хотелъ бы зло искоренить словами,
Но что такой ошибоченъ разсчетъ -
Намъ доказалъ безсмертный Донъ Кихотъ.
IX.
Печальнее романа нетъ на свете,
Темъ более, что онъ толпу смешитъ:
Герой его имеетъ лишь въ предмете
Борьбу со зломъ; пороки онъ клеймитъ
И хочетъ, чтобы сильный былъ въ ответе,
Другъ чести, Донъ Кихотъ! Грустней морали
Той эпопеи сыщемъ мы едва ли.
IX.
Карать несправедливость, слабыхъ женъ
Поддерживать; спасать отъ угнетенья
Народы, признавая какъ законъ
Лишь правду - вотъ высокiя стремленья!
Ужели доблесть - только светлый сонъ,
На деле жъ - мифъ иль светлое виденье
Изъ царства грезъ? Ужель Сократъ - и тотъ
Лишь мудрости злосчастный Донъ Кихотъ?
XI.
Духъ рыцарства сатира Сервантеса
Въ Испанiи сгубила. Едкiй смехъ
Направилъ бедный край на путь прогресса,
Но въ немъ - увы! - героевъ вывелъ всехъ,
Какъ только романтизмъ лишился веса,
Исчезла доблесть. Дорого успехъ
Писателя его отчизне стоилъ:
XII.
Опять призналъ я отступленiй власть;
Однакожъ вновь займусь той милой дамой,
Съ которою пришлось Жуану пасть.
Не удалося имъ спастись отъ ямы,
Что вырыли для нихъ судьба и страсть.
(Судьбу жестокосердую всегда мы
Винимъ во всемъ: всесильна ведь она).
Я не Эдипъ, но съ сфинксомъ жизнь сходна.
XIII.
Скрывая фактовъ тайныя причины,
Я за разсказъ примуся - "Davus Sum".
Склонялись все предъ лэди Аделиной;
Превознося ея красу и умъ,
Къ ней съ льстивыми речами шли мужчины;
А женщины, полны тревожныхъ думъ,
Немели передъ ней. Явленье это,
Конечно, редкость въ летописяхъ света.
XIV.
Она была примерною женою,
Супругъ ея, невозмутимъ и строгъ,
Доволенъ былъ и ею, и собою;
Онъ важенъ былъ и холоденъ, но могъ,
Разгорячившись, действовать съ душою,
Обоихъ светъ лелеялъ и ласкалъ
И не жалелъ для нихъ своихъ похвалъ.
XV.
Жуана съ лордомъ сблизили сношенья
Служебныя. Съ нимъ видясь какъ съ посломъ,
Надменный лордъ, не знавшiй увлеченья,
Былъ восхищенъ талантами, умомъ
И ловкостью Жуана. Уваженье
Къ искусному послу вселилось въ немъ.
Затемъ прiязнью это чувство стало.
(Не разъ прiязнь намъ дружбу заменяла).
XVI.
Надмененъ былъ и крайне сдержанъ лордъ;
Въ него съ трудомъ вселялось убежденье;
И для него былъ вовсе безъ значенья
Вердиктъ молвы общественной. Кто гордъ,
Тотъ никогда не изменяетъ мненья
И, повинуясь взгляду своему,
Въ любви и злобе веренъ лишь ему.
XVII.
Въ сужденiяхъ излишнюю поспешность
Лордъ Генри гналъ, и потому въ обманъ
Его ввести была безсильна внешность;
Незыблемъ въ мненьяхъ, какъ законъ мидянъ,
Онъ въ собственную верилъ непогрешность
И ставилъ произволъ на первый планъ;
Припадковъ лихорадочныхъ пристрастья
Не ведалъ онъ, даря свое участье.
XVIII.
"Семпронiй! намъ судьба дарить успехъ,
Но ты схитри; не будь его достоинъ!"
И удивишь своей удачей всехъ;
Терпи и унижайся; будь спокоенъ;
Предъ силой отступать. Кто жъ въ поле воинъ,
Когда одинъ? О совести забудь;
Ей выправкой укажешь правый путь.
XIX.
Первенствовать лордъ Генри, безъ сомненья,
Любилъ; да кто жъ бежитъ отъ льстивыхъ словъ?
Те даже, чье ничтожно положенье,
Стараются найти себе льстецовъ;
Гнетъ гордости тяжелъ въ уединеньи
И потому гордецъ всегда готовъ
Имъ подавлять, среди кантатъ победныхъ,
Верхомъ катаясь, пешеходовъ бедныхъ.
XX.
Какъ лордъ, богатъ и знатенъ былъ Жуанъ
И съ нимъ былъ равенъ саномъ и чинами;
Но лордъ считалъ славнейшею изъ странъ
Британiю, гордясь ея правами;
Кто въ мiре былъ свободней англичанъ?
Къ тому жъ онъ старше былъ его годами
(Парламентъ оставлялъ онъ всехъ поздней).
XXI.
Гордился лордъ и темъ, что зналъ не мало
Интригъ придворныхъ (онъ министромъ былъ);
Съ дворцовыхъ тайнъ срывая покрывало,
О нихъ распространяться онъ любилъ
И думалъ, что ничто не ускользало
Отъ зоркости его; трудовъ и силъ
Онъ не жалелъ, чтобъ родине оплотомъ
XXII.
Его пленилъ серьезностью своей
Любезный Донъ Жуанъ; въ пустые споры
Онъ не вступалъ, касаясь мелочей,--
Безъ резкости. Лордъ Генри зналъ людей
И юность не лишалъ своей опоры
За промахи, не видя въ этомъ бедъ,
Созреетъ хлебъ-глядишь- и плевелъ нетъ.
Они вели беседы межъ собою
О техъ странахъ, где безъ контроля власть
И где рабы покорною толпою
Всегда готовы въ прахъ предъ нею пасть;
Къ езде верхомъ питалъ лордъ Генри страсть;
Жуанъ же управлялъ конемъ такъ смело,
Какъ деспотъ, что съ рабомъ имеетъ дело.
XXIV.
Ихъ дружба все росла. Усвоивъ взгляды
И тонъ большого света, моднымъ львомъ
Сталъ Донъ Жуанъ; все были видеть рады
Посла, что красотою и умомъ
Что всякiй могъ вельможу въ немъ признать,
И потому къ Жуану льнула знать.
XXV.
Близъ площади Трехъ Звездъ... Я изъ приличья
Присущаго всемъ людямъ злоязычья:
А то, пожалуй, къ сплетникамъ какъ разъ
Меня причтутъ, не делая различья
Межъ фикцiей и правдой. Мой разсказъ
Я лорда Генри не далъ адресъ точно.
XXVI.
Еще причина есть не называть
Той улицы: безъ крупнаго скандала
Семейныхъ драмъ ужъ видела не мало.
Случайно скверъ могу я указать,
Где приключился грехъ, злословья жало
Какъ будто въ ходъ пуская. Чтобъ ничемъ
XXVII.
На Пикадилли, не прибегнувъ къ лести,
Я могъ бы указать. Невинность тамъ
Царитъ; но умолчу объ этомъ месте.
Когда бъ я уголъ зналъ, где можно бъ Весте
Воздвигнуть, чтя невинность, светлый храмъ,--
Конечно, я бъ не скрылъ его отъ света;
Но самъ не знаю я, где место это.
Итакъ скажу, что лорда Генри домъ
Собою красилъ площадь "Безъ названья".
Жуанъ, какъ другъ, всегда былъ принятъ въ немъ.
Въ томъ круге обращаютъ лишь вниманье
Взлелеянъ модой - светскаго собранья
Всегда кумиръ. Тамъ редкiй гость - талантъ
И всюду первенствуетъ модный франтъ.
XXIX.
Что темъ дела успешнее идутъ,
Чемъ более советниковъ. Палата
Прямой примеръ того, а также судъ+
Не оттого ли Англiя богата,
И счастлива она, что безъ стесненья
Въ ней царствуетъ общественное мненье?
XXX.
Полезно многолюдство и для дамъ;
Ей страшенъ грехъ, и выборъ труденъ тамъ,
Где налицо поклонниковъ есть много,
Съ опаскою несется по волнамъ
Пловецъ, когда неведомой дорогой
Вздыхателей толпа - охрана женъ.
XXXI.
Но добродетель лэди Аделины
Въ такомъ щите нуждаться не могла;
Для дамы твердыхъ правилъ? Козней зла
Бояться ей, конечно, нетъ причины;
Пустая лесть и жалкая хвала
Для гордой лэди были безъ значенья:
XXXII.
Ея приветъ былъ холодно-учтивъ;
Даря инымъ порой свое вниманье,
Ей чуждъ былъ сердца пламенный порывъ.
Всегда былъ величавъ и горделивъ.
Ея приветъ былъ лестное признанье
Какихъ-нибудь заслугъ, но въ немъѵ увы!
Искать души напрасно стали бъ вы.
Какъ слава тяжела! Одни мученья -
Уделъ молвой прославленныхъ людей;
Что слава имъ приноситъ? - лишь гоненья.
Они вкушаютъ ядъ, сроднившись съ ней;
Изъ правила: средь солнечныхъ лучей,
Которые ихъ обливаютъ светомъ,
Увидите вы тучи въ блеске этомъ.
XXXIV.
Сроднившаяся съ нравомъ Аделины:
Равно скрывать имела даръ она
И радость торжества, и гнетъ кручины
(Въ безстрастiи порядочность видна).
Не удивляясь ничему. Примеръ
Не съ нихъ берутъ ли люди высшихъ сферъ?
XXXV.
Признавъ "nil admirari" тайной счастья,
(Увы! артистамъ чуждо безпристрастье
И разны мненья ихъ на этотъ счетъ).
Опасно выражать свое участье,
И сдержанность порой прямой разсчетъ;
"светъ" твердитъ, исполненъ чванства,
Что энтузiазмъ - лишь нравственное пьянство.
XXXVI.
Но холодъ лэди былъ лишь напускной.
Такъ иногда (избитое сравненье!)
Проносится. (Вулкана изверженье
Воспето ужъ въ поэме не одной,
А мне всегда противны повторенья).
Вулканъ, мне жаль тебя! Твой вечный дымъ,
XXXVII.
Старинное сравненiе отбросьте;
Другое есть и лучше, и новей:
Шампанскаго бутылку заморозьте,
выморозки въ ней;
Вкушая ихъ, въ восторгъ приходятъ гости:
Напитка нетъ прiятней и ценней;
Сверкая искрометною струею.
XXXVIII.
Те капли - квинтъ-эссенцiя вина
Искусно замороженной бутылки.
Красавица, ея же чувства пылки;
Подъ маскою скрываетъ ихъ она,
И ледъ играетъ только роль настилки.
Кто раздробить съумеетъ этотъ ледъ,
XXXIX.
Однакожъ не легко сквозь эти льдины
Найти проходъ, чтобъ въ душу заглянуть.
Обманчивы опасныя пучины:
Вверяться имъ, конечно, нетъ причины.
Такъ, къ полюсу отыскивая путь,
Ужъ не одинъ корабль терпелъ крушенье;
Средь вечныхъ льдовъ возможно ли спасенье?
Лишь въ юности легко крейсировать
По океану страсти; скрыться надо
Въ надежный портъ, когда на васъ печать
Кладетъ седое время; хуже яда
Когда въ быломъ лишь теплится отрада,
Когда подагра скоро скоситъ васъ,
Наследникамъ даря блаженства часъ.
XLI.
Что жъ делать, если тягостенъ ихъ гнетъ!
Людская жизнь все жъ стоитъ изреченья,
Что ,къ лучшему на свете все идетъ".
Доктрина персовъ - странное ученье
Намъ на вопросы жгучiе ответа;
Но не темней другихъ доктрина эта.
XLII.
Прошла зима; прощаемся мы съ ней
То время - сущiй рай для почтарей.
Въ свои поместья все тогда несутся,
Почтовыхъ не жалея лошадей.
Ведь люди о себе однихъ пекутся.
Но если нетъ у нихъ большихъ долговъ).
XLIII.
Въ iюле - иногда еще позднее -
Конецъ условной лондонской зимы;
Чемъ сессiи палатъ, не знаемъ мы.
Пусть радикалъ, отъ злости пламенея,
Парламентъ называетъ царствомъ тьмы
И объ его плачевной доле тужитъ,--
XLIV.
Во все концы, лишь кончится сезонъ,
Летятъ фургоны, кэбы и кареты;
Густая пыль летитъ со всехъ сторонъ;
На Ротенъ-Ро: отъездъ для всехъ законъ;
Купцы снуютъ, надеждою согреты
По счетамъ получить; но въ этотъ мигъ
Длиннее длинныхъ счетовъ лица ихъ.
Платить долги намъ вовсе нетъ охоты
И къ чорту отсылаютъ торгашей,
А вместе съ ними дутые ихъ счеты.
Безъ денегъ, въ ожиданьи лучшихъ дней,
Дисконту долгосрочныхъ векселей.
Одно ихъ утешаетъ въ этомъ горе,
Что длинные ихъ счеты съ правдой въ ссоре.
XLVI.
"Впередъ, впередъ! давайте лошадей!*
Все, суетясь, спешатъ въ свои усадьбы,
И лошади меняются быстрей,
Чемъ пламенныя чувства после свадьбы.
Всехъ щедро награждаютъ почтарей,
Во весь опоръ, несясь стрелой впередъ,
Что для возницъ и конюховъ доходъ.
XLVII.
Подачки баръ ихъ оживляютъ лики;
А сзади камердинеръ - плутъ великiй -
Съ служанкою, вострушкой продувной,
Сидятъ, "Cosi viagglno i ricchi!"
Слова я иностранныя порой
Что въ жизни я пространствовалъ не мало.
XLVIII.
Кончалася столичная зима,
И вместе съ ней ужъ проходило лето;
Когда природа пышно разодета?
Пустымъ речамъ, безъ проблесковъ ума,
Легко ль внимать и несться въ вихре света,
Тогда какъ соловей въ саду поетъ?
XLIX.
До осени). Простите отступленье.
Опять вернусь къ разсказу. Высшiй светъ
Отправился искать уединенья,
Гостей сзывая столько жъ. Приглашенья
Мы щедро разсылаемъ; спора нетъ,
Что радуютъ насъ гости, но не очень
Ихъ качествомъ британецъ озабоченъ.
Лордъ Амондвиль былъ знатенъ и богатъ;
Въ свой замокъ родовой, согласно съ модой,
Уехалъ онъ. Тамъ предковъ длинный рядъ
Напоминалъ, что древняго онъ рода;
Дубовый лесъ, что пощадили годы,
Стоялъ какъ славы памятникъ немой:
Въ немъ каждый дубъ надгробной былъ плитой.
LI.
Вотъ современной славы жалкiй плодъ,
Что быстро поглощаютъ волны Леты;
О насъ трубятъ, а насъ забвенье ждетъ!
Самъ "Morning Posf, кумиръ большого света,
"Лордъ Амондвиль - гласило такъ известье -
Уехалъ съ лэди А. въ свое поместье.
LII.
Обширный кругъ знакомыхъ и друзей
И въ пышной резиденцiи своей
Всю осень проведетъ. Ужъ приглашенья
Разосланы. Въ числе другихъ гостей,
Охотничьи деля увеселенья,
Посланникъ русскiй также приглашенъ".
LIII.
Въ известья "Morning Post'а" верить твердо,
Какъ. въ догматъ англиканскiй, мы должны;
Пленяя всехъ, пробудетъ до весны
Средь светской знати, чопорной и гордой.
Не странно ль, что въ тяжелый годъ войны
Газеты объ обедахъ толковали
LIV.
Вотъ вамъ примеръ: "Въ четвергъ большой обедъ
Давалъ графъ X.". Затемъ на полъ-странице
(Ведь всехъ интересуетъ высшiй светъ!)
А ниже - точно намъ и дела нетъ
До техъ, что не находятся въ столице -
Лишь въ двухъ строкахъ передаетъ журналъ,
Что полкъ какой-то сильно пострадалъ.
Въ свой замокъ, бывшiй некогда аббатствомъ,
Уехалъ лордъ. Готическихъ временъ
Исчадьемъ замокъ былъ. Своимъ богатствомъ
И красотой пленялъ туристовъ онъ.
Не на горе онъ былъ расположенъ.
Монахи, вероятно, не хотели,
Чтобъ ветра вой тревожилъ миръ ихъ келiй.
LVI.
Въ долине живописной. Онъ лесами
Былъ окруженъ. Дубы, временъ иныхъ,
Шептали о друидахъ и ветвями
Стремились въ небеса. Изъ чащи ихъ
Предъ стадомъ выбегалъ, на водопой
Къ волнамъ ручья его ведя, зарей.
LVII.
Предъ самымъ замкомъ озеро красиво,
Свои струи, что въ даль неслись бурливо,
Река смирялась, силу потерявъ.
Мирьяды птицъ ютились суетливо
Среди прибрежныхъ зарослей и травъ.
Волшебно отраженъ волной певучей.
LVIII.
Изъ озера стремглавъ неслася внизъ
Река съ зловещимъ грохотомъ и трескомъ;
Чаруя взоръ молнiеноснымъ блескомъ;
Затемъ река, какъ девочки капризъ,
Смиряла гневъ и дальше съ тихимъ плескомъ
Среди лесовъ струилась, - неба сводъ
LIX.
Развалины готическаго храма
Виднелись въ стороне. Одинъ лишь сводъ
Отъ зданья уцелелъ и велъ упрямо
Среди руинъ одинъ стоялъ онъ прямо,
Удерживая времени полетъ,
Невольно этотъ памятникъ искусства
Будилъ въ артисте горестныя чувства.
Рядъ нишъ пустыхъ виднелся вдоль стены.
Тамъ изваянья некогда стояли
Двенадцати святыхъ, но въ дни войны,
Когда Стюарта лорды защищали,
Престола кровь напрасно проливали
За короля, что, потерявши власть,
Ни править не умелъ, ни съ славой пасть,
LXI.
Мадонна уцелела лишь одна
Какимъ-то чудомъ. Съ этими местами,
Ихъ освятивъ, сроднилася она.
Когда руины храма передъ нами,
Религiозность, суеверье ль это -
Я не могу дать точнаго ответа.
LXII.
Въ былые дни огромное окно
Теперь зiяло пропастью оно;
Не оглашался гимнами святыми
Разрушенный тотъ храмъ, где ужъ давно
Лишь мракъ царилъ подъ сводами немыми,
Унылый ветра вой и крики совъ.
LXIII.
Когда жъ луна таинственно сiяла
И ветеръ дулъ съ известной стороны,
Грустна, какъ тихiй стонъ иль плескъ волны,
Тамъ дивная мелодiя звучала;
Иные говорили, что слышны
Лишь отзвуки далекаго каскада
LXIV.
Народъ же былъ глубоко убежденъ,
Что местный духъ, носяся по руине,
Молчанье ночи будитъ. Такъ Мемнонъ,
Зарею издаетъ протяжный стонъ.
Тотъ грустный стонъ я помню и доныне;
И я хоть много разъ внималъ ему,
Но все жъ его причины не пойму.
Фонтанъ среди двора своей структурой
Шепталъ о веке, что давно угасъ;
Его и украшенья, и контуры
Причудливостью формъ кололи глазъ.
Въ бассейнъ бросали воду, что, дробясь,
Вся въ брызги разлеталась; такъ безследно
Минутной славы гибнетъ призракъ бледный.
LXVI.
Кой-где въ огромномъ зданьи уцелели;
Местами были ясно въ немъ видны
Остатки комнатъ, трапезы и келiй.
Удары летъ и бедствiя войны
Часовня сохраняла видъ былой,
Среди руинъ сiяя красотой.
LXVII.
Но не изящность древняго строенья
(Глядя на великана, безъ сомненья,
Никто, любуясь имъ, въ разсчетъ не бралъ
Естественно ль подобное явленье?)
Такъ всякаго невольно поражалъ
Готическихъ временъ старинный замокъ.
LXVIII.
Портреты предковъ въ рамкахъ золотыхъ
Служили украшеньемъ галлереи:
Тамъ рядъ вельможъ съ подвязкою на шее;
Красавицы, въ костюмахъ дней иныхъ,
Блистали между ними, словно феи;
Богато разодетыхъ старыхъ дамъ
LXIX.
Пестрели тутъ и судьи съ строгимъ взоромъ
Въ обшитыхъ горностаемъ епанчахъ;
Встречались вы и съ мрачнымъ прокуроромъ,
Давалъ лишь ходъ тяжелымъ приговорамъ;
Тамъ красовались также на стенахъ
Духовные отцы, которыхъ нравы
Мирились плохо съ пастырскою славой;
Бароны техъ эпохъ, когда булатъ
Одерживалъ победы надъ врагами,
А не свинецъ; военные безъ латъ,
Но въ парикахъ напудренныхъ, съ косами
Съ ключами золотыми иль жезлами,
Встречался и угрюмый патрiотъ,
Вкушавшiй неудачъ унылый плодъ.
LXXI.
Пленяя взоръ, встречались также тамъ;
Амуры сладострастные Альбана
Съ улыбками неслись навстречу вамъ;
Вернета кисти - волны океана
А вотъ и Спаньолетто; онъ съ любовью
Живописалъ не красками, а кровью!
LXXII.
Тутъ и пейзажъ, что подписалъ Лорренъ;
Тамъ Караваджъ, любитель мрачныхъ сценъ,
Является съ седымъ анахоретомъ;
А дальше, летъ не знающiй изменъ,
Теньеръ веселымъ тешитъ васъ сюжетомъ;
Что пить весь векъ я былъ бы счастливъ въ нихъ.
LXXIII.
Условiй надо выполнить не мало,
Чтобъ заслужить читательскiй дипломъ.
И понеслась проселочнымъ путемъ!)
Для этого читайте все съ начала
И пропусковъ не делайте при томъ;
А если вы начнете съ заключенья,
LXXIV.
Читатель! длинной описью своей
Я надоесть успелъ тебе не въ меру.
Смутилъ и Феба тонъ моихъ речей:
Не превратился ль я на склоне дней?
Хоть перечни присущи и Гомеру,
Все жъ я тебя, читатель, пощажу:
Объ утвари ни слова не скажу.
Настала осень; жатва золотая
Давно вся убрана; гостей синклитъ
Ужъ съехался, чтобъ, время убивая,
Охотиться. Не мало лесъ таитъ
Охотникъ за собакою спешитъ.
Но вы не попадайтесь, браконьеры!
Холопамъ съ баръ опасно брать примеры.
LXXVI.
Какъ въ солнечныхъ странахъ, где климатъ жарокъ,
Но погребъ англичанина богатъ
И клэретомъ, и ромомъ лучшихъ марокъ.
(Менять товаръ на деньги кто жъ не радъ?)
Пурпурныхъ гроздiй - плакать нетъ причинъ:
Сравнится ль виноградникъ съ складомъ винъ?
LXXVII.
Увы! не щеголяетъ наша осень
Деревьевъ обнаженныхъ, мрачныхъ сосенъ
Печаленъ видъ; невыносимъ туманъ,
Гнетущiй насъ, и вечный дождь несносенъ.
Все это такъ - за то намъ комфортъ данъ;
Что зелень заменяетъ намъ и летомъ.
LXXVIII.
Сезонъ охотъ веселiемъ богатъ;
Такъ хороша у насъ villeggiatura,
Нимвродъ, не устрашенъ погодой хмурой
И облачивши Мельтона нарядъ,
Явиться бъ могъ, покинувъ степи Дура.
Нетъ кабановъ у насъ въ лесахъ густыхъ,
дичи много и безъ нихъ.
LXXIX.
Изъ высшихъ сферъ лишь избранныя лица
Въ старинный замокъ съехались толпой.
Изяществомъ пленяя и красой,
Блистали тамъ чарующiя львицы,
И нежныхъ миссъ носился светлый рой.
(Иную миссъ, что агнца видъ имела,
LXXX.
Я не могу назвать по именамъ
Семейства графовъ, герцоговъ, бароновъ
И важныхъ лицъ, въ то время бывшихъ тамъ.
Я умолчу о прошломъ милыхъ дамъ;
Ихъ светъ ласкалъ. Рабамъ его законовъ
Не угрожаетъ тяжкiй приговоръ;
Ихъ въ свете ждетъ почетъ, а не позоръ.
Нашъ высшiй светъ похожъ на фарисея:
Кто лицемеръ, тотъ у него въ чести.
Всегда великосветская Медея
Себе Язона можетъ завести -
Съ полезнымъ - и приличья соблюсти.
Такъ думаетъ Горацiй; такъ же - Пульчи.
"Omne tulit punctum quae miscuit utile dulci":
LXXXII.
Безжалостно клеймитъ, какъ преступленье;
Я виделъ безупречную жену,
Которую втоптали въ грязь гоненья;
Притомъ знавалъ матрону не одну,
Какъ Сирiусъ, блестя, свершала путь,
Насмешками не смущена ничуть.
LXXXIII.
(Еще о многомъ могъ бы передать я,
Все гости лорда были, безъ изъятья,
Брамины модъ и высшихъ сферъ цари;
Но не о всехъ вамъ ясное понятье
Могу я дать, - ихъ было тридцать-три!
Два-три абсентеиста было тоже.
LXXXIV.
Тутъ Паррольсъ былъ - законоведъ-наглецъ,
Всехъ изумлявшiй наглостью запросовъ,
Тутъ былъ и Рэккеймъ, - мало ценныхъ взносовъ
Поднесшiй музамъ юноша-певецъ;
Былъ и лордъ Парро, критикъ и философъ,
А также - забулдыга и буянъ -
LXXXV.
Былъ герцогъ Дэшъ, что съ головы до пятокъ
Былъ герцогомъ; тамъ всякiй знатный пэръ
Носилъ происхожденья отпечатокъ,
Шесть юныхъ миссъ (мой перечень не кратокъ!)
Всехъ поражали скромностью камеръ,
Но жениховъ имели лишь въ предмете
Поймать въ искусно брошенныя сети.
Почтенныхъ лицъ (решить я не берусь,
Заслуженно ль встречали ихъ съ почетомъ)
Не мало было тамъ. Одинъ французъ,
Известный по уму и по остротамъ,
Однако, не любилъ платить по счетамъ
И въ клубахъ онъ успеха не имелъ,
Играя и словами, и на мелъ.
LXXXVII.
Ученый, давшiй самъ себе дипломъ;
Тамъ былъ и проповедникъ знаменитый,
Что съ грешниками больше, чемъ съ грехомъ,
Боролся; тамъ же, лаврами увитый,
Тамъ лордъ Плантадженегь, виверъ опасный,
Блисталъ въ пари своей любовью страстной.
LXXXVIII.
Тамъ былъ одинъ гвардеецъ-великанъ
Но на словахъ почтенный ветеранъ
Разилъ враговъ успешней, чемъ въ сраженьи.
(Сопротивляться могъ ли вражiй станъ!)
Тамъ былъ судья, охотникъ до глумленiй
Что юморомъ смягчалъ свой приговоръ.
LXXXIX.
Какъ съ шахматной доскою жизнь людская
Сходна! Въ ней короли и пешки есть,
Судьба должна те куклы къ цели весть.
О, муза! ты, какъ бабочка порхая,
Для отдыха нигде не можешь сесть;
Будь у тебя при крыльяхъ также жало -
ХС.
Я позабылъ - а это, право, грехъ! -
Оратора, что заслужилъ хваленья
За первый свой дебютъ; его успехъ
Онъ произвелъ громадное на всехъ;
Изъ речи той явились извлеченья,
И всеми "образцовою" она
Была единогласно названа.
Утешенъ цицероновскою славой,
Онъ былъ всегда порисоваться радъ
И видъ имелъ надменно-величавый;
Хоть не былъ онъ познаньями богатъ,
Ученостью гордиться. Рядъ цитатъ
Онъ помнилъ наизусть и зачастую
Ихъ вклеивалъ усердно въ речь пустую.
ХСІІ.
Что рознились по взглядамъ и по мненьямъ;
Одинъ былъ сдержанъ, холоденъ и прямъ,
Другой лишь жилъ однимъ воображеньемъ;
Но все внимать любили ихъ речамъ;
Со скакуномъ; другой же былъ Катонъ:
Красноречивъ, но холоденъ былъ онъ.
XCIII.
Одинъ изъ нихъ былъ сходенъ съ фортепьяно,
Одинъ всегда впередъ стремился рьяно,
Другого былъ невозмутимъ покой;
Известность имъ въ уделъ досталась рано.
И светъ встречалъ ихъ съ лаской и хвалой.
И были безусловно даровиты.
XCIV.
Быть можетъ вы найдете, что гостей
Въ деревне собралось уже не въ меру;
ête-à-tête еще скучней.
Все изменили нравы, тонъ, манеру;
Прошла пора, когда смешить людей
Конгреву удавалось и Мольеру
Обильемъ типовъ глупости людской;
XCV.
Конечно, дураковъ еще не мало,
Но стороны смешныя отошли
На заднiй планъ; такъ жизнь плетется вяло,
Все въ обществе однообразнымъ стало,
И люди до того теперь дошли,
Что на два вида ихъ делить сподручно:
На скучныхъ и на техъ, которымъ скучно.
Приходится - такъ скуденъ жизни путь -
Довольствоваться колосомъ помятымъ;
Читатель! ты на ниве жизни будь
Воозомъ, благодетелемъ богатымъ,
Къ инымъ придти я могъ бы результатамъ,
Но не хочу, приличiя любя,
Смутить излишней смелостью тебя!
ХСѴІІ.
Довольствоваться надо. Все жъ извлечь
Изъ мелкихъ крохъ должны добро свое мы;
Опять о замке поведу я речь:
Забытый мной, одинъ болтунъ знакомый
И для того, чтобъ быть на первомъ плане,
Свои bon-mots готовитъ онъ заране.
XCVIII.
Но какъ неблагодаренъ трудъ такой!
Чтобъ выступить съ готовой остротой,
Всехъ удивляя фразою трескучей,
Онъ часто даромъ трудъ теряетъ свой -
И вместо лавровъ только тернъ колючiй
Его не хочетъ радовать успехъ.
ХСІХ.
Я могъ бы дать вамъ описанье пира;
Лордъ Генри каждый день своихъ гостей
Никакъ не пала бъ въ мненiи людей,
Обеды воспевая. Счастье мiра,--
Съ техъ поръ какъ Ева жадностью своей
Сгубила насъ, запретный плодъ отведавъ,--
С.
Не потому ль евреямъ Богъ сулилъ
"Кипящую и молокомъ, и медомъ"
Богатую страну? Намъ тоже милъ
Забывъ любовь, утративъ свежесть силъ,
Мы равнодушно къ жизненнымъ невзгодамъ
Относимся; но можно ли тебя,
О, золото! лишиться не скорбя?
Охотились мужчины утромъ рано,
Стараясь отъ ennui себя спасать;
Пусть скука - плодъ британскаго тумана,
Названье ей мы не съумели дать.
И, духъ гнетя, мешаетъ даже спать,
Однако, чтобы дать о ней понятье,
Французскiй терминъ долженъ былъ прибрать я.
CII.
Иль о картинахъ важно разсуждали;
Другiе же въ тени аллей густыхъ,
Любуясь садомъ, медленно гуляли;
Однихъ газеты тешили; другихъ
Но всякiй былъ идти къ обеду радъ:
Ведь въ шесть часовъ въ деревне есть хотятъ.
СІІІ.
Никто не зналъ малейшаго стесненья;
Служилъ для всехъ звеномъ соединенья;
Свободно вы могли вставать чуть светъ
Иль въ позднiй часъ; искать уединенья
Иль общества; свой делать туалетъ
И завтракать, когда и какъ хотели.
СІѴ.
Верхомъ катались дамы по утрамъ,
Когда была хорошая погода;
Иль пели; чинно обсуждали моды;
Учили новый па иль язычкамъ
Давали волю; пользуясь свободой,
Писали письма длинныя порой,
СѴ.
Когда вамъ дама пишетъ, пламенея
Отъ страсти, иль какъ другъ посланье шлетъ,
Всегда васъ обойти въ виду имея,
Со свистомъ вероломнымъ Одиссея,
Сгубившаго Долона, грустный плодъ
Ея интригъ сравнить, конечно, можно.
Ответъ всегда пишите осторожно!
У лорда Амондвиля для гостей
Не мало было всякихъ развлеченiй:
Бильярдъ и карты въ дождь (игра костей
Находитъ только въ клубахъ примененье);
Езда, катанье въ лодкахъ иль уженье.
(Последнее, по моему, порокъ,
Являющiй, какъ человекъ жестокъ!)
CVII.
(Тамъ розами былъ устланъ жизни путь);
По вечерамъ дуэты раздавались...
Кому они не волновали грудь!
Порой две миссъ на арфахъ отличались,
При исполненьи модуляцiй нежныхъ,
Красою плечъ и ручекъ белоснежныхъ.
CVIII.
Когда же не случалося охотъ,
Любезный мадригалъ пускался въ ходъ,
И дамы съ грацiозностью порхали;
Но бальныхъ дней - увы! - былъ кратокъ счетъ:
До танцевъ ли мужчинамъ, что устали
Все расходились къ девяти часамъ,
СІХ.
Политикъ, где-нибудь въ углу, подробно
Воззренье развивалъ; острякъ иной
Чтобъ поместить bon-mot готовый свой;
Но это для терпенья камень пробный!
Какъ редко мигъ является такой...
Но вотъ онъ наступаетъ, все готово,
СХ.
Условна, монотонна, холодна
Въ среде великосветской жизнь неслася,
По внешности пленительной сходна
Тамъ увлеченiй дама ни одна
Не знала. Ужъ давно перевелася
Порода забулдыгъ и легкихъ львицъ:
Мы сборища лишь видимъ строгихъ лицъ.
Въ деревне раньше луннаго захода
Все дамы расходились по угламъ,
Заботясь о здоровьи. Только мода
Въ столице не ложиться по ночамъ;
Нетъ ничего полезнее для дамъ,
Живыхъ цветовъ, какъ спать ложиться рано.
Ведь сонъ здоровый - лучшiя румяна.