| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1823 |
| Категория: | Поэма |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Дон-Жуан. Песня десятая.
ПЕСНЯ ДЕСЯТАЯ.
I.
Когда однажды, въ думу погруженъ,
Въ саду увиделъ яблока паденье
Мудрецъ, известный каждому - Ньютонъ,
То былъ открытъ имъ принципъ - "тяготенья".
Съ техъ поръ, какъ палъ за первый грехъ Адамъ,
Онъ первый могъ, въ наследство всемъ векамъ,
Изъ яблока, - могу ль его не чтить я?--
Намъ подарить полезное открытье.
II.
Чрезъ яблоко палъ человекъ, - затемъ
Чрезъ яблоко возвысился онъ снова
И Исаакъ Ньютонъ, на диво всемъ,
Прочистилъ путь до неба голубаго.
Съ техъ поръ сталъ мiръ открытьями богатъ
И въ немъ съ техъ поръ механики царятъ;
Могу я предсказать теперь безъ спора -
Паръ доведетъ до месяца насъ скоро.
Къ чему жь подобный прологъ? - Какъ поэтъ,
Восторженно сижу я за бумагой
И делаетъ душа моя курбетъ
И грудь полна безумною отвагой.
Я ниже техъ, кто чрезъ стекло и паръ
Подвинули впередъ земной нашъ шаръ,
Шли противъ ветра, звезды открывали,
Но, какъ певцу, они мне равны стали.
IV.
Я тоже противъ ветра въ жизни плылъ
И если телескопъ мой плохъ немного,
Я берега и землю разлюбилъ,--
Безбрежный океанъ моя дорога.
По океану вечности ношусь
И рева волнъ и бурь я не боюсь
И, отъ борьбы безстрашной молодея,
Межь дикихъ волнъ лечу въ своей ладье я.
V.
Жуанъ, - къ нему вернемся, - испыталъ
Но муза вследъ за нимъ не броситъ залъ...
(Ведь музы целомудренны и юны).
Скажу одно: онъ молодъ былъ, красивъ,
Силенъ и свежъ, доволенъ и счастливъ,
Безчестiя стыдомъ не заразился
И участи менять не торопился.
VI.
Но птичка только выростетъ - вспорхнетъ.
"О, если бъ крылья голубя мне дали",
Сказалъ пророкъ, - "я улетелъ бы..." Вотъ
Мы видимъ старика въ его печали,
Съ разбитымъ сердцемъ, съ думой на челе:
Онъ предпочелъ бы верно на земле
Знать лучше вздохи сына молодаго,
Чемъ хриплый кашель дедушки седаго.
VII.
Но вздохамъ прекращаться суждено
И слезы высыхаютъ въ мiре этомъ:
Такъ ручейкомъ бежитъ река Арно
Два-три промчится месяца въ году
И мы забудемъ слезы и беду,
И даже все рыдающiя вдовы
Въ короткiй срокъ утешиться готовы.
VIII.
За вздохами приходитъ кашель къ намъ,
Порой они приходятъ вместе къ людямъ,
Хоть рано быть еще намъ старикамъ.
За то когда все чувствовать мы будемъ,
Что лето жизни нашей отцвело,
А все вокругъ такъ весело, светло:
Блистаютъ люди, любятъ, умираютъ,--
То въ насъ они досаду возбуждаютъ.
IX.
Но Донъ-Жуану гробъ не угрожалъ.
Онъ вознесенъ и счастливъ былъ безмерно,
И почести повсюду принималъ.
Хоть это счастье, впрочемъ, эфемерно,
Но кто весной за то пренебрежетъ,
Нетъ, встретимъ лето нежными словами
И - запасемся на зиму дровами.
X.
Притомъ Жуанъ для женщинъ среднихъ летъ
Таилъ въ себе достоинствъ очень много,
Но девушки въ нихъ знанья страсти нетъ
Знакома имъ любовная тревога
Лишь по стихамъ да по девичьимъ снамъ...
Мы возрастъ жонъ считаемъ все по днямъ,
Не лучше ли, - замечу между нами,--
Считать ихъ возрастъ лунными ночами?
XI.
А почему?.. Ахъ, Богъ мой, потому,
Что та луна капризна и невинна;
Иные замечанью моему
Пожалуй смыслъ иной дадутъ безчинно,
А это, какъ самъ Джеффри уверялъ.--
Великiй стыдъ... Я взглядъ тотъ разделялъ,
Всемъ извиняя ложные упреки
XII.
Когда враги друзьями стали вновь,
То и должны друзьями оставаться.
Ихъ ненависть, волнующая кровь,
Ничемъ, ничемъ не можетъ оправдаться.
Ужиться съ ней я никогда не могъ,
Она мне ненавистна, какъ чеснокъ,
Какъ полкъ друзей, знакомыхъ стороною
Съ любовницею нашей отставною.
XIII.
Нетъ хуже дезертирства. Ренегатъ,
Саути, другъ обычаевъ похвальныхъ
Вернется къ реформаторамъ наврядъ,
Забывши циклъ певцовъ оффицiальныхъ.
Нетъ, честный человекъ не поплыветъ,
Куда подуетъ ветеръ, не начнетъ
Преследовать, - едвалъ есть дело хуже,--
Любовника постылаго иль мужа.
XIV.
Находятъ въ жизни черныя лишь пятна,
Съ дурныхъ сторонъ разсматривая светъ,
И все для нихъ на свете непрiятно,
А мiръ межъ темъ въ невежестве живетъ,
Родится въ немъ и стареетъ народъ.
Законоведъ, какъ и хирургъ, безстрастно
Готовъ поднять свой скальпель ежечасно.
XV.
Законоведъ - моральный трубочистъ.
Вотъ почему бываетъ онъ не чистъ,
На немъ всегда лежитъ слой вечной сажи,
Хотябъ сменялъ костюмъ онъ часто даже.
Онъ сохраняетъ темный колоритъ,
Но вы... для васъ я сделаю изъятье.
И цезарская мантiя сидитъ
На васъ, мой другъ, какъ собственное платье.
XVI.
Все маленькiя ссоры прежнихъ летъ
Теперь уже окончены и нетъ
Для ссоръ и непрiятностей возврата.
"Auld Lang Syne!" Пью за старину!
Я, можетъ быть, на васъ и не взгляну,
Но я готовъ признаться всенародно,
Что вы себя держали благородно.
XVII.
"Auld Lang Syne!" Жаль, что этихъ словъ
Вамъ не могу сказать я, но охотно
Теперь бы выпить съ вами я готова
И поболтать за чашей беззаботно.
По крови я почти шотландецъ самъ,
По воспитанью также близокъ вамъ
И иногда - вся кровь придетъ въ движенье -
Рисуются въ моемъ воображенье -
XVIII.
Шотландскiе холмы и ручейки
И моста Балгунiйскаго перилы...
Вновь оживаютъ,^чисты и легки,
И предо мной прошедшее встаетъ
И светлой вереницею плыветъ,
Минувшее вновь ожило въ картине...
Мне можно ли забыть "Auld Lang Syne",
XIX.
Въ былые дни капризовъ и причудъ,
Я злобно надъ шотландцами смеялся
И высказалъ не мало гнева тутъ
И силы показать свои старался.
Въ себе я кровь шотландца не убилъ
И все люблю, люблю еще доныне
Шотландiи и горы и пустыни.
XX.
Идеалистъ и реалистъ, что, право,
Одно и то же; мыслилъ кто и шилъ,
Тотъ различать ихъ не имеетъ права...
Не справимся мы съ разумомъ своимъ,
И насъ томитъ, волнуетъ чрезвычайно
Грядущаго неведомая тайна.
XXI.
Жуанъ ужасно скоро обруселъ.
Что справиться онъ съ ними не умелъ
И не бежалъ отъ новыхъ приключенiй.
Пиры и танцы, женщины, балы,
Блестящiй дворъ, победы, похвалы
И край снеговъ въ рай новый превратили.
XXII.
Вниманiемъ всеобщимъ окруженъ,
Жуанъ жилъ шумно, весело, безпечно...
Но ведь и сны меняются, конечно.
На лаврахъ спалъ онъ въ чуждой стороне,
Готовый какъ къ любви, такъ и къ войне.
Такъ мы живемъ, пока не встанетъ снова
XXIII.
Въ то время, - какъ и нужно ожидать,--
Примерами дурными окруженный,
Жуанъ сталъ время праздно убивать
Для юношей опасенъ путь такой
Съ его эгоистической тоской:
Онъ свежiя въ насъ чувства убиваетъ
И сушитъ грудь и сердце очерствляетъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XXV.
Смерть - царь царей, и въ то же время ты -
Величье силы, славы, красоты
Обречено уравнивать въ могиле
Клочкомъ земли, где мертвые уснутъ?
О, смерть! пусть въ мiре этомъ люди чтутъ
Съ величiемъ и силой неизменной.
XXVI.
Жуанъ кружился, былъ и здесь и тутъ -
То на балахъ, то на большомъ обеде,
Пушистые и черные медведи,
Которые являлися не разъ
Сквозь пурпуръ, шелкъ и бархатъ и атласъ,
И какъ угрюмо-мрачные детали
XXVII.
Описывать не стану, какъ педантъ,
Всю двойственность той обстановки странной,
Тотъ "темный лесъ", тобой воспетый, Дантъ,
Въ подробностяхъ не стану отступать.
Хоть могъ ихъ по наслышке описать,
Различные разсказы вспоминая,
Но у меня въ поэме цель иная.
Хочу я описанья избежать
Не предаваясь разнымъ размышленьямъ,
Хоть не легко въ дороге мысль прогнать:
Она бежитъ за нами привиденьемъ.
Такъ поцалуй любви... по я сказалъ,
Что отступать не буду я въ поэме,
Затемъ, чтобъ быть прочитанному всеми.
XXIX.
Но все за нимъ ухаживали всюду.
Онъ юности своей обязанъ темъ
И красоте, - я справедливымъ буду.
Притомъ за храбрость нравиться онъ могъ,
Обрисовать всю роскошь формъ и стана
И женственную прелесть Донъ-Жуана.
XXX.
Жуанъ писалъ, въ Испанiю. Родня
И, родственника счастье оценя,
Протекцiй у него теперь искала.
Хотелось эмигрировать инымъ
И порешили все судомъ своимъ:
И будетъ тамъ тепло, какъ и въ Мадриде.
XXXI.
Жуана мать, заметивъ, что сынокъ
Ея банкира больше не тревожилъ
Решила такъ, - что сынъ не даромъ пожилъ,
Жуана начала благодарить,
Что пересталъ онъ деньгами сорить,
Успелъ остепениться очень скоро
XXXII.
Потомъ она мадонне и Христу
Его здоровье, счастье поручила
И, сберегая сердца чистоту,
Затемъ узналъ Жуанъ - и былъ онъ радъ -
Что у него теперь меньшой есть братъ,
Что вышла замужъ мать его вторично
И что живетъ теперь она отлично.
Затемъ она писала рядъ похвалъ
И восхваляла сына поведенье
За то, что онъ въ почетъ такой попалъ,
Что мать о немъ отличнейшаго мненья.
А северъ ведь не то, что пылкiй югъ,
Тамъ добродетель страсть не сокрушала...
Себя Инеса этимъ утешала.
XXXIV.
Чтобъ всенародно славить лицемерье,
Чтобъ было мной оно вознесено!...
О, если бъ могъ иметь въ руке теперь я
Трубу архангела! Когда бъ я могъ
Почтенная и милая старуха,
Лишенная и зренiя и слуха!
XXXV.
По крайней мере, бедная душа,
И, свойствомъ этимъ въ жизни не греша,
Ты въ рай вошла, чтобъ въ небе ждать поверки
И награжденья страшнаго суда.
Такъ некогда въ минувшiе года
Для рыцарей, Вильгельмъ Завоеватель...
XXXVI.
Я жаловаться, впрочемъ, не хочу
За васъ мои, теперь немые, предки!
Награждены какъ должно, на последки.
Хотя съ людей позорно кожу драть,
Но вы умели грехъ свой искупать
И строили огромнейшiе храмы...
XXXVII.
Жуана жизнь, какъ въ мае утро дня,
Выла ясна, - хоть походилъ порою
Онъ на одинъ цветокъ: "Не тронь меня".
Наскучилъ северъ, холодъ и морозъ
И онъ на югъ леталъ на крыльяхъ грёзъ,
Быть можетъ, сердце тайно замирало
Въ запросахъ красоты и идеала.
Быть можетъ... но объ этомъ умолчимъ.
Всегда найдутся къ этому причины.
Печали червь приходитъ къ молодымъ
И имъ приноситъ раннiя морщины.
И каждому несетъ свой длинный счетъ;
Насъ всюду фатумъ ждетъ неумолимый;
Кредиторы иль сплинъ неотразимый.
XXXIX.
Вдругъ сделался Жуанъ. - Дворъ испугался.
Одинъ изъ знаменитыхъ докторовъ
За жизнь Жуана даже не ручался,
(То медикъ былъ, прославленный молвой)
Все меры были приняты, чтобъ снова
Заставить жить прекраснаго больного.
XL.
Чемъ боленъ онъ? шептались все вокругъ
Что будто то весьма простой недугъ,
Последствiе простаго истощенья,
Иль просто накопленiе мокротъ,
Иль опухоль, шепталъ кругомъ народъ,
Все мненiя такого были рода,
XLI.
Прочесть одинъ рецептъ теперь хотимъ:
"Sodae sulphat. svj. sfs. Mannae optim.
Haustus". (Докторъ рядомъ селъ съ больнымъ).
"R. Pulv. Com. gr. iij Ipecacuanhae"
(Букетъ рецептовъ былъ неисчислимъ).
"Bolus Potassae Sulphuret. sumendus,
".
XLII.
Такъ медики насъ лечатъ и морятъ
Secundum artem: это насъ забавитъ;
Но только насъ недуги посетятъ,
Мы не хотимъ такъ скоро умирать
И поспешимъ немедленно позвать,
За темъ, чтобъ жить подолее на свете,
Васъ, медики Бальи иль Ольбернети. (*)
XLIII.
Жуану смерть грозила, но онъ былъ
Силенъ и молодъ; крепкая натура
Его спасла; врачей онъ отпустилъ,
Но все жь онъ вдругъ поправиться не могъ,
Совсемъ поблекъ румянецъ прежнiй щекъ.
Врачи решили, видя ту истому,
Что нужно путешествовать больному.
По ихъ словамъ, суровость русскихъ зимъ
Была вредна для урожденца юга,
Что рисковалъ здоровьемъ онъ своимъ
И скоро могъ зачахнуть отъ недуга...
И вотъ тогда онъ сделанъ былъ посломъ
И съ пышностью, вполне приличной сану,
Пришлось къ британцамъ ехать Донъ-Жуану.
XLV.
Какой-то споръ между двухъ кабинетовъ -
Россiйскимъ и британскимъ, - тонкiй споръ
И рядъ дипломатическихъ ответовъ
По поводу, какъ понялъ Донъ-Жуанъ,
По поводу продажи кожи, соли
И плаванья въ Балтiйскомъ море, что-ли
XLVI.
Къ той миссiи назначенъ былъ Жуанъ.
Онъ заслужилъ въ награду новый санъ
И въ тотъ же день, коленопреклоненный,
Онъ предъ царицей голову склонилъ,
Инструкцiи посольства получилъ,
И навсегда съ Невою распрощался.
XLVII. XLVIII.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы съ Донъ-Жуаномъ сядемъ въ экипажъ.
Въ коляске превосходной изъ столицы
Отправился герой счастливый нашъ.
Тотъ экипажъ подарокъ былъ царицы:
Сама въ Тавриду ездила она,
Теперь же онъ, посолъ и пылкiй воинъ,
Сиделъ въ ней веселъ, счастливъ и спокоенъ.
L.
Онъ съ ними никогда не разставался
И ездить никуда безъ нихъ не могъ:
Хоть странно очень - къ нимъ онъ привязался.
Такъ часто дева летъ подъ шестьдесятъ
А онъ - онъ старымъ вовсе не казался
И девою никемъ не назывался.
LI.
Посольства штатъ его сопровождалъ,
А Донъ-Жуанъ къ себе въ коляску взялъ
Лейлу - крошку. Этого ребенка
Онъ спасъ подъ Измаиломъ на войне
Хоть муза изменяетъ часто мне,
Тебя, моя прекрасная Лейла.
LII.
Она была мила такъ и умна,
А между темъ смотрели глазки строго,
Лейла знала жизнь еще немного,
Неудалось ей испытать борьбы,
Превратности и счастья и судьбы...
Лишь десять летъ жила она на свете,
LIII.
Жуанъ любилъ Дейлу и она
Къ Жуану привязалась сильно тоже.
Обоихъ ихъ любовь была сильна -
Чтобъ быть отцомъ, онъ слишкомъ молодъ былъ,
Чтобъ братомъ быть... о, какъ бы онъ любилъ
Свою сестру!.. И разлучась съ сестрою,
Съ какой тоской рвался бы къ ней порою!
Но чувственной любовь та не была.
Порочной мысли въ немъ не появлялось.
Его любовь такъ далеко не шла
И за плодомъ незрелымъ не гонялась.
Бывалъ онъ платонически влюбленъ,
Хоть иногда, - мне истина дороже,--
Онъ забывалъ о платонизме тоже.
LV.
Любилъ ее, какъ любятъ патрiоты
Свой край родной и свой родимый флагъ.
Притомъ же онъ исполненъ былъ заботы
Передъ своей Леилой дорогой -
Но, впрочемъ, онъ успелъ въ томъ очень мало:
Она быть христiанкой не желала.
LVI.
Ни громъ войны, ни ужасы резни
Ханжи ее смущали, но они
Лишь отвращенье вызвали въ Леиле.
На исповедь турчанка не пошла,
Быть можетъ, потому что не нашла
Что Магометъ былъ съ святостью пророка,
LVII.
Одинъ лишь христiанинъ - Донъ-Жуанъ
Не возбуждалъ въ ней страха и испуга
Они любили искренно другъ друга.
Имъ не мешала разница ихъ летъ,
Различье нацiй, верованiй... Нетъ,
Отъ этого любовь ихъ не тускнела
LVIII.
А между темъ, Жуанъ летелъ впередъ,
Проехалъ черезъ Польшу и Варшаву,
Курляндiю проехалъ, где деспотъ
Она ему служила много летъ,--
Но подъ Москвой лишился всехъ победъ
И гренадеровъ гвардiи любимой...
Тамъ палъ во прахъ орелъ непобедимый.
"Где гвардiя моя!" такъ восклицалъ
Тотъ богъ земной, Юпитеръ пораженный...
Увы! никто следа не отыскалъ
Отъ этой славы, снегомъ занесенной...
Мы непременно можемъ услыхать
Везде, повсюду, въ каждой деревушке
Другое имя славное - Косцюшки.
LX.
Чрезъ Кенигсбергъ; а градъ того названья
Известенъ, кроме разныхъ рудниковъ,
Еще какъ Канта местопребыванье.
Жуанъ о немъ не слышалъ никогда,
Не зная философскаго ученья,
Онъ проезжалъ безъ должнаго почтенья,
LXI.
Оттуда черезъ Дрезденъ и Берлинъ
Тамъ старина глядитъ изъ-за руинъ,
Тамъ каждый замокъ сделался могилой...
И глядя на обломки мшистыхъ плитъ,
Невольно мысль въ прошедшее летитъ
Предъ нами оживаютъ въ сказке лживой.
LXII.
Но далее... Мелькнулъ Мангеймъ и Боннъ,
Где Драхенфельсъ, какъ призракъ, поднимался,
Которыхъ векъ давно уже умчался.
Жуанъ и Кельнъ старинный миновалъ,
Который почему-то.сохранялъ
Давно почившихъ девственницъ скелеты...
LXIII.
Вотъ, наконецъ, Голландiя видна,
Гельвутелайсъ и славный городъ Гага,
Каналами изрытая страна,
Что въ утешенье бедности дана.
Хотя она везде осуждена,
Но не могу не высказать упрека -
Отъ бедняковъ отнять ее жестоко.
Здесь на корабль герой нашъ переселъ
И поспешилъ къ островитянамъ-бритамъ.
Надулся парусъ, ветеръ загуделъ,
Запели волны на море сердитомъ.
Но съ моремъ Донъ-Жуанъ сжился, какъ другъ,
И ожидалъ за гранью небосклона
Увидеть светлый берегъ Альбiона.
LXV.
Онъ поднялся вдали изъ-за тумана.
Какъ чужестранца, новая страна
Заставила смутиться Донъ-Жуана...
Край торгашей! уже не мало летъ
Ты освещаешь блескомъ новой славы
И шлешь ему товары и уставы.
LXVI.
Мне нетъ причинъ любитъ тотъ уголокъ,
могъ быть нацiей свободной,
Но все жъ смотреть нельзя мне безъ тревогъ,
Какъ нашей славы генiй благородный
Я не бывалъ на родине семь летъ,
И ненависть, что прежде волновала,
Во мне теперь угасла и пропала.
LXVII.
Какое будишь ты негодованье,
Какъ страстно начинаютъ все желать
Погибели твоей безъ состраданья.
Ты сделалась врагомъ всеобщимъ вдругъ,
Ты нацiямъ свободу обещала
И - только мысль ихъ цепью заковала.
XXVIII.
Ты первая раба между рабовъ.
А самъ тюремщикъ, - кто же онъ таковъ?--
Его, какъ ихъ, оковами сковали.
То право - подъ замокъ другихъ сажать
Еще нельзя свободою назвать;
Кто стережетъ колодниковъ въ остроге,
LXIX.
И вотъ Жуанъ увиделъ Альбiонъ;
Вотъ скалы Дувра, гавань съ рестораномъ,
Кругомъ неслась прислуга предъ Жуаномъ
Онъ виделъ пакетботовъ целый рядъ,
Но главное - здесь чужестранца взглядъ
Едва ль не выражалъ всегда заботы -
LXX.
Хотя Жуанъ былъ молодъ и богатъ,
И на расходы вовсе не скупился,
Но просмотри длиннейшихъ счетовъ рядъ,
Что жь за беда!... Начните размышлять:
Разрешено намъ въ Англiи дышать
Свободнымъ воздухомъ - такъ отчего же
Не заплатить за это подороже.
Эй, лошадей! и въ Кентрбери вези!..
Пусть брыжжетъ грязь и макадамъ страдаетъ
И быстро почта мчится, вся въ грязи...
Германцы такъ не возятъ - чуть шагаетъ
(Наглецъ! уже отведалъ "шнапса" онъ)
Не устрашась ни словъ, ни потасовки,
Готовъ повсюду делать остановки.
LXXII.
Такъ только перецъ действуетъ въ приправе,
Когда лететь, во весь опоръ лететь
Мы можемъ въ опньненiи, - хоть въ праве
Не торопиться вовсе кончить путь:
Вдвойне счастливей путникъ утомленный,
Чемъ далее отъ цели отдаленной.
LXXIII.
Соборъ Кентерберiйскiй посетилъ
Тамъ каску принца Чернаго открылъ
Съ плитою окровавленной Беккета (*).
Читатели! еще примеръ вамъ всемъ:
Отъ славы той остался старый шлемъ,
Какой урокъ торжественный для света!
(*) Достопримечательности, показываемыя всемъ путешественникамъ въ Кентерберiйскомъ соборе.
LXXIV.
Но этотъ шлемъ Жуана, поразилъ,
Онъ надъ могилой взоры опустилъ,
Где умеръ тотъ, кто словомъ, точно жаломъ,
Смущалъ покой деспотовъ - королей,
И поплатился жизнiю своей...
И - для чего построенъ онъ, спросила.
LXXV.
Затемъ, узнавъ, что это "Божiй домъ",
Его богатству, роскоши дивилась.
И вдругъ лицо сиротки затемнилось
При мысли той, что Магометъ не могъ
Построить въ честь Аллы такой чертогъ,
И что такiя пышныя мечети
LXXVI.
Впередъ, впередъ, чрезъ тучныя поля,
Чрезъ этотъ рай, добытый нашимъ потомъ...
Милей певцу родимая земля,
Цветы нежней и ярче неба цветъ,
Но испытавъ изгнанье много летъ,
На родине забудемъ мы все страны,
Ихъ рощи, ледники и ихъ вулканы.
А если кружки съ пивомъ вспомню... Но
Не нужно умиляться. - Почтальоны,
Гоните поскорее!... Ужь давно,
Благословляя Англiи законы,
Где множество свободныхъ англичанъ
Взадъ и впередъ неслися и мелькали
И чужестранца гордо озирали.
LXXIX.
Она ровна и не страшитъ буграми
И на подобье гордаго орла
Едва земли касается крылами.
Когдабъ ее увиделъ Фаэтонъ,
Но "Surgit amari aliquid" (*): вправо -
Стоитъ дорожной пошлины застава.
(*) "Является нечто горькое"
LXXIX.
Берите жизнь, крадите женъ у мужа,
Но у людей не троньте кошелька.
Такихъ людей считаютъ вдвое хуже,
Чемъ всехъ убiйцъ: такъ дорогъ намъ металлъ
Но не прощалъ и проклиналъ заране,
Всехъ техъ, кто рыться смелъ въ его кармане.
LXXX,
Макiавель такъ думалъ... Донъ-Жуанъ
И составляетъ гордость англичанъ...
О, бритты! Смейтесь, если есть охота,
Но если въ васъ течетъ британцевъ кровь,
Но если въ васъ есть къ Лондону любовь -
Вотъ Шутерсъ-Гилль открылся нашимъ взорамъ.
LXXXI.
День угасалъ. Везде носился дымъ,
Какъ чадъ изъ потухавшаго волкана.
И Англiя не родина Жуана,
Но онъ съ благоговенiемъ вступилъ
Въ тотъ новый край, который покорилъ
Почти всю землю съ севера до юга
LXXXII.
Каменьевъ груда, неба дымный сводъ,
Грязь, копоть, шумъ и вечное движенье.
Порою где-то парусъ промелькнетъ
И здесь и тамъ огромныхъ башенъ рядъ,
Которыя сквозь дымъ едва глядятъ,
Поднявшись надъ угрюмыми стенами:
То - Лондонъ открывается предъ нами.
Но Донъ-Жуанъ иначе разсуждалъ.
Ему тотъ дымъ магическимъ казался,
И думалъ онъ: алхимикъ раздувалъ
Тотъ самый дымъ изъ печки - и старался
Весь этотъ чадъ не могъ его смутить,--
Онъ находилъ атмосферу прекрасной,
Здоровой и - не очень только ясной.
LXXXIV.
Какъ судно передъ залпомъ, тоже стану...
О, вы, британцы, милые друзья,
Наверно васъ врасплохъ теперь застану
И веникомъ, подобно мистриссъ Фрей (*),
Изъ всехъ салоновъ вашихъ запыленныхъ,
Огромнымъ слоемъ пыли занесенныхъ.
(*) Квакерша, которая много способствовала къ улучшенiю положенiя заключенныхъ женщинъ въ Ньюгете.
LXXXV.
Вамъ предложить могу иную честь я:
Чтобы внести добра и славы светъ,
Ступайте вы въ Карльтонское (*) предместье,
Вашъ даръ, быть можетъ, тамъ не пропадетъ.
А ужъ потомъ спуститесь до народа...
Да, изберите путь такого рода.
(*) Carlton-house - въ то время королевская резиденцiя.
LXXXVI.
Уверьте ихъ, что юность не вернется,
Что крикъ льстецовъ пора имъ усмирить,
Что сердце всехъ къ нимъ ненавистью бьется.
Скажите имъ, что сэръ Вильямъ Кертисъ -
Въ слiянiи по истине богатомъ,
Большое тупоумiе съ развратомъ!
LXXXVII.
Скажите имъ, что у дверей могилъ,
Величiя достигнуть - въ нихъ нетъ силъ,
Скажите этимъ людямъ развращеннымъ...
Но безполезно вамъ давать советъ,
Я лучше самъ начну будить весь светъ,
И, мистриссъ Фрей, окончу ваше дело.
ДМИТРІЙ МИНАЕВЪ.
"Современникъ", NoNo 1--8, 10, 1865, NoNo 1, 4, 1866