| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1817 |
| Категория: | Драма |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Манфред. Акт вторый (старая орфография)
Акт вторый.
СЦЕНА I.
Хижина между Бернскими Альпами.
Манфред и Охотник.
Охотник. Нет, нет; постой, ты должен обождать;
Ты не окреп ни телом, ни душою;
Хоть час-другой, по крайней мере; - я
Потом опять твой провожатый; только -
Скажи куда?
Манфред. Зачем тебе? я знаю
И сам мой путь; мне проводник не нужен.
Охотник. Ты человек высокого рожденья,
Один из тех, чьи замки с горных скал
К нам смотрят на долины; ты владетель
Которого меж ними? Мне знакомы
У них одни ворота; но порою
С вассалами случалось мне сидеть;
Поэтому, тропинки к их воротам
Я знаю все; - из них, который твой?
Манфред. Все для тебя равно.
Охотник. Прости за спрос
И не сердись; не откажись отведать
От моего вина; как много раз
Оно в горах мне кровь отогревало!--
Попробуй сам: ну, чокнемся с тобой.
Манфред. Прочь, прочь! кровь по краям течет... Ужели
Ее земля не примет никогда?
Охотник. Ты вне себя; ты бредишь, как во сне.
Манфред. Я говорю - тут кровь! Гляди - тут кровь!
Та теплая и чистая струя
Когда мы с ней, живя одной душой,
И молоды так были, и любили,
Как не должно-б друг друга нам любить.
Кровь эта пролита, но пар кровавый,
Как облако, мне застилает небо,
То небо, где тебя покуда нет,
А мне не быть, мне никогда не быт!
Охотник. О, странный человек, гонимый страхом
Невидимых чудовищ, - хоть твой грех
И должен быть ужасен, - все найти
Ты мог бы облегченье: призови
Святых Мужей и кроткое терпенье.
Манфред. Терпенье! - нет; не кровожадным птицам,
Оно идет лишь вьючному скоту.
Тверди о нем тебе подобной грязи;
Охотник. Слава Богу!
Да мне хоть дай ВильгельмаТелля славу,
Я-б не хотел быть вашим. Но сносить
Ты зло свое обязан без роптанья.
Манфред. Я и сношу! гляди: ведь я живу.
Охотник. Не только жить, - так умирать ужасно.
Манфред. Я говорю - я прожил много лет,
Тяжелых лет; но те лета - мгновенья
Пред тем, что мне осталось доживать:
Что час - то век, что шаг - то бесконечность,
С боязнию и жаждой умереть.
Охотник. А по лицу ты смотришь человеком
Лишь средних лет: тебя я старше много.
Манфред
Ты прав; но мера наших лет - дела.
Мои ж дела умножили без счета
И дни мои, и ночи; друг на друга
Их сделали похожими точь в точь
Как два зерна песку на дне морском;
В холодную пустыню обратили,
Подобную безплодным берегам,
Где дикий вал, отхлынув, оставляет
Осколки щеп, обломки скал, кремни,
Траву горько-соленую, да трупы.
Охотник. Увы! он сумасшедший, как мне быть?
Манфред. О, еслиб я был сумасшедший вправду!
Тогда бы все, что мечется в глазах,
Что вижу я... одной мечтой бы было.
Охотник. Что ж видишь ты, иль думаешь видать?
Манфред
Твой скромный быт, гостеприимный кров,
Покорный дух, но гордый и свободный,
И это уважение к себе,
Которому основой - непорочность;
Дни, полные здоровья, ночи - сна;
Твои труды, которые опасность
Собою благородит; долгий век,
С надеждою на тихую могилу;
Над нею крест с венком из трав, сплетенным
Любовию внучат твоих - вот, вот
Что вижу я, когда жь взгляну в себя...
Но все равно - душа моя увяла.
Охотник. Ужель с моей ты б долей поменялся?
Манфред. Нет, друг мой, нет! я б не хотел обидеть
Живую тварь столь гибельной меной.
Я выносить могу и выношу -
Чего другим не перенесть во сне...
. И с этаким участием к собратьям,
Ты очернен грехом? Не говори.
С такой душой возможно ль жаждать крови
Хоть злейшого врага!
Манфред. Ах, нет, нет, нет!
Я обижал лишь тех, кого любил я,
Кем был любим: врагов я поражал
В законной лишь защите, - но объятья,
Губительны мои объятья были...
Охотник. О, Боже! дай душе его покой,
Дай слезы покаяния греху. -
Я помолюся за тебя.
Манфред. Напрасно.
Но пожалеть ты можешь. Я иду.
Пора, - прощай. Вот деньги; - без отказа;
Я долг плачу; но не ходи за мной;
Еще, еще раз, - не ходи за мной!
(Манфред уходит.)
СЦЕНА II.
Долина между Альпами. -- Водопад. -- Утро.
Манфред. Еще полудня нет и радуга горит
Над водопадом аркой семицветной;
Гремучий вал серебряною гладью
С отвесных окал свергается стремглав
И пеною вздымается косматой,
Как тяжкий хвост гигантского коня,
Коня, - как говорит Апокалипсис,--
На коем смерть примчится в день суда,
Один я упиваюсь этим видом,--
О, одному здесь быть так хорошо! -
Но разделю хоть с Феей водопада
Чудесный миг. Я вызову ее.
Манфред. Прекрасный дух! дозволь мне надивиться
Твоих волос отливу золотому,
Твоих очей лучистому сиянью,
Всему, всему, чем смертных наших дев
Безсмертье наделяет лишь за гранью
Создания земного. - Между тем
Как молодость ланит твоих пылает
Румянцем ангела-младенца, на груди
У матери заснувшого с улыбкой,
Иль пурпуром, что летом, в час вечерний,
На девственных снегах ледяных гор
Горит, как стыд, румяный стыд земли,
Целующейся с небом; - между тем
Как вид небесный твой мрачит собою
Блеск радуги, согнутой над тобой,--
Прекрасный Дух! в твоем покойном взоре,
Отколь глядит безсмертная душа,
Волненью недоступная, я вижу,
Власть вышняя беседовать с духами,
Тобой прощен, что смел к тебе взывать,
Что на твое безсмертие глядит он.
Фея. О, сын земли! я знаю и тебя,
И тех, кому ты властию обязан.
Ты человек обильных дум и дел,
В добре и зле равно неукротимый,
Губительный и ближним и себе.
Чего во мне ты ищешь? отвечай!
Манфред. Лишь дай взглянуть на красоту твою.
Лице земли свело меня с ума,
И я ищу опасенья в её тайнах,
Ея владык невидимых бужу,--
Хоть и они мне тож не пособили.
Я в них искал, чего они не в силах
Мне были дать; теперь я не ищу
Уж ничего.
Фея. Что ж быть могло, чего бы
Правители стихий?
Манфред. Хоть для меня тут пытка, - все равно,--
Моя печаль найдет слова и голос:
От юных лет с людьми я не сходился,
Не мог глядеть глазами их на мир;
Их жажды честолюбья я не знал,
Цель жизни их мне не служила целью.
Моя любовь, стремления, печали,--
Все делало меж них меня чужим.
Я не любил одушевленных тварей
Любовию собрата; лишь одна,
Была одна; но после.... Я сказал,
Что я с людьми лишь слабое общенье
Поддерживать старался; но в душе
Я страсть имел к пустыне; упиваться
Я воздухом любил ледяных гор,
Где птицы гнезд свивать себе не смеют,
Где взор лишь наготою поражен;
Сердитых волн, сгибаясь грудь на грудь
С их силой негодующей, меж тем,
Как океан на дерзкую отвагу,
Казалось, сам, дивяся ей, роптал;
Так укреплял я силы молодые;
Иль созерцать любил до слепоты
И свет луны, и синих звезд сиянье;
Иль приучал глаза мои глядеть
На молнию, не жмурясь; иль ходил
Внимать порой осеннею в лесах
Вечерний плач рыдающого ветра.
Так проводил я время; и когда б
Кто из людей, - с которыми стыжуся
Я быть в родстве, - тогда передо мной
Явился вдруг, с каким бы отвращеньем
Я вспомнил вновь, что сам я человек! -
Там, там, в моем блужданьи одиноком,
Я был впервой под сводами могил,
Ища причин в их следствиях; там, там -
Преступные извлек я заключенья.
С тех пор, я стал томительные ночи
Наукам запрещенным посвящать,
И с помощью великой ордалии,
Безсонного труда и воздержанья
Тяжелого, способного собою
Пространства и стихии покорять
И удивлять духов безплотных, - я
Лицом к лицу стал видеть бесконечность,
Как древние, властительные маги
И тотъ*, пред кем из тайных их жилищ,
Являлися Эрос и Антерос,
Как ты передо мной. - Но с этим знаньем
Лишь жажда знать безмерная росла
В моей груди; свет высший разуменья
Меня манил, - покуда...
* Философ IV века, Ямблин. Перев.
Фея. Продолжай.
. Не торопи! я расточаю речи
Напрасные, - я знаю; я хочу
Лишь отдалить кровавую развязку;
Но для чего? Я не назвал тебе
Ни матери, ни друга, ни отца,
Ни женщины любимой, никого,
С кем узами земными был бы связан.
Я их имел, и только-что имел.
Была одна, одна лишь -
Фея. Говори!
Манфред. Она была так на меня похожа,
Что цвет волос, глаза, черты лица
У нас почти одни и те же были,
Когда бы в ней все это красотой
Смягченным не казалось. Та-же смелость
Высоких дум в груди её жила
И та же страсть к уединенью; ум,
Вселенную обнять собой способный.
Был свыше заповедан дар елейный -
Улыбок, слез, - чего я не имел,
И нежности, - что я имел лишь к ней,
Покорности, - чего совсем не знал я.
Ея грехи - и мне принадлежали,
Но ей одной - её святые свойства.--
И я любил и погубил ее.
Фея. Своей рукой?
Манфред. Нет, не своей рукой.
Но сердце сердцем расколол я в ней.
Ея душа мне в душу заглянула,
Прочла там приговор свой - и увяла.
Я пролил кровь, но не её, хоть кровью
Она была обагрена. Я видел
И не отер.
Фея. И для созданья праха
Из племени, к которому ты сам
Столь мощное питаешь отвращенье,
Ты мог забыть дар высшого познанья
И снова к грязи прилепиться? - прочь!
Манфред. Волшебница! я говорю тебе -
С тех пор. - Но что слова? одно дыханье.
Приди взглянуть на мой лишь только сон,
Побудь со мной, когда томлюсь без сна я,
Сядь около, когда сижу один
С толпой незримых фурий; темной ночью
Я скрежещу зубами до утра,
А днем кляну себя я до заката,
В молитвах я безумия прошу,
Как счастия, - отказано и в нем!
Как к женщине в любимые объятья,
Я шел на смерть: но средь борьбы стихий
Передо мной смирялись волны; яды
Все силу потеряли, и холодной
Рукой меня сдержал какой-то демон
Над бездною, за волосок единый,
Я в творчество фантазии богатой,
Ума могучого, который был
Когда-то Крезом средь существ разумных,
Пытался погружаться, но был вновь
Отброшен в бездну мысли роковой.--
Забвения, забвения повсюду,
Во всем искал, у всех просил, - напрасно! -
Напрасно я владею высшим знаньем,
Не человеческим искуством; в нем
И жизни нет конца.
Фея. Но, может быть,
Я помогу тебе.
Манфрид
Так вызови мне мертвеца, иль дай
Мне способ умереть. О, дай! - скорее
И час назначь, и форму избери;
Определи, какие хочешь, муки,
Фея. Я не имею власти; но когда
Ты поклянешься мне повиновеньем,
Я помогу тебе в твоих желаньях.
Манфред
Кому? - духам подвластным мне - и быть
Рабом перед рабами: - никогда!
Фея. Тут все? другого нет ответа? - но
Обдумай хоть отказ свой.
. Я сказал.
Фея. Довольно! - иль я скроюсь.
Манфред. Ну-да, скройся.
Манфред. (Один). Мы времени игрушки лишь простые;
День днем сменяется, и мы живем,
Между всех дней проклятого ярма,
Давящого собою нас безмерно
И сердце заставляющого жить
Отравой мук, иль ложною отрадой,
Да, - меж всех дней минувших и грядущих,--
А настоящого у жизни нет,--
Как мало дней, и менее, чем мало,
Мы насчитать могли-б, когда душа
Пред ней дрожит, как средь зимы холодной
Перед рекой застывшей, хоть озноб
Мог быть одно мгновенье. - Но за мной
Еще одно есть средство; я могу
Ответ из всех мрачнейший тут: могила.
Могила - ничего. Но получу ли
Ответ? - пророк усопший отвечал
Волшебнице Эндорской; царь спартанский*
Из мертвых уст несчастной Византийки
Свою судьбу узнать мог. - Он убил -
Кого любил, не знав, кого убил он,
И умер непрощенным, как ни громко
Волшебников аркадских преклонить
Тень гневную - иль гнев забыть, иль мщенью
Поставить грань. Она дала ответ
Двусмысленный, но он сбылся до буквы.
Жила-б досель; лишь не люби я, - та,
Кого люблю, была-б досель прекрасна;
Счастливая, счастливила-б других.--
Но что она? О, что она теперь?
Или ничто. - Чрез несколько часов
Я голос к ней возвышу не напрасно.
Как ни боюсь, - тверда моя решимость.--
Я трепещу, хоть странно, хоть досель
Я чувствую в груди холодный лед;
Но я могу и то, чего робею,
И не робеть могу я. - Вот и ночь.
(Уходит).
Вершина горы Юнгфрау.
Первая Судьба. Встает луна светла, чиста, багряна;
Здесь на снегах, где смертного нога
Мы по ночам скользим. - На хрустале
Узорчатом и хрупком гор ледяных,
Взъерошенных, как пена бурных волн,
Застывших вдруг подобьем мертвой бури,--
На этой крутизне птицеобразной,--
Создании подземного огня,--
Где тучи отдыхают мимоходом,
Мы шабаши бездонные творим.
Я жду сестриц, за тем что в эту ночь
У нас великий шабаш. - Что ж их нет?--
Голос. (поющий извне).
Злодейства исполин,
Лежал в цепях и прахе
Забытый и один.
От сна я разбудила,
С толпою примирила,
Тирану власть дала.
В награду мне мильон людей он сгубит,
И вновь падет, и вновь моим он будет.
(тоже извне).
Корабль летел вперед, корабль летел орлом,
Ни паруса теперь, ни мачты нет на нем;
Вся палуба в щепах, весь кузов стал в обломках,
Лишь одного схватив меж волн за волоса
Мерзавца я спасла, - он дел моих краса.
Убийца на земле, пират на океан,
Не будет он в долгу, не буду я в обмане.
, (отвечая)
Спит сладко столица,
Но горе ей, горе;
Лишь днем озарится,--
И гневен, как море,
Подкрадется мор.
Зияет могила;
Любовь охладится
Лишь черным пятном
Чума воцарится
Над милым челом.
Дни плача настанут;
Завидовать станут
Почившим в гробах,--
Что мертвые груди
Не трогает страх.
Для дел моих страшных мне вечности мало.
(Вторая и третья судьбы входят).
Все три Судьбы.
Сердца людей в руках у нас,
И на один даем лишь час
Мы жизнь своим рабам.
Первая судьба. Сестрицы! здравствуйте. Где ж Немезида?
. За страшною какой-нибудь работой;
Но я сама не складывала рук
От множества забот.
Третья судьба. Вот и она.
Первая судьба. Где пропадать могла ты? - в эту ночь
Явилась ты позднее всех сестриц.
Немезида
Из мелких щеп; женила дураков;
Тиранов власть наследством укрепляла;
Я людям месть внушала на врагов,
Чтоб мстители себя ж потом прокляли;
А из глупцов - оракулов, и миром
Им управлять дала. Они совсем
Из моды выходили, и народы
Осмелились зазнаться. Вдруг царей
Чтоб через то свой вес определить.
Дался им запрещенный плод свободы...
Ого! да нам пора на облака!
(Исчезают).
Чертоги Аримана. - Ариман на троне; в руках его огненная держава, окруженная духами.
Гимн духов. Хвала, хвала властителю эфира,
На облаках поставившему трон!
Одним движеньем скиптра может он.
Дохнет - и бурь свирепый дух взыграет,
Заговорит - гром грянет в небесах,
Уронит взгляд - луч солнца померкает,
Волканы гор - следов его приметы,
Где тень его - там воцарился мор,
Ему в пути - предшествуют кометы,
Планеты в пепл - сжигает гневный взор.
И жизнь и смерть принадлежать ему
С морями слез и вечностью страданий;
Он жизнь, душа, создание всему!
(Входят судьбы и Немезида).
. О, слава Ариману! на земле
Ростет его держава; сотворили
Мы волю нас пославшого вполне.
Вторая судьба
Главы людей, но клонимся пред ним.
Третья судьба. О, слава Ариману! все мы ждем
Единого его лишь мановенья.
. Властителей властитель! мы твои;
Все, что живет, мы называем нашим -
Что менее, что боле, что сполна;
Но раздвигать пределы нашей власти -
И мы не спим: твоей последней воли
Последний звук исполнен.
(Входит Манфред).
Дух. Это кто?
Склонись и помолись.
Второй дух. В нем узнаю я
Волшебника великих сил и знаний.
. Склонись и помолися, раб! Иль ты
И твоего и нашего владыку
Не узнаешь? Иль в прах, иль трепещи!
Духи все
Иль бойся нашей мести.
Манфред. Все я знаю
И все не гну колен.
. Тебя научат.
Манфред. Но эту я науку знаю сам.
О, сколько раз в безмолвии ночей
И голову золою посылал!
Всю полноту испил я униженья,
Мне нечему учиться: поникал
Я головой пред собственным безсильем,
Первый дух. Не ты ль дерзнешь не поклониться трону,
С которого во славе Ариман
Вселенной принимает поклоненье?
Манфред. Пусть Ариман
Сперва пред тем, кто бесконечно выше,
Кем создан он не ради поклоненья,
Духи. Раздавим червяка, развеем в прах!
Первая судьба. Прочь! прочь! Он мой. Владыка сил незримых!
Вот человек, на смертных не похожий,
Присутствие уж здесь. Печали
Его души, по их природе, были
Безсмертны, как и наши; гордость дум,
Познания и непреклонность воли,
К безсмертию), в нем были таковы,
Что прах земной не облекал собою
Подобных никогда; за грань земли
Его влекли надменные стремленья,
Дошли и мы, - что в знании нет счастья,
Что свет наук есть жалкий лишь обман
Невежества на то, что составляет
Другой лишь род невежества собой.
Ни мир земной, ни горний не изъят,
Никая власть, никая тварь, ни сила
От червяка до нас и выше, в нем
Все сердце истерзали и таким
Которая уж вовсе не жалею,
Прощаю тем, кто сжалится над ним.
Он мой и твой; твоим еще быть может,
Но ни один здесь дух не может стать
Немезида. Тогда зачем он тут?
Первая судьба. Спроси его.
. Вы знаете и глубину познаний,
И сил моих: без них я б не был здесь.
Но есть еще, еще есть выше силы;
Я прихожу спросить у них ответ
Немезида. Так вопрошай.
Манфред. Ты отвечать не в силах: призови
Немезида. Кого ж тебе призвать из безтелесных?
Манфред. Тень безмогильную одну... Астарту.
. Тень ли безсонная,
Дух ли простой,
Выйди безплотная,
Стань предо мной
Сгнило ль давно,
Иль уцелело,
Встань, - все равно.
Перстью земною
И с красотою
Прежней явись.
Явись! явись! явись передо мной;
Тебя зовет мучитель твой земной!
Манфред. О, точно ль это смерть? да что же значит
Румянец щек? Но вижу я, на нем
Горит не кровь, а мертвенный багрянец
Она все та же. Боже! мне ль бояться
Глядеть на прежнюю Астарту? Нет!
Я не могу - вели заговорить ей;
Пускай простит, иль проклянет меня!
. Заклинаю тем, чья сила
Под землей тебя нашла
Чтобы ты заговорила,
Чтобы ты ответ дала.
. Она молчит, но этого молчанья
Я знаю смысл; в нем больше, чем ответ!
Немезида. Я больше не могу. Воздушный царь!
Лишь в силах ты.
Ариман. Взгляни на этот скипетр
И покорись, дух гордый!
. Все молчит!
Она не нашей сферы, но другим
Принадлежит пространствам. Смертный! ею
Отвержен ты; и даже мы остались
Манфред. Услышь, услышь меня!
Заговори, любовь моя! Астарта!
Я так страдал, я так еще страдаю;
Была, чем жизнь ко мне. О, помяни,
Как ты меня любила, как любил
Тебя я сам! Так истязать друг друга
Мы не были назначены судьбой,
Смертельный грех! Скажи, что ты меня
Презреньем не караешь, что несу
Я казнь за нас обоих, что ты будешь
Оправданной душою, и что я
Все роды смерти в заговор вступали
Против меня, чтоб жизнь мою продлить,
Чтоб трепетать безсмертия заставить
Картиною безсмертья дел моих.
Чего хочу - не знаю. В этот миг
Я чувствую - что ты такое стала,
Что сам я стал. Но прежде, чем погибель
Себе найду, молю! дай мне услышать
Когда-то бывший мне. Заговори!
Я о тебе взывал в ночи безсонной,
Будил я птиц, заснувших на ветвях,
Пугал волков голодных, гор пещеры
И в них нашел я отклик; отвечали
И духи мне, и люди... Ты молчала!
Заговори! я просмотрел глаза,
Я звезды пересиживал в ночи,
Заговори! я исходил всю землю,
Тоскуя по тебе. Заговори!
Взгляни на этих дьяволов, в их души
Проникла жалость обо мне; но их
Заговори! хоть с тем, чтобы проклясть,
Мне все равно, дозволь лишь услыхать
Тебя мне раз, еще хоть раз!
Тень Астарты
Манфред. О, продолжай! я весь лишь в этих звуках.
Твой это голос, твой.
Тень. Манфред! заутра
Прощай!
Манфред. Одно лишь слово - я прощен?
Тень. Прощай!
. Скажи - мы встретимся ль опять?
Тень. Прощай!
Манфред. О, сжалься! звук! один лишь звук!
Тень. Манфред!
(Тень Астарты исчезает).
Немезида. Она ушла, и безвозвратно.
Дух. Он в смертной агонии. Вот что значит,
В безсмертие, быв смертным, проникать.
Другой дух. Но в нем и тут дух гордый не слабеет
Будь он одним из нас, могучим духом
Он мог бы быть.
Немезида. Другого ничего
Манфред. Нет.
Немезида. Тогда - прощай на время.
. Разве мы
Увидимся? Но где? Не на земле ли?
А впрочем, где ты хочешь; но за милость
Я должником иду отсель. Прощайте!