Манфред.
Действие второе

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Байрон Д. Г., год: 1817
Категория:Драма

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Манфред. Действие второе (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Хижина в Бернских Альпах.

МАНФРЕД и ГОРНЫЙ ОХОТНИК.

                    ОХОТНИК.

Нет, нет, не торопись! - начать дорогу

Тебе нельзя: ты слаб ещё, безсилен.

Покуда отдохни, а там готов я

И проводить тебя; скажи лишь только

Куда?

                    МАНФРЕД.

          Напрасный труд! Мне путь известен,

И проводник не нужен будет вовсе.

                    ОХОТНИК.

По виду твоему и по одежде

В тебе признал я одного из знатных

Владетелей тех неприступных замков,

Которых много здесь. Так где ж твой замок?

Я человек простой - и очень редко

Но все тропинки к нашим замкам с детства

Я изучил. Лишь укажи мне место -

Я проведу тебя.

                    МАНФРЕД.

                    Не безпокойся.

                    ОХОТНИК.

Прости мне любопытство и вопросы,

И будь повеселее хоть немного.

Вот выпей моего домашняго вина ты,

Которое не раз меня спасало

Средь ледников, где я дрожал от стужи.

Вино моё тебя согреет тоже.

Ну, чокнемся!

                    МАНФРЕД.

          Прочь от меня! Не нужно!

Я вижу кровь, кровь по краям стакана...

Ужели эта кровь струиться будет вечно?

                    ОХОТНИК.

Что говорить? Ты потерял разсудок.

                    .

Та кровь - есть кровь моя, источник чистый,

Бежавший в жилах наших древних предков

И в нас самих в дни юности кипучей.

Когда мы были молоды и чисты,

И сердце в нас одним желаньем билось,

Когда любили сильно мы друг друга -

Источник пролит был и капли крови,

Поднявшись вверх, забрызгали собою

Все облака - и облака закрыли

Мне путь на небеса и в ту обитель,

Где нет тебя, где я не буду вечно.

                    ОХОТНИК.

Ты странный человек! Твоё страданье,

Быть-может, тяжело, невыносимо,

Но для тебя осталось утешенье

В несчаетии: терпенье и молитва.

                    МАНФРЕД.

Терпение, терпение! Вот слово,

Которое придумали для вьючных,

Толкуй о том другим, себе подобным:

Я не похож ни в чём на вас...

                    ОХОТНИК.

                                        Ей-богу,

Не поменялся б местом я с тобою

За славу самого Вильгельма Телля;

Но должен ты без ропота страдать:

В страданьи гнев безсилен и напрасен!

                    МАНФРЕД.

Но разве я не выношу все скорби?

Ведь я живу - и этого довольно.

                    ОХОТНИК.

Такая жизнь ужасней всех терзаний!

                    МАНФРЕД.

Скажу тебе, мой друг, живу я

Ужь много долгих лет, но эти годы

Не значат ничего в сравненьи с теми,

Которые ещё прожить мне нужно.

Я буду жить века, всю вечность буду

И всё же смерть сойти ко мне не смеет.

                    ОХОТНИК.

Но по лицу твой ранний возраст виден:

Ты средних лет, а я гораздо старше...

                    МАНФРЕД.

Ты думаешь, что наша жизнь зависит

От времени? Нет, мы от дел стареем.

Мои дела моим существованьем

Владели постоянно; дни и ночи

От них до бесконечности тянулись

И стали так похожи межь собою,

Как мелкие песчинки средь пустыни.

Жизнь для меня - пустынный, дикий берег

Где стонут волны, пылью разсыпаясь,

И из себя выбрасывают только

Обломки скал и белые скелеты.

                    ОХОТНИК.

Рехнулся он: его я не оставлю.

                    МАНФРЕД.

Мои виденья были только бредом.

                    ОХОТНИК.

Что жь видишь ты, иль думаешь что видишь?

                    МАНФРЕД.

Я вижу самого себя и рядом

Тебя с собою вижу я, охотник

И вижу твой гостеприимный дом я,

Твой кроткий дух, терпенье, силу веры,

Твоё здоровье, сон покойный ночью,

Опасные труды, оружие охоты,

Не видевшее крови преступлении,

А в будущем - незлобивую старость

С душистыми цветами на могиле,

Которую оплачут горько внуки -

Все это вижу я; в себе жь самом я

Не вижу ничего. Во мне убиты

Давно надежды, мысли и желанья.

                    ОХОТНИК.

А ты б хотел со мною поменяться

                    МАНФРЕД.

                    О нет! не думай!

Я на обман подобный неспособен

И ни с одним из смертных не хотел бы

Меняться долею. Существованье,

Которое нести лишь мне по силам,

Других убило бы и в самой грёзе,

И мук моих в минутном сновиденьи

Не вынес бы никто.

                    ОХОТНИК.

                    Но ты скажи мне:

С участием таким к судьбе несчастных,

Уже-ли мог тяжелым преступленьем

Ты запятнать себя? Нет, я не верю!

С такой душой едва-ли ты способен

Убить врага из ненавистной мести.

                    МАНФРЕД.

О, нет! мои проклятия ложились

На тех людей, которых лишь любил я,

Врагов я не щадил лишь только в битве:

Для них я в жизни вовсе не был страшен;

Но был, как яд, ужасен и смертелен

Мой поцелуй для тех, кого любил я.

                    ОХОТНИК.

Пусть Бог спасёт тебя и успокоит,

Раскаяньем смирив и ум и сердце,

Я жь за тебя молиться буду небу.

                    МАНФРЕД.

Оставь; не нужны мне твои молитвы,

Участие жь твоё не отвергаю.

Прощай. Вот золото - не откажи же

Мне в благодарности; но в след за мною

Не следуй ты - дорога мне знакома...

Прошу опять - за мною не ходи ты.

(Уходить )

СЦЕНА II.

Низменная долина в Альпах. Водопад.

                    МАНФРЕД.

Зажгло огнями брызги водопада

И разноцветной радугою блещет.

А со скалы серебряным каскадом

Бежит поток, сверкая млечной ценой,

Как белый конь с своей косматой гривой,

Волшебный конь, несущий призрак смерти.

И я один в прекрасном месте этом

Любуюся картиной водопада.

Но деву гор я вызову - и с нею

Ещё полнее будет наслажденье.

Зову ее...

(Зачерпывает на ладонь несколько капель воды и бросает их в воздух, произнося заклинания. Дева гор является в радуге водопада.)

          Дух чистый и прелестный!

Твой ясный взор и кудри золотые,

И этот стан, божественные формы,

Напомнившия мне земных красавиц -

Их красоты изящный первообраз -

И щёк твоих румянец вечно яркий,

Как цвет щеки невинного ребёнка

Как отблеск розовый, которым солнце

Румянит снег на ледниках прозрачных

В час вечера, когда земля стыдливо

Целуется зарёю с небесами

Все, всё в тебе одной соединилось

В какие-то божественные чары,

И радуга, сверкающая в красках

Теряется, бледнея пред тобою!

Прелестный дух, которого безсмертье

Я на челе божественном читаю!

Прости меня за-то, что я, сын праха,

Дерзающий беседовать с духами,

Тебя решился вызвать силой власти,

Которая не всем даётся в мире.

                    ДЕВА ГОР.

Кто ты - я знаю, смертный; знаю также,

Где почерпнул ты силу власти тайной.

Я знаю, мысль тебя терзает вечно;

Добро и зло твои волнуют страсти

И в жизнь других ты вносишь лишь страданья.

Ты звал меня; скажи - чего же хочешь?

                    МАНФРЕД.

Взглянуть на красоту твою - и только.

Жилец земли, на ней я обезумел

И стал искать внутри её ответа,

Проник в приют духов её подземных:

Но мне они помочь не в состояньи:

Чего просил - мне дать они не в силах.

Теперь от лих не жду ужь ничего я.

                     ДЕВА ГОР.

Но разве есть такая просьба, смертный.

Которой духи могут не пополнить?

                    МАНФРЕД.

Да, есть одна... Но для чего же буду

Я говорить? ведь это безполезно.

                    ДЕВА ГОР,

Для нас неисполнимых нет желаний.

Скажи мне всё

                    .

                    Хоть это будет трудно.

Но я скажу: мне скорбь моя даст силы.

От ранних лет с людьми я не сходился;

Их взгляд мне был чужой; их честолюбье

Житейское меня не волновало;

Цель жизни их мне не служила целью.

Мои страданья, радости, желанья

С людскими расходились постоянно

Хотя ловил я образ человеки,

Но между мной и братьями земными

Симпатий не было, и в целом мире

Я близкого не находил созданья...

Была одна... о ней скажу я после...

Так, бегая людей везде, в пустыни

Я уходил, взбирался на вершины

Высоких скал, увенчанных снегами,

И упивался воздухом нагорным,

Где птица вить гнезда себе не смеет,

Не бились крылья слабых насекомых;

Л иногда кидался я в пучину

Кипучих волн сердитого потока

И прихотям волны я отдавался;

То по ночам любил смотреть я в небо,

Теченье звезд далёких наблюдая,

Или следя за блеском ярких молний;

То я любил, под плач ветров осенних,

Смотреть, как листья желтые летают.

Так жизнь моя и юность проходили;

Когда жь, порой, мне люди попадались -

Я собственным ничтожеством томился

И сам себя я чувствовал тем прахом,

В который обратятся эти люди.

Тогда сходил я в тёмные пещеры,

В жилище смерти - и её начало

Я разгадать старался на могилах.

Где черепа с скелетами немыми

Загробные мне раскрывали тайны.

Таинственной, магической науке,

Теперь забытой всеми. Ряд тяжелых

И страшных испытаний и лишений,

Упорный труд среди ночей безсонных

Мне дали власть приказывать стихиям,

Повелевать незримыми духами

И проникать в неведомую вечность,

Подобно древним магам знаменитым,

Иль мудрецу, умевшему в Гадаре

Вдруг вызвать, как тебя я вызвал ныньче,

Из волн морских незримого Эроса...

Так с знанием росла и жажда знанья!

Мой гордый ум блистал такою силой,

Такою властью, что...

                    ДЕВА ГОР.

                    Что? продолжай же!

                    МАНФРЕД.

Мне тяжело тревожить раны сердца,

А потому я длил рассказ нарочно

Но, продолжаю дальше. В целом свете

Я близких не имел, не знал любимых

Отца и мать, любовницу, иль друга,

С которыми я был бы чувством связан,

И если бы таких я даже встретил,

Я в них бы не поверял. Только в жизни,

Была одна... она...

                    ДЕВА ГОР.

                    Будь безпощаден

К себе и продолжай

                    МАНФРЕД.

                              Она похожа

Была со мной во многом: тот же голос,

Черты лица, глаза, и те же кудри,

Но только все сверкало красотою

Особенной, которой нет сравненьи;

Как и во мне, в ней мысли были те же -

Далёкия от мира; с той же жаждой

Она науке тайной предавалась

Мог властвовать над целою вселенной.

Но были в ней та мягкость, состраданье.

Которых не имел я; были слёзы,

Мне незнакомые; та нежность сердца,

Лишь для нея которую сберёг я,

А в ней для всех она была открыта.

Её ошибки были и моими,

Но добродетели принадлежали

Одной лишь ей. Любя её безумно.

Я погубил её

                    ДЕВА ГОР.

                    Своей рукою?

                    МАНФРЕД.

Нет, не рукой, но сердцем ядовитым

Разбил и это любящее сердце

И изсушил. Я пролил кровь чужую,

Но не её... А всё же пролилася

И эта кровь... Не в силах был спасти я,

Хоть видел всё.

                    .

                    И вот, для тех ничтожных

Тобою презираемых созданий,

Ты, просветлённый мудростью науки

И, чрез науку, равный с нами, хочешь

Для слабого создания земного,

Пренебрегая знанием высоким,

В ничтожество земное обратиться!

Ты думал ли о том?

                    МАНФРЕД.

                              О, дочь эфира!

Я говорю тебе, что с той минуты...

Но что слова? - одни пустые звуки!

Но еслиб ты была всегда со мною.

Во сне и на яву, то ты узнала б,

Что злые фурии моё уединенье

Уже давно, давно не покидают.

Я скрежещу зубами тёмной ночью

И утра дожидаюсь; день настанет -

Я умолял, чтобы угас мой разум -

Мне отказали в просьбе этой; с воплем

Бросался я не раз на встречу смерти,

В борьбе стихий искал себе могилы;

Но разступались волны океана

Передо мной покорными рабами

И гибель от меня бежала всюду.

Мой злобный дух безжалостной рукою

На волоске держал меня, но волос

Нигде и никогда не разрывался;

Искал обмана я в воображеньи,

В мечтах своих, в фантазия капризной,

Но те мечты тревожные, как волны

На берегу морском в часы прилива,

Меня кидали в бездну тёмной мысли.

Бросался я и в мир, на встречу к людям,

Межь них искал хоть краткого забвенья -

И не нашел. Всё знанье, всё искусство,

Добытые тяжелыми трудами -

С отчаяньем - и нет ему исхода.

                    ДЕВА ГОР.

Я, может-быть, помочь тебе могла бы?

                    МАНФРЕД.

Но для того должна ты вызвать мёртвых,

Иль к ним теперь меня свести в могилу.

Что жь! я готов на новое страданье,

Когда б оно последним только было.

                    ДЕВА ГОР.

Не властна в этом я; но если хочешь,

Чтобы сбылись теперь твои желанья -

Дай клятву мне во всём повиноваться.

                    МАНФРЕД.

Повиноваться? мне? духам подвластным?

Рабам, обязанным служить мне всюду?

Нет, никогда пред ними не склонюсь я!

                    ДЕВА ГОР.

Ты так решил? Но погоди немного,

Одумайся.

                    .

          Я всё сказал.

                    ДЕВА ГОР.

                              Мне можно

Тебя теперь оставить?

                    МАНФРЕД.

                              Можешь.

(Дева гор исчезает.)

                    МАНФРЕД.

                                        Все мы -

Игрушка времени и страха. Годы

Проходят перед нами незаметно,

Но каждый год хоть что-нибудь уносит

От нас, и мы живём, скучая жизнью

И смерти опасаясь. Жизни иго

Нас тяготит то радостью больною,

То скорбью бесконечной, то проклятьем

В прошедшем и грядущем; не имеем

Мы настоящого, и нет минуты,

В которую мы смерти не желали б,

Боясь её холодной, мёртвой ласки,

Хоть одного мгновения довольно

Чтоб кончить с жизнью разом. Остаётся

Мне лишь одно теперь: поднять из гроба

Покойников и ждать от них ответа.

Чего боимся мы по смерти? Скажут,

Быть-может, нам: могилы! Что же? это

Не страшно мне... А если не ответят?

Но, ведь, пророк умерший отвечал же

По вызову волшебницы Эндорской;

Спартанский царь свой приговор услышал

Из предсказанья девы византийской;

Вот эта речь: "он ту сгубил жестоко,

Которую любил, и без прощенья

За-то погиб, хоть призывал к себе он

Фиксийского Юпитера на помощь,

Хоть умолял волшебников аркадских

Просить себе прощенья и пощады

В мольбах перед разгневанною тенью".

О! если б nи жил я, она жила бы

Ещё теперь; когда бы не любил я,

То ты, моей убитая любовью,

Ещё б жила, сияла и любила,

Неся другим и счастие и ласки...

А что она теперь? святая жертва,

Страдалица чужого преступленья,

Иль то, о чём сказать себе боюсь я,

Иль, наконец, ничто. О! скоро, скоро,

Мои сомненья разлетятся дымом.

Я жду со страхом рокового часа;

Хоть пред духами добрыми и злыми

Я не дрожал, но трепещу теперь я.

И тайный холод мне сжимает сердце...

Но над собой я власть ещё имею

И прогоню свой страх и ужас тайный.

Я буду ждать. Уж ночь ползёт по небу.

СЦЕНА III.

Вершина горы Юнг-Фрау.

          .

Румяный месяц на небе зажегся.

Здесь по ночам, следов не оставляя,

Блуждаем ми по тем вершинам снежным,

Где смертный не ступал своей ногою.

Здесь, где стоят прозрачные лавины,

Как волны вверх взлетевшия и разом

Застывшия от леденящей стужи;

Здесь, на скалах, разбросанных капризно

Землетрясеньями, здесь, по уступам,

Где облака, порою, отдыхают,

Мы сходимся для тайных совещаний.

Здесь, в эту ночь, сберутся наши сёстры,

Чтоб поспешить на праздник Аримана

В его чертог... Но что жь оне так медлят?

(Слышны голоса, поющие в отдалении.)

          ПЕРВЫЙ ГОЛОС.

С престола низвергнут злодей,

Он миром забытый, лежал,

Лежал он в цепях без движенья.

Я с рук его цепи сняла,

Шепнула злодею о воле,

Дала ему армию я -

И снова тиран на престоле...

          И мне за услугу

          Отплатит злодей

          Погибелью многих

          И многих людей.

          Он царства разрушит,

          Погубит народ,

          И сам на обломках

          Безславно падёт.

          ВТОРОЙ ГОЛОС.

Плыл корабль по волнам; я его стерегла -

Мачты вырвала вон, паруса сорвала,

И теперь не найти от всего корабля

Ни кормы, ни доски, ни снастей, ни руля.

Как пловцы будут в тёмной пучине тонуть.

Одному лишь из них утонуть не пришлось:

Я его удержала за пряди волос -

И оставила жить на порок, на разврат:

Он разбойник на суше, а в море - пират.

И за-то, что его я от смерти спасла,

Многих кровь он прольёт, много сделает зла.

                    ПЕРВАЯ ПАРКА.

          Спал город во мраке;

          Разсеялась мгла -

          И тучей зараза

          На город легла:

          Не слышно свершала

          Зловещий обход

          И мертвой рукою

          Давила народ.

          От друга больного

          Здоровый, бежит.

          Но всюду зараза

          

          Над целой страною

          Тоска и испуг -

          И дрогнуло царство

          И рушится вдруг.

          Незримая в мире,

          Я в мире прошла

          И синие трупы

          В могилы несла.

          Так целую вечность

          Я буду летать

          И смертным лобзаньем

          Людей усыплять.

(Входить вторая и третья парки.)

                    ТРИО.

Сердце людей у нас во власти,

Где мы пройдём - там смерт их ждёт;

Мы жизнь даём им, и от них же

Жизнь отнимаем в свой черёд.

          ПЕРВАЯ ПАРКА.

Все собрались. Но где же Немезида?

          .

Наверно занялася важным делом

Она теперь - каким все? - я не знаю;

Я и сама без, дела не дремала.

          ТРЕТЬЯ ПАРКА.

Смотрите: вот, идёт она.

(Входит Немезида.)

                              Скажи нам,

Где ты была? Сегодня все мы поздно

Здесь собрались....

                    НЕМЕЗИДА.

                    Я власти воскрешала

Людьми убитые; земным тиранам

Развязывала руки; с чувством мести

Знакомила я сердце человека,

А после мщеньем собственным пугала;

Везде с ума сводила мудрецов я,

На дураков навесила оковы

И новые разставила кумиры

В замену идолов, пришедших в ветхость,

Невольники, скучающие рабством,

Свою судьбу клянущие повсюду

И все вкусить желающие жадно

Запретный плод общественной свободы.

Но нам пора. На облака - и мчимся.

СЦЕНА IV.

Чертоги Аримана.

АРИМАН сидит на троне своём - огненном шаре, окруженный духами.

          ГИМН ДУХОВ.

Хвала властелину земли и эфира!

Он тучами правит, он воды мутит,

В руке его скипетр стихий всего мира:

Он в хаос по слову весь мир обратит,

Дохнёт он - и море застонет от бури,

Велит он - и молнии небо зажгут,

Он взглянет на солнце - и в ясной лазури

От солнца лучи золотые спадут,

Идёт он - и лаву полканы бросают,

Чума и заразы его провожают,

Над ним постоянно кометы горят.

Он ходит над миром великий, спокойный

И смерть ему мёртвые дани несёт

И жертвы готовят кровавые войны,

И путь поливает словами народ.

(Входят марки и Немезгида.)

          ПЕРВАЯ ПАРКА.

Да здравствует наш Ариман великий!

Всё на земле покорно Ариману:

Исполняли мы все его желанья.

          ВТОРАЯ ПАРКА.

Да здравствует наш Ариман! Пред троном

Его весь мир склонился раболепно.

          ТРЕТЬЯ ПАРКА.

Да здравствует наш Ариман великий!

                    НЕМЕЗИДА.

Твои мы, царь царей - и всё на свете

Живущее покорно нашей воде;

Мы на услуги новые готовы.

Приказывай, а всё, что было прежде

Нам велено - мы совершили точно.

(Входить Манфред)

                    ДУХ.

Кто это? Смертной? Дерзкое творенье!

Боготвори, упавши на колени.

                    ВТОРОЙ ДУХ.

Его я знаю: выше всех людей он

Волшебной властью и великим знаньем.

                    ТРЕТИЙ ДУХ.

Презренный раб, склонись пред Ариманом

Он твой и наш владыка! Повинуйся

Ему теперь...

          ВСЕ ДУХИ ВМЕСТЕ.

          Сын праха! в прах пади ты,

Иль трепещи.

                    МАНФРЕД.

          Я знаю, знаю это,

Но не склонюсь...

          ДУХ.

          Так мы тебя научим...

                    МАНФРЕД.

О! этому ужь я научен в мире,

Я много лет привык во прахе ползать,

И, голову посыпав пеплом, часто

Перед своим отчаяньем я падал,

Склонялся ниц перед своею скорбью.

          ПЯТЫЙ ДУХ.

Но как же здесь, пред троном Аримана.

Который заставлял дрожать всю землю,

Не хочешь покориться ты? Смирись же...

                    МАНФРЕД.

Скажи, чтоб он склонился вместе с нами

Перед Творцом могучим и всесильным,

Не для того создавшим Аримана,

Чтоб мы его боготворили.

                    ДУХИ.

                              Дерзкий!

На части разорвём его...

          ПЕРВАЯ ПАРКА.

                              

Он мой! Наш повелитель! в этом смертном

Ты видишь не простого человека.

И межь людей такие люди редки.

Его страданья вечны, как я наши;

В нём есть те знанья, сила та и воля,

Которые для смертных недоступны,

И нам, духам, он стал во многом равен.

Хоть мысль его во всё теперь проникла,

Но не нашел он счастья в знаньи этом,

И он его считает переходом

От одного невежества к другому,

Ещё сильнейшему. Свобода, страсти,

Которыми во всей вселенной дышат

Все существа - от духа и до червя -

В его душе глубоко отразились

И жизнь его на столько отравили,

Что я, не понимая состраданья

Ни для кого, прощаю тех, кто станет!

Ему сочувствовать. Он мой* и также

Что в области духов, тебе подвластных.

Мы не найдём души ему подобной,

И что над ним мы не имеем власти.

                    НЕМЕЗИДА.

Но для чего ж он здесь?

          ПЕРВАЯ ПАРКА.

                              На это сам он

Ответит нам.

                    МАНФРЕД.

          Вам власть моя известна -

Я без нея не мог бы быть межь вами;

Но есть в природе силы выше ваших,

И я от них-то жду теперь ответа.

                    НЕМЕЗИДА.

Чего же хочешь ты?

                    МАНФРЕД.

                    Нет, ты не можешь

Ответить мне, но мёртвую из гроба

Ты вызови - и мне она ответит.

                    .

Великий Ариман! ты разрешишь ли

Исполнить просьбу эту?

                    АРИМАН.

                    Разрешаю.

                    НЕМЕЗИДА.

Кого жь из мёртвых хочешь воскресить ты?

                    МАНФРЕД.

Её одну, уснувшую без гроба,

Астарту вызови...

                    .

          Тень ли незримая,

          Дух ли гробов,

          Сбрось на мгновение

          Смерти покров.

          

          Сила, проснись,

          С прежними формами

          Смело явись.

          Жизнь отлетевшую

          

          Сердце заснувшее

          Вновь оживи.

(Призрак Астарты поднимается и останавливается посреди духов.)

                    МАНФРЕД.

Играют на щеках её румянцем...

Но, нет, обманчив призрак твой, Астарта,

И краска щёк с больною красотою

Есть осени мертвящия румяны

И это ты? О, Боже! отчего я

В глаза смотреть боюсь ей? Ты, Астарта...

Я не могу сказать ей даже слова...

Велите жь ей заговорить со мною,

                    НЕМЕЗИДА.

          Повинуйся тайной власти

          Дух твой вызвавшей из тьмы,

          И теперь давай ответы

          

(Молчание.)

                    МАНФРЕД.

Она молчит; но мне её молчанье

Теперь понятней всякого ответа.

                    .

Здесь власть моя безсильна. Царь эфира!

Один лишь ты приказывать ей можешь.

                    АРИМАН.

Тень! говори! Вот скипетр - повинуйся!

                    .

Опять молчит. Иным духам и силам

Подвластная она ответит только.

Нет, смертный, здесь твоя напрасна просьба:

Тебе помочь мы не имеем власти.

                    .

Молю тебя, Астарта, отвечай мне!

Я так страдал, я так теперь страдаю...

Взгляни же на меня: ты и в могиле

Не изменилась так, как изменился

Да мы любили сильно и безумно!

Любовь такая хуже преступленья!

А для того ль мы созданы с тобою,

Чтоб истерзать друг друга и измучить?

Что я один наказан за обоих

И что тебе назначено блаженство,

А мне - забвенье смерти. В этом мире

Всё ненавистное соединилось,

С неотразимой мыслью о безсмертьи,

Которое одной сковало цепью

Прошедшее с грядущим. Нет покоя

Моей душе; хочу чего - не знаю,

Лишь чувствую кто я - кто ты... Астарта!

Пока я не погиб, хоть раз хотел бы

Услышать вновь твой голос музыкальный.

О, говори жь со мной! Нередко ночью

Будил заснувших птиц своим призывом,

Пугал в горах дремавшую волчицу;

Я научил в пещерах тёмных эхо

За мною повторять Астарты имя -

Мне отвечало всё - природа, люди,

По мановенью духи откликались,

Лишь ты одна ответить не хотела.

Уже ль теперь твой не услышу голос?

Не встретил на земле тебе подобной.

О, говори жь со мной! Смотри - вот духи,

Они ко мне почувствовали жалость;

Но я их не боюсь, и это сердце

Проговори хоть в гневе что-нибудь мне,

Позволь хоть раз, хоть раз тебя послушать!

          ПРИЗРАК АСТАРТЫ.

Манфред!

                    .

          О, говори! Твой слышу голос!...

Я весь живу в тех звуках... Говори же...

          ПРИЗРАК АСТАРТЫ.

Манфред! конец твоим страданьям завтра.

                    МАНФРЕД.

          Постой! ещё лишь только слово:

Простила ль ты меня?

          ПРИЗРАК АСТАРТЫ.

                              

                    МАНФРЕД.

                                        Лишь слово

Прощения! Что я любим - скажи мне.

          ПРИЗРАК АСТАРТЫ.

(Призрак Астарты исчезаешь.)

                    НЕМЕЗИДА.

          Она исчезла и не может

Быть вызвана; но что она сказала -

                    ДУХ.

Душа его страдает... Вот что значит

Быть смертным и проникнуть смелой мыслью

В познание таинственного мира.

                    ДРУГОЙ ДУХ.

Своё страданье, воле подчиняя,

И если бы как духи был он создан,

То стал бы величайшим самым духом.

                    НЕМЕЗИДА.

У нас или у нашего владыки?

                    МАНФРЕД.

Ни слова более.

                    НЕМЕЗИДА.

                    

Пока прощай.

                    МАНФРЕД.

          Увидимся мы снова?

Где? на земле? мне всё-равно где хочешь.

За помощь. А теперь пока прощайте.

(Манфред уходить.)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница