Монодия на смерть Р. Б. Шеридана
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Байрон Д. Г., год: 1904
Категория:Стихотворение
Входит в сборник:Произведения Байрона в переводе Н. А. Холодковского
Связанные авторы:Холодковский Н. А. (Переводчик текста)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Монодия на смерть Р. Б. Шеридана

МОНОДІЯ НА СМЕРТЬ Р. Б. ШЕРИДАНА,

читанная на сцене Дрюри-Лэнскаго театра.

Когда въ лучахъ заката, замирая
И уходя отъ насъ, въ ночную тень
Склоняется сквозь слезы летнiй день,--
Кто въ этотъ часъ, на тотъ закатъ взирая,
Не чувствовалъ, какъ, духъ его смиривъ,
Въ него нисходитъ нежности приливъ,
Какъ на цветокъ - роса, въ лучахъ играя?
Съ глубокимъ чувствомъ, чистымъ и святымъ,
Въ задумчивый часъ отдыха Природы,
Когда межъ тьмой и светомъ золотымъ
Изъ мрака Время воздвигаетъ своды
Возвышеннаго моста, - въ этотъ часъ,
Когда покой и миръ объемлютъ насъ,
Кто не знакомъ былъ съ думою безгласной,
Которую не выразить безъ слезъ,
Съ гармонiей святой, съ печалью ясной,
Съ сочувствiемъ души, высокихъ грезъ
То не тоска болезненная, - нетъ,--
Грусть нежная, душъ чистыхъ лучшiй цветъ,
Безъ горечи; лишь сладостную силу
Она имеетъ; чуждъ ей всякiй следъ
Себялюбивыхъ чувствъ: она свободна
Отъ узъ мiрскихъ, чиста и благородна,
Какъ капли слезъ, которыя пролить
Не стыдно намъ, - не больно и таить.
Какъ эта нежность властвуетъ надъ нами,
Когда заходитъ солнце за холмами,
Такъ думъ полна душа и очи - слезъ,
Когда мы видимъ огорченнымъ окомъ,
Какъ все, что смертно въ Генiи высокомъ,
Суровый рокъ безжалостно унесъ!
Могучiй духъ нашъ мiръ покинулъ; Сила
Великая изъ света въ тьму вступила,--
Въ тьму безъ просвета! Славой онъ сiялъ,
Онъ славы все лучи въ себе собралъ!
Блескъ остроумья, разума сiянье,
Исчезло все, - все закатилось съ нимъ,
Съ навекъ зашедшимъ Солнцемъ золотымъ!
Остались, правда, убежавъ отъ тленья,
Души безсмертной вечныя творенья,--
Зари его прекрасные труды,
Его полудня славные плоды,--
Осталась часть безсмертная титана,
Который смертью унесенъ такъ рано;
Но какъ мала та часть въ сравненьи съ нимъ,.
Чудеснымъ целымъ: яркiя частицы
Души, обнявшей все, - то чаровницы
Ласкающей, то кличемъ боевымъ
Бодрящей насъ, то ласковой, то грозной!
Среди ль пировъ, въ беседе ли серьезной,
Всегда онъ былъ властителемъ умовъ;
Хвалилъ его хоръ высшихъ голосовъ:
Его хвалить имъ было честью, славой!
Не онъ ли былъ заступникъ величавый
За женщину, когда до нашихъ странъ
Онъ, онъ потрясъ народы речью жгучей,
Онъ былъ для нихъ карающимъ жезломъ
И Господа довереннымъ посломъ!
Смирясь предъ нимъ, какъ предъ грозящей тучей,
Хвалу ему воздалъ сенатъ могучiй.
A здесь! О, здесь еще пленяютъ насъ
Его души веселыя созданья;
Какъ прежде, юнъ и полнъ очарованья
Его живой сценическiй разсказъ,
Где остроумье, радостно и дивно,
Безсмертное, струится непрерывно;
Какъ прежде, живъ портретовъ яркiй рядъ,
Которые правдиво говорятъ
О техъ, кто имъ служилъ оригиналомъ;
Все, что въ своей фантазiи живой
Онъ создавалъ, прiютъ нашло здесь свой,
Служившiй славныхъ делъ его началомъ;
Здесь и теперь блестятъ они вдвойне,
Какъ въ яркомъ Прометеевомъ огне,
Почившаго светила - солнца славы.
Но, можетъ быть, не мало есть людей,
Которымъ дивной Мудрости паденье
Доставить можетъ злое наслажденье,
Которымъ нетъ забавы веселей,
Какъ если умъ великiй вдругъ сорвется
Съ возвышеннаго тона, для него
Природнаго, и скорбно ошибется?
О, пусть они сужденья своего
Удержатъ пылъ: быть можетъ, намъ придется
Увидеть въ томъ, что въ ихъ глазахъ - порокъ,
Одно лишь только горе! Тяжекъ рокъ
Для техъ, чья жизнь вся на виду проходитъ,
За кемъ народъ глазами жадно водитъ,
Ища хвалы иль брани въ нихъ предметъ;
Ихъ имени - во векъ покоя нетъ:
Мученье Славы для глупцовъ отрадно!
Сокрытый врагъ, не зная сна, следитъ
За жертвою внимательно и жадно,
Соперникъ, врагъ, завистникъ и губитель,
Озлобленный глупецъ и праздный зритель,--
Все, кто чужому горю только радъ,
Его сразить, унизить норовятъ;
Приводятъ славы путь на край могилы,
Ошибки все, что отъ избытка силы
Творитъ порою генiй, стерегутъ,
Скрываютъ правду и безстыдно лгутъ,
Чтобъ, накопивъ несчастье и обиду,
Изъ клеветы воздвигнуть пирамиду!
Таковъ его уделъ; a если онъ
Притомъ еще болезнью удрученъ
Иль, нищету терпя и разоренье,
Забудетъ гордый духъ свое паренье
И принужденъ предъ Низостью дрожать,
Нападки грязной Злобы отражать,
Съ Позоромъ биться, a надежды ласку
Встречать лишь, какъ обманчивую маску
Грядущихъ золъ, - такъ диво ль, что беда
Ta грудь, что всеми чувствами богата,
Содержитъ сердце бурное въ себе:
Гроза и вихрь во всей ея судьбе,
Она борьбой и бурями чревата,
И если выше меръ напряжена,--
Отъ грозныхъ мукъ взрывается она.
Но прочь все это, - еслибъ такъ и было,
Отъ насъ и нашей сцены! Въ этотъ часъ
Нашъ долгъ - почтить почившее светило,
Воздать ему должны мы дань почтенья,
Дань слабую за годы наслажденья!
Ораторы блистательныхъ палатъ,
Скорбите: умеръ славный вашъ собратъ!
Слова его - безсмертья искры были!
Поэты драмы! Подвигомъ своимъ
Онъ вамъ примеръ далъ: состязайтесь съ нимъ!
Вы, остроумцы, общества отрада --
Угасла Сила высшаго разряда,
Разнообразьемъ дара своего
Великая; одно другого краше
Въ ней было: речь, поэзiя и умъ,
Гармонiю вносящiй въ сердце наше!
Все это въ насъ живетъ и будетъ жить,
Пока мы будемъ гордо дорожить
Таланта гордой силою! Такого,
И возвращаться будемъ много разъ
Къ тому, что имъ оставлено для насъ,
Вздыхая и печалясь, что отъ века
Лишь одного такого человека
Когда былъ ею созданъ Шериданъ!

Примечания

Знаменитый драматургъ, авторъ "Соперниковъ" и "Школы злословiя", одинъ изъ руководителей Дрюри-Лэнскаго театра - Ричардъ Бринсли Шериданъ и въ министерстве последняго занялъ должность товарища "секретаря казначейства", т. е. министра финансовъ. Въ министерства Питта Шериданъ, отличавшiйся блестящимъ ораторскимъ талантомъ, былъ однимъ изъ главныхъ представителей оппозицiи.

Когда Муръ занялся составленiемъ бiографiи Шеридана, Байронъ далъ ему несколько советовъ. "Не обращай вниманiя", писалъ онъ 19 сент. 1818 г., "на сплетни раздосадованныхъ шарлатановъ - виговъ. Вспомни, что Шериданъ былъ ирландецъ и славный малый, и что мы провели съ нимъ много прiятныхъ дней. Не забудь, что онъ былъ въ школе въ Гарроу, где, въ мое время, мы съ гордостью показывали на стене его имя - "Р. Б. Шериданъ 1768".

Повидимому, Байронъ еще не былъ знакомъ съ Шериданомъ, когда ваписалъ свой "Адресъ" на открытiе Дрюри-Лэнскаго театра, прочитанный 10 октября 1812 г. (см. наст. взд. т. I, стр. 202). Въ первый разъ они встретились на обеде, который былъ данъ Роджерсомъ въ честь Байрона и Мура, около 1 iюня 1813 г. Затемъ, до самаго своего отъезда взъ Англiя, Байронъ часто проводилъ время съ Шериданомъ, "сидя за виномъ до поздней ночи", - конечно, не по-прiятельски (Шеридану было въ ту пору уже за шестьдесятъ летъ), но все-таки въ интимной беседе. Судя по тону цитированнаго выше пмсьма къ Муру и по многочисленнымъ заметкамъ въ дневнике, писаннымъ какъ при жизни Шеридана, такъ и после его смерти, Байронъ огорчался невозможностью высказать свое мненiе о Шеридане, котораго онъ очень любилъ и искренно сожалелъ, чувствуя, что не имеетъ права смеяться надъ его недостатками. Байронъ и физически, и душевно былъ человекъ совсемъ иного склада, чемъ Шериданъ.

Шериданъ умеръ 7 iюля 1816 г. Монодiя "Я сделалъ, что могъ", говоритъ Байронъ въ письме къ Муррею отъ 29 сент. 1816, "но тамъ, где я пишу не по собственному выбору, я ни за что не отвечаю". Одвако, впоследствiи онъ говорилъ лэди Блессингтонъ, что "его чувства никогда не были такъ возбуждены, какъ въ то время, когда онъ писалъ это стихотворенiе, въ которомъ всякое слово шло прямо изъ сердца".

Въ рукописи стихотворенiе озаглавлено: "Написанная по просьбе г. Дугласа Кинварда Монодiя на Р. Б. Шеридана. Предназначена къ прочтенiю въ Дрюри-Лэнскомъ театре. Дiодати на Женевскомъ озере, 18 iюля 1816. Байронъ". Монодiя действительно была прочитана со сцены г-жей Дэвисовъ, 7 сентября, a 9 сентября напечатана отдельнымъ изданiемъ, которое вскоре было повторено.

Со сцены того же театра была прочитана г-жей Іэтсъ, въ марте 1779 г., монодiя самого ІПеридана на смерть Гаррика. "Одиажды", говорятъ Байронъ, "я былъ свидетелемъ, какъ онъ нашелъ y себя эту монодiю. Заметивъ посвященiе вдовствующой лэди Спенсеръ, онъ пришелъ въ ярость и сталъ уверять, что это подлогъ, что онъ никогда и ничего не думалъ посвящать этимъ проклятымъ ханжамъ, и т. д и т. д. Целые полчаса онъ горячился по поводу этого посвященiя или, вернее, по поводу его предмета. Забавно было бы, если бы все писатели были такь же искренни". ("Дневникъ" 1821 г.).

Стр. 36.

Домчалъ свой вопль обиды Индостанъ.

Фоксъ, Боркъ и Питтъ отнеслись съ похвалами къ речи Шеридана; но поводу обвиненiй, предъявленныхъ въ палате общинъ противъ Гастингса. Питтъ просилъ палату отсрочить заседанiе, чтобы дать время обдумать вопросъ более спокойно, чемъ это могло быть сделано подъ непосредственнымъ впечатленiемъ речи Шеридана. "Ранее моего отъезда изъ Англiи", говоритъ Гиббонъ, "я былъ очевидцемъ величественнаго зрелища - процесса Гастингса въ Вестминстеръ-Голле. Не мое дело оправдывать или обвинять губернатора Индiи; но красноречiе г. Шеридана не могло не вызвать съ моей стороны одобренiя; я не могъ безъ волненiя слышать похвалъ, обращенныхъ имъ лично ко мне въ присутствiи британской нацiи. Это торжество генiя продолжалось четыре дня сряду". На вопросъ одного вига, по окончанiи речи, какъ это Шеридану пришло въ голову назвать Гиббона luminous (светлымъ), тотъ прошепталъ ему на ухо: "Я сказалъ - poluminous" (многотомный).

Хвалу ему воздалъ сенатъ моiучiй.

Первая речь Шерндана по делу Удскихъ принцессъ была произнесена 7 февраля 1787 г. Онъ говорилъ 4 часа 40 мннутъ и окончилъ речь среди громкихь возгласовъ вохвалы и рукоплесканiй, въ которыхъ лорды принимали участiе наравне съ посторонней публикой. Дебаты по делу Уоррена Гастингса происходили 3, 6, 10 и 13 iюня 1788 г.

"Я слышалъ Шеридана только одинъ разъ, и въ теченiе короткаго времени", говоритъ Байронъ въ своемъ дневнике 1821 г. "Я любилъ его голосъ, его манеру говорить, его остроумiе. Это былъ единственный ораторъ, котораго мне хотелось бы слушать дольше".

Его души веселыя созданья.

"Соперники", "Хитрый поручикъ" и "Дуэнья" были представлены въ первый разъ на Ковентъ-Гарденскомъ театре, 17 января, 2 мая и 21 ноября 1775 г.; "Поездка въ Скарборо" и "Школа Злословiя" были играны на Дрюри-Лэнскомъ театре, 24 февраля и 8 мая 1777 г.; "Критикъ" - 29 октября 1779 г. и "Пизарро"--24 мая 1799 г.

Стр. 37.

...Быть можетъ, намъ придется

-- порокь,

Одно имъ только горе!

"Однажды", говоритъ Байровъ въ дневнике 1321 г.,--"я виделъ, какъ Шераданъ, после великолепнаго обеда, заплакалъ. Я имелъ честь сидеть рядоиъ съ нимъ. Поводомъ къ его слезамъ послужило чье-то замечавiе о той решительности, съ которою виги охраняютъ свои принципы и отказываются отъ государственной службы. Шериданъ обернулся: "Сэръ, - для лорда Б. или графа Д. или маркиза В., съ тысячами фунтовъ годового дохода, частью происходящаго, частью унаследованнаго отъ синекуръ или отъ полученiй изъ казенныхъ средствъ, легко хвастаться своимъ патрiотизмомъ и держаться въ стороне отъ искушенiя; но они не знаютъ, отъ какого сильнаго искушенiя воздерживаются те, кто гордъ не меньше ихъ и притомъ обладаетъ по крайней мере одинаковыми съ ними способностями и столь же развитыми страстями, но въ теченiе всей своей жизни не ведаетъ того, что значитъ иметь хотя бы одинъ собственный шиллингъ!" Сказавъ это, Шериданъ заплакалъ. Мне не разъ приходилось слышать, какъ онъ говорилъ, что y него никогда не было собственнаго шиллинга. Правда, онъ обладалъ уменьемъ извлекать значительныя количества шиллинговъ изъ другихъ людей. Въ 1815 г. я встретился съ нимъ y адвоката. Они скоро распрощались, и Шериданъ ушелъ. Прежде, чемъ объяснять адвокату свое дело, я не могъ удержаться, чтобы не осведомиться о деле Шеридана. "О, - сказалъ адвокатъ, - дело самое обыкновенное: просьба объ отсрочке взысканiя". - Какъ же вы намерены поступить? спросилъ я. - "Да никакъ, отвечалъ онъ: разве можно что-нибудь взыскать съ нашего стараго Шерри?" Тутъ онъ засмеялся и сталъ говорить о блестящихъ способностяхъ Шеридана и объ его уменье вести разговоръ. Таковъ былъ Шериданъ: онъ могъ смягчить сердце даже безстрастнаго адвоката! Ничего подобнаго не бывало со временъ Орфея".

Стр. 37.

Забудетъ гордый духь свое паренье.

Это не выдумка. Всего за несколько дней до своей смерти Шериданъ писалъ Роджерсу: "Я совсемъ разоренъ и сердце мое разбито. Они хотятъ снять съ оконъ занавески, ворваться въ комнату моей жены и заарестовать меня. Сумма въ 150 фунтовъ устранила бы все затрудненiя. Ради Бога, повидайтесь со мною". Муръ тотчасъ же отнесъ ему требуемую сумму. Это было писано 15 мая, а 14 iюля останки Шеридана были торжественно погребены въ Вестминстерскомъ аббатстве, причемъ гробъ его несли: герцогъ Бедфордъ, графъ Лодердэль, графъ Мульгрэвъ, лордъ-епископъ лондонскiй, лордъ Голландъ и графъ Спенсеръ... По этому поводу Муръ, въ своемъ стихотворенiи на смерть Шеридана, говоритъ: "Какъ торжественно выступали они въ похоронной процессiи человека, отъ котораго отвернулись во время его болезни и нужды! Еще вчера судебные пристава готовы были стащить съ него последнее одеяло, а сегодня вельможи несутъ на рукахъ его гробъ!.. Такова была участь этого высокоодареннаго человека, бывшаго гордостью дворца, общества и парламента - оратора, драматурга, поэта, съ одинаковымъ талантомъ владевшаго всеми видами поэзiи!"...

Стр. 38.

Великимъ Тремъ онъ равенъ былъ по силе.

"Фоксъ, Питтъ, Боркъ". (Прим. Байрона).

"Когда у Фокса спросили, какую речь онъ считаетъ лучшею изъ всехъ, когда-либо имъ слышанныхъ, онъ отвечалъ: "Речь Шеридана по делу Уоррена Гастингса въ палате общинъ". Фоксъ советовалъ Шеридану повторить ту же самую речь и въ Вестминстеръ-Голле, такъ какъ ничего лучшаго, по его мненiю, уже нельзя было сказать. Но Шериданъ произнесъ новую речь, отличавшуюся отъ прежней, и, по мненiю лучшихъ ценителей, эта вторая речь была гораздо хуже первой, несмотря на похвалы Борка, восклицавшаго во время ея произнесенiя: "Вотъ это - настоящiй ораторскiй стиль. это - нечто среднее между поэзiей и прозой, и лучше той и другой!" (Дневникъ Байрона 1821 г.)

Стр. 38.

Вы, остроумцы, общества отрада,--

"Я часто встречалъ Шеридана въ обществе. Онъ былъ великолепенъ. Я виделъ, какъ онъ срезалъ Уитбреда, поставилъ втупикъ г-жу Сталь, уничтожилъ Кольмана и съ неменьшимъ успехомъ отделывалъ многихъ другихъ людей, очень способныхъ и имевшихъ прекрасную репутацiю Я встречалъ его во всякихъ местахъ и во всякой компанiи - въ Уайтголле съ Мельбурнами, у маркиза Тэвистока, въ аукцiонной зале Робинса, y сэра Гемфри Дэви, у Самуила-Роджерса, словомъ - въ самомъ разнообразномъ обществе, и всегда находилъ его прiятнымъ и веселымъ" (Дневникь Байрона 1821 г.).

Угасла сила высшаго разряда!

"Лордъ Голландъ передалъ мне любопытный актъ относительно сентиментальности Шеридана. Однажды, въ обществе, мы высказывали различныя сужденiя о Шеридане и о другихъ выдающихся людяхъ. Мое мненiе было таково: "все, что сделано Шеридавомъ, въ своемъ роде превосходно. Онъ написалъ самую лучшую нашу комедiю ("Школа злословiя"), самую лучшую драму, самый лучшiй фарсъ ("Критикъ": для фарса эта пьеса даже слишкомъ хороша) и самый лучшiй адресъ (монологъ на смерть Гаррика), а въ довершенiе всего - произнесъ самую лучшую речь, какая когда-либо произносилась въ нашей стране". На другой день кто-то передалъ эти слова Шеридану, - и онъ залился слезами! Бедный Бринсли! Если это были слезы радости, то я более доволенъ темъ, что сказалъ эти немногiя, но вполне искреннiя слова, чемъ если бы написалъ Илiаду или сочинилъ его собственную знаменитую филиппику. Даже его знаменитая комедiя не доставила мне такого удовольствiя, какъ известiе о томъ, что онъ выказалъ такую благодарность за мою похвалу!"

Лишь одного такого человека

Дала Природа, свой разбивъ чеканъ,

Когда былъ ею созданъ Шериданъ.

Эта метафора заимствована изъ "Неистоваго Орланда" Арiосто п. X, строфа 84, где говорится о Цорбино, сыне Шотландскаго короля:

è va si bello ia tante altre persone:

Natura il fece e poi ruppe la tsampa.