Фауст. Часть II.
Действие второе

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Фауст. Часть II. Действие второе (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. 

(Узкая готическая комната, с высокими сводами, прежний рабочий кабинет Фауста, перемены).

          Мефистофель.

(Показывается из за занавеси. Когда он приподнимает ее и оборачивается, то можно видеть Фауста распростертого на старинной кровати).

Ложи тут, злополучный! пленный,

Среди крепчайших пут любви!

А пораженному Еленой

В разсудок скоро не придти.

          (Озираясь).

Как посмотрю, так здесь осталось все как было,

Нет перемены никакой:

На стеклах лишь цветных, как будто, тусклый слой,

Побольше паутин, сгустилося чернило,

Бумага пожелтела; но,

На месте прежнем все; и даже, вот перо,

Как чорту он передавался;

И крови капелька, что у него тогда

Я вытянул, еще тут в глубине ствола.

Желаю я, на, счастье чтоб достался

Сбирателю усердному, такой

Редчайший экземпляр! Висит передо мной,

И шуба старая, и на крюке все старом....

Забавный случай мне напомнила она,

Как мальчика учил я в оны времена;

И может быть мораль моя прошла не даром,

И юношей теперь, над нею чахнет он.

А хочется мне, впрямь, знакомый балахон,

Одежда грубая и теплая, с тобою

Соединясь, повеличаться вволю,

Приняв доцента вид, в котором все умно,

В котором правыми себя во всем считают.

Ученые того и достигают,

А бес, так нет - отвык давным-давно. 

(Он встряхивает снятую с крюка шубу, из нея скачут и вылетают сверчки, жуки, мол,

          Хор насекомых.

Наш старый хозяин

Пришел в добрый час!

Жужжим мы, порхаем,

Знаком ты для нас!

Ты нас одиночно

Селил в тишине,

Мирьядой, родитель,

Мы скачем к тебе.

Так скрыто коварство

Глубоко к груди;

Скорей можно в мехе

Козявку найти.

          Мефистофель.

Вот так нечаянность! Совсем сверх ожиданья,

Как разутешили ведь, юные созданья!

Кто раз посеет, тот, со временем пожнет.

Встряхну еще я эту тряпку; вот,

Еще один, другой оттуда полетели.--

Скорее прячьтеся, милейшие мои!

Туда, где ветхие теснятся сундуки,

Сюда, в пергамент побурелый,

В осколки пыльные горшков,

И в орбиты пустые черепов.

Среди подобного скопленья,

Где прах и тлен, и гниль, и хлам,

Вовек приют таким жильцам.

(Завертывается в шубу).

Еще разок покрой-ка плечи нам!

Опять хозяином вхожу я во владенье.

Но мало прибыли, что так назвался я;

Где те, которые признать могли-б меня? 

(Дергает за колокол, раздается пронзительный, резкий звук, от него дрожат стены., замки разлетаются и открываются двери).

          Фамул.

(Идет пошатываясь по длинному и темному корридору)

Что за звуки, за смятенье!

Весь я ужасом объят:

Стены вкруг меня дрожат.

Вижу в трепетном мерцаньи

Разноцветного окна,

Бурной молнии сверканье;

Пол трясется, с потолка

Рухнул щебень; и забита

Здесь была прекрепко дверь -

Силой некою, теперь,

Сверхъестественно раскрыта!--

Там-же, что за страшный вид!

Встал, какой-то, исполином

В мехе Фауста старинном!

Как кивает, как глядит!

Гнутся ноги подо мною.

Не бежать-ли прочь скорей?

Иль остаться у дверей?

Ах, что станется такое!

Мефистофель (подавая ему знак).

          Фамул.

Да, так меня зовут, почтенный господин! - Oremus.

          Мефистофель.

Этого не нужно между нами!

          Фамул.

Как рад, что вам я несколько знаком!

          Мефистофель.

Да, знаю я, богатый днями,

Но все еще студент, о муж обросший мхом!

И то сказать - все учится ученый,

И продолжает потому,

Что не способен он к другому ни к чему.

Так домик карточный и строят немудреный;

Да только гениям и высшим, никогда

Не удавалося достроить до конца.

Но вот, учитель ваш, муж знанья превосходный;

И доктор Вагнер благородный

Известен всякому; в наш век,

В ученом мире он первейший человек,

Он, в ком растет премудрость с каждым днем.

К нему идут толпы всех алчущих познанья;

На кафедре, один, он яркое сиянье;

Как Петр владеет он ключом,

И преисподний мир, и горний отмыкает.

Когда пред всеми он и блещет, и сверкает,

Не устоять тут славе никакой,

Ни знаменитости какой-либо другой:

И даже Фауста в тени он оставляет -

И силой творческой он одарен один!--

          Фамул.

Простите мне, достойный господин,

Что прекословием, смиренно вам отвечу:

О том, что сообщать изволите, нет речи;

Лишь кротость скромная дана ему в удел.

Исчез великий муж так необыкновенно -

Он с этим свыкнуться доселе не успел,

И с возвращеньем вожделенным

Утехи ждет себе и блага. И ничья,

Как доктор Фауст в ней жил, она так и осталась,

И ждет все старого хозяина. Сам я,

Едва входить в нее осмеливаюсь. Что-же

Теперь за знаменье в созвездии быть может?--

Мне чудится, устрашена,

Как будто, самая стена;

Дрогнули косяки и лопнули засовы -

Войти вам не было и способа другого.

          Мефистофель.

Да сам-то он запрятался куда?

Веди меня к нему, давай его сюда!

          Фамул.

Ах, запрещение его на столько строго,

Что и не знаю я, дерзнуть-ли? Заключен

По целым месяцам, в молчании, глубоко

В великое он дело погружен.

Изнежен, более других ученых даже,

Как угольщик теперь он с виду, черный, в саже

От носа до ушей; при жаре очагов

Слух полон музыкой от звяканья щинцов.

          Мефистофель.

А если он меня не впустит, то напрасно!

Я дело ускорю.

(Фамул уходит. Мефистофель садится с важностью).

          Едва я занял пост,

Как слышу, там, зашевелился гость;

Из прежних он еще моих знакомых,

Но только нынче, он из лиц

Слывут что под названьем новых,

И дерзок будет без границ.

          Баккалавр.

(Входит стремительно чрез корридор).

Двери настежь, все открыто!

Можно думать, наконец,

Что живой, досель зарытый

          Фауст.

В прахе, в тленьи как мертвец,

Перестал ужь в сокрушеньи

Безполезно изнывать

И средь жизни умирать.

Стены здесь, карнизы гнутся,

Все обрушится как раз.

Если нам не отшатнуться,

То разгром заденет нас.

Я смелее всех на свете,

Но меня в руины эти,

Дальше двинуться на шаг

Не заставят ужь никак.

Что-то нынче я узнаю?

Сколько лет прошло, как я,

Новичком сюда вступая,

Еле дух переводя,

Простодушно доверялся,

Слушал так и умилялся

Перед вздорами хрычей,

Болтунов бородачей!

Все что знали, то и врали,

Знанью-ж веры не давали,

Портя жизнь себе и нам.

Но, что это за виденье?

В этой келье, в углубленьи,

Кто-то есть, опять никак,

Облеченный в полумрак!

Ну, вглядясь, дивлюсь не мало!

Тот-же самый все сидит,

В темной шубе, как бывало!

Сохранил весь прежний вид,

И закутанным остался

В грубый мех! И мне, хотя,

Как неопытен был я,

Он ученым показался -

Но теперь меня на том

Не надуешь; подойдем!

Ну, старый господин, волною мутной Леты,

Коль не совсем еще запружена вот эта,

Что на бок свесилась плешивая башка,--

Который вырвался теперь из под Ферулы

Академической. Вас нахожу таким

Как прежде; время-то над вами как заснуло -

А я сюда вернулся ужь другим.

          Мефистофель.

Рад, что явилися вы при моем трезвоне.

И прежде вам давал не мало я цены:

И в червячке и в золотом коконе,

Начатки бабочки блестящей ужь видны.

Ребячески тогда вас веселили

И кудри по плечам, и ворот кружевной -

Я чаю, никогда косы вы не носили?

Сегодня вижу вас я на другой покрой,

И в шведской шапке так молодцовато, бойко

Глядите вы: но не являйтесь только,

Вы так стремительно домой!

          Баккалавр.

Почтеннейший! Хоть мы опять на месте старом,

О ходе времени подумайте-ко вы,

Другой и взгляд у нас и не плошаем мы.

Вы на смех подняли добрейшого мальчишку:

Не требовалось тут умения излишку,

И было вам ужь вовсе не хитро

То сделать, что теперь и не дерзнет никто!

          Мефистофель.

Да если правду мы и скажем молодежи,

Молокососам то совсем ведь не с руки;

Л через много лет, как собственною кожей

Поплатятся - вообразят они,

Что это самое своим умком решили!

Готов и приговор: Наставник простофиля!

          Бакалавр.

Быть может плут! Из тех что учат и учили,

Кто стал-бы говорить нам истину в лицо?

То с важностью, то кротко и мудро,

Усилить и смягчить умеют тем и этим,

Подладиться чтоб к умным детям.

          Мефистофель.

Конечно, определено;

И вижу я теперь, любуясь вами,

Что вы учить готовы уже сами.

Немного фаз и солнца и луны,

Едва-лишь пережить успели,

Как дар приобрести съумели,

Полнейшей опытности вы.

          Баккалавр.

О, сущность опытности! Пена

И дым! И с гением она

Происхожденьем не равна!

И вы признайтесь - несомненно,

Что знали в прежние года,

То знать не стоит и труда.

Мефистофель (помолчав немного).

Я сам давно смекал свою нелепость!

Теперь глупцом зову себя!

          Банкалавр.

Хоть старца одного нашел с разсудком я!

          Мефистофель.

Искал я тайники роскошно золотые

И вынес страшное лишь уголье с собой.

          Банкалавр.

Так череп лысый ваш, согласны вы со мной,

Не годен, как и те, вон, черепа пустые?

Мефистофель (добродушно).

Не знаешь ты, мой друг, насколько ты грубишь?

          Баккалавр.

А по немецки - лжешь, коль сладко говоришь.

          Мефистофель

(придвигаясь все ближе к рампе, в своем кресле на колесах, обращается к партеру).

Лишают здесь меня и воздуха и света;

Пристроюсь к вам; могу я ждать привета?

          Бакалавр.

Кто раз сквернейшого предела достигая,

Глупит, быть чем нибудь желая

Ужь обратившися в ничто.

В крови живет жизнь человека; где-же

Кровь так вращается как в юном существе?

Та кровь живая, в силе свежей,

Из жизни черпает жизнь новую себе:

Тогда все движется и действует вполне;

И немощь надает, и выступают силы.

Межь-тем как мы полмира покорили,

Вы что-же делали? На месте вы сидя,

Кивали, грезили среди тупой дремоты,

Да взвешивали все, соображали что-то,

И план на планы громоздя.

Да! старость лихорадка злая,

Озноб потребностей сварливых. Полагаю,

Кому лет за-тридцать зашло,

Тот хоть-бы умер, все равно.

А лучше-бы всего, не дожидаясь много,

          Мефистофель.

На это нечего и чорту отвечать.

          Бакалавр.

Коль я не захочу, и чорту не бывать!

Мефистофель (в сторону).

А скоро чорт таки тебе подставит ногу.

          Бакалавр.

О, благородное призванье юных сил!

Мир не был до меня, его я сотворил,

И солнце вывел я из-за морей; со мною

И месяц начал свой изменчивый обход;

И по моим путям, день заблистал красою,

И разсцвела земля вся под моей стопою,

И мановением моим небесный свод

Из ночи вышел первобытной.

Весь просиял для мира звезд раскрытый.

Кто как не я, освободил людей

От мелочных границ мещанских их идей?

За внутренним своим сиянием во след,

И быстро я иду, и в чудном упоеньи!

Тьма позади меня, передо мною свет!

          (Уходит).

          Мефистофель.

Ступай себе с своей великолепной славой,

Оригинал! Тебя обидело-бы, право,

Сознанье здравое! Иль глупо, иль умно,

Его что ни вздумает - все думано давно!--

Мы не смущаемся подобною задачей;

Пройдет немного лет, и будет все иначе;

А как нелепо муст ни забродил-бы, но,

Все выйдет наконец вино.

(К младшим из партера, не апплодирующим).

Преравнодушно вы сидите;

Вас, деток, извиняю я;

Ведь дьявол стар, поразсудите!

Так чтоб понять его, состарьтеся, друзья!

(Лаборатория в средневековом вкусе; объемистые, неуклюжие аппараты для фантастических целей).

          Вагнер (у очага). *)

Звучит он, колокол ужасный, содроганьем

Проникнул стены; цель близка,

Пора исполниться важнейшим ожиданьям.

Мгла просветляется; уже внутри стекла

Живой как уголь, будто, рдеет,

Карбункул чудный пламенеет,

И будто молнии в ночи

Бросает яркие лучи!

Свет ясный, белый показался!

О, если-б он не утерялся!--

Но, Боже! Кто стучится в дверь?

*) Знаменитый Парацельс подробно описывает воспроизведение Гомункулов, (Homunculus, человечек), посредством алхимических действий.

          Мефистофель (входя).

          Вагнер (боязливо).

Приветствую звезду мгновенья! Умоляю

Вас удержать слова, дыхание, теперь!

Великое и чудное свершится.

          Мефистофель (тише).

Да что там?

          Вагнер (еще тише).

                    Человек творится.

          Мефистофель.

Вот что! какую-же влюбленную чету

Вы здесь запрятали в трубу?

          Вагнер.

О, Боже сохрани! Рожденья способ прежний

Мы признаем дурачеством пустым.

Источник жизни, центр тот нежный,

И сила внутренняя с ним,

Что близкое усвоивши сначала,

И посторонним веществом

Для возсоздания питалася потом -

Достоинство свое все это потеряло!

И ежели еще не перестанет зверь,

Животное, в том находит забаву,

Начало высшее, чистейшее, по праву,

Отныне суждено для человека, верь.

(Обращенный к очагу).

Вот светится! Смотрите! Без сомненья,

Теперь надежда есть на то,

Что если сотнею веществ, через смешенье,--

Ведь от смешения зависит все оно -

Удастся произвесть как должно

Нам человеческий состав,

И в колбу заключив, два раза перегнав,

То дело все в тиши устроить можно.

(Снова оборачиваясь к очагу).

Осуществляется! И движется ясней!

Что почиталося столь тайным, недоступным

В природе искони, то опытом разумным,

Которому теперь час торжества пробил,

Мы ныне доказать дерзаем:

Что прежде организм творил -

Кристаллизацией слагаем.

          Мефистофель.

Кто долго жил, тот многое узнал;

Нет нового, ничем не удивишь нимало:

Кристаллизовавших людей уже видал

Я в прежних странствиях бывало.

          Вагнер

          (все время наблюдающий за склянкой).

Вздымается, блестит, скопляется! И вмиг

Свершится! Да! как замысел велик,

Несбыточным он кажется сначала;

Но случай осмеять для нас пора настала;

Отныне, сотворить мыслителю легко

И мозг с отменною способностью мышленья

Прекрасной силою затронуто, стекло

Звенит.... Взмутилося, затем и осветленье;

Так, все своим порядком шло!

Я вижу, обликом красивый,

Там человечек! вот зашевелился он!

Чего нам ждать еще! Что хочет мир пытливый?

Открыт таинственный закон!

Прислушай только - этот звон,

Он в голос, в говор обращен.--

          Гомуннул

          (из склянки к Вагнеру).

Здорово, батюшка! Так вышло не на шутку!

Прижми нежней к груди ты своего малютку!

Не очень крепко лишь, не лопнуло-б стекло -

Вещей, ведь, свойство таково:

Естественному дай вселенную, пожалуй,

И той едва-ль довольно для него;

Но что искуственно, то требует ужь малый

И ограниченный предел.

И ты здесь, плут, мой кум - сударик? Подоспел

Ты во-время, как раз! За то благодарю я.

Благоприятная судьба

К нам привела тебя сюда.

А я, однажды существуя,

Хочу и деятельным быть.

Скорей работу-б мне какую!

Ты, сведущий, пути мне можешь сократить!

          Вагнер.

Еще скажи одно мне слово!

Стыдился я, до сих времен,

Я старого и молодого -

Задачами от них я осажден.

Вот, например, доселе неизвестно,

Не мог еще постичь единый человек,

Как тело и душа, так связанные тесно,

Приспособленные чудесно

Друг к другу, будто-бы вовек

Им неразлучным быть - межь тем себя терзают,

За тем-же -

          Мефистофель.

          Нет, ужь ты постой!

Я лучше-бы спросил, зачем между-собой

Муж и жена всегда так ладят плохо?

На чистоту, никак, дружище мой,

Не вывести вопрос! А тут есть дела много.

Малютка сам того и ждет.

          Гомункул.

Что делать?

                    Мефистофель.

          Да над этим вот,

Нам покажи какой ты обладаешь силой.

          Вагнер

          (не спустя глаз со склянки).

Ну, право, мальчик ты премилый!

(Боковая дверь отворяется; виден Фауст лежащий на кровати).

Гомункул

Многозначительно! 

(Склянка выскользает из рук Вагнера, порхает над Фаустом и освещает его).

          Как хорошо кругом! - *)

И светлые струи под зеленью густою;

И женщины - как милы! Над водою

Все раздеваются. - И лучше все потом!

От них, сверкающей красою,

Вот отделяется одна:

Геройское её происхожденье,

И даже от богов ведет свой род она..

Вступает, вот, в прозрачное теченье,

И пламень жизни молодой

Горящий в теле благородном,

В кристалле освежает водном

Светящей, зыбкою волной.--

Но что за шум, что за движенье

Тревожно - быстрого крыла,

И шелест, бурное волненье

Все, встрепенувшися, в испуге,

Бегут и скрылися подруги.

Царица-же глядит, спокойная одна,

Но с женственным и гордым наслажденьем,

Как, кротко-смел, ластясь, к её коленям

Приникнул лебедей прекрасный властелин;

Он будто приручен. - Вдруг облако явилось...

Прелестнейшая из картин

Непроницаемой завесою покрылась.

*) Согласно с мнениями алхимиков, Гомункул, одаренный сверхъестественной проницательностью, видит сон Фауста, и рассказывает его.

          Мефистофель.

Еще чего-б не насказал!

Велик мечтатель ты, насколько с виду мал.

Я ничего не нижу.--

          Гомункул.

          И не странно.

Ты с севера пришлец, во времена тумана,

В безпутстве рыцарства, монашества, взростал;

Где-жь разгуляться глаз твой может невозбранно?

Как в доме у себя хозяин ты вполне.

          (Озираясь кругом).

Как отвратительно чернеют камней груды,

И низкий, острый свод, нелепые волюты!--

А этот, ежели здесь будет пробужден,

То новая беда; умрет на месте он.

Лесных ключей струи живые,

И лебеди, и красоты нагия -

Таков ему предстал предчувствий полный сон;

Не помирить уже ему свою природу

Со здешним! Я - переношу едва,

Хотя уживчивей меня нет существа.

Возьмем его - и прочь отсюда!

          Мефистофель.

                    Рад походу!

          Гомункул.

На битву воина пошли,

Да в пляс ты девочку веди:

Так и улаживают дело.

Вальпургская классическая ночь,

И это случай преудобный,

Чтоб в элемент ему так сродный,

Перенестись ему помочь!

          Мефистофель.

Про это не было как будто-бы и слуха.

          Гомункул.

Да как-же и дойти до вашего-бы уха?

Ведь с романтическим лишь призраком ваш род

Знаком; а истый призрак, тот

Быть и классическим обязан.

          Мефистофель.

                    Так куда-же

Лежит наш путь? А мне чужды, противны даже,

Античные товарищи мои.

          Гомункул.

Я знаю, Сатана, что округи твои

К северо-западу; ты любишь ту дорогу;

А мы, на этот раз, направим поскорей

Течет равниною обширною Пеней,

Приволен, окаймлен весь зеленью дубравной,

С заливами прохладных, тихих вод.

Вплоть до ущелий гор долина все идет;

На высотах Фарсал раскинут славный,

И древний там и новый.

          Мефистофель.

                    Горе мне!

Ох, ужь оставьте в стороне,

С тиранством рабства все раздоры!

Тоску наводят, ну, ей-ей:

Едва покончат--глядь! и снова те-же споры,

И не в домек, что дразнит Асмодей

Их подзадоривая сзади.

И говорят тогда, что прав свободы ради

Идет великая борьба;

Взглянуть поближе - раб идет против раба.

          Гомункул.

Оставь людям обычай их упорный!

Сначала мальчик, муж потом.

Теперь один вопрос лишь должен разрешиться -

Чем можно этому субъекту исцелиться?

Есть средство у тебя, так испытай на нем!

А нет, так мне ужь предоставь все дело!

          Мефистофель.

Пустить-бы можно было в ход,

Тут штучку Броккенскую, смело;

Но заперты замки языческих ворот.

А Греческий всегда негоден был народ!

Как чувственности он свободною игрою,

К греху веселому влечет сердца людей,

Так обольщая их - то ужь, само-собою,

Понятно: наш-то грех покажется мрачней.

Что-жь будем делать мы?

          Гомункул.

                    Вот это презабавно!

Ты, знать, таким наивным стал недавно?

Про Фессалийских я напомню чаровниц,

          Мефистофель (похотливо).

А! Фессалийския колдуньи! Безподобно!

А я разузнавал давно про этих лиц -

И с ними, думаю что было-б неудобно,

Мне сряду несколько ночей - бы провести;

Но попытаюсь.--

          Гомункул.

          Плащ сюда, и заверни

Героя своего! А тряпка, как бывало,

Обоих вас и понесет.

Я буду освещать дорогу вам вперед.

          Вагнер (робко).

А я?

          Гомункул.

          Ты посиди! Тебе что помешало

Остаться чтоб дела важнейшия свершать,

Ворочать древние пергаменты; сбирать,

Но предписаниям, животные начала;

Цель обсуждай, а средство наипаче.

Пройдя земли частицу жду удачи -

Авось придется мне найти

И точечку над буквой I.

Великой цели я тогда достигну; право,

Стремленье стоило-б награды, ведь, такой,

И золота, и почестей, и славы,

И званья, жизни долгой, здравой -

И добродетели, пожалуй, хоть самой.

Прощай!

          Вагнер (печально)

Прощай! Щемит мне сердце поневоле;

Боюся, мне с тобой не увидаться боле.

          Мефистофель.

Скорей, к Пенейским берегам!

Пригоден кум средь похождений.

(К зрителям)

Так суждено зависеть нам

Классическая Валпургиева ночь. Фарсальския поля. Мрак.

          Эрихеа *)

Я, Эрихеа. мрачная, ныне выступаю,

Как бывало, ночью, на ужасный пир;

И не так дурна я и гнусна безмерно,

Как гласит поэтов жалких клевета:

Без конца хвалы их, также порицанья....

Вижу я, равнина, будто, там вдали,

Как шатров наплывом бледным побелела,

Отраженьем ночи страшной, полной мук.

Часто повторенье! И всегда так будет

Повторяться ввеки.... Не отдаст никто

Власть другому в руки; также не уступит

И тому, кто силой власть себе стяжав,

Дланию могучей царство сохраняет;

Ибо неспособный управлять собой,

Над чужою волей, разумом надменным

Властвовать желал-бы. И разыгран был

Здесь, в кровавых бранях, тот пример великий,

Как венец свободы, чудный, многоцветный

Рвется, и покорно гнется твердый лавр

Вкруг чела победой гордого владыки.

Здесь мечтал Великий о славнейших днях,

О заре цветущей древняго величья;

Бодрствуя сам Кесарь здесь подстерегал

На весах судьбины стрелки колебанье.

Будет все размерено мерою своей.

Вышел кто с успехом, миру то известно.

Вот, сторожевые рдеют огоньки,

Красной брызжут искрой, и вдыхает почва

Отраженье крови пролитой. Вот он,

Привлечен сияньем ночи необычным,

Эллинских сказаний древних легион.

У огней колеблясь призрачно, иль сидя,

Всюду виден образ баснословных дней;

Месяц, хоть неполный, но светящий ясно,

Всходить, разливая тихий блеск вокруг.

Вот, шатров исчезло с ноля наважденье,

Что там надо мною? Метеор нежданный!

Он несется, светит, плотное ядро

Озарив собою. Чую жизнь! К живому

Близиться неловко - я вредна ему -

Принесет, без выгод, славу мне дурную.

Но полет все ниже. Удаляюсь я.

          (Удаляется).

*) Знаменитая Фессалийская колдунья - прорицательница, предсказавшая Помпею исход Фарсальской битвы. 

Воздушные путники в вышине.

          Гомункул

Облети еще немного

Этот ужас огневой;

Дол, лощина, но дороге

Вид все призрачный такой.

          Мефистофель.

Точно север, запустенье;

Как из старых окон я

Вижу мерзких привидений;

Здесь и там я у себя.

Перед нами зашагала,

Там вон, длинная одна.

          Мефистофель.

Будто боязно ей стало;

Лет наш видела она.

          Гомункул.

Пусть шагает! Опуститесь,

Оживет он от того -

Жизнь которой жаждет витязь

В царстве мифа для него.

Фауст (касаясь земли).

Где, где она?

          Гомункул.

          Не знаем мы об этом!

Но можно справки тут навесть.

Скорее, обойди огни перед разсветом,

И вероятно, где - нибудь услышишь весть.

В обитель Матерей кто проникал, отважный,

          Мефистофель.

И я здесь в доле. Вот, что вам я предложу:

За приключеньями отправится пусть каждый

Своим путем; потом друг - друга чтоб найти,

Малютка светом ты звучащим озари.

          Гомункул.

Вот как звенеть, сверкать он должен!

          (Стекло гремит и сияет).

                    Живо!

Идем на новые мы дива!

          Фауст (один).

Где, где она? - Но, нет, не спрашиваю я!

И если не ее носившая земля,

И не волна что ей катилася на встречу,

То в этом воздухе был отзвук её речи.

Здесь! В Греции, каким-то чудом! Вмиг,

Я почву ощутил. И сонного проник

Как Дух живой, сознаньем жгучим вея;

Хотя-б все ужасы мне предстояли здесь,

Горящий лабиринт изследую я весь.

          (Удаляется).

Мефистофель (бродя там и сям).

По мере как брожу чрез эти огонечки,

Я словно отчужден, суюсь туда - сюда -

Почти все голое, лишь кое - где сорочки:

Срамные Грифы тут, и Сфинксы без стыда,

И сколько их еще, крылатых, волосатых!

Все это, спереди и со сторон обратных,

Так и кидается в глаза, хоть не глядеть!....

Хотя, всем существом, в конец мы не приличны,

Но образ нахожу, что слишком жив античный.

По современному - бы вкусу приодеть,

Примазать - бы на лад новейшей моды

Пренеприятные народы!

Но это мне не может помешать,

Новопришельцу, им приветствие сказать

Красавицам, и вам, премудрые хрычи.

          Гриф (хрипло).

Мы не хрычи, мы Грифы! - Полагаю,

Нет лестного, хрычом кого ни назови.

По звуку слов и корень их понятен:

Гроб, груб, угрюм, хрип, храп - подобные слова

Согласны межь - собой, но звук их неприятен,

Разстраивает нас.

          Мефистофель.

          Однако, господа,

На тот - же я предмет скажу, без уклоненья,

Что в Грифа титуле, почетном, нет сомненья,

Созвучья гр и хр -- не лишния никак.

Гриф (продолжая хрипеть).

Известно! и родство доказано прямое;

Хотя его хулили зачастое,

Но чаще - же хвалили. Это так!

Грабаздай, загребай нахрапом - не беда,

Как, большей частию, Фортуна покровитель.

Муравьи (колоссальной породы)

Про золото вы говорите - Да!

Довольно мы его таки пособирали,

Пещеры, недра гор тихонько наполняли;

Но, Аримаспов род проведал, как всегда;

Смеются, вон, что унесли далеко.

          Грифы.

Мы приведем к дознанью их.

          Аримаспы*)

Не в ночь торжеств и радостей таких!

Схороним все до завтрашняго срока.

Авось удастся в этот раз.

*) Аримаспы, баснословное племя, похищавшее золото. Геродот упоминает об нем, равно как и о Грифах стерегущих золото, и о гигантских муравьях собирающих золотой песок при сооружении своих муравейников.

          Мефистофель

          (усевшийся между Сфинксов).

Ведь как легко, уютно мне средь вас!

          Сфинксы.

Таинственный от нас исходит голос; вы

И воплощаете его. Но непременно,

Теперь сам назовися ты,

Пока еще не узнан нами.

          Мефистофель.

Какими уж меня не звали именами!

Британцев нет-ли тут? Ведь эти господа,

Так много странствуют, свои разносят взгляды,

Изследывая битв поля, и водопады,

Классическия все заглохшия места,

Постройки разные в руинах.

Здесь цель достойную нашли-бы. И меня

Признали-бы они: В мистериях старинных

Как Old Iniquity *) им представлялся я.

*) Под этим названием (коренное зло), в средневековых мистериях, в Англии, появлялся дьявол, и клоун издевался над ним, бил его к удовольствию зрителей.

          Сфинкс.

Какое этому могло быть основанье?

          Мефистофель.

          Сфинкс.

Быть может! Но, силен-ли ты в познаньи

Светил? Что скажешь ты про настоящий час?

Мефистофель (глядя на верх.)

Звезда стремится за звездою,

Урезан месяц, ярок свет,--

А мне здесь хорошо с тобою,

О львиный мех твой я согрет;

Не ладно-бы наверх взбираться.

Задай загадку, позабавь,

В шарадах можно упражняться.

          Сфинкс.

На разрешение ты сам - себя представь -

Задача не мала. Тебе-бы, пояснее,

Попробовать себя поразгадать: "Равно

И праведнику он потребен и злодею:

Он первому - нагрудник, чтоб в него

Колоть, из аскетизма злого;

Обоим - средство он, чтоб Зевса потешать."

Первый Гриф (хрипя).

Я не терплю его!

Второй Гриф (хрипя сильнее).

Чего пришел искать?

          Оба.

Урода нам не нужно здесь такого!

          Мефистофель (грубо).

Не думаешь-ли ты, что ногти у гостей

Не стоют и твоих заостренных когтей?

Попробуй!

          Сфинкс (кротко).

Что-жь, останься. Только знаю,

Наскучит скоро самому.

Что-либо доброе найдешь в своем ты крае,

          Мефистофель.

Ты аппетитна сверху только,

А снизу мне противен зверь.

          Сфинкс.

Здесь наказанье будет горько,

Тебе лукавый лицемер;

У нас ведь лапы-то здоровы,

А ты, что втерся, безтолковый,

С кривою конскою ногой

В союзе нашем ты чужой.

          (Сверху слышны прелюдии Сирен.)

          Мефистофель.

Какие птицы там еще поналетали,

Качаются в ветвях прибрежных тополей?

          Сфинкс.

Поберегитеся! Их песни покоряли

Сильнейших, лучших из людей.

          Сирены.

Ах, зачем вниманье ваше

Вот явились хоры краше,

Сладкозвучно пенье наше!

Долг Сирены знают свой.

          Сфинксы.

          (Передразнивая их мелодию).

А заставьте их спуститься!

Когти скрыты под листвой,

Чтобы ястребом вцепиться,

Растерзать вас, коль случится

Их заслушаться, порой.

          Сирены.

Зависть, злоба, прочь отселе!

Радость, ясное веселье,

Что разсеял белый свет,

Все у нас в полнейшем сборе!

И на суше, и на море,

Самым резвым, в вольном хоре,

Раздается пусть привет!

          Мефистофель.

Струна и горло так согласны,

Что в звуке тонет звук другой.

Но, ужь совсем, концерт такой

Для моего потерян слуха;

Пожалуй и щекочет ухо,

До сердца лишь не доходя!

          Сфинкс.

Не говори про сердце! Глупо.

Кошель из старой кожи грубой

Приличней был-бы для тебя.

Фауст. (Приближаясь)

Как чудно! Зрелище ответствует желаньям,

И в отвратительном могучия черты;

Уже предчувствую я милости судьбы.

Куда, торжественным и строгим созерцаньем,

Мне суждено перенестись?

(Указывая на Сфинксов).

Эдипа пред собой подобные видали.

Терзался, связанный, пред этими Улисс.

(Указывая на муравьев)

Они, сокровища огромные собрали,

(Указывая на Грифов)

И эти, верные, хранили честно клад

Я духом бодрым весь объят;

Воспоминания и образы велики.

          Мефистофель.

В другое время, ты, подобный сброд-бы дикий

Прогнал с проклятием - Ну, а теперь не то,

В среде их будто-бы тебе и хорошо;

В местах где милую найти хотят, конечно,

Самих чудовищ там приветствуют сердечно.

          Фауст (Сфинксам)

Вы, женщин облики, должны мне отвечать:

Одной из вас, случалось-ли встречать

Елену?

          Сфинксы.

Исчезли мы с лица земли,

Геракл убил из нас последнее созданье.

Хирон поведает; найдешь его - спроси;

Он по окрестностям сегодня ночью скачет -

Его ответ ужь много значит.

          Сирены.

Удалось-бы и скорей!...

Был меж нами Одиссей,

И желал он, в гневе страстном,

Бег замедлить корабля;

Говорил он - и рассказом

Мы утешили-б тебя,

Если-б принял ты решенье

В наши следовать владенья,

В изумрудные моря.

          Сфинкс.

Не слушай их, не увлекися,

Не вдайся, честный муж, в обман!

Совет тебе что нами дан,

Хирона мудрого найди:

Узнаешь Вот слова мои.

(Фауст удаляется).

Мефистофель (с неудовольствием).

Что это каркает и шумно бьет крылами,

Несется мимо с быстротой,

Рядами, за одним другой?

Нельзя и проследить глазами;

Ловцу-бы не дались, его лишь утомив.

          Сфинкс.

Как ярый вихрь, зимы стремительный порыв,

Полет их быстр; едва стрелам Алкида

Доступные, то мчатся Стимфилиды.

Благонамерен их привет на этот раз;

Хоть с клювом ястреба, с гусиною ногою,

Хотят как в родственном кругу быть между нас.

Мефистофель (как-бы сробев).

          Сфинкс.

Не бойся этого - пустое!

Лернейской гидры то лишь головы одне,

Отделены, отрублены от тела,

И придают еще значение себе

Но, объясни, какого ждешь ты дела?

Что за тревожные ужимки эти все?

Куда направить путь ты хочешь? Уходи-же!....

Совсем свернешь ты шею, вижу,

Так озирался на дальнюю толпу.

Ну, что-жь, иди! Поклон неси ты без стесненья,

Не одному прелестному лицу -

Там Ламии, разгульные творенья,

Со смехом на устах и с дерзостью на лбу,

Каких и надобно Сатирам для утехи;

Нет козлоногому ни в чем у них помехи.

          Мефистофель.

Но, как вернуся я сюда,

Вы будете все здесь, на этом месте?

                              Да!

Вмешайся в хоровод летучий.

А нам, Египтянам, давно обычен вид

Недвижный, каждого из нас, как он могучий,

Тысячелетия царит.

Доколе наше ложе чтимо,

Дотоль и верно будем мы

Ход дней и солнца и луны

Определять непогрешимо.

Пред пирамидами сидим

Верховными мы судиями,

И над земными племенами,

Над наводненьем, временами

Войны-ли, мира-ль - И за сим,

Наш лик вовек неизменим.

* * * 

Пеней, окруженный водами и нимфами

          Пеней.

Поднимайся ты, с прибрежий,

Тростников семья, ты свежей.

Тихой негою новей.

Ива легкая, пусть вдоволь

Шелестит твоя листва,

Лепечи дрожащий тополь

Грезам прерванного сна!

Что-то страшное такое

Я почуял; все земное

Потрясло до глубины;

Пробужден я средь покоя

Колыхаемой волны.

Фауст (подходя к реке).

Верно! Слышу я ушами!

За сплетенными ветвями,

За листвой, из-за ракит,

Человечья речь звучит.

Струйки катятся болтливо.

Будто звонкий голосок,

Перелетный ветерок.

Нимфы (Фаусту).

Сюда, здесь прохладно,

Приляг, отдохни,

Усталое тело

Свое оживи,

И мир небывалый

Узнай в тишине;

Журчим мы, струимся

И шепчем тебе.

          Фауст.

Так! Несравненные виденья,

Чаруйте властно на яву!

Да, верно глаза отраженье,

И странным чувством я живу.

Воспоминанья-ль это? Сны-ли?

Мгновенья эти раз уж были,

И также счастлив был тогда

Едва журча, без шума льется,

И пробираясь, струйка вьется,

И еле - зыблется листва.

Отвсюду бьют ключи живые,

Потом сливаются в одно;

Поверхность блещет, гладко дно;

И формы женщин молодые

Во влажном зеркале оне

Видны, пленяют взор вдвойне!

И вместе все, толпой игривой,

То вдруг отважно поплывут,

То в брод идут, как-бы пугливо,

И всплески, возгласы., Мне тут

Довольно было-б наслажденья,

Но ненасытимо стремленье -

И взор пытливый шлю туда,

В укрому, где листва густая

Царицу дивную скрывая,

Навес роскошный заплела.

Приплывают из залива,

Также лебеди сюда.

Величавы их движенья,

И несется вдоль теченья,

Тихо, кроткая толпа.

Но, красуясь гордо, вольно,

Как поводят головой!

Вот один, самодовольно,

Между стаей остальной,

Реет, мчится с быстротою,

Перья вздулись, он вперед,

Гонит волны за волною

И к святилищу плывет....

Спокойно воды разсекая,

Блестя сверкающим крылом,

Плывет разсеянная стая;

Вот устремилась, робкий сонм

Борьбой роскошной отвлекая -

И дев испуганных порыв

          Нимфы.

Напрягите слух ваш тонкий,

На уступу береговой

Наклонитесь! Топот звонкий

Будто слышу. Кто такой,

Мы узнать бы все охочи,

Спешный вестник этой ночи?

          Фауст.

Как-бы звучит, гудит земля

Под бегом быстрого коня.

Туда, мой взор! Ужели

Могу достигнуть цели?

О, редким чудом, рок

Меня сюда привлек.

Несется всадник, - Вижу, смелым,

Высоким духом одарен

Он на коне блестяще-белом

Не ошибаюсь - это он,

Филиры сын! Постой, Хирон!

          Хирон. *)

Что там? Зачем?

          Фауст.

Умерь свой бег.

*) Кентавр, (полу-человек, полу-конь), сын Сатурна и нимфы Филиры, воспитывавший Геракла, Тезея, Язона, Ахилла, Эскулапа и многих других.

          Хирон.

Не останавливаюсь ввек.

          Фауст.

О, так возьми-жь меня с собою!

          Хирон.

Садись! Теперь беседовать могу.

Куда ты? Перенесть тебя через реку?

Фауст (Сидя на его хребте).

Неси меня куда тебе угодно.

О, как благодарю! Наставник благородный,

Великий, кто себе на славу воспитал

Геройский род, красу и диво света,

Сонм Аргонавтов научал,

          Хирон.

Оставим это в стороне!

Паллада, Ментора принявши вид и званье,

Почетом небольшим попользовалась; все

По своему живут себе,

Как будто-б не дано им вовсе воспитанья.

          Фауст.

Врача, который злак малейший назовет

И свойства тайные кореньев познает,

Кто верное несет больному исцеленье

И раненому кто дарует облегченье -

Его, теперь, объемлю самого

Всей силою души и тела моего.

          Хирон.

Умел я помогать и делом и советом

Как упадал герой сраженный близь меня:

По практику, потом, в искусстве этом,

Знахаркам и попам ужь предоставил я.

          Фауст.

Хвалам, их скромно избегая,

И поступая так, как будто-бы мудрец

Есть не один еще такого рода.

          Хирон.

Сдается мне, что ты преловкий льстец

И властелина и народа.

          Фауст.

Но согласись, что знал ты, наконец,

Всех знаменитостей своей эпохи славной,

И деятелем был в возвышенных делах;

В глубокомысленных трудах

Дни проводил, ты, полубогу равный.

Межь близкими тебе героями, - кого-жь

Способнейшим, храбрейшим признаешь?

          Хирон.

Круг Аргонавтов был величествен; безспорно,

В нем каждый муж по своему был смел,

И дополнял своей он силой животворной

Все то, что не было дано другим в удел.

Всегда, где перевес имела красота,

И роскошь юности где с ней первенствовала.

Решительность и в деле быстрота,

На помощь ближняго направленная воля -

То Бореад была прекраснейшая доля.

Могучим разумом господствовал Язон,

Столь осмотрительный в совете;

И женам был приятен он.

Бряцаньем струн пленявший все на свете,

Был нежный и всегда задумчивый Орфей.

Со взором острым был Линкей,

Который, день и ночь, чрез камни и чрез мели

Корабль священный проводил.

Опасности, средь дружных только сил

Испытывать возможно; в этом деле,

Когда работает один для общей цели,

Другие хвалят все его.

          Фауст.

А про Геракла ты не скажешь ничего?

Не пробуждай ты горя моего!

Ни Эрмия, ни Феба, ни Арея,

Кого-б там ни было, не видел я порой,

Когда то созерцал, что чтит весь род людской

Божественным, пред ним благоговея.

Он властелином был рожден,

Как юноша, был взора услажденьем;

И брага старшого нес иго со смиреньем,

Покорен также был красе прелестных жен.

Второго Гея не родит, и Геба

Подобного еще не возведет на небо;

Напрасен гимн слагаемый певцом,

И камень мучимый резцом.

          Фауст.

Какое-б ни было художников стремленье

Достойно передать его изображенье,

В таком величии еще не видан он.

Про мужа ты сказал; поведай, в дополненье,

Про самую красивую из жен!

Что женская краса! Пустое -

Недвижный образ, зачастое.

Ценю лишь существо в котором жизнь торит

Избытком радости, живым ключем кипит.

Сама - собой уж красота блаженна;

А грация всегда все чувства покорит -

И таковой предстала мне Елена,

Когда ее нести пришлось, однажды, мне,

          Фауст.

Ты нес ее?

          Хирон.

                    На собственной спине.

          Фауст.

Так мало мне еще безумного волненья!

Вот здесь, где я теперь, сидела и она!

          Хирон.

Как ты, так и она, меня за волоса

Держала.

          Фауст.

Как это было? В ней мое все вожделенье!

Скажи, откуда ты, куда ее ты нес?

          Хирон.

Не трудно мне ответить на вопрос:

Сестру свою Кастор и Поллукс, той порою,

От похитителей спасали, мчась стрелою;

Враги-жь их, над собой не ведая побед,

За Диоскурами во след

Все устремилися, погонею ужасной.

И Элевзинских, вдруг, болот

Преграда братьям предстает;

Тогда примчавшися, на берег безопасный

С сестрицей я поплыл; они пошли-же в брод.

Спрыгнув, она, по влажной гриве, мило

Погладила меня, и как нельзя умней,

Так ласково меня благодарила.

Как хороша была, и юностью своей

Утехой старику.

          Фауст.

Семь лет!...

          Хирон.

Филологи обмануты, а ими

Обманут ты, как вижу. А за тем,

Мифологической жены, перед другими,

И личность и судьба особенны совсем:

Писатели, как нужно им для дела,

Ее по своему хотят изобразить;

Ей не вступить никак ни в возраст зрелый,

Ни старою ей никогда не быть;

Всегда наружностью пленительной владея,

В соблазн вовлечена в расцвете первых лет,

И в поздние года поклонников имея -

Ну, словом, времени не признает поэт.

          Фауст.

Так время пусть теряет власть над нею!

Ведь в Фере вне времен нашел ее Ахилл.

Блаженство чудное: сам рок тут презрен был!

Любови торжество! Ужели всею силой

Вновь к жизни, образ тот единственный и милый,

Созданье вечное и равное богам,

Величья дивного и нежности слиянье,

Предмет в котором все любви очарованье,

Благоговения достойный идеал!

Ее ты видел раз, - а нынче я видал,

Прелестною, к себе влекущей все желанье,

И обаятельной блестящею красой.

И вот, всем помыслом, всем существом, к одной,

Теперь лишь к ней, горячее стремленье;

Я не достигну - прочь и с жизнию пустой!

          Хирон.

Мой чужестранец! Ты, как смертный, в восхищеньи -

Средь Духов-же, ты кажешься в бреду.

Но случай вот тебе: Являюсь, раз в году,

Я к Менто, дочери Асклепия; *) мгновенье

С ней провожу. Она, смиренно шлет моленье

К отцу, чтобы для чести хоть своей,

Он просветил умы врачей,

На истинный-бы путь скорее обратил.

Ее люблю я больше всех Сивилл.

Обходится она без глупого кривлянья,

И благодетельно - кротка. Уверен я,

Что силою кореньев и старанья,

Удастся ей совсем и вылечить тебя.

(*) Асклепий - греческое имя Эскулапа, бога медицины.

          Фауст.

Нет, не хочу я исцеленья!

Мой дух могуч! И в случае таком,

Не стану в уровень я с низким большинством.

          Хирон.

Из благородного источника, спасенья

Не отвергай! - На месте мы. Долой.

          Фауст

Скажи: Меня ночной порой,

Промчав чрез гравий, через воды,

К каким ты вынес берегам?

          Хирон.

Рим с Грецией. Пеней направо; влево нам

Олимп, и средь песков теряется зыбучих

Славнейшее из царств могучих.

Здесь в бегство обращен народа властелин

И торжествует гражданин.

Взгляни сюда. Луною озаренный,

Вот вечный храм стоит уединенный.

          Менто.

(Погруженная в себя, в сонном мечтании.)

Помост священный звучит;

На пороге,

Конским копытом гремит;

Полубоги

Вступают сюда!

          Хирон.

Верно! Открой-же глаза!

Менто ()

Привет тебе! Ты посещеньем,

Меня, как вижу, не забыл?

          Хирон.

Твой храм на месте, как и был?

          Менто.

Ты мчишься все неутомимо?

          Хирон.

Ты все живешь невозмутимо,

Межь тем как люб мне мой обход?

          Менто.

Я жду; меня обходит время. Тот,

С тобою, кто?

          Хирон.

Его сюда примчала,

Как ураган, ославленная ночь.

Его смущенный дух Елена оковала,

И всюду ищет он се, Зевеса дочь.

Не ведает что предпринять в смятеньи.

Он Эскулапова леченья

          Менто.

Кто к невозможному парит- любимец мой.

          (Хирон уже далеко).

Входи сюда, ты полный дерзновенья!

И радуйся. Вот, темный ход

Ведет туда, сидит где Персефона

В пещере, под пятой Олимпа, и поклона

Запретного, тихонько ждет.

По этому пути водила я Орфея:

Но ты воспользуйся успешнее. Смелее!

          (Они уходят). 

На верховьи Пенея как прежде.

          Сирены.

Сестры, бросимтесь в Пеней!

Надо плавать тут плескаясь,

В разных песнях упражняясь,

Угодить чтобы верней

Роду жалкому людей.

Без воды нет и спасенья!

В море! Ждут нас все веселья

Средь Эгейских вольных вод.

          (Землетрясение)

Пену белую вздымая,

Прочь идет волна речная,

И покинула русло;

Почву страшно потрясло,

Все дрожит, вода в кипеньи,

Берега, песок, каменья,

Издают и треск и дым.

О, скорее, убежим!

Все идите, все отсюда!

Никому не в пользу чудо.

Гости, в радости живой,

Поспешим на пир морской,

Где сверкает и трепещет,

И на берег тихо плещет

И вздувается волна;

Где луна сияет вдвое,

Окропляет нас она.

Там свобода, жизнь, движенье,

Здесь-же страх, землетрясенье;

Тот спасайся кто умен!

Ужас здесь распространен.

          Сеизмос *)

          (ворча и ворочаясь в глубине.)

Раз еще сильнее двинем,

Да плечом еще поднимем!

И пробьемся вверх; а там,

Все должно дать место нам.

(*) Заключенный Юпитером в недра земли, титан Сеизмос, (олицетворение землетрясения), усилиями своими выйти на поверхность, выдвинул горы Пелион и Оссу, многие острова, между прочим и самый большой из Цикладских островов - Делос. Юнона, ревнуя к Юпитеру Латону.велела змею Пифону преследовать ее, и запретила земле давать ей приют; тогда и вышел из моря остров Делос, где Латона нашла убежище и вскоре у нее родились там близнецы - Аполлон и Диана.

          Сфинксы.

Нестерпимое дрожанье,

Отвратительнейший звук

Сотрясенье, колебанье,

И туда - сюда качанье -

О, досадный шум и стук!

Мы недвижны, хоть-бы, вдруг,

Вот, как чудом вырос свод.

Это старец самый тот,

Ужь издавна поседелый,

И которому, из чувств,

Для беглянки захотелось

Вдруг состроить остров Делос,

Из воды его толкнув.

И с усильем напирая,

Руки крепко напрягая,

Кверху давит, весь согбен,

Взяв Атланта положенье;

В безпорядочном движеньи

Поднимает почву он,

И с травой, землей, камнями,

С крупным гравием, с песками

Роет ил спокойный дна,

Возмущает берега:

Вдруг прорежет полосою

Дол покрытый муравою,

И в труде не изнемог -

Кариатидою - колоссом,

Он выносит на себе

Груз утеса над утесом,

Сам по грудь еще в земле.

Не зайдет он дальше в деле!

Сфинксы местом завладели.

          Сеизмос.

И все устроено лишь мной,

Авось сознаются народы:

Коль не мои-б перевороты,

Что было-б с вашею землей,

С красой видимого мира?....

В лазури ясного эфира,

Возникли-б выси ваших гор,

Когда-б не двинул я, на славу,

Их живописно, величаво,

Чтоб восторгать изящно взор!

В виду лишь Ночи и Хаоса,

Союзнику Титанов, мне,

Служили, в мощной той игре,

Мячами Пелион и Осса.

И долго подвизались мы,

И с юным пылом в этом деле,

Пока, игрой утомлены,

Двойною шапкой не надели

Мы на Парнасс тех гор, доселе

Которыми увенчан он....

Там пребывает Аполлон

Средь Муз блаженнейшого клира!

И Зевса и, владыку мира,

С его перунами возвел

На мной воздвигнутый престол.

И чтобы выбраться, не мало

Усилий всех употребя,

Теперь, взываю громко я:

Пусть жизни новой здесь начало

Дает веселая семья!

Подумать можно-бы, что эти все твердыни

Дела времен древнейших, если-б мы

Не были тут свидетелями ныне,

Как поднялись оне из глубины.

И за громадой скал, встает еще громада;

По скатам тянется, все выше, бор густой;

Но Сфинкс для этого не поворотит взгляда:

Ничто не возмутит священный наш покой.

          Грифы.

Вижу, золото слоями,

Розсыпь искрится дрожа,

Сквозь расщелин, меж камнями!

Клад такой от грабежа,

Зорко, вы оберегайте!

Имзы, живо! Выгребайте!

          Хор муравьев.

Пущено в ход

Все исполинами -

С лапками длинными

Кверху скорее!

Снуйте живее!

Вот так места!

В них и крупинке

Каждой цена.

Малой соринки

Не пропускать,

Норки все, щелки,

Все обыскать.

Вы, род весь мелкий,

Дело труда

Пусть идет дружно,

Золото нужно -

Что там гора!

          Грифы.

Сюда! Лишь золото все кучей!

Наложим когти, и над ним

Верней замков и стражи лучшей

Не может быть. Все сохраним.

Мы тут вправду очутились,

Знать не знаем как явились.

Кто, откуда нас принес,

Был излишен-бы вопрос.

Здесь мы - этого довольно!

Место каждое привольно

В жизни радостной земной.

Только треснет межь скалами,

Как и карло под рукой.

Карло с карлицей, трудами

Образцовые четы.

Так-ли было и в Эдеме,

Ужь не знаем - только мы

Пресчастливы в это время,

Чтим признательностью рок;

Мать - земля родит охотно,

И пред нею, плодородной,

Равны Запад и Восток.

          Дактилеи.

Ею выведен народ,

То малейший, вслед, пожалуй,

Вдруг она произведет -

Каждого равного найдет.

Старший из Пигмеев.

Живо, удобное

Место занять!

За дело доброе!

Вам помогать

Надобно силе!

Здесь пока в мире

Наши страны;

Но куйте латы,

Вы, кузнецы,

Войску булаты!

Имзы, сюда!

Ройте металлы!

Вы, как ни малы,

Служба дана

Нужно нам дров!

Стройте живее

Груды костров,

Много что-б было

Тайного пыла!

Уголь готовь!

Генералиссим.

Вы, со стрелами,

Бодро в поход!

Пруд с камышами

Видите тот -

Цаплей бить надо!

Гнездится тьмой

Гадкое стадо

Гордой семьей.

В цель, верным глазом!

Метко бей разом!

Каждому, всем

После потехи,

Перьями шлем!

Имзы и Дактилеи *)

Гибель настала!

Где нам приют!

Нужен наш труд

Им для металла,

И нам-же тут

Цепи куют!

Освобожденья

Не пробил час -

Значит, смиренье

Лучше для нас.

*) Имзы и Дактилеи - баснословные племена, еще мельче Пигмеев.

          Ивиковы Журавли *)

Крик убийства, стон великий!

Бьются крылья, всюду страх!

Вопли, жалобные клики

Слышны в наших высотах!

Все убиты, обагряет

Алчность с мертвых ужь срывает

Благороднейший убор!

И на шлемы, эти плуты,

Неуклюжи все, согнуты,

Прицепили ужь трофей!

К вам, союзным нашим стаям -

С вами мы перелетаем

Зыбь пространную морей -

К вам, сегодня мы взываем:

К общей мести! Кровь нужна,

И нужна вся сила ваша!

Всей породе этой наша

Вековечная вражда.

(Разсееваются по воздуху с гарканьем,).

*) Журавли обличившие тайное убийство певца - поэта Ивика.

Мефистофель (на равнине).

На севере, умел я с ведьмами справляться,

Здесь, с духами мне чуждыми - не то.

Прекраснейшим из мест - удобно, хорошо;

Куда ни забредешь, все знаешь направленье:

На камне там своем нас Ильза сторожит,

И Гейнрих с высоты там бодро так глядит;

Хоть Храпунами там прозвали возвышенья,

Что словно дуются на Бедствия *) - но чтожь,

Но крайности, уверен что все это

Без перемен, еще на многи лета.

А здесь, не знаешь где стоишь, куда идешь,

Да прочен-ли и грунт-то под тобою?

Вот я, равнинкою иду - себе, иду -

А позади, ростет гора, вдруг, на виду;

Хоть много чести-то назвать ее горою,

Но все таки, еще довольно высока,

В долине, кое - где, миганье огонька.....

Вот, пляшет и кружит, то далее, то ближе,

И бегом плутовским желает приманить

Разгульная ватага пред глазами.

Ну, подберемся-ка! Ведь с этими делами

Как ни знаком, все ищешь подцепить.

*) Название возвышенностей Блоксберга.

          Ламии *)

(заманивая Мефистофеля)

Шибче, все шибче!

Дальше, все прытче

Надо бежать!

После, нарочно,

Будто-бы ждать

И неумолчно

Будем болтать!

Право, потеха!

Надо для смеха,

Хоть заманить!

Труд ведь не малый

Ногу тащить!

Ах, пробирается,

Как спотыкается

Он по буграм!

За нашим бегом,

Следом, все следом

Крадется к нам!

*) Ламии - чудовища с женским лицом, имевшия способность во все превращаться, часто завлекавшия молодых людей, чтобы высосать из них кровь; также называли и чародеек.

Мефистофель (приостанавливаясь).

Проклятая судьба! Порода ты мужская

Ввек обольщенная, с Адама начиная!

Хоть каждому стареть-то суждено,

Но, стареясь, умнел-ли кто?

Иль не дурачили тебя все это время?

Сам знаешь, никуда не годно это племя:

Подтянуты, с расписанным лицом,

Не наделят тебя ничем здоровым,

А только, твари эти, словом,

Нас продолжают заставлять

По дудке их всегда плясать.

Ламии (останавливаясь).

Стой! он колеблется, раздумывает много,

Остановился недвижим;

К нему на встречу поспешим

А то и ускользнуть ему от нас недолго!

          Мефистофель

(продолжает шагать направляясь к ним).

Вперед! Я время потерял!

Нас не запутают недоуменья сети!

В конце концов - не было-б ведьм на свете,

То кой-бы чорт быть чортом пожелал?

          Ламии (приветливо).

Окружимте-ка героя!

Сердце в нем уже такое,

Хоть одну сестру из нас.

          Мефистофель.

Хоть не ясно ваши лица

В полумраке вижу я,

Но, мне кажется, девицы,

Вы - красивая семья.

Порицать вас непригоже.

Эмпуза *) (протесняясь).

И меня, конечно, тоже!

В ваше общество хочу.

*) Одна из Ламий, с единственной ослиной ногой, посланница богини мрака Гекаты.

          Ламии.

Ну, эта лишняя обуза,

Всегда испортит нам игру!

Эмпуза (Мефистофелю).

Здорово! Я кума Эмпуза.,

С ослиной ножкою! Хотя,

Но я приветствую роднею,

Любезный куманек, тебя!

          Мефистофель.

Вот, думал быть в толпе безвестной -

С роденькой встретился прелестной!

Все переборка старых книг:

Свойство от Гарца до Эллады!

          Эмпуза.

Быстра я в действиях своих,

Могу на все меняться лады;

Но чтоб уважить вас сполна,

С ослиной мордочкой пришла.

          Мефистофель.

А кумовство-то в этом люде

Считают важным; только мы

Отречься рады, будь что будет,

Ужь от ослиной головы.

          Ламии.

Оставь ужасное творенье!

Все в чем приятность, красота;

Что увлекательно и мило,

Что без нея прекрасно-б было,

Все исчезает без следа

Где лишь появится она.

          Мефистофель.

Ведь вот, нежны, тонки сестрицы,

Но подозрительны их лица;

И что-то я, средь этих роз,

Ух, как боюсь метаморфоз!

          Ламии.

Все-жь попытайся! Выбор вволю!

Лови! Коль счастливый игрок,

То лучшую возьмешь ты долю!

Что медлишь? Что за жадный вздох?

Ну, волокитство преплохое!

Еще и чванный-то какой!

Но вот и он средь нашей пляски;

Поочередно бросим маски,

          Мефистофель.

Красотку выбрал.......

          (Обнимая ее)

Какое помело сухое!

          Горе злое

          (Схватывая другую)

А эта?.... Гнусное лицо!

          Ламии.

Ты разве лучшого чего

Достоин? Не мечтай и в шутку!

          Мефистофель.

А подцеплю-ка ту малютку.....

Но что-же это? Вон из рук

Скользит, как ящерица, вдруг,

И гладкая коса змеею

В вознагражденье, с той большою,

Не поискать-ли счастья? Ну!

Взял тирс, и с шишкою еловой,

На место головы, вверху

Ужь попытаюся, хотя

На счет вот этой толстой я;

Утешусь может быть. И точно,

Рискну! Куда ни шло! Она

Мягка, объемиста, жирна;

Высоко ценит люд восточный

Все это Что такое? Вмиг,

Пропало, - лопнул дождевик!

          Ламии.

Все в разсыпную, все летите!

Молниеносный, мрачный рой!

Свивайтесь, рейте, оцепите

Колдуньи выродка собой!

Вертись, неверными кругами,

Ужасный лет нетопырей!

Пари безшумными крылами!

Уйдет он дешево злодей!

Мефистофель (отряхаясь).

Здесь, как на севере, нелепо все идет;

И призраки, один другого все чуднее

И здесь и там; поэты и народ

Все пошлы; как везде, одна и та же сказка;

Все маскерад, все чувственная пляска.

Красивых масок ухватя,

Я ощутил таких существ, что страху дался...

Но согласился-бы обманутым быть я,

Лишь-бы обман подоле продолжался.

(Блуждая между камнями).

Куда-жь идти? Да где-же мы?

Тропа, вдруг стала грудой сорной;

Я шел сюда дорогой торной,

Теперь что ступишь - валуны.

Как Сфинксов мне моих прекрасных

Найти? И где? В трудах напрасных,

Спускаюсь, лезу - ужь не в мочь!

Мне-б и придумать не пришлося

Такого глупого хаоса!

Ну, ведьмы лихо прикатили:

С собой свой Блоксберг притащили.

Орей (природный утес).

Всходи сюда! Моей горы

Вид не утрачен первобытный.

Шероховатый путь гранитный

Почтить достойно должен ты;

То Пинда отрасли последней

Ряд древних видишь ты ступеней!

Неколебим ужь я стоял,

Как чрез меня Помпей бежал.

Но образ, вызванный мечтою,

Исчезнет, лишь петух впервые пропоет.

Издавна свыкся я с историей такою -

Мгновенно вспрянет все, мгновенно пропадет.

          Мефистофель.

Так честь тебе, главе достопочтенной,

Венчанной мощию дубов.

Не проскользнет во мрак твой сокровенный

Что движется сюда как огонечек малый....

Вот как все ладиться-то стало!

Ведь это наш Гомункул. Эй!

Куда твой путь, товарищ - крошка?

          Гомункул.

Порхаю всюду понемножку.

Хотел-бы жизни пополней,

В другом-бы, лучшем смысле. Право,

Разбил-бы я свое стекло:

Но что, до сей поры, я видел, ужь на то

Я не пущусь, мне не по нраву.

По дружбе, я тебе скажу -

Тут два Философа, за ними я слежу;

Прислушался к речам, и уловил я слово:

"Природа"! и решил, чтоб их не покидать.

Ужь эти-то должны, конечно, знать

Всю сущность бытия земного:

Так, наконец, проведаю и я

Про то как поумней пристроить мне себя.

По своему тут действуй, милый!

Где призраки свои владенья оснуют,

Там и философу приют:

Чтоб милости его, искуства, чтимы были

Он дюжину их новых натворит.

Без заблуждения, путь к разуму закрыт;

Жить хочешь - так живи на собственные силы!

          Гомункул.

Так отправляемся-жь. Что дальше, поглядим.

          (РазстаютсяJ.

          Анаксагор (Фалесу).

Так твой упорный ум не хочет преклониться?

Чего-же надобно еще чтоб убедиться?

          Фалес.

Пред каждым ветерком склоняется волна,

Но удаляется от грубых скал она.

          Анаксагор.

От огненных паров.

          Фалес.

          А влага лишь одна

Всему живущему дала свое начало.

Гомункул (между ними).

Позвольте мне поближе к вам;

Произойти желаю я и сам!

          Анаксагор.

Когда-же, о, Фалес! тебе возможно было,

Такую гору, в ночь, произвести из ила?

          Фалес.

В природе и в её течении живом,

Что день, и ночь, и час? Так зиждется творенье,

Что, в величайшем проявленьи,

Все стройно, правильно - насилья-жь нет ни чем.

          Анаксагор.

А было-жь здесь оно! От грозного напора

Огня Плутонова, от взрыва и громов

Должна была и плоской почвы, скоро

Прорваться древняя кора,

Подняться вмиг, и новая гора.

          Фалес.

Что-жь далее? Не стоит разговора.

Гора на месте - хорошо.

С такими преньями теряешь труд и время,

А достигаешь одного -

Что водишь за нос лишь доверчивое племя.

          Анаксагор.

Ужь Мирмидонами кишит,

Повсюду, треснувший гранит;

Свои ужь начали затеи

Там крошки, Имзы и Пигмеи.

(Гомункулу).

Ты друг отшельником живя,

К величью не имел стремленья;

Но если ты, без затрудненья,

Привыкнуть к власти можешь - я

          Гомункул.

Что скажет наш Фалес?

          Фалес.

Никак не одобряю.

Творятся с малыми и малые дела,

С великими-жь велик и малый. Вот, грозою,

Как туча черная взошла -

Смотри! То журавли идут несметной тьмою

На возмущенный вражий род;

Грозило-б и царьку напастию такою.

И с высоты низринулся полет;

С когтями, с острым клювом, вот,

На тварей мелких мчатся силой,

И разразилася великая беда!

Злодейство цаплей умертвило,

Средь мирной жизни их, вкруг сонного пруда.

Дождь смертоносных стрел и породил отмщенье,

Союзников ближайших раздражил,

В них жажду крови возбудил

К чему теперь и меч, и шлем, и щит?

К чему-же карликам блестящие трофеи?

Дактили, Имзы, как все прячется скорее!

И вот, колеблется, бежит,

И опрокинут строй, разбит.

          Анаксагор

(после некоторого молчания, торжественно).

Подземное я чествовал хвалою,

Теперь и к вышнему я обращусь с мольбою....

Ты трехъимянная, в трех образах, к тебе,

Вовеки юная царица в высоте,

К тебе взываю я трикраты,

Луна, Диана и Геката,

При бедствии народа моего!

Глубокодумная, сердце жизящая,

Ты, многомощная, мирно - светящая,

Бездны ты мрака раскрой своего!

Пусть-же могущество древнее., славно,

          (Молчание).

Ужель услышан я!

Ужель мольба моя

К тем высям воспарила,

Естественный порядок возмутила?....

И приближается вот он,

Громаднее растет шарообразный трон,

И необычен он для глаза! Страх и горе!

И пламя красное побагровело вдруг

Остановися, грозный круг,

Иль уничтожишь нас, и землю всю, и море!

Так, вправду, с твоего пути,

Жен Фессалийских злое знанье,

Тебя заставило сойти,

Посредством чар их заклинанья?

Преступно, из тебя оно

На гибель тайны извлекло?

Диск помрачился светозарный,

И, вмиг, сверкающий разрыв!

С громами мчатся ураганы!....

В прах пред тобой, вот, повергаюсь я

И вызвал это все. Прости, прости меня!

          (Падает ниц).

          Фалес.

Чего ужь не видал, не слышал он, мечтая!

Как, что произошло, я не скажу, не зная;

Он что-то ощущал - я - жь ровно ничего.

Признаться, час шальной; луна-жь, все также плавно,

По прежнему, качается исправно.

          Гомункул.

Взгляни на место, где цвело

Народов мелких поселенье!

С начала самого, гора

Была кругла, теперь остра;

Я ощутил и сотрясенье

Как камень с месяца упал,

И без суда, и без расправы,

Давил, ломал и убивал

Нельзя не превознесть хвалой

Мне творческой способности такой,

Что одновременно свершила,

Подземною и верхней силой,

Строенье горное, и ночью лишь одной!

          Фалес.

Ты успокойся! Было это

Лишь в мысли! Пропадай со света

Отродье гадкое! Что не был королем

Ты у него, то ладно. Ну, идем,

На пир морской; в владеньях водных

Гостей ищут чудных и почетных.

          (Удаляются).

          Мефистофель

(карабкаясь с противуположной стороны).

Тащиться должен средь камней,

Я по крутым, теперь, уступам,

Да между грубых всех корней

На Гарце-то, стране родной,

Все отзывается смолой;

Мне это нравится, и также запах серный

У этих Греков - же, едва-ли след сыскать

Тех испарений. Вот, узнать

Прелюбопытно-бы, примерно,

Чем поджигают же - они

Мученья адского огни?

          Дриада.

В своих краях, по местному обычью,

Ты можешь ум тебе врожденный изощрять,

А на чужбине ты не знаешь и приличья.

Чтоб дуба здесь почтить священное величье

Не должен к родине ты мысли обращать.

          Мефистофель.

Мы думаем всегда о том что покидаем;

К чему привыкли мы, то и бывает раем.

Скажи, однако, что за образ там тройной,

При слабом, будто-бы, мерцаньи,

          Дриада.

То Форкиады, по названью.

Осмелься к месту подойти,

А не боишься, то и речи заводи.

          Мефистофель.

А почему-жь и нет! Однако, что-же это?

Я горд, но мне пришлось сознаться - до сих пор,

Не видывал еще подобного предмета!

Ведь, просто, хуже мандрагор

Тройного этого увидевши урода,

Возможно-ль находить, что безобразен грех?

Да мы таких прогнали-бы с порога,

Ведь, круга адского страшнейшого из всех.

Укоренилась-же в земле красы античной,

Как величать ее обычно,

Такое чудище! Почуявши меня,

Должно быть, шевелится. Странно

Оне чирликают свистя,

Ночницы, мерзкие кожаны.

Давайте, сестры, глаз, чтоб разъяснил он нам,

Кто, дерзкий, в наш вступает храм.

          Мефистофель.

Достопочтенные! Прошу я дозволенья,

Принять тройное, здесь, от вас благословенье.

Хоть незнакомцем я пришел, но не чужой,

И прихожусь, кажись, вам дальнею родней.

Древнейших всех божеств я знаю, без сомненья,

Пред ними преклонялся в прах,

Я чествовал, как должно Рею, Опсу,

И Парок родственных Хаосу;

Сестер-то ваших, я видал на этих днях,

Но вам подобных, нет и не встречал, признаться!

И вот, могу лишь молча восхищаться.

          Форкиады.

Сдается, этот Дух не глуп.

          Мефистофель.

Как не воспел

Вас ни один поэт! Скажите, как случилось?

Вот что-бы передать искуство-то потщилось!

Вам должен-бы художника резец

Труд посвятить свой наконец,

Дань принести вам в должной мере,

А не Юноне там, Палладе иль Венере!

          Форкиады.

Во тьме глухой, отвсюду далеко,

Мы никогда еще не думали про это.

          Мефистофель.

Понятно, раз вы так отчуждены от света,

Что вас нельзя видать, вам, тоже, никого!

Но поселиться вы в таких местах должны-бы,

Искуство с роскошью царят где наравне,

Где, что ни день, то мраморные глыбы

Вступают в жизнь героями, и где

          Форкиады.

Молчи ты, нашего не возбуждай желанья!

К чему служило-бы и большее нам знанье

На этот счет? Порождены в ночи

Себе самим безвестны мы почти,

И вовсе, миру остальному.

          Мефистофель.

Не значит ровно ничего:

Свой образ передать возможно и другому.

Довольно зуба с вас и глаза одного -

Мифологично-бы свершить соединенье,

В две формы слить тройное естество;

Подобье третьей, во владенье

Тогда ко мне-бы перешло;

Охотно-б взял его на срок я малый.

          Одна из Форкиад.

Как думаете - вы? Возможно так?

          Другия Форкиады.

                              Пожалуй -

Но глаза лишь, и зуба не давать.

          Мефистофель.

Ну, вот! Хотите вы все лучшее отнять!

Что-жь сходство будет за такое?

Ты только глаз один закрой -

Не трудно ведь - и клык ты выставь свой,

И, в профиль, будем мы так схожи ужь с тобою,

Как только может брат с сестрою,

          Мефистофель.

Честь велика! Идет!

          Форкиады.

Идет!

          Мефистофель

          (в образе Форкиады с профиля.)

И так, пошел уже я в ход

Сынком возлюбленным Хаоса.

          Форкиады.

Хаоса дщери мы, об этом нет вопроса.

          Мефистофель.

Гермафродитом я обозван - о, позор!

          Форкиады.

Какая красота теперь, в тройне сестер!

Два глаза есть, два зуба, вдруг, сегодня!

          Мефистофель.

Пойти да попугать чертей - то в преисподней.

          (Уходит).

* * * 

Утесистые бухты Эгейского моря. (Луна неподвижна на зените *)

*) Во время волшебных ночей, луна останавливалась в своем течении.

          Сирены

(напевают расположившись по утесам).

Фессалианок дерзкий род,

Мог средь ужаса ночного,

Заклинанья зная слово,

Совлекать тебя с высот;

Ты с небесного-же свода

Брось теперь спокойный взгляд

На трепещущия воды,

Светом ясным что горят,

В быстром беге что шумят.

Озари, о, луч лазурный,

Тот наплыв тревоги бурной,

Что несет сюда волна!

Будь к нам милостива ныне,

О, прекрасная Луна!

Нереиды и Тритоны

(в образе морских чудовищ).

Пойте звонче, пусть равнины

Моря дальняго звучат,

Обитатели пучины,

Пусть на зов ваш поспешат!--

Мы, при виде бездн раскрытых,

Бурей страшною изрытых,

В глубину совсем ушли,

Глухо где, не слышно рева;

Звуки-жь сладкого напева

На поверхность привлекли.

Посмотрите, с восхищенья,

Как нарядны мы: В цепях

Золотые вьются звенья,

В драгоценных мы венцах,

Самоцветные каменья

Поглощенные крушеньем,

Это ваши все плоды!

Все втянули вашим пеньем

Вы, о, демоны воды!

          Сирены.

Знаем мы - в прохладе моря,

Жизнь пловучая без горя

Рыбьим нравам благодать.

Но, вы радостные хоры,

Выше рыб что вы, без спора,

Нам приятно-бы узнать.

          Нереиды и Тритоны.

Мы об этом ужь судили,

Прежде чем сюда приплыли.

Сестры, братья, все в поход!

Нам не дальняя дорога -

И докажем, что на много

Выше рыбьяго наш род!

          (Удаляются,)

Уплыли в мгновение ока!

В Самофракию, мчит с быстротой,

Их ветер попутный. Подвиг какой

Исполнят, его оценяя высоко,

В царстве великих Кабиров они?

Эти боги так чудно странны,

Вечно сами себя порождают,

И что они - ввек того сами не знают.

Неподвижна и кротка,

В выси царствуй, о, Луна!

Время нам продли ночное,

И светило пусть дневное

Не разстроит торжества!

          Фалес

          (на берегу с Гомункулом).

Повел-бы я тебя к Нерею прямо;

Недалеко его отсюда грот;

Но он, старик, ворчун и преупрямый,

Не угодит ему весь человечий род,

Но у него есть дар предвиденья; по праву,

Он уважение и приобрел за то;

И многим делал он, по истине, добро.

          Гомункул.

Что-жь, попытаемся, пойдем и постучимся!

Стекла и пламени не тотчас-же лишимся.

          Нерей.

Не человеческий-ли голос режет слух?

Как, вмиг, болезненно мой возмутился дух

И гнев мной овладел до глубины сердечной!

Пустые образы, стремящиеся вечно

Достигнуть равенства с богами, но судьбой,

Ввек обреченные на сходство лишь с собой!

Я с давних лет, в божественном покое

Мог пребывать - но что-жь? Наставить на благое

Я лучших из людей хотел;

Когда-жь я, наконец, итог свершенных дел

Просматривал, то все так выходило,

Как будто ни о чем говорено не было.

Но, старец моря, все тебя доверьем чтут:

Мудрец, нас не гони! Взгляни на пламя. Тела,

Хоть человечьяго подобье в нем - всецело,

Тебе вверяется; совет твой нужен тут.

          Нерей.

Зачем совет! Когда-же оценяли

Его межь смертными? Не знаю; до сих пор,

Слова добра в глухом их ухе замирали.

Как часто был ужасный приговор

Свершен самим-же делом над собою -

Люд все упорствует по прежнему покрою.

Я так отечески с Парисом говорил!

Предупреждал его еще я той порою,

Как сетью он еще не окружил

Жену чужую! Здесь он был, отваги полный.

Что дух мой прозревал, я то открыл ему:

Пары тяжелые и пурпурные волны,

Пространство все залившия; вверху,

Твердыни гордые все пожирало пламя,

Увековеченный, прославленный стихами,

Я Трои зрел последний, судный день,

И грозен, знаменит как он в веках остался.

Но старческий совет игрою показался

Безумцу этому; своим желаньям он

Последовал - и пал священный Илион,

Как долгой мукою истерзанное тело,

Гигантский труп оцепенелый,

Роскошный пир для стай орлов

С вершины Линда! - Вот, еще об Одиссее:

Заранее спасти его я был готов;

Я говорил ему о хитрости Цирцеи,

И о неистовстве Циклопов, о его

И собственном погибельном медленьи,

О легкомыслии товарищей; чего

Не говорил еще! Но что из наставленья

Извлек он? Претерпев и бури и крушенья,

К гостеприимному он берегу пристал,

Как вынес ужь его благоприятный вал.

Все это мудрому докучливо, конечно;

Но добрый, все попытку повторит,

И благодарности частица оживит

Его такой отрадою сердечной,

Что уничтожит разом весь

Неблагодарности огромный перевес.

А наше с мальчиком прошенье вот какое:

Разумно хочет жизнь начать он - не пустое.

          Нерей.

Удался редкий миг - я нынче не сердит,

Так не мешайте мне! Другое предстоит:

Всех граций царства я морского

Созвал, детей моих, Дорид.

Не движется нигде подобия такого,

И на Олимпе нет, не носит и земля.

Бросаются оне с дракона водяного,

Игриво, на хребет Нептунова коня,

И со стихиею в таком союзе нежном,

Что пена самая, кипеньем белоснежным,

И краше всех своих сестер морских,

На раковине, вот, плывет и Галатея;

Несет ее, средь радужной игры,

Трон перламутровой богини красоты.

Как нас покинула Венера - Астартея,

В Пафосе воздают ей почесть, как самой

Богине. Так, давно, преемницей прямой,

И царственной она владеет колесницей,

И храма славного столицей.

Идите-жь прочь! Отцу-ли, в час такой,

В час чистых радостей избранный,

На сердце злость иметь, в устах и речи бранной

Слова? Ступайте-же! Ищите, где Протей;

Его и спросите; он научить вас может,

И как произойти, как превратиться тоже -

Все объяснит вам этот чудодей.

          (Удаляется, к морю).

          Фалес.

Протея настигать случится-ли иному -

Он улетучится; поговорит-ли с кем,

То, ужь наверное, всегда кончает тем,

Что собеседника приводит в затрудненье;

Дивится только тот и чувствует смятенье.

Но, все-жь, тебе необходимость в нем;

Так попытаемся, и далее пойдем!

(Удаляются).

Сирены (с высоты утеса).

Вдали там, что такое,

Чрез царство водяное

Скользит? Как паруса

Несутся с ветром рея,

В сиянии белея,

Так дев морских краса,

Сверкая, ослепляет.

Сойдем! Все подплывает

Чу! Слышны голоса.

Да будет вам отрадно

То что приносим мы;

Хелоны *) щит громадный

Великия черты

Вот отражает, - Строгий

Вы видите в нем лик:

Приплыли с нами боги

Воспойте гимном их.

*) Нимфа Хелона была превращена Меркурием в черепаху. Кабиры принесены на щите черепахи. Отполированный щит черепахи служил зеркалом у древних.

          Сирены.

Рост не высокий,

Мощь велика,

В бурях оплот моряка,

С древности самой глубокой,

О, чтимые боги ввека!

Нереиды и Тритоны.

Чтоб не был пир нарушен,

Кабиров *) принесли;

Нептун там благодушен

*) Кабиры - божества глубокой древности; считались гениями - покровителями мореходов; изображали их в виде пузатых карлов, кувшинов и т. п.

          Сирены.

Мы вам уступаем;

Бурей-ли был

Корабль сокрушаем,

Сонмищем сил

Люд вы спасали,

Одолевали.

Нереиды и Тритоны.

Примчали мы троих;

Не захотел в путь с нами

Четвертый - но из них,

Он настоящий самый,

Сказал он - и за тех

Он думает за всех.

          Сирены.

Божок над божками

Пусть вдоволь трунит,

А вы, пред властями,

Милость, склоняйтесь,

Всегда опасайтесь

Того что вредит.

Нереиды и Тритоны.

Их семь числом быть должно.

          Сирены.

Где трое остальных?

          Нереиды и Тритоны.

Не ведаем о них;

Узнать в Олимпе можно;

Пожалуй, также, тут

Осьмой нашел приют.

О нем не помышляли

Еще, ведь до сих пор!

Нас милостиво ждали,

Но был не полон сбор.

Это боги без сравненья,

Вечно далей их стремленье,

И в неутомимом

То страдальцы жажды вечной

По непостижимом.

          Сирены.

Привыкли мы

Нести мольбы

Всегда царям;

В луне-ли трон,

Иль в солнце он -

Зачтется нам.

Нереиды и Тритоны.

Вот апогея нашей славы!

Вести весь праздник наше право!

          Сирены.

В древности славы такой не дано

Героям, как громки дела их ни были;

Добыли они золотое руно!

Вы-же Кабиров добыли!

(Повторение древним напевом).

Добыли они золотое руно.

(Нереиды и Тритоны проплывают мимо).

          Гомункул.

Обыкновенные горшки,

Уроды те, наглядно;

О них-то, мудрые земли,

Споткнувшись, головы свои

Ломают безпощадно!

          Фалес.

Снаровка эта и нужна!

Монета ржавчиной ценна.

          Протей (невидимый).

Вот, старый я болтун, доволен!

Да, то почтенней, что чудней.

          Фалес.

Где ты, Протей?

          Протей

(голосом чревовещателя, то вблизи,

Я здесь! и здесь!

          Фалес.

          Играть ты старой шуткой волен;

Я извиню, но вздор со мной по расточай!

В другом ведь месте ты.

          Протей (будто издалека).

Прощай!

Фалес (тихо Гомункулу).

Он возле нас! Блесни-ка поживее!

Ведь любопытство рыбье в нем;

Где-б ни был он, и в виде-ли каком

Его огонь притянет.

          Гомункул.

Не жалея,

Готов потоки света лить,

Но с осторожностью, стекла чтоб не разбить.

          Протей

Что за приятный свет я вижу?

Фалес (прикрывая Гомункула).

А хочешь посмотреть, так подойди поближе,

Труд не велик; ты по казаться-б мог

На паре человечьих мог.

А нами скрытого предмета

Тебе видать иль нет - лишь в нашей воле это.

Протей (в благородном образе).

Ты хитростей мирских еще не позабыл?

          Фалес.

До превращений ты охотник, как и был?

          (Открывает Гомункула).

          Протей (изумленный).

Ах, карлик крошечный, светящий! Никогда я

Не видывал такого!

          Фалес.

Совета просит, в жизнь совсем вступить желая;

Преудивительно на свет он порожден,

Как он мне сообщил, и вполовину только.

Духовной стороной не слаб он, и нисколько

Не обделен способностьми, умом;

Но плотности в нем нет, он весь неосязаем.

Покуда вес его лишь держится стеклом,

Но воплощенья он мечтой одолеваем.

          Протей.

И впрямь, девичье ты дитя:

Предсуществуешь ты еще до бытия!

          Фалес (тихо)

Сомнителен еще в одном он отношеньи:

Гермафродит, по моему он мненью.

          Протей.

А тем ему верней удачи ожидать,

Как ни возмется он за дело - сладит вскоре:

Но нечего нам долго разсуждать -

Всегда там, с малого начнут,

И пробавляются малейших поглощеньем,

И так все далее, и более растут,

И образуются ужь к высшим назначеньям.

          Гомункул.

Как воздух легок здесь, как зелено, свежо!

Как нравятся мне эти испаренья.

          Протей.

Я верю, милый мальчик! Но,

Там далее еще привольней ощущенья.

Там, видишь, узкой полосой,

Где берег вдался в море - чудно

Влиянье атмосферы той,

И описать его всю прелесть трудно.

Оттуда, видимо для нас

Все будет шествие; как раз,

Оно плывет вблизи. Пойдем со мною.

          Фалес.

И я туда-жь, я не оставлю вас.

О, Духов славное хождение тройное!

* * * 

Тельхины Родосские *) (на гиппокампах и морских драконах, с Нептуновым трезубцем в руках).

*)Тельхины - сыновья Солнца и Минервы, меньшие братья Вулкана, (Гефеста), первые мореплаватели, обитавшие некоторое время в Родоссе. Они, также, но преданию, выливали первоначально бронзовые статуи богов.

          Хор.

Трезубец Нептунов сработали мы,

Он им укрощает морские валы,

В сильнейшем их яростном беге, могучий.

Властитель громов, разверзает-ли тучи

Полные гроз, на грохочущий стон

Вмиг откликается бог Посейдон;

С выси-ль блеск острый сверкает стрелою,

Снизу бьет пеной волна за волною.

Межь ними что долго боролось в тоске,

То все исчезало в морской глубине;

Так ныне нам дал он свой скипетр достойно.--

Плывем с торжеством, и легко и спокойно.

Вам поем приветы мы,

Детям Гелиоса священным,

Дня избранникам блаженным,

В оживленные часы

Почитания Луны!

          Тельхины.

Богиня любимая! С дальняго свода,

Внимаешь с восторгом ты гласу народа

Хвалящого брата; твой слух преклонен

Пэан *) во славу ему неумолчный.

Начнет-ли дневной свой обход он урочный,

Кончает-ли путь, озаряет своим

Нас оком лучистым всегда огневым.

Любимы им, светом приветливым полны.

Над ними не носится облака, но

Случится-ль когда проскользнет и одно -

Довольно луча, дуновенья простого,

Безсмертный себя созерцает там; он

Во множестве видов изображен;

Гигантом могучим и юношей милым,

Он кроткий, великий! Духовные силы,

В достойный богов образ сына земли.

*) Гимн в честь победы Аполлона над змеем Пифоном, заканчивавшийся словами Iò Poean.

          Протей.

Оставь хвастливое их пенье!

Пред ясным солнечным лучем,

Пред этим светом животворным,

Бездельем кажется лишь вздорным.

Слепив, расплавивши потом

И мыслят, важную работу

Свершили! Что же гордецов

Постигло наконец? На славу,

Так красовались величаво

Простое почвы сотрясенье

Их опрокинуло в мгновенье;

Все в переплавке ужь давно.

А дело всякое земное -

Какоеб ни было оно.

Для жизни нужно влаги моря;

Протей - Дельфин доставит вскоре

Тебя на лоно вечных вод.

          ).

Готово! Сядь, плывем с тобою!

Твой с Океаном брак устрою;

Тебя там лучшее все ждет.

          Фалес.

Начать свое рожденье снова.

Будь к быстрым действиям готов!

Вращаться будешь там, в мильонах

Различных видов, все в законах

Что утвердилися от века.

Тебе-жь еще до человека

Есть много времени, пока

Придет урочная пора.

          Протей.

Так, отправляемся, безплотный,

С тобою вдаль равнины водной!

Жизнь испытаешь там вполне;

Но к высшей не стремись ты доле!

Раз человек - конец тебе!

          Фалес.

Придет впоследствии, но, все ведь, хорошо-же

          Протей.

Пожалуй, да, на твой покрой!

На лишний миг еще продержится такой;

Прошло ужь сколько поколений,

Еще межь духов вижу я,

Средь сонмищ бледных привидений.

          Сирены (на утесах).

Обвил месяц облачками?

Горлиц то любовный рой

С светозарными крылами.

Прямо в Пафоса, сюда,

Прилетели. Как полна

Радость пира в заключенье!

Нерей (подступая к Фалесу).

За воздушное явленье

Поздний странник-бы его

Принял; мнение-жь одно

Наше верно: Это стая

Вьется вкруг, сопровождая

Поезд дочери моей.

Чудный лет их, необычный,

Но издревле им привычный.

В мире-ль теплого гнезда

Жизнь священная хранится,

То что честным мужем чтится,

Лучшим я почту всегда.

(на морских быках, тюленях и морских окнах).

В Кипридиных мы диких гротах,

Защищены их глубиной;

Нас не тревожит бог морской,

И вечной атмосферой мы,

Обвеяны, окружены,

Как в дни глубокой старины.

В довольстве мирном пребывая,

Киприды, в ропоте ночном,

Чрез волн сквозистое сплетенье,

Для нового мы поколенья

Скользим невидимым путем,

Ничто, в спокойном деле нашем,

Нас не смутит, никто не страшен,

Ни лев крылатый, ни орел,

Ни крест, ни месяц, что-б ни жило

Друг с другом кто-б борьбу ни вел,

Друг - друга чтобы ни сменяло,

Жгло-б города и жатвы мяло -

Нам все равно. Несем же мы

*) Псилы - баснословное африканское племя, заклинатели змей. - Марсы, также баснословные первобытные обитатели Олипийских гор, (нижне-Абруццких).

          Сирены.

С легкой силою движенья,

Со свободной быстротой,

Колесницы круг живой,

То как нитью, то рядами,

То завившися змеями,

Приплывайте ближе вы,

Дикой прелести полны.

Мчитесь нежные Дориды,

Образ матери своей,

Галатею провожая;

Блеск божественных лучей,

Будто-бы жена земная,

Нравом кроткая, она

Привлекательно - мила.

(хором, проплывая перед Нереем, все на дельфинах).

О, Луна! Дай тени, свету,

Ясный блеск свой удели

Мы супругов привели

Пред родителя, с мольбою.

( Нерею).

Погубило-б пламя злое

Но спасли мы, положили

Их на мох, межь камышей,

В мир живущий возвратили;

Пусть, красавцы, горячей,

Брось им взгляд благоволенья!

          Нерей.

Благом двойным это должно считать -

При милосердьи блаженство вкушать.

Коль одобришь нашу волю,

В заслуженной счастья доли

Нам, отец, не откажи,

Их в безсмертьи сохрани;

Их лелеем бесконечно!

          Нерей.

Добыче этой, с торжеством,

Повеселитесь, и притом,

Мужей из юношей, пожалуй

Образовать; но Зевс один

В том лишь верховный властелин,

Что ваше чувство нынче просит.

Переходящая волна,

И постоянно-неизменной,

Любви не может дать она.

Так, если вспышкою мгновенной

Сложите на берег детей!

          Дориды.

Вы нам так милы! но в печали,

Вам шлем прощальный взгляд:

Но боги не хотят!

          Юноши.

О, будьте все такой отрадой,

Вы смелым морякам!

Другого счастья нам!

(Галатея приближается на перламутровой раковине).

          Нерей.

Ты, дочь любимица!

Счастье! Дельфины,

Стойте! помедлите миг хоть единый!

Отец! О, твой взор меня манит, влечет!...

          Нерей.

В движеньи вечном, с вихрем вод!

В том дела нет им, нет печали,

Что нашу душу шевелит!

Зачем с собой меня не взяли!

          Фалес.

Слава! о слава! пусть все повторяет!

Как цветом радости дух мой сияет!

Истиной я оживлен, красотой!....

Все ею зиждется. Вечным господством,

Нас, Океан удостой!

Если-б озер не питал многоводство.

Туч не скоплял ты, в поток не лилась

Рек не провел-бы во все направленья,

Чем были-б горы, поля, все творенье?

И точно, ты свету жизнь свежую влил!

Эхо (хор звуковых волн).

          Нерей.

Вот плывут путем обратным,

Колыхаемы волной,

Но ужь взором благодатным

Заплетясь как-бы венками,

По обычью торжества,

Быстро движутся кругами

И мелькают без числа.

Галатеи вижу я,

И горит звездою утра,

Между хором всем блестя.

Что мы любим, то прекрасно

Нам сверкает искрой ясной,

Вечно близко и светло!

          Гомункул.

Во влаге дивной этой,

Все вижу красоты.

          Протей.

Лишь в элементе этом,

Живым блистаешь светом,

          Нерей.

Какая-же тайна свершается снова?

Еще что увидим средь хора морского?

У ног Галатеи, у трона вокруг

То вьется ласкаясь, то тихо чуть блещет,

Как фибры любви будто бьются, трепещут.

          Фалес.

Это Гомункул! Он здесь, обольщен

Дерзких, я вижу; среди содроганий,

Слышу его я болезненный стон;

Будет разбит о сияющий трон.

Вспыхнул, сверкнул, расплавляется он.

Чем озарилась вода? Набегают

Волны, все в искрах дробясь золотых!

Светит, колеблется что-то... Пылают

Тела, возгоряся средь ночи - И вмиг,

Все это свершивши, да властвует Эрос. *)

Слава морю и волнам,

Чья лазурь с огнем в смешеньи!

Слава пламени, водам!

*) Фосфорический свет волн, обусловливаемый свечением микроскопических животных во время их усиленной жизнедеятельности, послужил Гете к образному изображению стремления Гомункула вступить в круговорот жизни,

          Все.

Слава воздуха теченью!

Глубинам с прохладной тенью!

Всем стихиям четырем!