Фауст.
I. Ночь

ТРАГЕДИИ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

НОЧЬ

В тесной готической комнате, с высокими сводами, Фауст, полный тревоги, в своем кресле с пюпитром.

Фауст

Ах, в философию я вник,

И в медицину, и в права,

Читал, увы, как ученик,

И богословские слова!

И вот я все ж стою глупцом

И не умней, чем был в былом.

Я стал магистр, вошел в ряд докторов,

Десятый год - учеников

Туда, сюда, вперед, назад

Вожу я за нос наугад,--

И вижу: знанье не дано нам!

Тем сердцу быть испепеленным!

Пускай я разумней, чем все забияки,

Доктора и магистры, попы и писаки,

От предрассудков пусть я свободней,

Не боюся ни чорта, ни преисподней,--

Зато мне нет и радостей возможных

Не вижу, чтоб я мог давать уроки,

Других учить и исправлять пороки.

Притом я нищ и жизнью всей

Не добыл власти и честей.

Так пес жить дольше б не остался!

Вот почему я магии предался,

Чтоб духов сила, их слова --

Мне вскрыли тайну естества;

Чтоб мне в поту ученикам

Не лгать, чего не знаю сам;

Чтоб я постиг уже вполне,

В чем связь миров в их глубине,

Мог видеть творческие зерна,

Я не в словах теряться вздорно,

О месяц! если б свет свой ты

В последний раз лил с высоты

На грусть мою, что ряд ночей

Влачу я в комнате моей!

Над грудами бумаг и книг,

Ах, если б мне бродить в горах

В твоих пленительных лучах,

Скользить меж духов по вершинам,

В сияньи реять по луговинам,

И чад наук причтя к отравам,

В твоей росе купаться здравым!

Увы! я все в тюрьме былин,

В проклятой трещине стенной!

И милый свет лучей дневных

Здесь тускл сквозь ряд кружков цветных,

Горами книг загроможден,

Что черви гложут, - праздный прах,--

До самых сводов погребен

Под ветхим ворохом бумаг;

Меж разных склянок и пробир,

Меж инструментов всех родов,

Где тлеет старый скарб отцов,--

И то - твой мир! и это - мир!

И ты дивишься, почему

И непонятная тоска

Всю жизнь гнетет исподтишка!

Взамен живой природы всей,

Что бог на радость дал земле,

Перед тобой в пыли, во мгле

Лишь круг скелетов да костей.

Беги! Прочь! Ринься в мир иной!

И разве этот тайный том,

Что Нострадам своим пером

Писал, не будет кормчий твой?

Поймешь ты в небе бег светил,

К речам природы склонишь слух,

Ток в душу примешь новых сил,

Как духу вольно внемлет дух.

Не разъяснишь сухим умом

Священных знаков, тайных слов.

Вы, духи, реете кругом;

Ответьте ж, если внятен зов!

(Раскрывает книгу и смотрит на знак Макрокосма.)

В мое сознанье входит он мгновенно,

По нервам и по жилам он струит

Былое счастье юности блаженной.

Не бог ли начертал тот знак,

Смиривший бурные порывы,

Вернувший сердцу мир счастливый!

Таинственным влекущий так,

Что сил природы внятны мне призывы?

Иль сам я бог? Светло мне, наконец!

Смотрю на знаки благостные эти,

Природы творчество вскрывается в их свете,

Впервые ясно мне, что говорит мудрец;

Не скрыт мир духов необорно,

Но в сердце - смерть, но в мыслях - муть!

Встань, ученик! купай упорно

В огне зари земную грудь!"

(Рассматривает знак.)

Как все здесь к целому идет,

Одно к другому тянет, льнет!

Передавая ведра золотые,

На крыльях благодатных вея,

С небес легко сквозь землю рея,

И все со Всем в гармонии лелея!

Какое зрелище!.. Лишь зрелище опять!

Природу ль бесконечную объять!

Где вы, сосцы ее, ключи всей жизни?

Земле и небу сладко к вам прильнуть,

Стремится к вам больная грудь.

Всем - снедь вы, всем - питье, и - тщетно рвусь к отчизне!

(В негодовании перелистывает книгу и видит знак Духа Земли.)

Как этим знаком я по новому пленен!

О, Дух Земли, ты мне. роднее!

И силы все во мне - бодрее;

Как бы вином я опьянен,

Готов себя я в мир отважно кинуть,

Земных скорбен, земных восторгов жребий

Под бури смело парус ринуть вынуть,

И в час крушеньи с робостью не стынуть.

Скрывает свет луна,

И меркнет лампа!

Мрак! Алые лучи сверкают

Над головой. - Нисходит

С высоких сводов ужас, и меня

Охватывает дрожь.

Я чувствую, ты близко, мощный дух!

Явись!

О, как трепещет сердце вдруг!

В порыве новом

Все чувства полны страстным зовом!

Кто мне желанный путь к тебе откроет?

Ты должен! Должен! Пусть то жизни стоит!

(Схватывает книгу и. таинственно произносит знак Духа. Вспыхивает красноватое пламя, Дух появляется в пламени.)

Дух

Кто звал меня?

Фауст (отворачиваясь)

Невыносимый лик!

Дух

Меня ты словом вызвал властно,

Что ж? --

Фауст

Прочь! Я в ужасе поник!

Дух

Меня ты видеть желал упорно,

Мой голос слышать, мой облик зреть;

Меня твой вопль склонил слететь,

Я здесь! - Какой же страх позорный

В тебе, сверхчеловек? Где зов души?

Где грудь, что целый мир в тиши

Творила и в гордыне своенравной

Мечтала духам, нам, быть равной?

Где ж, Фауст, ты, чей голос мне звучал,

Ты, кто ко мне всей волей приникал?

Ты ль это, кто от моего дыханья

Трепещешь до глубин сознанья?

Червь скорченный, как ты несмел!

Фауст

Я ль, Огнеликий, отступить способен?

То - я, я - Фауст, я тебе подобен!

Дух

Я в волнах жизни, я в буре дел

Рею в глубь и в твердь,

Рожденье и смерть,

Предвечное море,

Переменные ткани,

Цветенье деяний!

Так, времен по свистящему рея станку.

Божеству одеянье живое я тку.

Фауст

Весь мнр объемлешь ты вниманием своим,

О деятельный дух, как близок я к тебе!

Дух

Ты близок к духам тем, тебе кто постижим,

Не мне!

(Исчезает.)

Фауст (поникая)

Как не тебе?

Кому ж?

Я образ божества,

Не сроден даже и тебе?

(Стучат.)

О смерть! мой фамулус опять

Мне счастье лучшее ничтожит!

Сухой пролаза разогнать!

(Вагнер в ночной колпаке к халате, с лампой в руке. Фауст отворачивается и негодования.)

Вагнер

Простите! декламировали вы,

Из драмы греческой читали, верно.

Вот в чем успеть желал бы я; безмерно

Теперь то ценится в устах молвы,

Нередко слышал я, и это мучит,

Что проповедника комедиант научит.

Фауст

Коль проповедники комедианты,

Какими сплошь являются они.

Вагнер

Ах! здесь в музее, кроясь в фолианты,

И видя свет лишь в праздничные дни,

Как в телескоп, как еле зрячий,

Мы проповедать можем ли иначе?

Фауст

Где чувства не было, там все бесплодно,

Где речь не из души текла

И силой внутренне-свободной

Сидите! клейте что-то сами,

Рагу кусков с пиров чужих!

Вздувайте гаснущее пламя

Над пеплом очагов своих!

Детей и обезьян дивите,

Когда вам любо их привлечь;

Но сердце с сердцем съединить не мните,

Где не из сердца льется речь.

Вагнер

Но в изложении - оратора успех.

Я верю в то, хоть сам отстал от всех.

Фауст

Лишь подлинных ищи наград!

К чему глупцов звенящих шум?

Повсюду смысл и здравый ум

И без искусства победят;

Когда ты важное сказать имеешь что-то,

К чему ж тут о словах забота?

Да, паши речи, что, блестя огнем,

Ничтожество людское крошат,

В тумане листья мертвые ворошит,

Вагнер

Наука, боже, велика,

А время жизни кратко.

При всех критических стремлениях, украдкой

Гнетет мне грудь и ум тоска.

Как трудно приобресть те средства, чтобы смело

Хотя бы до источников дойти;

Но чуть дошел до полпути,

Как бедняку и умереть приспело.

Фауст

В пергаменте ль святых ключей искал ты,

Чья влага жажду утолит навек?

Нет, утоления не испытал ты,

Его в себе не черпав, человек!

Вагнер

Простите! Что прекраснее на свете --

Вникать глубоко в дух столетий,

Чтоб видеть, как судил до нас мудрец иной

И как ушли вперед мы царственной стопой.

Фауст

Дух прошлого, мой друг, не прост,

Для нас он книга, где есть семь печатей,

Что духом времени слывет,

По существу дух нескольких господ,

Где прошлое играет кстати.

Поистине бывает часто тошно!

Посмотришь, - и бежать готов:

Отбросов бочка иль чулан ветошный,

А, в лучшем, спор царей и городов,

С прекрасной прагматической максимой,

В театре кукольном весьма употребимой.

Вагнер

Однако мир! сердца людей, умы!

Познать все это каждого тревожит.

Фауст

Познать! но что так называем мы?

Кто верным именем назвать младенца может?

Те, редкие, чей что-то видел взор,

Кто расточали глупо чувств избыток,

Неся толпе свои мечты, свой свиток,--

Но извините, друг, давно уж ночь,

На этот раз пора расстаться.

Вагнер

Я бодрствовать и дольше бы не прочь,

Чтоб так учено с вами препираться.

Позвольте завтра вам, хоть Пасха, все же

Задать два-три вопроса тоже.

Наука для меня - великая услада,

Хоть знаю много, знать бы все мне надо.

(Уходит.)

Фауст (один)

Как ум того еще в надеждах бродит,

Кто вечно возится в гнили пустой,

Сокровищ ищет жадною рукой

И рад, что дождевых червей находит!

И мог звучать подобный голос в час,

Когда кругом витали духов тени?

Но ах, благодарю на этот раз,

Несчастнейший из всех земных творений!

Когда мой разум словно разрывался.

Ах, призрак был столь демонски-велик,

Что карликом себе я уж казался.

Я, образ божества, кто лик клонил

К зерцалу истины; кто, в миг чудесный,

Дышал в лучах и в светлостя небесной

И отрешен от земнородных был;

Кто, больше ангелов, искал в мечтах

В состав природы влиться духом властным,

Творя стать жизни божеской причастным,--

Как я наказан в том порыве страстном:

Громовым словом я повержен в прах!

Нет, я тебе не смею быть подобен;

Тебя привлечь, заклясть я был способен,

Но был не в силах удержать в руках.

Я был, в миг дивный необъятно,

Столь мал и столь велик собой!

Ты грозно вверг меня обратно

В удел безвестности людской.

Мечты я должен ли задуть?

Ах, самые дела, как наши все печали,

Нам заграждают в жизни путь.

Небесное, к чему наш дух стремится,

Все дальше, дальше гонится земным;

Когда житейских благ нам удалось добиться,

Мы лучшее - обманом, тенью мним.

Что жизнь дают нам, светлые стремленья

Немеют в днях житейского волненья.

Фантазия свой пламенный полет,

Полна надежд, к предвечному направит;

Но путь ей мал: времен водоворот,

Благ, льнущих к благам, ей преграды ставит.

Глубоко в сердце зиждется забота,

Родя там горести без счета,

Бессонно ждет, гоня веселье и покой.

Являясь вновь под маскою иной;

Встает, как дом и двор иль как жена и дети,

Как яд, кинжал, огонь, вода;

То, не терял чего, оплакиваешь в свете.

Не равен я богам; во глубь низвергнут я;

Моя судьба - удел подземного червя;

Кормясь в пыли, в ней копошится он,

Но путника ногой растерт и погребен.

Не я ли замкнут в комнате моей,

Где сотни полок вдоль по стенам виснут?

И хламом, тысячами мелочей

В мир, молью съеденный, не я ли втиснут?

Здесь обрету ль, что нужно мне?

Из тысячи ль томов узнать мне надо,

Что люди всюду плачут в тишине,

A двум ли, трем ли жизнь была усладой?

Что скалишь зубы, череп, ты в углу?

Как мой, твой мозг когда-то здесь томился,

Искал живого дня, страдал, идя во мглу,

И к истине мучительно стремился.

Как призраки, ряд инструментов встал,

Зубцы, ремни, колеса и машины;

Затейлив ключ, но не свернет пружины!

Тайн полная, при свете дня

Природа свой покров не снимет перед нами;

Во что не мог проникнуть духом я,

То вскроется ль винтом и рычагами?

Прибор старинный, лишний мне, стоит

Там, где моим отцом поставлен был он;

Старинный сверток сажей там покрыт:

От лампы копоть столько раз ловил он.

Я б лучше малое наследье промотал,

Чем под наследием потеть в изнеможеньи!

Что мне отец в наследство передал,

Он собрал, чтоб использовать владенье.

Но обладать ненужным я устал;

Нам нужно только то, что нам дает мгновенье.

Но почему мой взор к той полочке прикован?

Иль эта склянка для очей магнит?

И почему стою я очарован,

Как в ночь, когда в лесу свет лунный заблестит?

Тебя беру я с радостью священной,

В тебе я мудрость и искусство чту;

Вместилище влияний, к снам манящих,

Источник сил пленительно губящих,

Будь милостив к владыке твоему!

Я на тебя смотрю - тоска уснула;

Я в руки взял тебя - страсть потонула.

На бури духа сходит тишь и лень;

Смотрю, как море беспредельно плещет;

У ног зеркальная поверхность блещет;

Течет к брегам безвестным новый день.

Несется огневая колесница

Ко мне на легких крыльях; я готов

В эфире новыми путями насладиться

И чистым творчеством иных миров.

Возвышенная жизнь! богов обитель!

Недавно червь, ты стоишь ли ее?

Да! лишь от ласки солнца, земножитель,

Отважно отврати лицо свое!

Перед которой все отходит вспять.

Настало время делом доказать,

Что человека мощь богов величья стоит;

Пред бездной той не отойти назад,

Где все мечты от страха безответны;

Переступить через порог заветный,

Пред зевом чьим пылает целый ад;

На этот шаг улыбчиво решиться,

Хотя б с опасностью - в небытии разлиться.

Ко мне, прозрачный пузырек хрустальный,

Покинь футляр, старинный и печальный!

Я об тебе не думал много лет.

На шумных пиршествах отцов сверкал ты,

Гостей суровых утешал ты,

Тебя соседу там вручал сосед.

Твоих узоров пышность дорогая,

Обычай изъяснять стихами их,

Одним глотком всю чашу осушая,--

Напомнили мне ночи лет былых.

Я шуткой о тебе не оживлю беседу;

Вот - сок, им буду быстро опьянен.

В тебя он льется темного струею,

Сготовлен мною, выбран мною;

Последний мой глоток! высоко, всей душою,

Будь утру, как привет священный, вознесен!

(Подносит кубок к устам.)

Звон колоколов и хоры.

Хор ангелов

Христос встал из мертвых,

Клича приветственно

Смертных, в наследственной,

Длительной, бедственной

Муке - простертых!

Фауст

Что за глубокий зов, за светлый звон

От уст отводят властно это зелье?

Иль колокольным гулом возвещен

Уже день первый Пасхи, день веселья?

Звенит ли там уже гимн утешенья тот,

Обетованьем нового завета?

Хор женщин

В благоуханьях

Тело омыли мы;

Мучась в рыданьях,

В гроб положили мы;

Нами в плат, самый

Чистый обвит он весь;

Ах! и Христа мы

Вдруг не находим здесь.

Хор ангелов

Христос встал из мертвых!

Мир вам, любившие,

Искус вкусившие,

Не уступившие

Пристаней твердых!

Фауст

Чего вы, мощны и нежны,

Здесь ищете, небес призывы?

Звучите тем, чьи души смягчены,

О чудо! веры ты - любимое дитя!

Я не могу к тем сферам устремиться,

Куда влечет тот сладкий зов, звеня;

Но все же этот звон, что с детства знаю я,

Еще зовет - вновь к жизни возвратиться.

Лобзанием любви небесной жгла

Меня великая суббота прежде,

Колокола мне пели о надежде,

И сладостна молитва мне была;

Во власти несказанной грезы,

Я шел в лес, в поле; в тишине

Струил восторженные слезы,

И целый мир вставал во мне.

Вновь игры юности манят под песни зги,

Весенний праздник вольных благ;

Воспоминаньем дней, когда мы были дети,

Последний сдержан грозный шаг.

Звучи же, гимн привета неземного;

Вот льются слезы; твой, земля, я снова!

Хор

Вот, погребенный, он

С неба нам слышен;

В жизни взнесенный, он

Дивно возвышен,*

Близок в стране иной

К творческой радости;

Мы ж, на груди земной,--

Чуждые сладости.

Сходит в обитель --

Грусть, как в ненастие.

Тяжко, учитель,

Ах! твое счастие!

Хор ангелов

Христос встал из мертвых,

Чуждый нетления;

Тканей простертых

Вольно рвет звения.

Благо вам, вставшие,

Глубь любви знавшие,

Тайну вещавшие,

Радость приявшие,

Близок учитель к вам,

С вами он сам!