Фауст.
Предисловие

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Фауст. Предисловие (старая орфография)

Предисловие.

Ум человека стремится к познанию; мир вещественный, доступный его исследованиям, не удовлетворяет бурного, врожденного стремления. Погружаясь в созерцание духовного, отвлеченного мира, этот ум доходит до предела человеческого изучения. Пред ним неразгаданное начало жизни; горе ему, ежели он, уповая на слабые силы свои, не устрашится вопрошать природу о вечных, непроницаемых тайнах её! Смирение, сознание собственной немощи - удел человека, когда стоит он перед лицом невидимого Создателя. Но бурное стремление ума, не признающого этих благодетельных границ, истощится в напрасной, высокомерной борьбе - и вера, этот краеугольный камень жизни, с ужасом скроется при дерзких вопросах сомнения. Отвергая единственный путь к спасению, человек идет по дороге своего произвола и этот произвол ведет его к погибели. В прежние времена, набожные люди с сожалением называли такого человека союзником нечистой силы.

Возвышаясь над миром чувственным, не ограничиваясь внешнею природою, мы создаем себе духовный мир и населяем его порождениями пламенного вымысла. Объясняя борьбу противодействующих сил в природе и видимое зло, мы принимаем идею двух враждебных начал. До божественной религии Христа, эта идея преобладала в религиозных системах Парсов. В Зандавесте начало добра выражает Ормузд, а в лице Аримана представляется начало зла. Эта идея переходила от народа к народу, высказываясь под различными формами, которые всегда соответствовали понятиям века и нации. Так, до X столетия по Р. Х" олицетворение сатаны сопровождалось всеми воображаемыми ужасами. После того идея воплощенного зла смягчилась, и мы до начала XIII столетия встречаем лукавого в благообразном виде шута, обманщика и пр. В это время, благодаря пылкому воображению века, чорт опять является страшным пугалищем народа. Самая реформация не может остановить этого направления и только позднейшему времени было предоставлено конечное разоблачение нелепых предразсудков.

Одно из первых преданий, которое дошло до нас о договоре человека с нечистою силою, есть предание о св. Феофиле {См. в Anzeiger für Kunde des deutschen Mittellalters стр. 266. 1834, стихотворение, Miliatriur, собственное Моне.}. Он жил по легенде в Сицилии около 835 г. и при посредничестве еврейского чернокнижника заключил письменный договор с чортом. Но средние века, с их политическими и религиозными борьбами, с их стремлением ко всему чудесному и таинственному, породили и развили вполне все эти дивные предания о чернокнижниках и волшебниках всякого рода. При недостаточном и неочищенном религиозном воззрении, при невежественном состоянии наук, люди ученые, мыслители, опередившие свое столетие, подвергались строгому, неотступному сомнению черни. Характеристическая черта средних веков, жажда чудесного, искала для объяснения самых простых явлений сверх-естественных причин, Виргилий, Мерлин {См. Вильменя: Cours de littérature franèaise. T. II. 1830. P. 295. и Шмидта Ergänzung des Dunlop.}, Цито, Малагис, Клинсор, Фауст, все происходят из одного и того же источника, изменяясь только в подробностях по характеру нации.

Предание о Виргинии принадлежит по своему основанию глубокой древности. Много в нем заимствовано из книги семи мудрецов, которая уже в XII столетии была переведена с греческого на латинский язык. Греческий оригинал сам по себе перевод с персидского, куда эта книга, вероятно, перешла из Индии. Прежде мы знали об этом предании только по книге, изданной в Амстердаме в 1552 г. {Под заглавием: Een schone Historie van Virgilius, van zyn Leven, Doot, ende van zyn wonderliche Werken, di hi deede by Nigro mantien ende by dat behulpe des Duyvels.}. Неизвестный писатель XIII столетия упоминает о нем в liber de mirabilibus Romae {См. Шмидта: Beiträge zur romantischen Poesie.}. В этом же столетии мы встречаем еще свидетельство о нем в otia imperialia Гервазия Тильбуриенского и в книге Александра Некама de naturis rerum. Предание говорит о путешествиях Виргиния по Италии и Англии и о чудесах, которые он совершал, угождая папе, королю Артуру и другим. Возвращаясь из Англии, он поселился в Италии и основал Неаполь! Дожив до глубокой старости, он выдумал странный способ, по которому ему хотелось снова помолодеть. Слуга Виргиния, по приказанию своего господина, изрубил его в куски и положил разрубленные части по естественному порядку их в бочку, которую он поставил под зажженную лампу. Виргилий должен был ожить через три недели; попытка несчастного волшебника, к сожалению, не удалась; а бедный слуга его умер на плахе за то, что он умертвил великого мужа, не узнав, действительно ли находился он в союзе с нечистою силою.

Но еще яснее высказывается характеристика средних веков в рассказах о Фаусте. Здесь предания становятся общим достоянием народа, ходячею сказкою века. Вся повесть отражается в ярких оттенках того времени. Фауст окруженный толпою любопытных, сопутствуемый странствующими студентами (scholatici vagantes), которых Конрад Геснер так выразительно называет gross Leutbescheisser {См. его сочинение: Schimpf und Ernst, welches durchläuft der Welt Handel, mit viel schönen und kurzweiligen Exempeln und Gleichnissen, Parabeln und Historien etc. Augsburg. 1536.} - замечательный, типический характер своего столетия. Действительное существование этого лица в начале XVI века почти не подвержено сомнению. Богослов Плаций один из первых упоминает о нем в своем разсуждении де spectris et Iemuribus. Иоанн Манлий {В своих Colectaneis locorurn communium, стр. 88.} говорит, что он родился в Кундлинге, в небольшом швабском городке, а образовался в Кракове. Вир называет его обманщиком, а Конрад Геснер сравнивает с известным Феофрастом Парацельсом. Мартын дель-Рио {См Disquisitiones magicae.} и Нейман {См Disquisitio hictorica de Fausto. (Cap. 1. § VIII).} говорят, что Фауст и Корнелий Агриппа имели дурное обыкновение расплачиваться с должниками такими серебряными монетами, которые, по уходе их, превращались в рог или железо. Меланхтон {См. Герста: Zauberbibliothek, Th. VI, S. 87.} и Лютер {См. Гёррес: Volksbücher, S. 212.} упоминают тоже о Фаусте, как о действительном лице. Но одно из самых достоверных свидетельств заключается в словах Бегарди {См. статью Стиглица о Фаусте в Raumer's idslorisches Taschenbuch, 1834.}. Он говорит о нем с такою наивною простотою, с такими подробностями, что в его описании ясно высказывается суждение современника о современнике {См. Dr. J. Leutbecher: Ueber den Faust von Göthe. 1838.}.

Имя Фауста часто смешивалось с другими. Фаустус Социнус, Иоанн Сабелликус, или Фаустус minor, Фауст или вернее Фуст, изобретатель книгопечатания, у многих писателей встречаются под собирательным именем чернокнижника Фауста. Самое достоверное известие о нем принадлежит Манлию; по его свидетельству Фауст родился в Кундлинге, или точнее в Книтлингене (так по крайней мере называется этот городок на гоманновых картах) {См. Вебера: Göthe's Faust. Halle. 1836, стр. 16.}, а не в Роде, как говорит Видман, и не в Зонневеделе, как думает Пфистер. По тому же известию он воспитывался в Витенберге, Ингольштадте и Кракове. Самая древняя история Фауста принадлежит Шписсу {Под заглавием: Die Historia von Dr. Johann Fausten, den weit beschreiten Zauberer uud Schwarzkünstler etc. gedruckt zu Frankfurt а. М. durch Job. Spiess. MDCXXXVIII.}, самая полная Видману и Пфистеру {Das ärgerliche Leben und schreckliche Ende des vielberüchtigten Erzschwarzkünstlers Dr. Johannis Faust's erstlich vor vielen Jahren fleissig beschrieben durch Gh. R. Widmann, jetzo aufs neue übersehen und sowohl mit neuen Erinnerungen als nachdenklichen Fragen und Geschichten der heutigen bösen Welt zur Warnung vermehrt durch J. Nicolaum Pfitzeruin, Med. Doctor etc. 1674.}; я сообщаю здесь краткое содержание этого предания, для того, чтобы показать, какие данные послужили основанием гениальному произведению Гёте.

По Видману, Фауст родился в графстве Ангальт, в местечке Зондведель. Он воспитывался на иждивении богатого дяди, потому что родители его были бедные, но набожные люди. В Ингольштадте он занимался богословием. Но пламенное желание познакомиться с так называемыми тайными науками и искусствами, столь славными в это время, т. е. до реформации Лютера, отклоняет его от избранного пути. С согласия дяди он предается изучению медицины и астрономии. Окруженный астрологическими, некромантическими и другими магическими книгами, он в три года достигает ученой степени доктора по медицинскому факультету.

Смерть дяди делает его наследником значительного имения, Фауст в сообществе веселых товарищей, в шумных пирах, не думая о будущем, проживает свое достояние. В это время знаменитый заклинатель духов, именем Христоф Гайлингер, дарит ему духакристалла проводит круги по правилам некромантии; потом с восхождением полного месяца вступает в самый внутренний круг и заклинает лукавого в первый, во второй и в третий раз. Огненный шар с треском носится по воздуху, лес шумит, туча закрывает луну. Наконец, является дух ада и обещает Фаусту навестить его на следующий день. На этот раз сатана был верен данному слову, и Фауст заключает с ним условие на 24 года. Он покупает ценою безсмертной души временные блага кратких земных наслаждений. Сатана по важности сана своего, не соглашается быть его прислужником, но посылает ему другого подвластного духа (spiritus familiaris) в виде Мефистофеля {Мафахь по еврейски издыхание см. Schwenk's etymologic-lies Wörterbuch der lateinischen Sprache, стр. 431. Вебер (Göthe's Faust стр. 19) производит это слово от гр. quem mephites juvant. Еще вернее, кажется мне, соединить слово mephitis с греческим глаголом φιλεῖν; это мнение подтверждается некоторым образом и самым преданием, которое всегда употребляет слово Мефистофилес.}. С этих пор начинается эпоха знаменитых деяний чернокнижника Фауста. Он путешествует на волшебном ковре; в Лейпциге выезжает верхом на огромной бочке из погреба Ауэрбаха, о чем и доныне еще хранится изображение на стенах этого погреба; в Боксберге он перед глазами целого общества руками снимает радугу с неба; здесь он съедает целый воз сена, там увеселяет кардинала страшною, воздушною охотою. Случай сводит Фауста в Витенберге с бедною девушкою; он влюбляется; по договору он отказался от брака; но страсть его усиливается и чорт предлагает ему, наконец, в замену бедной, немецкой мещанки знаменитую красавицу древности, жену Менелая, дивную волшебницу Елену. Фауст, comme de raison, соглашается. И вот поэтическая дева Илиады, роскошная красавица классической Греции, поселяется в пыльном кабинете немецкого ученого! Фауст упивается нераздельными ласками женщины, за поцелуй которой погибла несчастная Троя. Но время идет; срок приближается, чорт неумолим; никакая власть не отстранит назначенного времени.

und Thaten von J. Schotus Tolet, in deutscher Sprache geschrieben und nunmehr mit einer Vorrede vermehrt durch P. J. М. 1714.} - его ученик, посвященный им в таинства магических наук. По преданию он был сын священника из Вассербурга. Заметив его счастливые дарования, Фауст принял его к себе и дал ему в прислужники демона, в виде обезьяны, которого называли Ауэрган. Похождения Вагнера жалкая пародия предания о Фаусте. Роскошную жену Менелая заменяет беззубая старуха; вместо 24 лет чорт соглашается только на пять. По всему видно, что в это время магия приходила в упадок. Книгопечатание, открытие Америки и реформация заняли умы другими, ближайшими вопросами и только в длинные, зимние вечера еще слушали рассказы о чернокнижниках и о союзе их с нечистою силою, и о подвигах, которыми они ужасали людей. Но возвратимся к нашему предмету. Фауст открывает свою последнюю волю, передает ему свои сочинения и еще раз, собрав последния силы, предсказывает будущее, близкое падение папы, разрушение Рима, страшную невзгоду и кровавую войну на берегах Рейна.

Потом он приглашает своих друзей на последний, предсмертный пир. Песни гремят, вино наполняет бездонные чаши, гости шумят и веселятся. Только хозяин печален; только Фауст не разделяет общей радости: он чувствует приближение смерти, прощается с друзьями и уходит в свою комнату. В полночь испуганные гости услышали страшный шум и дикое завывание бури; потом наступила мертвая тишина. В комнате Фауста нашли его тело, разорванное на мелкия части.

После Фауста осталось несколько сочинений, из которых одно издано Вагнером под заглавием: Dr. Johannis Fausti Magia celeberrima und tabula nigra oder Höllenzwang etc. Lion. 1511. Другое его сочинение, о котором упоминает Штиглиц, называется: Dr. Johannis Fausti sogenannter schwarzer Mohrenstern, gedruckt zu London. В этих книгах заключаются разные правила и формулы, как заклинать духов и принудить их к исполнению различных приказаний.

Это предание вполне принадлежит Германии. Весь рассказ представляет верную картину немецкого быта того времени. Но идея предания принадлежит человечеству и под различными формами повторяется у всех народов Европы. В Голландии еще в XVI столетии вышел перевод под следующим заглавием: Historie van Dr. Faustus, die eenen nitnemenden groote Toovenar ende swert Constenar was, nit de Hoch-Duytschen oversien ende mit figuren verclart Emmerich. 1592. Во Франции предание явилось в первый раз в 1604 г. в Руэне под названием: L'histoire prodigieuse et lamentable de Jean Faust grand et horrible enchanteur, avec sa mort épouventable. В Англии Марлов создал по тому-же преданию свою гениальную драму, а в Испании оно вместе с легендою о св. Киприяне послужило основанием чудотворного мага

Ежели мы после этого спросим, почему же Фауст сделался достоянием всех литератур, почему мы встречаем его и в сказках, и в балладах, и в романе, и в драмах, то мы найдем разрешение нашего вопроса в обширной идее самого предания. Фауст навсегда останется одним из могущественнейших предметов поэзии, потому что идея его тесно связана с внутреннею жизнию человека, потому что все мы более или менее пережили хотя одну из пестрых глав этого предания. В истории Фауста заключена история целого человечества. Эта борьба, это стремление к безусловному познанию, эта сила, эта немощь, это высокомерие всегда найдут живой отголосок в сердцах людей. Поэт, развивая идею Фауста, никогда не будет подражателем, потому что он сам отразится в нем, как в верном зеркале. Идея та же, но в тысяче новых видах, в бесконечном разнообразии.

Возьмите чудотворного мага Калдерона, - какое глубокое религиозное чувство, какое пламенное красноречие характеризирует это создание испанского поэта! Какими яркими красками, какою широкою кистью изображена немощь слепца человека и победная сила религии! Сравните же этого пламенного мага Калдерона с современными ему, грубыми представлениями Фауста на марионетных театрах Германии. Полюбуйтесь на эту жесткую фигуру немецкого ученого и на забавные выходки Касперле, этого национального Пьерро или Арлекина. Теперь посмотрите на драму гениального Марлова, этого замечательного предшественника Шекспира. И он пользовался преданием так, как оно есть; но характеры обрисованы твердою, смелою рукою. Идея та же, но сколько разнообразия в исполнении! В этом общем содержании везде отпечаток индивидуальности, везде направление одного человека. В Англии вообще занимались обработкою этого предания, а в новейшия времена пользовались для сего произведением Гёте; так написал Байрон свои deformed transformed, так задумал он Манфреда. Сравнивая последняго с дивным созданием Гёте, мы находим в Манфреде тесную, ограниченную индивидуальность человека, которого терзают страсти, сомнения и тайная Немезида собственного сознания. Мы понимаем ужас его отчаяния, мы идем за ним и дрожим за него, потому что нас поражает странная индивидуальность Манфреда. Фауст не таков; здесь изчезает всякая особенность в общем характере человека.

от самих себя; он наше зеркало; в нем отражается история целого человечества, со всеми его страданиями, страстями и слабостями.

Лессинг {См. Lessing's theatralischer Nachlass, письмо Энгеля. Ч. 2, стр. 213.} первый воспользовался философическою мыслию этого предания. Жаль, что произведение его осталось неконченным. Несколько сцен, которые дошли до нас, исполнены мысли и энергии; оне во всяком случае возбудили охоту других поэтов представить предание Фауста с философической стороны. Второе замечательное произведение принадлежит Мюллеру. Оно отличается многими яркими местами. Мюллер воображал Фауста гениальным человеком, который с глубокою ненавистью к людям, соединял презрение ко всему посредственному. Утомясь ненасытною жаждою познаний и славы, наскучив жизнию, которая не могла удовлетворить его высокого стремления, он предается силам ада. Мюллер с большим искусством вводит отца Фауста, доброго набожного старика, которого страшит несчастное направление сына. Сцена между ними выполнена с необыкновенною силою. - Клинглеманн обработал то же предание для сцены; его произведение не выдержит строгого разбора; напыщенный язык, ложные характеры не искупаются театральными эффектами. - Граббе, несчастный, гениальный поэт, которого еще так недавно погубила страшная, внутренняя борьба, соединил Фауста и дон-Жуана в одном сочинении. Это создание носит на себе яркий отпечаток смелого, пламенного художника, который еще не управился с мятежным воображением. В последние годы, Ленау, один замечательнейших поэтов нынешней Германии, издал Фауста, который отличается оригинальным воззрением на предание и превосходным изложением.

Лейтбехер {См. Dr. Leutbecher: Uebcr den Faust von Göthe. S. 95, 1838.} приводит любопытный список замечательнейших немецких произведений, порожденных этим преданием. Вот он:

1) Eine Scene von Lessing in dessen Briefen, die neueste Litteratur betreffend, Th. 1. S. 103, und in den Annalen für die Litteratur. Th. 1. S. 210; auch im 2 Th. von Lessings theatralischen Nachlasse.

2) Johann Faust, ein allegorisches Drama in fünf Aufzügen. München. 1775.

öllenrichter, von Lenz; ein Fragment im deutschen Museum vom Jahre 1777. Mai, S. 254.

4) Situationen aus Faust's Leben, vom Maler Müller. Mannheim, 1776; auch im 2 Teile von Müller's Werken.

5) Faust's Leben, dramatisilrt von Maler Müller. Mannheim, 1776; auch im 2 Teile von Müller s Werken.

6) Dr. Faust's Leibgürtel. Posse in einem Ackt, nach Rousseau: devin de village, im 3 Bande von Reichard's Theater der Ausländer.

7) Scenen ans Faust's Leben, von Schreiber. Offenbach. 1792.

9) Der neue Faust. Ein Duodrama von Schink, im Buche: zum Behuf des deutschen Theaters.

10) Dr. Faust's Bund mit der Hölle, von Schink, im Berliner Archiv der Zeit und ihres Geschmackes, vom Jahre 179(5.

11) Johann Faust, dramatiche Phantasie von Schink, 1804.

12) Faust. Tragödie in einem Act, von Chamisso, in dessen Musenalmanach. 1804.

ölle, oder Faust der Jüngere. Schauspiel in fünf Acten, von Benkowitz. Berlin, 1808.

14) Der Färberhof, oder die Buchdruckerei in Mainz, von Nicolaus Vogt.

15) Faust. Eine romantische Tragödie, von Schöne. Berlin. 1809.

16) Der travestierte Faust. Trauerspiel in zwei Akten. Berlin. 1809.

17) Faust. Ein Trauerspiel, nach der Volkslegende bearbeitet von Klingemann. Leipzig, 1815.

19) Faust und Don Juan. Tragödie in fünf Akten, von Gräbbe. Frankfurt а. М. 1829.

20) Faust, der wunderthätige Magus des Nordens, von Holtei.

21) Faust im Gewände der Zeit, von Harro Harring. Leipzig. 1831.

22) Mantelkragen des verlornen Faust, von Harro Harring. 1831.

24) Faust von Lenau. Fragment. Im Frühlings-Almanach vom J. 1835.

25) Faust. Ein dramatisches Gedicht von J. v. B. Leipzig. 1835.

26) Faustus. Ein Gedicht von L. Beckstein. Leipzig. 1833.

27) Fortsetzung von Göthe's Faust, als zweiter Teil, von Schöne.

ödie Faust, von Rosenkranz. Leipzig. 1831.

29) Faust, eine Tragödie von Göthe, fortgesetzt von Hoffmann. Leipzig. 1832.

30) Dr. Faust's Mantel, ein Zauberspiel mit Gesang in zwei Acten, von Bäuerle. Wien, 1819.

31) Faust. Trauerspiel mit Gesang und Tanz, von Julius v. Voss.

32) Faust. Oper in vier Aufzügen, von Bernhard, Musik von Spohr.

éria, in drei Akten. Musik von Louise Bertin. Paris.

34) Dr. Faust, eine Erzählung von Hamilton, frei übersetzt von Milius.

35) Faust's Leben, Thaten und Höllenfahrt in 5 Büchern, von Klinger.

36) Faust von Mainz, von Kamarak.

37) Der umgekehrte Faust, oder Frosch's Jugendjahre. Von Seyblod.

ählung vou Gerle.

39) Faust von Lenau. Vollständig. Stuttgart bei Cotta.

По грубой канве этого богатого предания, лучшого поэтического наследия средних веков, которого содержание мы изложили выше, Гёте создал свое безсмертное творение. Еще в 1786 году явился первый отрывок; потом он был значительно дополнен и в 1808 г. перешел в новое издание всех сочинений Гёте. Окончательное развитие принадлежит 1831 году. По этому видно, что создание Фауста сделалось задачею всей гётевой жизни. В нем изложил он тайную исповедь души, в нем отразилась великая, заповедная дума одного из безсмертных мыслителей человечества. Разсматривая различные поэтическия произведения, возбужденные этим преданием, мы находили в них всегда какое-то индивидуальное направление, ни одно из них не возвысилось до общого человеческого воззрения.

В гётевом создании мы видим противное. В нем отражается направление общого человеческого характера, со всею полнотою истины, жизни и силы. В нем высказывается таинственная загадка бытия, в нем скрывается философия жизни, в полном её развитии. Это глубокая исповедь шестидесятилетняго опыта, это безсмертная мысль, упавшая в тайные изгибы великой души, возлелеянная умом и сердцем, созревшая в богатой сокровищнице многодумного созерцания. Гёте вывел героя предания из темной сферы чернокнижника и алхимика средних веков. Он сделал его символом нашего духовного стремления; он изобразил в судьбе его судьбу человечества. У него является Фауст отважным бойцом в страшной борьбе веры и познания, в борьбе, столь гибельной для мыслящого ума человека. Он стоит на страшной границе земного знания, там где прерывается слабая нить изучения, где безмолвствует смелое слово самых отважных философических систем, там, где совершается таинственный процесс соединения духа и плоти! Здесь кончается лукавое, безполезное мудрствование, здесь одна только вера подает нам посох спасения. Но и это религиозное доверие, это смиренное благоговение многими добывается только в борьбе с мятежным умом, как отрадный плод успокоенного сомнения. Мирное самоотвержение, тихое, терпеливое смирение не дано человеку безусловно. Он из детской колыбели переходит в мир труда и испытания. На первых ступенях науки его поджидает сомнение; каждый шаг на поприще знания совершается на счет невинной, детской безпечности, на счет утешительных, безмятежных верований младенчества. Пройти сквозь мрак земных противоречий - его назначение. Оно исполняется возвращением к вере цепи существ, истомится борьбою и с теплыми слезами раскаяния возвратится в объятия религии, как успокоительно, как торжественно верование титана! Многие про ходили этот печальный путь и в горниле сомнения очищали грешную душу для новых подвигов смирения, для новой веры, для новой жизни! И в этой борьбе, и в этой возможности пройти дорогой борения к отрадной пристани веры, заключается основная идея, великая, нравственная идея безсмертного создания Гёте. Она ясно высказывается во втором прологе стихами:

Ein guter Mensch in seinem dunkeln Drange

Ist sich des rechten Weges wohl bewusst *).

*) См. Dr. Leutbecher: Ueber den Faust von Göthe, стр. 216. Weber: Göthe's Faust, стр. 46. Düntzer: Göthe's Faust in seiner Einheit und Ganzheit, стр. 26. Cams Briefe über Göthe's Faust, стр. 48. Fr. Deyk's Göthe's Faust стр. 11.

Эта борьба ума, жаждущого удовлетворения в безусловном познании, со всеми его заблуждениями, так близка к природе нашей, что мы не можем оторвать себя от вопроса, который так тесно связан с внутреннею жизнью человека. Фауст уже не чуждое нам, не постороннее лицо; в нем разрешается загадка собственной нашей жизни, печальная тяжба нашего ума, связанного ненарушимыми границами. Фауст, перешед обширную область земного знания, с самостоятельным взглядом на науку, поражает нас мучительным сознанием собственной немощи. Потеряв путеводную нить религии, зная, что природа не снимет для него покрывала, не выдаст ему своих таинственных загадок, он призывает силы ада, он становится союзником воплощенного зла, стараясь заглушить неумолкающий голос души в шумных оргиях чувственности. Этот страшный договор был действием мгновенного ослепления внезапного отчаяния. Первые порывы негодования остынут, и Фауст проснется с горьким сознанием своего заблуждения. Я старался подробнее объяснить развитие основной мысли в примечаниях, приложенных к моему переводу.

этот вопрос и на его разрешение своими глазами. Несмотря на то, все эти сочинения послужили к лучшему уразумению идей, изложенных в этом безсмертном произведении. Я привожу здесь заглавия замечательнейших сочинений этого рода, тем более, что пользовался ими при составлении предисловия и примечаний, приложенных к моему переводу:

Aesthetische Vorlesungen über Göthe's Faust, als Beitrag zur Anerkennung wissensclmftlicher Kunstbeurteilung, von Dr. II. F. Hinrich's. Hallo, 1825.

Vorlesungen über Göthe's Faust, von K. E. Schubarth. Berlin, 1830. Vorlesungen über Göthe's Faust, von F. А. Iiauch. Büdingen, 1830.

Die Darstellung der Tragödie Faust von Göthe auf der Bühne. Ein zeitgemässes Wort für Theaterdirektionen etc. von L. Bechstein. Stuttgart, 1831.

Feber Erklärung und Fortsetzung im Allgemeinen und inshesondere über christliches Nachspiel zur Tragödie Faust, von K. Rosenkranz. Leirsig 1731.

öthe's Faust, Andeutungen über Sinn und Zusammenhang des ersten und zweiten Teiles der Tragödie, von Dr. J. Deyks. Koblenz, 1834.

Göthe aus näherem persönlichen Umgänge dargestellt von J. Falk. Leipzig. 1832.

Briefe über Göthe's Faust, von C. G. Garus. Leipzig. 1835.

Göthe's Faust in seiner Einheit und Ganzheit wider seine Gegner dargestellt. Von H. Düntzer. Köln, 1836.

Göthe's Faust, übersichtliche Bedeutung beider Teile zur Erläuterung des Verständnisses. Von W. E. Weber. Halle, 1836.

äuterung des Göthe'schen Faust. Nebst einem Anhang zur sittlichen Beleuchtung Göthe's, von G. H. Weisse. Leipzig, 1836.

Ueber den Faust von Göthe. Eine Schrift zum Verständniss dieser Dichtung nach ihren beiden Teilen etc. Von J. D. Leutbecher. Nürnberg, 1838.

Не одно произведение Гёте, которого сочинения, по собственному его признанию, никогда не могли быть народными, не возбудило такого общого внимания, как Фауст. Он сделался достоянием всех литератур. Французы имеют три полных перевода Сент-Олера, Штапфера и Жерара, не говоря об отрывках, над которыми между прочим трудилась госпожа Сталь. В этих переводах мы не найдем глубокого изучения подлинника: некоторые из них оставляют даже подозрение, что господа переводчики недалеко ушли в самом знании немецкого языка. Наша литература владеет несколькими превосходными отрывками. Между ними первое место принадлежит посвящению Жуковского. Кто не помнит этого умилительного стихотворения нашего поэта, в котором высказалась вся его душа, как в собственном, неотъемлемом создании! Сцена Пушкина так проникнута духом гётевой мысли, что она кажется вырванною из дивного творения германского поэта. Грибоедов дал нам неполный перевод пролога. Веневитинов перевел, между прочим, возвышенный монолог Фауста в пещере. Все это доказывает, что лучшие наши поэты понимали и любили это могущественное создание Гёте. Говоря о русских переводах я не могу умолчать об отрывках господина Бека, помещенных под моим именем в VI томе Современника за 1837 год. Случайное тождество наших переводов в нескольких местах, близкое сходство в других, странное смешение имени, участие, которое принимал Пушкин в моем труде, все это заставило меня приписать ему все важнейшия перемены, отмеченные мною тогда же в одном из N. Литературных Прибавлений. Другия места, слишком слабые для того, чтобы приписать их имени Пушкина, я надеялся изменить по своему при полном издании моего перевода. Время объяснило этот литературный qui pro quo, и я с удовольствием освобождаю себя от труда господина Бека.

Знаю всю недостаточность моего перевода, чувствую как далеко отстоит он от подлинника; но утешаю себя мыслию, что старался по крайней мере незначительность таланта вознаградить добросовестным изучением. Счастливому случаю, который позволил мне пользоваться наставлениями человека, знаменитого в летописях философии, я обязан предварительным изучением науки, столь необходимой для настоящого уразумения этого произведения. Еще в 1835 году, я кончил первый перевод Фауста, который по независевшим от меня обстоятельствам был уничтожен тогда же. Некоторые уцелевшие отрывки этого перевода познакомили меня с Пушкиным; им я обязан счастливыми минутами, проведенными мною в беседе с человеком, который любил и ценил все изящное, все прекрасное. Эти минуты навсегда останутся в памяти моей, как грустное воспоминание об утраченном невозвратимом счастии. Пушкин ободрил меня ко второму переводу, который я ныне представляю на суд моих читателей. Живое участие, советы и одобрения нашего поэта воспламеняли меня новыми силами при этом новом труде.

Я старался по возможности сохранить в моем переводе все размеры подлинника, в котором форма так тесно связана с мыслию, так живо соответствует чувствам и положениям действующих лиц. Даже в тех местах, где Гёте употреблял так называемые Knittelverse, жесткий, неправильный размер народных песен немецких и миннезингеров XVI столетия, я старался сохранить оригинальный колорит подлинника, несмотря на звуки, непривычные и чуждые русскому уху.

Was ich gewollt, ist löblich, wenn das Ziel

Auch meinen Kräften unerreichbar blieb.

Я буду доволен и тем, ежели слабый труд мой послужит поводом к новому лучшему переводу, более достойному великого подлинника, и первый встречу его громкими, заслуженными похвалами.

28-го Сентября, 1838 года.