Фауст.
1. Ночь

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Фауст. 1. Ночь (старая орфография)

ТРАГЕДИИ ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.

НОЧЬ.

В высокосводчатой, узкой готической комнате Фаусть безпокойный в своем кресле у рабочого стола

Фауст. Ну, вот, и философию, увы,

И правоведство, медицину,

И теологию, на горе.

Насквозь я научил, трудился горячо:

И что же вот, глупец я бедный!

Умен все так же, как и прежде;

Зовусь магистром, даже доктором зовусь,

И скоро десять лет уж, как вожу

И вверх, и вниз, и вкривь, и вкось

Своих учеников я за нос

И вижу, что мы знать не можем ничего!

О, это, прямо, сердце мне сожжет

Конечно, я разумнее всех этих дуралеев,

Магистров, докторов, попон, писак;

Не мучают меня ни совесть, ни сомненья,

Я не боюсь ни ада, ни чертей --

Не представляю я себе, что вправду "паю что-нибудь.

Не представляю, чтобы мог чему-нибудь учить.

Иль исправлять людей и вразумлять их.

Нет также у меня ни денег, ни добра,

Ни почестей, пи прелестей земных;

Собака дальше б жить не захотела так!

И потому я магии отдался;

Быть может, силой и устами духа

Поведаются многия мне тайны.

Чтоб, горьким потом обливаясь,

Не нужно было говорить, чего не знаешь.

Чтобы познать, чем в недрах самых

Мир сплочен; чтобы видеть

Всю зиждущую силу, все зачатки

И перестать в словах лишь разбираться.

О, если-б на мое мученье

В последний раз смотрел ты. полный месяц.

Кого, полуночь не одну

Я, бодрствуя, встречал у этого стола;

Ты, друг тоскливый, мне являлся!

О, еслиб мог по высям гор

Ходить в твоем я свете милом;

Там, у пещеры горной, с духами витать,

И, в полутьме твоей блуждая по лугам.

От чада знаний всех освободившись,

Здоровье мог найти, в твоей рос купаясь!

О, горе! неужель я все еще в тюрьме?

Проклятая, глухая, каменная яма.

Куда и милый свет небес

Лишь тусклым пробивается чрез писаные стекла:

Стесненная книг этой кучей.

Что гложет червь и кроет пыль

И над которой до высокого вплоть свода

Бумага закоптелая торчит;

Заставленная банками, стаканами вокруг,

Вся инструментами набита,

Со скарбом предков, втиснутым туда ж --

Вот мир, твой! И зовется это миром!

В груди твоей так боязливо сердце жмется?

Чего движенье жизни все в тебе

Неразъясненная спирает боль?

Взамен живой природы,

В среду которой создал Бог людей.

Вокруг тебя, средь плесени и чада,

Лишь остовы зверей, да мертвых кости.

Вставай! Беги отсюда на простор!

И эта, тайн исполненная, книга,

Что, собственною Нострадамуса написана рукой.

Неужли спутник не достаточный тебе?

Познаешь ты тогда теченье звезд,

И, если наставлять тебя природа будет,

Твоя душевная воспрянет сила.

Как дух другому духу говорит.

Тут тщетно мышленье сухое

Тебе святые знаки объясняет:

Вы. духи, вьетесь вкруг меня;

Ответьте мне, коль слышите меня!

Какое чувство наслажденья разлилось

При этом взгляде вдруг в моем всем существе!

Я чувствую, святое, молодое счастье жизни

Но жилам мне, по нервам, новым пламенем бежит.

Не бог ли это был, что знаки эти начертал.

Которые во мне смиряют бушеванье

И, радостью наполнив сердце бедное мое.

Таинственным подъемом духа

Природы силы вкруг меня разоблачают?

Не бог ли я? Во мне становится светло таю.!

Природу я, зиждительницу, в этих чистых начертаньем

Лежащею перед моей душою вижу

Теперь я только познаю, что мудрый говорит:

"Не замкнут мир духов;

"Твои смысл помиркнул, сердце мертво;

"Вспрянь, ученик! купай, не унывая,

"Земную грудь ты в утреннем багрянце!"

(Он разсматривает изображенье.)

Как в одно целое сплетается все тут.

Как неба силы воздымаются, нисходят.

Передают одна другой златые ведра,

На благодатью дышущих крылат

С небес чрез землю проникают.

Сквозь всю вселенную гармонией звучат!

Какое зрелище! Но зрелище, увы, и только!

Где мне схватить тебя, природа без пределов?

Вас, груди, где? Источники всей жизни, вы,

На коих виснут и земля и небо.

Куда льнет вянущая грудь,

Точитесь вы, вы напояте, а я неужли жажду понапрасну?

(Он с огорчением перелистывает книгу и видит изображение Духа земли.)

Как это на меня иначе действует изображенье!

Ты, Дух земли, ты ближе мне;

Уж выше чувствую в себе и силы,

Уж я горю, как бы от нового вина;

Отвагу чувствую пуститься в мир.

Нести земную боль, земное счастье,

Сразиться с бурями в бою

Но надо мною набегают облака --

Свой свет скрывает месяц --

Светильник гаснет!--

Клубится пар! - Багряные лучи сверкают

Над головой моей - повеял

Со сводов холод

И охватил меня!

Я чувствую, витаешь надо мной, желанный Дух!

Раскройся ты!

О, разрывается как сердце у меня!

Для чувствований новых

Подъяты силы все душевные мои!

Всецело сердце, чувствую я. предано тебе!

Ты должен, должен ты! хоть стоило б мне это жизни.

(Он схватывает книгу и произносит таинственное заклинание Духа. Вспыхивает пламя. Дух показывается в пламени).

Дух. Взывает кто ко мне?

Фауст (отвернувшись). Ужасное Виденье!

Дух. Меня ты мощно привлекал.

И что ж --

Фауст. Увы, не выношу тебя!

Дух. Меня узреть ты молишь, воздыхая,

Мой голос слышать, видеть облик мой,

Меня склоняет мощное души твоей моленье,

Явился я! - Какой презренный ужас

Объял тебя, сверхчеловек? Где зов души?

Где грудь, что мир в себе воздвигла целый.

Носила, берегла и, в трепете восторга,

Вздымалась, чтоб до нас, духов, подняться?

Где ж Фауст, ты. чей голос мне звучал,

Кто всеми силами ко мне стремился?

Под веяньем дыханья моего ты ль это

Дрожишь во глубинах всех жизни,

Что скорчившийся в страхе червь?

Фауст. Мне уступать тебе, из пламени созданье?

Я Фауст, и равен я тебе!

Дух.

Вздымаюсь я, спускаюсь долу.

Сную туда, сюда;

Рожденье, могила,

Превечное море.

Все смена сплетений,

Горячая жизнь,

Так зижду я за времени гудящим станом,

Работаю живую ризу божества.

Фауст. Тебе, что носишься над миром всем.

Каким я близким чувствуя себя, Дух Дела!

Дух. Подобен духу ты, которого тьт понимаешь.

Не мне! (исчезает.)

Фауст (поникнув всем телом). И не тебе?

Кому же?

Я образ и подобье Божества!

И даже не тебе! (Стучат.)

О, смерть! Я знаю, кто: мой фамулус;--

И разлетится счастье величайшее мое!

Сухой пролаза нарушал!

(Вагнер в халате и ночном колпак. со светильником в руках. Фауст отворачивается с негодованием.)

Вагнер. Простите! Слышу, декламируете вы;

Наверно греческую вы трагедию читали

Попользоваться мне хотелось бы искусством этим.

Оно ведь в наше время много значит.

Слыхал частенько, слава шла, что будто бы

Актер иной священника поучит.

Фауст. Когда священник сам актер.

Порой что может и случиться.

Вагнер. Увы, когда вот так в музей свой загнан ты

И мир людской едва ты в праздник видишь,

Едва в подзорную трубу и только издалека --

Как им руководить тут словом?

Фауст. Чего не чувствуете вы, за тем вам не угнаться,

И чувством первобытного довольства

Сердца не покоряет слушателей всех.

Сидите ж так и дальше! Клейте мы себе,

Из пиршественных яств чужих варите кашу,

И жиденькие огоньки

Из нашей кучки пепла выдувайте

На удивление детей и обезьян.

Когда вам то приходится по вкусу.

Но никогда вам воедино не сплотить сердец,

Коль не от сердца будет речь у вас идти.

Вагнер. Но ведь в уменьи говорит залог оратора успеха,

Я это чувствую, но я еще далеко от того,

Фауст. Ты честной выгоды ищи.

Не будь шутом, гремящим бубенцами!

И ум, и истинное чувство сами

Себя объявят при искусстве небольшом;

Когда нам в самом деле есть сказать что.

Да, ваши речи, что так блещут,

Где человечества обрезками кружите мы.

Ведь не живительны, как тот туманный ветер,

Что осенью в сухой листве шуршит!

Вагнер. О, Господи! искусство долго,

А жизнь-то наша коротка.

Мне при моем критическом стремленьи

За грудь и голову становится частенько страшно.

Как трудно добываются те средства,

Которые нужны, чтоб до источников добраться!

И не достиг еще ты полдороги,

А нужно уж бедняги умирать,

Фауст. Пергамент разве кладезь тот священный.

Один глоток откуда жажду навек унимает?

Ты утоленья не получишь,

Коль не из собственной души оно течет.

Вагнер.

Переноситься в дух времен, чтоб видеть,

Как думал мудрый человек до нас,

И как затем мы, наконец, чудесно далеко ушли.

Фауст. О, да, до самых звезд!

Мой друг, прошедшого времена

Ведь книга о семи для нас печатях;

Что духом вы времен зовете,

В основе собственный господ то дух.

Где времена, как в зеркале, видны.

Ну, подлинно, одно тут часто горе!

При первом взгляде убежишь.

Лоханка сорная, чулан, набитый хламом.

По большей мере - балаган

С великолепной прописной моралью,

Приличною вполне в устах у кукол!

Вагнер. Но мир! но сердце человека, дух его!

Тут всякий бы желал хоть что-нибудь познать.

Да, что познанием назвать!

Кто настоящее названье дать дерзнет ребенку?

Немногих тех, кто кое-что о том познал

Не уберег кто переполненное сердце безразсудно

И созерцанье, чувство перед черстью обнаружил.

Тех жгли издревле, распинали.--

Прошу вас, друг, ночь поздняя уже.

Прервать на этот раз нам на до.

Вагнер. Охотно бы и дольше спать я не ложился.

Чтоб так учено с вами мне потолковать.

Но завтра, ради первого дня Пасхи,

Дозвольте мне один иль дна вопроса.

С усердием отдался я ученью;

И иного знаю я, по знать бы все хотелось. (Уходит.)

Фауст. (Один). Как только всякая надежда не исчезнет

У головы, что к дребедени льнет.

Клад роет жадною рукой и рада.

Да разве смеет голос человеческий такой

Здесь раздаваться, где вокруг меня витал сонм духов?

Но, ах! на этот раз тебе я благодарен,

Жалчайшему из всех сынов земли

Ты вырвал из отчаянья меня,

Уж помутить грозившого мне чувства.

Так исполински велико виденье было.

Что карлой должен был я чувствовать себя!

Я, образ Божества, подобие его, которое считало

Себя совсем уж близким к зеркалу превечной правды.

В сияньи, ясности небесной наслаждалося собой,

Земли уж сына сбросило с себя;

Я, больше херувима, я, свободная чья мощь.

Полна надежды смутной, возомнила,

Что ужь течет она в природы жилах,

Творя, уже вкушает жизнь богов - я казниться как должен!

Меня повергло долу слово громовое!

Отважиться считать себя с тобою равным я не смею:

Владел я силою тебя привлечь.

В блаженном том мгновении себя

Таким я малым чувствовал, таким великим;

Жестоко оттолкнул меня ты

В неведомую долю человека!

Научит кто меня? бежать чего я должен?

Повиноваться ль мне тому стремленью?

Да! наши самые дела, как и страданья наши,

Нам преграждают жизни ход.

Во все прекраснейшее, что бы ни воспринял дух

Начало вяжется все более и более чужое;

Когда мы до хорошого достигнем в этом мире.

То лучшее зовется ложью, бредом,

Что дали жизнь нам, чудные те чувства.

Все глохнуть в суете земной,

Когда воображение в полете смелом прежде,

Надежды полно, ширилося в вечность,

Оно пространством небольшим теперь довольно,

Когда времен в пучине счастье разбивается о счастье.

Тотчас забота пьет себе гнездо в сердечной глубине,

Укачивает там себя тревожно, радость нарушая и покоя;

Себя все прикрывает новыми личинами она.

Являйся под видом дома и двора, жены, ребенка,

Огнем, водой, кинжалом, ядом представляясь;

Дрожишь пред всем ты. что и не случится;

А то, чего ты не утратишь никогда, оплакивать ты вечно должен.

Богам я не подобен! слишком глубоко почувствовалось это;

Я на червя похож, что роется во прахе,

Которого, во прахе, где он, питаяся им, живет.

Стопа прохожого мозжит и погребает.

Не прах то разве, что на сотне полок

Высокую теснит мне эту стену.

Та дребедень и тысячи тех пустяков,

Что к этом царстве моли давят на меня?

И здесь найти я должен, в чем нуждаюсь я?

Иль в тысяче, быть может, книг прочесть я должен.

Что всюду мучилися люди.

Что тут иль там был счастлив кто-то?

Что скалишься, пустой ты череп, мне сказать что хочешь?

Запутавшись на поисках за легким светом дня,

Алкая правды, в тяжких сумерках блуждал плачевно?

Вы инструменты, надо мной смеетеся, конечно,

Колесами, гребенками, валами, рычагом.

Я у ворот стоял, служить ключам должны мы были;

Извилиста у вас бородка, по вам засовов не поднять.

Таинственна средь бела дня.

Природа не дает сорвать с себя покрова,

И духу твоему чего она открыть не пожелает,

Не вынудишь того у ней винтом иль рычагами.

Ты, старый скарб, тобой не пользовался я.

Стоишь здесь потому ты только, что отцу был нужен

Ты, старый сверток, будешь ты коптеть,

Пока чадить здесь будет на стол светильник тусклый.

Уж лучше бы я промотал немногое мое,

Чем здесь потеть, немногого набравшись!

Что унаследовал от предков ты.

То заработай сам, чтобы владеть им.

Не пользуешься чем, тяжелое то бремя;

Но отчего то место взор приковывает мой?

Иль стклянка та магнит для глаз?

Мне отчего становится приветливо светло вдруг,--

Так обвевает лунным светом нас в лесу ночном?

Приветствую тебя, единственный сосуд,

Что сверху достаю теперь с благоговеньем;

В тебе чту остроту ума, искусство человека я.

Ты, сочетанье благодатных сонных соков,

Ты, извлеченье смертоносно тонких сил,

Яви свое, благоволенье мастеру ты своему!

Тебя я вижу - и страданье легче,

Беру тебя стремление слабеет;

Духовных сил прилив идет на убыль постепенно.

В открытое я море уношусь,

У ног моих блестит зеркальная громада волн,

День новый к новым берегам манит.

Парит на крыльях легких колесница огневая

Навстречу мне! Готовым чувствую себя

По новому пути проникнуть чрез эфир

Высь эту жизни, этот божеский восторг --

Ты, червь еще недавно, ты ль заслуживаешь их?

Да, к солнцу благодатному земному

Решись ты только стать спиной!

Дерзни ворота лишь раскинуть, мимо коих

Тайком всяк пробирается охотно!

Теперь настало время доказать на деле.

Что не уступить муж в достоинстве величию богов;

Не дрогнуть перед темной той пещерой,

Куда воображение себя на собственную муку осуждает;

В тот устремиться переход,

Чей узкий зев всем адом пламенеет.

Решиться весело на этот шаг.

Хотя б с опасностью в ничто разлиться.

Сойди теперь сюда, хрустальный чистый кубок

С себя футляр свой старый сбрось.

Ты, о котором я не думал много лет!

На пиршествах отцов блистал ты

И веселил задумчивых гостей.

Художеством богатая картав твоих всех роскошь

Обязанность, их в рифмах объяснив.

Тебя от уст не отнимая, осушить до дна.

Мне не одну ночь юности моей напоминают.

Не передам тебя соседу я теперь

И над художеством твоим

Не покажу я остроумья своего;

Вот сок, что опьяняет быстро.

Волною темной он заполнит пустоту твою.

Мной изготовленный, избранный мною,

Будь ты последней чашею, от всей души

Приветом празднично высоким утру!

(Подносит кубок к ко рту).
(Колокольный звон и пение Хора).

Хор ангелов. Христос воскрес!

Радуйся смертный,

Скованный немощью.

Ползучею, гибельной.

Фауст. Какой глубокий гул, какой звук светлый

От уст моих отводит властно кубок?

Неужли гулом вы своим, колокола,

Уж возвещаете час первый Пасхи торжества?

Вы, хоры, разве уж песнь утешенья вы поете,

Что. некогда, завета нового во уверенье

Из ангельских неслася уст в ночь гроба?

Хор женщин. Мы благовонием

Тело убрали,

Мы, Его верные,

Здесь положили его.

Тканями чистыми

Мы обвили его,

Ах, не находим

Здесь Христа мы больше.

Хор ангелов. Христос воскрес!

Блого тем любящим,

Скорбным, спасительным.

Пред укрепляющим

Кто устоял!

Фауст. Что ищете вы властно, нежно

Меня во прахе, звуки неба?

Звучите там, где люди с мягкою душой!

Весть слышу я, по веры нет во мне,

А чудо ведь дитя любимейшее веры.

В пределы те стремиться не дерзаю я.

Откуда веет звучит благая;

И все же, с юности привычного к нему,

Меня звон этот и теперь зовет обратно в жизнь.

Бывало, поцелуй любви небесной

Опадал в тиши субботней строгой на меня;

Надежды смутной так полно звучал тогда звон колокола мощный,

И теплою усладою была молитва;

Непостижимо благодатное влеченье

Гнало меня по рощам и лугам,

Я чувствовал в себе мир целый возникавшим.

Песнь эта повестила о забавах к юности веселых.

О счастии привольном праздника весны:

Воспоминание теперь,полно ребяческого чувства,

Последняго и важного мне шага сделать не даст

Звучите ж далее, вы, сладостные песни неба!

Слеза течет, опять к земле вернулся я!

Хорь верных. Он, погребенные.

Уже в высоты.

Жнивью высокий

Славно вознесся,

В радости вечного

Всесозидания

Радости творческой близок:

Мы же у груди земной,

Ах, пребываем на горе.

Верных своих

Здесь он нас алчущих кинул;

Хор ангелов. Христос воскрес

Из тленья недр!

С себя сорвите

В делах его славящим,

За братскою трапезой

Любовь доказующим.

По весям глаголющим,

Вам близок учитель.

Для вас он возстал!