| Автор: | Голдсмит О., год: 1766 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вэкфильдский священник. IX. Знакомство с двумя знатными дамами.-- Внешнее щегольство заставляет предполагать высшую образованность. (старая орфография)
IX.
Знакомство с двумя знатными дамами.-- Внешнее щегольство заставляет предполагать высшую образованность.
Мистер Борчель только что распрощался с нами, а София едва успела дать свое согласие на танцы с капелланом, как наши малютки прибежали объявить, что приехал сквайр и с ним целая куча гостей. Придя домой, мы застали там нашего помещика с двумя другими джентльменами и двух молодых дам, очень нарядно одетых, которых он представил нам в качестве особ из высшей знати в Лондоне. У нас даже стульев не достало для всей компании и мистер Торнчиль тотчас предложил, чтобы кавалеры сидели на коленях у своих дам. Но против этого я решительно возстал, хотя жена и бросала на меня, по этому случаю, недовольные взгляды. Мы отрядили Моисея достать где нибудь у соседей еще пару стульев, а так как, кроме того, для устройства кадрили у нас недоставало и дам, оба джентльмена отправились вместе с Моисеем промышлять себе партнеров. Вскоре они возвратились, достав все, что нужно. Моисей тащил стулья, а джентльмены вели румяных дочек соседа Флемборо, разукрашенных алыми бантами. Но тут открылось непредвиденное затруднение: хотя обе мисс Флеиборо славились по всему приходу за лучших танцорок, были мастерицы отплясывать джиг и отличались в хороводе, но о кадрили не имели ни малейшого понятия. Это вначале сильно сконфузило нас, но понемножку, с помощью ободрений и подталкиваний, наши девицы осмелели и пошли танцовать напропалую. Оркестр состоял из двух флейт, рожка и бубна. Луна ярко сияла в безоблачном небе, мистер Торнчиль танцовал в первой паре с моей старшей дочерью, к великому восторгу всех зрителей; ибо соседи, прослышав о том, что у нас творится, сбежались со всех сторон поглазеть на редкое зрелище. Моя милая девочка была так оживлена и грациозна, что жена моя не преминула шепнуть мне с гордостью, что "вот ведь какая плутовка, как она ловко переняла у матери все манеры!" Столичные гостьи тщетно старались не отставать от нея; но что оне ни делали, пытаясь двигаться то плавно, то в развалку, то в припрыжку, но выходило все не то. Зрители, правда, похваливали, но сосед Флемборо прямо так и сказал, что ножки мисс Ливи топают в такт музыке словно эхо. Прошло около часа времени и обе важные дамы объявили, что опасаются простуды и пора в комнату. Мне показалось, что одна из них выразилась при этом случае довольно грубо, сказав, что она "ей-Богу вся в поту". Войдя в дом, мы увидели, что слуги приготовили очень изысканный холодный ужин, которым заранее распорядился мистер Торнчиль. За столом беседа была уже не прежняя: городския дамы совсем затмили моих дочерей, разговаривая исключительно о том, что делается в модном свете и между знатными людьми, вставляя лишь изредка тонкия замечания по поводу таких предметов, как живопись, Шекспир и новейшие музыкальные инструменты. Раза два, правда, оне нас огорошили довольно крепкими словцами, проскользнувшими среди их речей, но мы приняли это за доказательство самого высшого тона. Впоследствии я, впрочем, узнал, что ни божба, ни ругательства не в моде в высшем обществе. Но в то время изящество их нарядов решительно покрывало в наших глазах все недостатки их речи. Мои дочери с завистью и благоговением взирали на них, почитая существами высшого полета; и все, что в других могло бы показаться нам предосудительным, в настоящем случае приписывалось утонченному воспитанию. Но еще удивительнее их талантов оказалась снисходительность этих дам. Одна из них изволила заметить, что если бы мисс Оливия пожила в свете, это бы ее сразу развернуло как следует, а другая прибавила, что после одной зимы, проведенной в столице, наша маленькая Софи была бы совсем другим человеком. Жена моя усердно поддакивала им обеим, прибавляя, что ничего в мире так не желала, как чтобы её дочки хоть одну зиму полировались в городе. На это я не удержался и заметил, что оне и так получили воспитание свыше своего состояния и что дальнейшее развитие разных тонкостей могло сделать их только смешными при нашей бедности и, кроме того, развило бы в них потребность к таким удовольствиям, на которые оне не имеют права.
- На какие же удовольствия, вмешался мистер Торнчиль, - не имеют права девицы, способные с своей стороны доставлять так много радостей? Про себя скажу (продолжал он), что состояние у меня порядочное; я только и признаю на свете три блага - любовь, свободу и наслаждения; но если бы моей прелестной Оливии было угодно, провались я на этом месте, коли не готов сейчас же подписать за ней половину моего состояния; и в награду за это только и попросил бы одного, чтобы она и меня взяла в придачу.
При всей моей несветскости я все-таки отлично понял, что под этим комплиментом нахально скрывается постыднейшее предложение; однако, я сдержал свой гнев и сказал только:
- Сэр, в семействе, которое вы удостоили своим посещением, честь ценится столь же высоко, как и у вас. Всякое посягательство на нее может повести к весьма опасным последствиям. И так как честь, сэр, составляет в настоящее время единственное наше богатство, мы должны прилагать особые старания к её сохранению.
подозрительности.
- Что до последняго вашего намека, продолжал он, - то, уверяю вас, что у меня и в мыслях не было ничего подобного. Клянусь всем, что есть в мире соблазнительного, что осада добродетели, по всем правилам стратегического искусства, совсем не в моем духе: я люблю, чтобы города сдавались мне сразу, без боя.
Столичные гостьи, до сих пор делавшия вид, что не слышат разговора, при последней выходке сквайра, казались сильно обиженными такой вольностью и завели серьезную и скромную беседу о добродетели. К ним присоединились сначала моя жена, капеллан, а потом и я. Под конец и сам сквайр выразил раскаяние в том, что так много погрешил на своем веку. Заговорили о прелестях умеренности и о светлом настроении души, не запятнавшей себя излишествами.
Мне было приятно, что малютки наши еще не ложились спать и могли вынести много хорошого из такой назидательной беседы. Но мистер Торнчиль зашел еще дальше и спросил меня, неужели я не стану при них читать молитвы? Я с радостью ухватился за это предложение и вечер закончился в самом мирном настроении. Наконец гости нашли, что пора и по домам. Но городския дамы никак не могли разстаться с нашими дочерьми: оне так привязались к ним за этот вечер, что не решались от них оторваться и начали упрашивать, чтобы оне проводили их до дому. Сквайру, очевидно, понравилось такое предложение и он его поддержал, потом и жена моя присоединила свои просьбы, да и дочери смотрели на меня так умильно, что ясно было, как им хочется провожать гостей. Я попытался раза два или три отговориться, приводя различные уважительные причины, но дочки мои поспешили очень ловко опровергнуть мои доводы. Тогда я был вынужден просто отказать наотрез, что, конечно, решило дело в мою пользу, но зато на другой день я ничего не мог добиться от них, кроме угрюмых лиц и отрывистых ответов.