Вэкфильдский священник.
X. Моя семья тянется за знатью.-- Как жалки бедняки, когда стараются жить сверх состояния.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Голдсмит О., год: 1766
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вэкфильдский священник. X. Моя семья тянется за знатью.-- Как жалки бедняки, когда стараются жить сверх состояния. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

X.
Моя семья тянется за знатью.-- Как жалки бедняки, когда стараются жить сверх состояния.

Настало время, когда я должен был убедиться, что все мои проповеди насчет умеренности, простоты нравов и довольства своею участью пошли прахом. Любезности, которыми удостоили нас высшие мира сего, пробудили суетность, на время усыпленную, но, очевидно, неуничтоженную мною. Опять на всех подоконниках появились баночки с умываньями и притираньями. Ради цвета лица, стали избегать солнца вне дома и огня у домашняго очага. Жена начала уверять, что раннее вставанье вредно для глаз наших дочерей, а от работы после обеда у них могут покраснеть носы, и притом, чем меньше оне будут работать, тем белее будут у них руки. Поэтому вместо того, чтобы дошивать рубашки для Джорджа, оне только и делали, что перешивали какие-то старые газовые тряпки, либо вышивали по тюлю. Оне совсем забросили бедненьких девиц Флемборо, своих прежних развеселых приятельниц, считая их знакомство для себя унизительным, и стали разговаривать между собою о модах и знатных особах, о живописи, музыке и Шекспире.

Но все это еще ничего, если бы на беду нашу не зашла в дом гадальщица-цыганка, после чего величие наше уже не знало пределов. Как только явилась эта смуглая сивилла, девочки мои прибежали ко мне с просьбой дать им по серебряному шиллингу, чтобы гадать по руке. По правде сказать, надоело мне всегда быть благоразумным и я не мог воздержаться от искушения, дал по шиллингу, чтобы посмотреть, как оне будут радоваться. Должен, однако, заметить, к чести нашей фамилии, что оне всегда были при деньгах и жена моя настояла на том, чтобы непременно у каждой в кармане лежало по золотой гинее; но только строго-на-строго запрещала им разменивать эти монеты на мелочь. Оне поочередно запирались в своей комнате с гадалкой, и когда вышли оттуда, то я уж по глазам видел, что с ними случилось нечто необыкновенное.

- Ну, детушки, как же удалось ваше гаданье? спросил я:-- скажи мне, Ливи, много ли пообещала тебе цыганка?

- Мне кажется, папа, что эта женщина водится с нечистым: вообрази себе, что она положительнейшим образом говорит, что и года не пройдет, как я буду замужем за сквайром!

- Ну, а ты, Софи, скажи-ка мне, милочка, какой у тебя будет муж?

- У меня, папаша, муж будет лорд, и свадьба будет вскоре после того, как сестра обвенчается со сквайром.

- Только-то? воскликнул я, - и больше ничего? За два шиллинга всего один лорд, да один сквайр? Какие же вы глупенькия, да я бы вам за один шиллинг нагадал и принца, и набоба, и все, что угодно.

Однако же, это гаданье повлекло за собою довольно серьезные последствия: оне вообразили, что судьба предназначила их к высокому положению, и начали вести себя сообразно своему будущему величию.

Тысячу раз было замечено, и я еще раз повторю, что ожидание будущих благ часто доставляет нам гораздо больше счастья, чем самое их исполнение. В первом случае мы придумываем себе блюдо по вкусу, во втором - природа подает нам уже готовое. Трудно даже припомнить, какими благополучными мечтами наслаждались мы в эту пору. Нам казалось, что отныне в нашей судьбе совершается самый счастливый переворот. По всему околотку прошла молва, что сквайр влюбился в мою дочь, и так как ей это постоянно говорили, то и она в него влюбилась. Около этого времени жене моей снились удивительные сны и она каждое утро с величайшею подробностью торжественно нам их рассказывала: то она видела гроб и скрещенные кости - верный признак, что будет свадьба; то у дочерей были полны карманы набиты полушками, из чего она заключала, что у них будут полны карманы червонцев. У девочек были тоже свои приметы: им чудилось, что их целуют в губы, на свече нагарали колечки, в печке оне видели кошельки с деньгами, а на дне чайных чашек все образовывались "любовные узелки".

К концу недели мы получили карточки наших столичных дам с припискою, что оне надеются иметь удовольствие встретить все наше семейство в воскресенье, в церкви. Вследствие чего в субботу, с самого утра, жена моя и дочери то-и-дело шушукались, поглядывая на меня украдкой, и, очевидно подготовляя какой-то хитрый заговор. По правде сказать, я заранее предполагал, что оне захотят сделать какую нибудь нелепость, чтобы явиться в церковь как можно великолепнее. Вечером оне атаковали меня по всем правилам, и жена, конечно, взяла на себя передовой пост. После чая, когда я был в наилучшем расположении духа, она сказала:

- Чарльз, друг мой, я думаю, что завтра у вас в церкви будет лучшее общество.

- Может быть, душа моя; но вам-то не о чем безпокоиться, проповедь я произнесу во всяком случае.

- В этом я не сомневаюсь, отвечала она;-- но видишь ли что, мой милый, мне кажется, что нам бы следовало явиться туда как можно приличнее, потому что Бог весть, что может случиться.

Богу с душой чистой и радостной.

- Ну да, это все известно! воскликнула она, - но я совсем не о том говорю; по-моему, нужно! явиться туда по возможности пристойно, а не так, как все эти простолюдины.

- И ты совершенно права, моя милая, я только что сам хотел поговорить с вами об этом. Пристойнее всего явиться в церковь как можно раньше, чтобы успеть сосредоточиться, прежде чем начнется служба...

- Ах, какой ты, Чарльз! прервала она;-- все лошади, жеребчик, который служит нам уже девять лет, и Чернушка, которая уж целый месяц ровно ничего не делает. Оне наконец растолстели и изленились. Отчего бы не воспользоваться ими? Если Моисей потрудится хорошенько их почистить, право же, оне будут иметь очень порядочный вид.

На это я возразил, что по-моему дойти до церкви пешком гораздо "порядочнее", чем тащиться на подобных клячах, потому что Чернушка на один глаз кривая, а у жеребчика давно не достает хвоста; что оне под седлом никогда не ходили и притом с норовом, и что дамское седло у нас только одно и есть во всем доме. Однако же оне нашли, что все это пустяки, и таки вынудили у меня согласие. На другое утро я увидел, что оне в страшных хлопотах, собирая все нужное для такой экспедиции и подумав, что на эти приготовления пойдет еще не мало времени, решился уйти вперед, так как оне обещали приехать за мною следом. Я подождал их на кафедре почти целый час, но, видя, что их все нет, должен был начать и даже кончить службу, ощущая уже некоторое безпокойство по поводу их отсутствия. Тревога моя усилилась, когда, по окончании обедни, я убедился, что моя семья так и не приезжала. Поэтому я отправился домой по большой дороге, что составляло объезд в пять миль, тогда как наша обычная пешеходная тропинка была всего в две мили, а на половине пути от дому приметил вдали нашу процессию, медленно направлявшуюся к церкви. На одной лошади возвышались сын мой Моисей, жена и двое меньших мальчиков, а на другой - обе дочери.

Поровнявшись с ними, я спросил о причине их замедления, но уже по выражению их лиц догадался, что они испытали тысячу злоключений. Сначала кони совсем не соглашались отойти от дома и мистер Борчель должен был бежать за ними и все время колотить их палкою, что он, по доброте своей, и исполнил; потом у той лошади, на которой ехала жена, подпруга лопнула, пришлось остановиться и чинить, прежде чем тронуться далее. Затем, одной из лошадей пришло в голову стать среди дороги и тут уж ни ударами, ни просьбами не могли принудить ее сдвинуться с места. Я застал их в ту минуту, когда она переложила гнев на милость и полегоньку пустилась в путь. Удостоверившись, что в сущности все благополучно, я успокоился, и даже, признаюсь, с удовольствием наблюдал их сконфуженные лица, надеясь, что этот случай пригодится мне на будущее время, а дочерям послужит уроком смирения.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница