Вэкфильдский священник.
XII. Судьба намерена смирить гордость Вэкфильдского семейства.-- Досада переносится иногда труднее, чем истинное бедствие.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вэкфильдский священник. XII. Судьба намерена смирить гордость Вэкфильдского семейства.-- Досада переносится иногда труднее, чем истинное бедствие. (старая орфография)

XII.
Судьба намерена смирить гордость Вэкфильдского семейства.-- Досада переносится иногда труднее, чем истинное бедствие.

По возвращении домой, мы весь вечер строили планы будущих побед. Дэбора потратила не мало остроумия на догадки, которая из девочек получит лучшее место и будет иметь случай видать более светское общество. Все затруднение состояло лишь в том, чтобы добиться рекомендации сквайра; но он столько раз уже доказывал нам свое расположение, что сомневаться в нем было невозможно. Даже в постели жена моя продолжала заниматься тем же вопросом.

- Ну-ка, милый Чарльз, сознайся, ведь недурно устроили мы сегодня свои дела?

- Что-ж, ничего, отозвался я, сам не зная, что сказать.

- Как, ничего? подхватила она:-- а по-моему отлично. Ты представь себе, ведь наши девочки могут познакомиться в городе с людьми, одаренными самым лучшим вкусом. Да я уверена, что Лондон самое такое место, где можно доставать всевозможных женихов. И, милый мой, мало ли какие чудеса приключаются всякий Божий день! Коли мои дочери так необыкновенно нравятся знатным дамам, можно себе представить, в какое восхищение придут от них знатные кавалеры! Между нами сказать, мне ужасно по душе лэди Блерней, такая любезная! Впрочем, и мисс Каролину-Вильгельмину-Амелию Скэгс я тоже полюбила от всего сердца. А все-таки, когда у них зашла речь о местах в городе, заметил ты, как я на них налетела? Скажи, мой дорогой, ведь правда, что мама постаралась для своих девочек?

- Ах, отвечал я, сам не зная, что об этом думать, - дай Бог, чтобы отсюда месяца через три все это пошло им впрок!

Подобными замечаниями я всегда имел в виду озадачить мою жену своею мудростью: если девочки будут иметь успех, это будет означать, что мое благочестивое желание исполнилось; а если нет, то можно истолковать его как пророчество. Все эти разговоры, однакож, были только подходом к более щекотливому предмету, и я заранее это предчувствовал. Оказывалось, что так как отныне нам предстоит держать себя с большим против прежнего этикетом, то следует отвести нашего старого жеребчика на ярмарку и там продать, а потом купить нам новую лошадь, которая могла бы, смотря по надобности, возить и одиночную, и двойную тяжесть, и иметь приличный вид при поездках в церковь или в гости. Сначала я изо всех сил сопротивлялся этому плану, но нападение продолжалось столь же упорно, как искусно; по мере того, как я ослабевал, красноречие моей собеседницы усиливалось, и в конце концов решено было разстаться с жеребчиком.

Ярмарка открывалась на-завтра и я думал сам туда отправиться, но жена уверила меня, что я где-то простудился и ни за что не соглашалась выпускать меня со двора.

- Нет, нет, дружок, говорила она:-- Моисей у нас мальчик толковый и продавать, и покупать умеет как нельзя лучше. Ты сам знаешь, что самые выгодные покупки у нас всегда через него. Он до тех пор торгуется и стоит на своем, покуда не надоест, и ему всегда уступают.

Так как и я был хорошого мнения о деловитости сына, я охотно уступил ему это поручение. Поутру сестры принялись снаряжать его на ярмарку: оне подстригли ему волосы, вычистили все пряжки, а шляпу подкололи булавками. Когда все было готово, мы имели удовольствие видеть, как он влез на коня и поставил перед собой деревянный ящик, в который должен был положить пряности и разные приправы, закупив их на ярмарке. На нем было суконное платье цвета, известного под именем "гром и молния", и хотя он из него значительно вырос, но оно было еще слишком свежо, чтобы его бросать. Жилет на нем был зеленовато-желтый, а волосы сестры подвязали ему широкой черной лентой. Когда он тронулся в путь, мы проводили его на несколько шагов от дому и до тех пор кричали ему вслед: "Счастливого пути, дай Бог успеха!" пока он не скрылся из вида.

Только что мы его проводили, явился буфетчик от мистера Торнчиля и начал нас поздравлять с тем, будто он сейчас слышал, как его молодой хозяин отзывался о нас с самой лестной стороны.

Добрые вести как будто сговорились сегодня слетаться к нам одна за другою. Вслед за буфетчиком из того же замка пришел лакей и принес моим дочерям записку, в которой значилось, что обе столичные дамы получили от мистера Торнчиля столь удовлетворительные о нас сведения, что, собрав еще несколько справок, оне надеются окончательно поладить с нами.

- Признаюсь, воскликнула жена моя, - как видно, попасть в эти знатные семейства не очень-то легко. Зато уж когда попадешь, то - как говорит Моисей - спи себе без заботы.

На эту остроту (ибо жена моя принимала это за остроумие) наши дочери громко расхохотались, а жена была до того счастлива содержанием помянутой записки, что вынула из кармана кошелек и вручила лакею семь с половиною пенсов за труды.

Этим визиты не кончились. Пришел мистер Борчель прямо с ярмарки. Он принес нашим малюткам по большому инбирному прянику, который жена моя тотчас отобрала в шкаф, сказав, что будет давать им всякий день понемногу. Девочкам нашим он принес по шкатулке, в которых оне могли хранить все, что угодно: облатки, табак, мушки или даже деньги, когда случатся. Жена моя, мимоходом сказать, предпочитала для этой цели кошельки из хорьковой шкурки, потому что они приносят счастье. Мы все еще были расположены к мистеру Борчелю, хотя до некоторой степени сердились на него за вчерашнее невежество. Нельзя же было не сообщить ему о нашем счастии и даже не посоветоваться на этот счет. Потому что мы хоть и не следовали чужим советам, но никогда не пропускали случая спрашивать их. Когда он прочел записку знатных дам, он замотал головой и заметил, что в подобных случаях нужно быть до крайности осторожным. Его недоверчивое отношение крайне обидело мою жену.

- Я и не сомневалась, сэр, воскликнула она, - что вы непременно станете против меня и моих дочерей. Больно уж вы осторожны стали! В другой раз, когда будем спрашивать совета, мы обратимся к таким людям, которые сами умели бы слушаться добрых людей.

- Мое прежнее поведение к делу не относится, сударыня, возразил он:-- если я сам не съумел во-время воспользоваться данными мне предостережениями, это не причина, чтобы не предостеречь других, особенно когда меня просят об этом.

Опасаясь, как бы на это со стороны жены моей не последовало ответа более обидного, чем остроумного, я поспешил переменить разговор, выразив преувеличенное безпокойство по поводу того, что уже смеркается, а сын наш все еще не воротился с ярмарки.

- Пожалуйста, не тревожься о сыне, сказала жена:-- поверь мне, что он малый не промах, небось, не станет продавать курицу в дождливый день. Ему случается покупать до того дешево, что просто удивительно. Я бы могла рассказать вам на этот счет такия истории, что животики надорвешь... А вот и он, легок на помине: вон идет Моисей, без лошади и с ящиком за спиной.

И точно, по дороге медленно шел Моисей, усталый и вспотевший под тяжестью ящика, который он подвязал себе под мышки как коробейник.

- Здравствуй, здравствуй, Моисей! Здоров ли, дружок мой, что-ж ты нам принес с ярмарки?

- Самого себя принес, отвечал Моисей, лукаво прищурившись и ставя ящик на стол.

- Ну, Моисей, это мы и так видим, сказала жена, - а куда же ты девал лошадь?

- Продал! объявил Моисей, - продал за три фунта пять шиллингов и два пенса.

- Да я деньгами-то ничего не принес, сказал Моисей: - у меня все пущено в оборот, дешевая покупка попалась. Вот вам, продолжал он, вытаскивая из-за пазухи сверток:-- все тут, двенадцать дюжин зеленых очков в серебряной оправе и в сафьянных футлярах.

- Двенадцать дюжин... зеленых очков?.. повторила моя жена ослабевшим голосом:-- ты отдал лошадь и за это ничего нам не принес, кроме скверных зеленых очков?

- Милая матушка! сказал мальчик, - вы прежде разсудите толком; ведь эти очки достались мне чуть не даром, иначе я бы их не купил. Одного серебра в оправе вдвое больше, чем на эту сумму.

- Убирайся ты со своей оправой! воскликнула жена вне себя от гнева:-- даю голову на отсечение, что и половины денег не воротишь, коли продать ее на вес ломаного серебра, по пяти шиллингов за унцию.

- Как не серебро! крикнула она:-- разве оправа не серебряная?

- Нет, душа моя, она такая же серебряная, как и твои кастрюли.

- И так, значит мы лишились лошади и за это нажили двенадцать дюжин зеленых очков в медной оправе и сафьяных очешниках. Шут бы их взял, твои мерзкия побрякушки! Надо же быть болваном, чтобы дать себя надуть до такой степени. Не мог ты разве разобрать, с кем имеешь дело?

- Ну, душа моя, вступился я, - в этом ты не права: всего лучше было, чтобы он вовсе не имел с ними дела.

- И опять ты неправа, сказал я, - хоть они и медные, а все же стоит их поберечь, потому что, сама согласись, лучше же иметь медные очки, чем совсем ничего.

Между тем и бедный Моисей убедился в своей ошибке. Он ясно увидел, что его обманул какой-то мошенник, угадавший по его лицу, что его не трудно будет провести. Я разспросил его, каким образом все это случилось, и вот что он рассказал. Продав лошадь, он бродил по ярмарке, подыскивая купить другую. Какой-то человек, очень почтенной наружности, подошел к нему и, сказав, что у него есть продажная лошадь, привел его в какой-то балаган.

- Тут, рассказывал Моисей, - попался нам другой человек, очень хорошо одетый, и сказал, что ищет занять двадцать фунтов под залог вот этих очков и согласен уступить их хоть за треть настоящей цены. Тогда первый джентльмен, объявивший себя моим приятелем, стал шептать мне, чтобы я скорее покупал очки, не упустил бы такого случая. Я послал за мистером Флемборо, чтобы посоветоваться; но они и его уговорили так же, как меня, и мы с ним оба купили по двенадцати дюжин.