Вэкфильдский священник.
ХVIII. В погоне за заблудшею дочерью.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вэкфильдский священник. ХVIII. В погоне за заблудшею дочерью. (старая орфография)

ХVIII.
В погоне за заблудшею дочерью.

Хотя малютка Дик не съумел описать мне внешность джентльмена, посадившого его сестру в почтовую карету, но мои подозрения естественно пали на нашего сквайра, репутация которого по этой части издавна была установлена; поэтому я прежде всего направился в замок Торнчиль, намереваясь осыпать его упреками, и затем, если возможно, взять обратно дочь. Но на пути к замку я встретился с одним из моих прихожан, который рассказал мне, что видел на дороге молодую лэди, очень похожую на мою дочь, сидевшую в почтовой карете с джентльменом, судя по описанию, едва ли не мистером Борчелем, и что они скакали во весь опор.

Но я, конечно, не мог удовлетвориться такими сведениями и все-таки пошел в усадьбу сквайра и, хотя час был еще ранний, потребовал, чтобы ему тотчас доложили о моем желании видеть его. Он вскоре вышел, приняв меня с обычной своей откровенной приветливостью, и когда я рассказал о похищении моей дочери, он - глядя мне прямо в глаза - чрезвычайно изумился и честью заверял меня, что он тут ни причем. Поэтому я должен был отказаться от своих первоначальных предположений и поневоле начал подозревать мистера Борчеля, который, помнилось мне, с некоторого времени неоднократно и таинственно разговаривал с ней наедине. Вслед затем явился еще один свидетель, утверждавший, что сам видел, как мистер Борчель с моею дочерью ехали к Минеральным Ключам, миль за тридцать отсюда, где в настоящее время собралось многочисленное и блестящее общество. После этого я более не сомневался в его коварстве. Находясь в том состоянии ума, когда человек более способен на поспешные поступки, чем на здравое их обсуждение, я и не подумал, что все эти сведения получал от людей, которых могли подучить нарочно сбивать меня с толку, и решился тотчас отправиться на Минеральные Ключи вслед за моею дочерью и её мнимым соблазнителем. Я шел настойчиво вперед, разспрашивая по дороге прохожих, но ничего не узнал. Наконец, при въезде в город увидал господина, ехавшого верхом, и мне показалось, что я встречал его в доме сквайра; поэтому я обратился к нему за сведениями и он меня уверил, что если я отправлюсь теперь на скачки, происходившия еще тридцатью милями дальше, то непременно застану их там, потому что он видел их накануне на танцовальном вечере, где все общество восхищалось грацией моей дочери. На другой день, на заре, я отправился в путь и к четырем часам пополудни пришел на скачки. Собравшееся здесь общество имело самый блестящий вид и усердно преследовало одну только цель - удовольствия; какая разница со мною, пришедшим единственно ради обращения потерянной дочери на путь истины! Мне показалось, что передо мною мелькнула вдали фигура мистера Борчеля; но так как он опасался встречи со мной, когда я подошел, он скрылся в толпе и я больше нигде его не встречал. Мне пришло в голову, что безполезно долее продолжать мои поиски и лучше скорее воротиться домой к неповинной семье, нуждавшейся в моей помощи; но душевные терзания и физическая усталость вызвали у меня лихорадку, первые признаки которой я ощутил еще на скачках. То был новый неожиданный удар, тем более, что я находился от дому более, чем в семидесяти милях разстояния. Однако, у меня оставалось еще настолько силы, чтобы дотащиться до жалкой харчевни на краю дороги. В этом обычном приюте бездомных бедняков я залег в постель и стал терпеливо ждать своего выздоровления. Я прожил так около трех недель и мое крепкое телосложение наконец пересилило недуг; но у меня не было довольно денег, чтобы уплатить за свое трехнедельное содержание. Очень возможно, что естественное мое безпокойство по этому поводу вызвало бы новый приступ болезни, если бы не выручил меня один проезжий, случайно остановившийся позавтракать в той же харчевне. То был никто иной, как известный книгопродавец-филантроп, написавший такое множество книжек для детей: он называл себя другом ребят, но был в сущности другом всех мистера Томаса Трипа. Я тотчас узнал его добродушное лицо, покрытое багровым румянцем и прыщиками, потому что он был издателем всех моих статей против второбрачия. Он-то и ссудил меня несколькими монетами для расплаты с хозяином. Однакож, покидая харчевню, я был еще так слаб, что положил себе за правило возвращаться домой полегоньку, уходя никак не больше десяти миль в сутки.

Здоровье мое и обычное спокойствие духа почти совсем возстановились, и я сам стал пенять себе за гордость, побудившую меня возмущаться против карающей десницы. Человек никогда не подозревает, какие мучения может перенести, до тех пор, пока не испытает их. Стремясь достигнуть вершины своего честолюбия, которая снизу кажется ему сияющею ярким блеском, он с каждым шагом вверх открывает все новые унылые виды, грозящие ему разочарованиями; когда же мы спускаемся с высей своего счастия, то как бы на первый взгляд ни были мрачны зияющия внизу долины, все же наша душа, жаждущая утешения, обретает на своем пути разные мелочи, которые забавляют ее и радуют. И самые мрачные предметы, по мере того, как мы к ним приближаемся, теряют свой печальный вид, просветляются и наше мыслительное зрение постепенно привыкает к ним.

Я шел по дороге и после двухчасового странствия заметил впереди нечто похожее на фургон, который мне захотелось догнать. Но когда я поровнялся с этим предметом, он оказался простою телегой, на которой навалены были декорации и обстановка театральной сцены, принадлежавшия труппе странствующих комедиантов; телега направлялась в ближайшую деревню, где они намеревались дать несколько представлений.

При телеге было только двое людей: кучер и один из актеров; остальные должны были прибыть на другой день. Приятная компания сокращает путь, гласит пословица; поэтому я разговорился с бедным актером, и так как когда-то сам любил играть на театре, то обсуждал предмет с обычной своей прямотой. Однако, будучи мало знаком с настоящим положением театрального дела, я спросил, кто из теперешних драматических авторов пользуется особенным почетом, кто заменил на сцене Драйдена и Отуэя.

- Я полагаю, сэр, ответил актер, - что наши современные драматурги едва ли были бы польщены сравнением с теми авторами, о которых вы упомянули: и Драйден, сэр, и Рау совершенно вышли из моды; мы отодвинулись ровно на сто лет назад: Флетчер, Бен-Джонсон и весь Шекспир целиком - вот что нам теперь нужно.

будут совершенно счастливы и довольны, лишь бы эта пьеса прикрывалась именами Джонсона или Шекспира.

- Стало быть, сказал я, - наши современные драматурги подражают скорее Шекспиру, чем природе?

- По правде сказать, отвечал он, - они совсем ничему не подражают, да этого и публика от них не требует. Нынче ценится не содержание пьесы, а то, много ли в ней неожиданностей и сюрпризов. Этому только и апплодируют. Я знаю одну пьесу, в которой от начала до конца нет ни одного остроумного словечка, но она держится тем, что там то-и-дело пожимают плечами. А другую автор сделал популярной тем, что вставил сцену с коликами в животе. Нет, сэр! Творения Конгрева и Фаркуара слишком остроумны по нынешним временам: теперь к этому всякий вкус потеряли и требуют чего нибудь попроще.

Тем временем телега с театральным скарбом въехала в деревню. Там, повидимому, ждали ее, потому что все население высыпало на улицу поглазеть на нас. По справедливому замечанию моего собеседника, у странствующих актеров всегда больше зрителей извне, чем внутри театральной залы. Я тогда только понял, как неприлично мне было пристать к этой компании, когда меня окружила целая толпа. Тогда я поспешил укрыться в первый попавшийся трактир, и когда вошел в общую залу, ко мне подошел весьма хорошо одетый господин и спросил: точно ли и я состою капелланом при странствующей труппе или только нарядился пастором для какой нибудь роли в пьесе? Я сказал ему, как было дело, объяснив, что никоим образом к труппе не принадлежу, и тогда он очень любезно пригласил меня и моего товарища-актера роспить с ним кувшин пунша, все время с большим жаром занимая нас разговорами о политике. Я подумал, что он должен быть, по меньшей мере, членом парламента и еще более утвердился в этом мнении, когда он, осведомившись у трактирщика, что у них сегодня приготовлено к ужину, обратился к нам, говоря, что гораздо лучше будет, если мы отправимся ужинать к нему на дом. Мы с комедиантом не заставили себя упрашивать слишком долго и согласились следовать за любезным хозяином.