Вэкфильдский священник.
XXXI. За прежнее добро нам воздают с неожиданною щедростью.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вэкфильдский священник. XXXI. За прежнее добро нам воздают с неожиданною щедростью. (старая орфография)

XXXI.
За прежнее добро нам воздают с неожиданною щедростью.

Мистер Торнчиль вошел с улыбкою, которая редко его покидала, и собирался обнять своего дядю, но тот с презрением отстранил его.

- Без раболепства, сэр, сказал баронет, взглянув на него строго:-- единственный путь к моему сердцу - путь чести; а тут, я вижу, какая-то путаница, сплетение лжи, трусости и притеснений. Как могло случиться, сэр, что этот бедный человек, к которому, как мне известно, вы питали дружеския чувства, очутился в таком ужасном положении? В благодарность за гостеприимство вы соблазнили его дочь, да еще посадили его в тюрьму, - за то, вероятно, что он за это не сказал вам спасибо? Сын его тоже, с которым вы побоялись стать лицом к лицу, как подобает мужчине...

- Возможно ли, сэр, прервал его племянник, - возможно ли, чтобы мой родной дядя вменил мне в преступление то, что сам он столько раз мне внушал?

- Это, пожалуй, справедливо! воскликнул сэр Уильям:-- в этом случае вы поступили осторожно и... хорошо; хотя не так, как поступил бы на вашем месте ваш покойный отец. Мой брат был благороднейшим из людей, а ты... Нет, в этом случае вы действовали, как следует, и я могу только похвалить вас.

- Я надеюсь, подхватил его племянник, - что и в остальных моих поступках вы не найдете поводов к осуждению. Правда, сэр, что я показывался в нескольких увеселительных заведениях с дочерью этого джентльмена; это было, пожалуй, легкомысленно; но они подняли скандал и назвали мой поступок гораздо более серьезным именем, уверяя, что я развратил ее. Я лично отправился к её отцу, желая представить ему дело в истинном свете, но он встретил меня ругательствами и оскорблениями. Что до прочого, то есть до пребывания его здесь, прошу вас обратиться за разъяснениями к моему стряпчему и к управляющему: я им предоставляю возиться со всеми подобными делами. Если этот джентльмен задолжал и не хочет или даже не может платить, их дело ведаться с ним. И причем же тут жестокости или несправедливости, когда все делается по закону?

- Если все, что вы сказали, точно так и было, сказал сэр Уильям, - то в вашем поведении я не усматриваю ничего непростительного; и хотя вы могли бы проявить побольше великодушия, не допустив своих подчиненных притеснять этого джентльмена, но все-таки я признаю, что законные формы были соблюдены.

- Он не съумеет опровергнуть моих слов ни в одной подробности, возразил сквайр: - что-ж он ничего не говорит? И притом мои слуги готовы хоть сейчас засвидетельствовать справедливость моих показаний. Теперь вы видите, сэр, продолжал сквайр, видя, что я молчу (и в самом деле, что же я мог сказать в опровержение его слов?) - теперь вы видите, сэр, что я ни в чем не виноват; но хоть, по вашей просьбе, я готов простить этому джентльмену все прочее, одного я не в силах ему простить: именно того, что он старался очернить меня в ваших глазах, и когда же? В то самое время, как сын его замышлял лишить меня жизни! Это, повторяю, нечто такое, чего я ему не прощу; я решился в этом деле предоставить закону действовать за меня. Вот письменный вызов, полученный мною от него, при двух свидетелях; одного из моих служителей он опасно ранил, и хотя бы сам дядя мой за него вступился, чего, я знаю, он не сделает, я намерен преследовать его судом, и пусть он за это претерпит заслуженное наказание.

- Чудовище! воскликнула моя жена:-- мало тебе всего, что ты заставил нас вытерпеть в отмщение за свою обиду, неужели еще и мой бедный сын должен погибнуть от твоей жестокости? Вся моя надежда на сэра Уильяма: он защитит нас потому, что сын мой невинен, как дитя малое. Я уверена, что так он никогда в жизни никого не обидел.

- Сударыня, возразил добросердечный баронет: - поверьте, что я не меньше вашего хотел бы уберечь его; но, к несчастию, его виновность слишком очевидна, так-что, если мой племянник будет настаивать...

Но в эту минуту наше внимание было отвлечено появлением Дженкинсона с двумя тюремными служителями: они втолкнули в мою келью человека, высокого роста, очень изящно одетого и по всем приметам походившого на того негодяя, который похищал мою дочь.

- Вот он! кричал Дженкинсов, таща его вперед: - он самый! Что ли есть самая подходящая птица для Тайборнской тюрьмы!

Как только мистер Торнчиль взглянул на вошедших, вся его самоуверенность исчезла, и он как-то разом осел. Лицо его покрылось смертельною бледностью, глаза безпокойно забегали, и он хотел выскользнуть вон; но Дженкинсов вовремя заметил это и задержал его.

- Что же вы, сквайр! воскликнул он: - не узнаете своих старых знакомых, Дженкинсова и Бакстера? Вот так-то всегда знатные люди позабывают нас грешных; хорошо еще, что мы-то вас незабываем. Ваше сиятельство, продолжал он, обращаясь к сэру Уильяму:-- ваш молодчик во всем уж признался. Он и есть тот самый джентльмен, которого будто бы опасно ранили: он заявляет, что в эту историю втянул его мистер Торнчиль, нарядив его в свое собственное платье, чтобы он был больше похож на настоящого джентльмена, и снабдив его даже почтовой каретой. Между ними было заключено такое условие, что он похитит барышню, завезет ее в укромное местечко и там начнет ее стращать и угрожать ей; а мистер Торнчиль как будто нечаянно придет туда же, поспешит к ней на помощь и для вида подерется с ним, а потом Бакстер будто бы испугается и убежит, а мистер Торнчиль останется и в качестве защитника постарается внушить ей к себе нежные чувства.

Сэр Уильям припомнил, что видал это самое платье на своем племяннике; остальное пойманный Бакстер подтвердил с еще большими подробностями, прибавив, что мистер Торнчиль не раз признавался ему, что сам не знает, которая ceстрица милее, и влюблен одинаково в обеих.

- Боже мой! воскликнул сэр Уильям: - какую змею пригревал я на груди свой! И еще он осмеливался взывать к публичному правосудию! Я ему покажу, что значит правосудие. Господин смотритель, извольте взять под стражу этого джентльмена... Впрочем, нет... Постойте; я еще не уверен, есть ли законные основания для его задержания.

Услыхав это, мистер Торнчиль смиренно начал умолять, чтобы дядя не верил наговорам двух отъявленных мерзавцев, а спросил бы лучше его прислугу, которая готова давать показания.

- Твоя прислуга! возразил сэр Уильям: - негодяй, у тебя нет больше никакой прислуги. Послушаем, однако же, что скажут эти молодцы. Позвать сюда его буфетчика.

Когда буфетчик пришел, ему стоило только мельком взглянуть на своего бывшого барина, чтобы понять, что его могущество рухнуло.

- Скажите, обратился к нему сэр Уильям сурово, - видали ли вы своего барина и вот этого человека, одетого в его платье, вместе, в одной компании?

- Как ты смеешь, крикнул мистер Торнчиль: мне в лицо?

- Да при ком угодно скажу, возразил буфетчик: - по правде вам сказать, мистер Торнчиль, я вас всегда не долюбливал и очень рад случаю высказать вам эту истину.

- А теперь, сказал Дженкинсон, - разскажи-ка его сиятельству, что тебе известно обо мне.

- Мало хорошого известно; отвечал буфетчик: - знаю, например, что в тот вечер, когда дочку этого джентльмена заманили к нам в дом, и вы тут же были, с ними в компании.

- Нечего сказать, воскликнул сэр Уильям, - хороши свидетели вашей невинности! Ах ты, позорное пятно на человечестве! С какими низкими людьми якшался все время... Ну и что же, господин буфетчик, вы говорите, что вот этот человек привез ему дочь престарелого джентльмена?

- Нет, ваше сиятельство, эту не он привозил, а сам сквайр взял на себя это дельце; он привез только священника, который будто бы их повенчал.

- Да, да, это правда! воскликнул Дженкинсон;-- этого и я не могу отрицать; эта роль выпала на мою долю, и я ее выполнил, признаюсь, к стыду моему!

- Боже праведный! молвил баронет: - что ни слово - то новые доказательства его подлости... Наконец, страшно становится! Теперь очевидно, что он сам во всем виноват и затеял это судбище под влиянием сластолюбия, трусости и мстительности. Прошу вас, господин смотритель, немедленно возвратить свободу молодому офицеру, которого вы задержали сегодня: я беру его на свою ответственность и сам объяснюсь на этот счет с прокурором, который мне приятель. Но где же, однако, несчастная молодая леди? Мне нужно узнать, какими чарами он прельстил ее... Попросите ее покорнейше пожаловать сюда. Где она?

- Ах, сэр! сказал я: - ваш вопрос растравляет мою сердечную рану: у меня точно была еще одна дочь, но она с горя...

Тут меня опять перебили и очень неожиданно: явилась вдруг мисс Арабелла Уильмот, на которой вскоре намеревался жениться мистер Торнчиль. Застав тут сэра Уильяма и его племянника, она до крайности изумилась, потому что попала сюда совершенно случайно. Вместе со стариком отцом своим она очутилась в этом городке проездом к тетке, которая непременно желала, чтобы свадьба произошла у ней в доме; приехав в город, оне остановились пообедать в трактире, на том конце улицы; и мисс Уильмот, глядя в окно, увидела одного из моих малюток, игравшого на улице; она тотчас послала лакея позвать мальчика и от него узнала отчасти о постигших нас несчастиях, но, конечно, не воображала, чтобы причиною их мог быть мистер Торнчиль. Отец пытался доказывать ей, как неприлично идти в гости в тюрьму, но ничем не мог отговорить ее; она велела ребенку поскорее проводить ее к нам и таким образом явилась сюда в самую критическую минуту.

И тут невольно приходит мне на ум, как странны бывают такия случайные совпадения! Сплошь да рядом, чуть не каждый день видишь подобные явления, ко большею частию не замечаешь их. Какому стечению благоприятных обстоятельств обязаны мы, например, всякими удобствами и наслаждениями жизни; сколько нужно таких условий, хотя бы для того, чтобы одеться и поесть! Нужно, чтобы крестьянину была охота работать, чтобы дождь пошел во-время, чтобы попутный ветер пригнал купеческие корабли; и мало ли что еще надобно, только для того, чтобы тысячи людей не остались без предметов первейшей необходимости.

Мы все молчали несколько минут, между тем как на лице моей прелестной ученицы - как я обыкновенно называл эту молодую леди - изумление сменилось глубоким состраданием, придавшим новое очарование её красоте.

- Любезный мистер Торнчиль, сказала она, воображая, что он пришел сюда в роли благодетеля, а уж никак не притеснителя, - мне немного обидно, что вы явились сюда без меня и даже не известили меня о том положении, в каком я застаю семейство, столь дорогое нам обоим. Вам известно, что мне не менее вашего было бы приятно придти на помощь моему почтенному, уважаемому наставнику. Но вы, подобно вашему дядюшке, очевидно находите удовольствие делать добро втайне?..

- Это он-то любит делать добро! воскликнул сэр Уильям.-- Нет, душа моя, его удовольствия совсем иного сорта и так же низки, как он сам. Вы видите перед собою, сударыня, самого отъявленного негодяя, какой когда либо позорил человечество: он соблазнил дочь этого бедного человека, покушался погубить и сестру её, отца засадил в тюрьму, да еще и старшого сына заковал в кандалы, за то, что он имел смелость вызвать его на дуэль за безчестье. Позвольте, сударыня, принесть вам мои искреннейшия поздравления с тем, что вы успели избегнуть союза с таким чудовищем.

- Боже милостивый! воскликнула милая девушка, - как же я была обланута! Мистер Торнчиль уверил меня, что старший сын этого джентльмена, капитан Примроз, отплыл в Америку со своей молодой женой.

- Миленькая моя! воскликнула моя жена:-- он вам все налгал. Сын мой Джордж никуда не уезжал из Англии и ни на ком не женился. Хоть вы и отступились от него, но он продолжал вас любить, так что ни о ком кроме вас и думать не мог; он сам говорил при мне, что из-за вас нею жизнь останется холостяком.

И она принялась распространяться о том, как искренно и страстно сын привязан к ней; объяснила надлежащим образом историю поединка с мистером Торнчилем, отсюда перешла к слухам о его развратности, о его фальшивых женитьбах, и заключила свою речь самым обидным изображением его трусости.

- Боже мой! воскликнула мисс Уильмот, - как близко я была к погибели! И как же я рада своему спасению! Этот джентльмен солгал мне десять тысяч раз и главное съумел заставить меня поверить, что для меня нисколько не обязательно держать обещание, данное единственному человеку, к которому я была истинно расположена, потому, будто бы, что этот человек сам изменил мне. И ведь он так наклеветал на него, что я старалась питать ненависть к человеку, столь же отважному, как и великодушному.

Тем временем старший сын мой был окончательно освобожден от оков, так как раненый им человек вовсе не был ранен и оказался обманщиком; а мистер Дженкинсон, превратившийся в расторопного камердинера, помог ему причесаться и достал все, что было нужно по части приличной одежды. Поэтому, когда Джордж вошел, затянутый в свой красивый мундир, он показался мне так хорош, как только может быть красивый юноша в военной форме. Может быть, меня в этом случае несколько ослепляло родительское тщеславие... Да нет! Я выше этого. Войдя, он скромно и почтительно поклонился издали Арабелле Уильмот, потому что не знал еще, какой счастливый переворот произошел в её душе, вследствие красноречивого заступничества его матери. Но, вопреки всем правилам светского приличия, его возлюбленная поспешила с пылающим лицом попросить у него прощения: её слезы, её нежные взгляды довольно ясно выражали, как сильно она в душе упрекала себя за то, что пренебрегла данным ему обещанием и допустила низкого обманщика оклеветать его.

Сын мой был так поражен её снисхождением, что не верил своим глазам.

- Сударыня! сказал он:-- не во сне ли я это вижу? И чем я заслужил такое благополучие? Это слишком, слишком великое счастии!

сделала, и как прежде выслушивали мои клятвы в верности, так и теперь я готова их повторить. Поверьте, если ваша Арабелла не может принадлежать вам, она никогда ничьей больше не будет.

- Ну, об этом и я позабочусь! воскликнул сэр Уильям:-- и если ваш отец послушается моего совета, будет все по-вашему.

Услыхав такой намек, сын мой Моисей бегом побежал в гостинницу, где в то время находился старик Уильмот, и все рассказал ему. Между тем сквайр, видя, что со всех сторон потерпел поражение, и разсудив, что лестью и скрытностью больше ничего не возьмешь, решился переменить тактику и показать зубы неприятелю. Поэтому, отложив в сторону всякия соображения совести и приличия, он открыто заявил себя мерзавцем.

- Тут, как видно, справедливости ждать нечего! воскликнул он: - так я уж сам о себе позабочусь. И да будет вам известно, сэр (обратившись к сэру Уильяму), что я вовсе не бедняк, всецело зависящий от ваших милостей: мне их не нужно. Ничто не помешает мне владеть состоянием мисс Уильмот, которое довольно значительно, благодаря скопидомству её отца. Опись её имущества, вместе со всеми передаточными документами, за надлежащею подписью, у меня в руках и припрятана к месту. Мне её богатство было нужно, а вовсе не её особа, от которой с удовольствием отказываюсь в пользу кого угодно.

Известие это встревожило нас. Сэр Уильям отлично понимал, что законные права на стороне его племянника, потому что сам же он помогал составлять все эти документы. Тогда мисс Уильмот, видя, что ее приданое невозвратно потеряно, обратилась к моему сыну с вопросом, точно ли с утратою своего богатства она будет ему так же дорога, как прежде:-- Теперь, сказала она, мне нечего больше предложить вам, помимо своей руки.

- И ничего больше не нужно! воскликнул настоящий жених: - по крайней мере, я никогда не имел претензии ни на что другое. И клянусь вам нашим счастьем, Арабелла, что мне даже особенно приятно узнать, что вы безприданница, так как это может послужить вам новым доказательством моей преданности.

Пришел мистер Уильмот, очевидно довольный тем, что дочь его избегла серьезной опасности, и охотно согласился взять назад свое слово; однако, когда он узнал, что мистер Торнчиль не намерен возвратить приданого, на которое обладал всеми законными документами, старый джентльмен пришел в отчаяние: он ясно увидел, что его деньги пойдут на обогащение человека, который не имел своего гроша за душою; ему было все равно, что этот человек к тому же и мошенник, но главным образом он сокрушался о том, что приданого-то не воротишь. Несколько минут он сидел молча, подавленный досадными соображениями, пока сэр Уильям не попытался облегчить его тревоги.

- Я должен сознаться, сэр, сказал ему баронет, - что ваше огорчение доставляет мне некоторое удовольствие. Я нахожу, что вы поделом наказаны за свое крайнее пристрастие к деньгам. Хотя ваша дочь теперь и не богата, со ведь осталось же у вас что нибудь, чтобы жить безбедно. А вот тут молодой человек, честный юноша из военных, который охотно возьмет ее за себя и без приданого. Они давно любят друг друга; а я, по дружбе к его отцу, берусь похлопотать о его карьере. Бросьте вы свои претензии, от которых ничего кроме разочарований не получаете, и согласитесь, наконец, принять то счастье, которое вам само в руки лезет.

- Сэр Уильям, возразил старик, - поверьте, что я никогда не принуждал мою дочь и теперь не намерен возставать против её склонности. Коли она любит этого молодого человека, то пускай и выходит за него с Богом. Кое-какое состояние у меня еще действительно осталось, а благодаря вашему обещанию оно и подавно будет достаточно. Только пускай мой старый приятель - (он разумел меня) - обязуется, в случае если когда нибудь опять будет богат, обезпечить за моею дочерью шесть тысяч фунтов; тогда я хоть сегодня же готов их перевенчать.

Видя, что теперь уж только от меня зависит устроить счастье молодой четы, я поспешил дать торжественное обещание выдать требуемые шесть тысяч фунтов, на помянутых условиях; жертва была не велика, принимая во внимание, как мало я имел надежд на будущия богатства. Но зато я имел счастие видеть, с каким восторгом наши молодые люди бросились друг другу на шею.

- После всех моих несчастий, говорил Джордж, - и вдруг такая высокая награда! Я никогда не смел и мечтать об этом. Получить сразу все, что есть в мире лучшого, после того, как я всего был лишен... в самых пылких мечтах моих я не возносился так высоко!

- Да, мой дорогой Джордж, говорила его прелестная невеста, - пусть этот презренный человек владеет моим состоянием: коли для вас это ничего, то и мне все равно. Какое счастье променять такого низкого негодяя на самого лучшого, самого драгоценного из людей! Пусть его наслаждается нашим богатством, я могу быть счастлива и в бедности.

- А уж я-то могу вам поручиться, воскликнул сквайр с насмешливой гримасой, - что буду очень счастлив с теми деньгами, которые вы так презираете.

- Нет, позвольте, позвольте! вступился Дженкинсон: - на этот счет мы еще поговорим. Я утверждаю, сэр, что вам не удастся попользоваться ни одною полушкой из имущества этой девицы.

- Ваше сиятельство, продолжал он, обращаясь к сэру Уильяму, - разве сквайр имеет право удерживать за собою её приданое, если он женат уже на другой?

- Что за вопрос? сказал баронет:-- конечно, не имеет.

- Как жаль! подхватил Дженкинсон: - мы с этим джентльменом такие старые приятели и столько штук вместе проделывали, что я продолжаю питать к нему дружеское расположение. Но как я ни люблю его, а должен сознаться, что его документы не стоят и одной пробки, потому что он женат.

- Ты лжешь, бездельник! воскликнул сквайр, вскипев от негодования:-- я ни с одной женщиной не вступал в законный брак.

- Прошу извинения, но вы ошибаетесь, возразил Дженкинсон:-- вы женаты, как следует; надеюсь, что вы, наконец, оцените преданность вашего верного Дженкинсона и будете ему благодарны, когда он приведет вам вашу законную супругу. Если предстоящее собрание на некоторое время сдержит свое любопытство, я сейчас пойду и приведу ее сюда.

С этими словами он с обычным своим проворством выскользнул в дверь, оставив нас в полном недоумении насчет того, чем все это может кончиться.

- Пусть себе отправляется ее розыскивать! сказал сквайр:-- чем бы я там ни занимался, но только не этим. Я старый воробей, меня такими штуками не испугаешь.

- Не понимаю, что затевает этот Дженкинсон, сказал баронет: - вероятно, какую нибудь глупую шутку сыграет.

и такая хитрая особа, которой удалось провести его. Представьте себе, какое множество девушек он погубил, скольких родителей поверг в отчаяние, сколько семейств опозорил; в виду всего этого нет ничего мудреного, что которая нибудь... Но что я вижу! О верх изумления! Неужели это моя погибшая дочь? Ты ли это мое сокровище, мое счастие? Я считал тебя навеки утраченною, моя Оливия, и вот снова держу тебя в своих объятиях, и ты жива и опять будешь жить мне на радость!

Нет, ни один пламенный любовник не мог бы испытывать большого восторга, чем я, когда увидел, кого привел Дженкинсон, и дочь моя молча бросилась в мои объятия, разделяя мою радость.

- Воротилась ко мне, моя безценная, говорил я, - и будешь моим утешением в старости?

- Вот именно, это вы хорошо сказали! молвил Дженкинсон:-- и дорожите ею побольше, потому что она вам ничего кроме чести не принесет; она такая же честная женщина, как и любая из присутствующих; а что до вас, сквайр, то вы пожалуйста не сомневайтесь в том, что эта молодая леди ваша законная жена; в доказательство того, что я говорю сущую правду, вот и брачное свидетельство, на основании которого вы были обвенчаны.-- Говоря это, он подал документ баронету, который прочел его и нашел во всех статьях правильным.

не раз пользовался моими услугами для устройства своих делишек. Между прочим отрядил он меня достать фальшивое свидетельство и фальшивого попа, чтобы обмануть эту молодую леди; а я, чисто из дружбы, возьми да и достань ему настоящее свидетельство, да и попа самого настоящого, и перевенчали мы их самым настоящим манером. Но не подумайте, чтобы я устраивал все это из великодушия: нет! К стыду моему, я должен сознаться, что делал это единственно для того, чтобы держать брачное свидетельство у себя в кармане и от времени до времени допекать им сквайра, то есть каждый раз, как мне понадобятся деньги, вымогать от него подачки, угрозою представить это свидетельство куда следует.

Радостные восклицания раздались со всех сторон, и у нас стало так шумно, что отголоски нашего веселья достигли до общей тюремной залы, и узники выразили нам свое сочувствие:

"В порыве буйного восторга

Цепями тяжкими гремя".

На всех лицах сияли счастливые улыбки, даже щечки Оливии покрылись легким румянцем: её репутация была возстановлена, она воротилась в семью, избавлена от нищеты, - было отчего повеселеть, и я возымел надежду, что такия перемены судьбы остановят ход её болезни и возвратят ей здоровье и веселость. Но среди всех окружавших меня счастливцев никого не было счастливее меня. Все еще держа в объятиях мое дорогое, милое дитя, я невольно спрашивал себя, не сон ли это?

меня за все прошлые мучения.

- На вопрос ваш очень легко ответить, - возразил Дженкинсон:-- мне казалось, что осталось одно средство вытащить вас из тюрьмы, а именно - заставить вас покориться сквайру, изъявив согласие на его брак с другой молодой леди; но вы объявили, что покуда жива дочь ваша, вы ни за что не согласитесь на это; следовательно, иначе невозможно было спасти вас, как уверив, что её более нет на свете. Я уговорил вашу жену помочь мне обмануть вас, и вот до сей минуты мы не улучили времени открыть вам истину.

В нашем тесном кругу было лишь два лица, не сиявших восторгом: то было, во-первых, лицо мистера Торнчиля, самоуверенность которого исчезла безследно; очутившись на самом краю бездны позора и нищеты, он с ужасом взирал на свое положение и, бросившись к ногам своего дяди, стал униженно взывать к его состраданию. Сэр Уильям хотел оттолкнуть его, но по моей просьбе удержался, поднял его и, помолчав с минуту, сказал:

- Твои пороки, твои преступления и неблагодарность не заслуживают пощады; но я не хочу окончательно отступиться от тебя. Ты будешь получать некоторое содержание, но только на самое необходимое, а не на излишества. Этой молодой леди, твоей жене, предоставляю я третью часть твоих прежних доходов; от её личной доброты будет зависеть выдавать тебе впоследствии что нибудь сверх положенного.

уйти и выбрать из своей прежней дворни одного лакея, который и должен быть отныне его единственным слугою.

Когда сквайр удалился, сэр Уильям очень любезно подошел к своей новой племяннице, улыбаясь поздоровался с нею и пожелал ей всякого благополучия. Его примеру последовали мисс Уильмот и её отец; жена моя тоже принялась очень нежно целовать свою дочку, приговаривая, что вот теперь она опять стала порядочной женщиной. Вслед за матерью к Оливии подошли София и Моисей, а потом и наш благодетель Дженкинсон пожелал съизнова ей представиться. Все мы были довольны как нельзя больше.

Сэр Уильям, так любивший всех делать счастливыми, с ласковым и веселым видом оглянулся вокруг, любуясь нашими сияющими лицами; одна только София, по каким-то непонятным нам причинам, казалась не совсем довольной.

- Мне кажется, сказал баронет с улыбкой, - что теперь все мы счастливы, исключая, быть может, одной или двух особ. Мне остается довершить дело правосудия. Вы, конечно, согласитесь со мною, сэр (продолжал он, обращаясь ко мне), что мы с вами оба много обязаны мистеру Дженкинсону, и справедливость требует, чтобы мы вознаградили его за это. Мисс София может, без сомнения, составить его счастие, а в приданое ей я даю от себя пятьсот фунтов; на это они заживут припеваючи. Ну-ка, мисс София, что вы скажете на это? Хорошого я вам выбрал жениха? Согласны вы выйти за него замуж?

При этом чудовищном предложении моя бедная дочь почти упала на руки матери.

- Как! воскликнул он: - не хотите выходить за мистера Дженкинсона, вашего благодетеля, такого красивого молодца, с приданым в пятьсот фунтов, да еще с кое-какими надеждами в будущем?

- Пожалуйста, отвечала она, с трудом выговаривая слова, - прошу вас, сэр, перестаньте; вы делаете меня слишком несчастной!

Так не хотите?

- Нет, сэр, не хочу, отвечала она, осердившись: - лучше умереть.

Говоря это, он обнял ее и сказал, прижимая к своему сердцу.

- Моя прелестнейшая, умнейшая девушка, как же ты могла подумать, что твой Борчель обманет тебя, или сэр Уильям Торнчиль перестанет восхищаться милым существом, которое полюбило его за его личные качества? Я уже несколько лет ищу женщину, которая, ничего не зная о моем положении в свете, привязалась бы ко мне просто как к человеку. И после того как я понапрасну искал ее всюду, не брезгая ни легкомысленными, ни безобразными, каков же был мой восторг, когда мне удалось пленить такую умницу, да еще такую красавицу!.. Ну, мистер Дженкинсон, вы сами видите, что мне нельзя разстаться с этой молодой девицей, потому что ей почему-то необыкновенно понравилось мое лицо; но так как все-таки я хочу вознаградить вас, то берите себе её приданое. Потрудитесь завтра зайти к моему управляющему и получайте пятьсот фунтов.

Тут опять начались поздравления, и новая леди Торнчиль подверглась тому же церемониалу, как и сестра её. Между тем пришли люди сэра Уильяма и доложили, что внизу поданы экипажи, в которых нас перевезут в гостинницу, где все готово к нашему приему. Мы с женою пошли впереди процессии и покинули мрачный приют человеческих горестей. Щедрый баронет приказал раздать заключенным сорок фунтов, а мистер Уильмот, желая последовать его примеру, дал еще двадцать фунтов от себя. На улице местное население встретило нас приветственными кликами, и я заметил в толпе двух или трех милых прихожан своих, которым от души пожал руки. Они проводили нас до гостинницы, где приготовлен был великолепный пир; и громадное количество более простых съестных припасов было роздано крестьянам.

После ужина я почувствовал большую слабость, так как сильно устал от целого дня, проведенного в резких переходах от печали к радостям, и потому попросил позволения удалиться. Оставив веселую компанию за столом, я ушел к себе и, как только остался один, воздал пламенное благодарение Тому, Кто посылает и горе и радости; потом я лег в постель и крепко проспал до утра.