Вальс

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вальс (старая орфография)

Дж. Г. Байрон

Впервые перевел на рус. яз. Н. Холодковский

Байрон. Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. Т. III, 1905.

Я - помещик из средней Англии. Я мог бы заседать в парламенте, как представитель нашего округа, так как получил на общих выборах в 1812 г. столько же голосов, как генерал Т. {Именно Б.} Но я всегда стремился к тихому семейному счастью; и вот, 15 лет тому назад, посетив Лондон, я женился на девице средних лет из хорошого семейства. Мы счастливо жили в Горнэм-Голле до последняго сезона, когда жена моя и я были приглашены графинею Вальс-Вертись (дальняя родственница моей супруги) провести зиму в городе. Так как я не видел в этом ничего дурного и так как наши дочери достигли такого возраста, что оне, как говорится, на выданьи; так как кроме того, я имею в городе давнишнее судебное дело по нашему фамильному имению, то мы и приехали к нашей старинной коляске (к слову сказать, через неделю жена моя стала так стыдиться этого экипажа, что пришлось купить подержанный кабриолет; жена говорит, что я могу сидеть на козлах, если желаю править, но никогда не должен садиться рядом с нею, так как это место предназначено для господина Августа Цыпочкина, её постоянного кавалера, который сопровождает ее в оперу). Будучи много наслышан об искусстве мистрисс Горнэм в танцах (она особенно отличалась в святочных минуэтах в конце прошлого столетия), я нарядился и прибыл на бал к графине, ожидая увидеть контрдансы, и в крайнем случае, котильоны, риль и другие известные старые танцы под новую музыку. Но представьте себе мое изумление, когда я увидел, что моя бедная, милая мистрисс Горнэм на половину обняла какого-то гусара огромного роста, господина, которого я до тех пор ни разу не выдал; а он - я говорю правду - обхватил ее почти вокруг всей талии, - и давай вертеть, вертеть, вертеть, причем они раскачивались под звуки какого-то чертовского мотива, напоминающого одну из наших деревенских песенек, но более "affettuoso", так что у меня сделалось головокружение и я только удивлялся, как это и у них голова не закружится. Затем они приостановились и я думал, что они сядут или упадут, - но нет; мистрисс Горнэм положила руку на его плечо, "quam familiariter" (как говорил Теренций, когда я был в училище {Я совсем позабыл латынь (если можно забыть то, чего никогда не помнил). Эпиграф к своему гимну я заимствовал у одного католического священника за бумажку в три шиллинга, после того, как я долго упрашивал его уступить мне эти строчки за полшиллинга. Я неохотно отдал деньги паписту, хорошо помня Персеваля и его "Долой папства" и очень сожалея о падения папы, так как мы уже не можем сжечь его.}, - и они около минуты гуляли, а затем опять начали вертеться, как два майские жука на одной булавке. Я спросил, что все это значит, и девочка, не старше нашей Вильгельмины (я нигде не встречал этого имени, кроме "Векфильдского священника", но жена уверяет, что мать назвала ее по имени принцессы Шваппенбах), ответила мне с громким смехом: "Боже мой, не ужели вы не видите, что они вальсируют?" (или вальсуют, - я забыл, как она сказала); затем она, её мать и сестры отошли и рассказывали это окружающим до самого ужина. Теперь я знаю, что это такое, и полюбил вальс более всего на свете, как и мистрисс Горнэм (хотя я, практикуясь как-то утром, четыре раза уронил служанку моей жены и сломал себе ногу). В самом деле, вальс мне так понравился, что, имея дар писать стихи и испытав свои силы в нескольких избранных балладах и в песнях в честь наших побед (в последнем отношении я, впрочем, имел мало практики), - я засел за писанье и, с помощью эсквайра Вильяма Фиц-Джеральда и нескольких указаний доктора Бесби (я очень люблю слушать его декламацию и ужасно одобряю тот способ, который он применил для чтения речи своего отца в Дрюри-Лэнском театре с огромным успехом) - я сочинил нижеследующий гимн, чтобы довести мои чувства до сведения публики, которую я, впрочем, от души презираю, равно как и всех критиков.

          О Терпсихора, муза быстрых ног!

          (Положим, ныне свет нашел предлог,

          Чтоб руки, как и ноги, принимали

          Участье в чарах танцев). Ты всегда

          Девицею считалась, хоть едва-ли

          Не по ошибке (сущая беда -

          Названье это черезчур непрочно);

          Так или нет, - безстыдством с давних пор,

          Как и красой, сияешь ты спокойно

          И имени весталки ты достойна

          Всех менее из Девяти Сестер.

          К чему тебе и пляски легким жрицам

          Жеманиться, быть строгим, как девицам?

          Пусть вас бранят: всех победите вы;

          Пускай смеются: что вам до молвы?

          Порхай смелей: весь мир тебе награда, -

          Укороти лишь юбки, сколько надо;

          На грудь твою тебе не нужен щит:

          Лишь был бы лиф достаточно открыт!

          Танцуй! Почти пред всеми непреклонна,

          Снимай "доспехи", выходя на бой;

          Усынови и в свет введи с собой

          Твой "вальс", рожденный не совсем законно.

          Тебе в угоду, несмотря на шпоры,

          Воители и рьяные танцоры,

          Всю ночь гусары мчатся в вальсе! Свет

          Таких чудес не видел, без сомненья,

          От древних тех времен, когда Орфей

          Своею лирой укрощал зверей.

          О вальс, будь славен! Ты до помраченья

          Доводишь ум! Под властию твоей

          Герой новейший, ради новой моды,

          В Гонслоуских рощах совершал поход

          И, славу Вэльсли взяв за идеал,

          Куражился, стрелял, - и не лопал,

          Но цели все ж достиг. О Муза страсти!

          Красавица, твоих исполнясь чар,

          Что может, все тебе приносит в дар,

          А прочее - вручает нашей власти.

          Во имя ваших выспренних речей,

          О Фиц и Бесби, - верности твоей,

          Наш Фиц, твоих острот, наш Бесби славный, -

          И танец твой хвалю еще сильней!

          Вальс царственный! К нам завезен ты с Рейна,

          Из края вин и родословных древ.

          Являйся к нам, страною завладев,

          Безпошлинно; ты нам важней рейнвейна!

          Кой в чем, однако, сходствуете вы:

          Рейнвейн хороший - погреб прославляет,

          А вальс - породу нашу исправляет;

          Вино - опасный яд для головы,

          Тебе ж, напротив, головы не надо:

          Ты льешь струю изысканного яда

          Нам в сердце; вдоль по жилам он течет

          И тело все к безумию влечет.

          Германия! Ты многим нас снабдила;

          Тому сам Питт свидетель, неба сын.

          Но вот в союз проклятый ты вступила, -

          И Франция теперь твой властелин,

          А нам остались от тебя в наследство

          Долги да танцы. Даром наши средства

          В Ганновере лишились мы владенья;

          Но мы за то обязаны судьбе

          Георгом Третьим: лучший, без сомненья,

          Из королей, он тем уже нам мил,

          Что скоро нас.Четвертым" наградил!

          Германския высочества мильонов

          Нам стоили, - но разве не от них

          Мы получаем королев своих?

          Иль мало мы берем с немецких тронов?

          Из Брауншвейга и из прочих мест

          Пришло к нам мало-ль принцев и невест?

          За кровь простую кровью их породы

          Не платят ли германские заводы?

          Германия! Ты дюжину дала

          Нам герцогов, и королей не мало,

          И королеву даже нам прислала,

          Чтоб грех покрыть, - и вальс нам принесла!

          Бог с нею, впрочем! С ней и с ними будет,

          Конечно, так, как Бонапарт разсудит.

          Скажи мне, Муза страсти и движенья:

          Как этот вальс, дитя любви твоей,

          Проник сюда в британския владенья?

          Гиперборейский вихрь его примчал

          Из Гамбурга (оттуда приходила

          В то время почта, и не нужно было

          Молве ползти меж Готенбургских скал

          И засыпать среди снегов, иль с дрожью

          Внезапно пробудившись, рынок твой,

          О Гельголанд, снабжать пустою ложью;

          Нам присылались вести и Москвой,

          Которая еще не погорала

          От своего же друга генерала;

          И вот пришла к нам истины молва,

          И с нею вальс, и полная кошница

          Депеш; газет правдивые слова

          И радостная весть из Аустерлица:

          Ни Moniteur, ни Morning Post вестей

          Во век не приносили равных ей!

          Пришли, едва влача свою судьбу,

          Десятки пьес и сказок Коцебу,

          Шесть музыкальных разных сочинений,

          Затем посольских писем целый ряд

          И все, чем Франкфурт с Лейпцигом дарят

          Нас каждый год, как это всем знакомо;

          Труд Мейнера, - четыре толстых тома

          О женщинах (служа не для того-ль,

          Чтоб разыграть лапландской ведьмы роль,

          Попутный ветер судну сообщая?);

          Творенья Брунка, - тоже вещь большая, -

          Пошли в балласт, и Гейне к ним примкнул, -

          Настолько, чтоб корабль не потонул.

          Так нагружен (и в грузе том, не скрою,

          Красавец вальс всего ценнее был),

          Корабль к родному берегу приплыл

          И встречен был прелестных дам толпою.

          Ни сам Давид, когда он ликовал

          И пред ковчегом соло танцовал, -

          Явивший, как заметил Санчо верный, -

          Ни ты, Иродиада, хоть, увы,

          Твой дивный танец стоил головы, -

          Ни Клеопатра на своей галере,

          То ногу в большей или меньшей мере,

          То шею оголяя на показ, -

          Никто не стал так славен, всем на диво,

          Как ты, сладчайший вальс, когда у нас

          Ты закружился мерно и красиво

          Под музыку немецкого мотива!

          К вам, о мужья, чьей свадьбе - десять лет,

          Чьи лбы болят, давно уже рогаты;

          К вам, новички, которые женаты

          Едва лишь год и у которых нет

          Больших рогов, а только их начала,

          Как украшенья медного металла

          Лбов ваших (хоть дополнен тот металл

          Тем, что закон в приданое вам дал);

          К вам, о матроны, чьей души стремленья

          А сыновьям испортить; также к вам,

          О барышни, - всегда произведенья

          редко их мужей;

          К вам, женихи, которым Гименей

          Дней на семь радость, на всю жизнь - мученья

          Сулит, когда способствует своих

          К вам в гости, к вам явился вальс прелестный,

          На всех балах владыка повсеместный!

          О нежный вальс! Совсем затмил твой тон

          Ирландский джиг и древний ригодон;

          Все, все тебе, пришельцу, уступили;

          Вальс, вальс один привлечь искусно мог

          К участью в танцах руки, кроме ног;

          Ногам дана изрядная свобода,

          Рука заходит, на глазах народа,

          Куда захочет. Поубавьте свет:

          Он слишком ярок для такого риска!

          Иль, может быть, стою я слишком близко?

          Во тьме всего верней мой скользкий шаг!"

          Краснея, муза это замечает

          И вальсу юбку длинную вручает.

          Вы, зоркие туристы всех времен!

          Скажите мне, мои расширив знанья:

          С чем вальс прекрасный может быть сравнен?

          Ромайки знойной скучное круженье,

          Прыжки болеро с юркостью своей,

          Иль танцы групп египетских альмей,

          Для зрителя прямое искушенье, -

          Иль колумбийцев танец боевой

          Под дикий и воинственный их вой, -

          Все, что из танцев разных стран отборно, -

          С тобою, вальс, сравнится ли? Ах, нет!

          Все, кто объездил этот белый свет,

          Морейр, и Гальт, и все туристы в мире, -

          Красавицы дней прежних, чей расцвет

          Пришел с Георгом Третьим или раней,

          Чьи внучки уж достигли взрослых лет, -

          Из гроба встав, войдите в зал собраний!

          Что самый рай в сравненьи с балом - прах!

          Фальшиво пудра дам не украшает

          И любопытным пальцам не мешает

          Лиф, туго накрахмаленный, девиц;

          А вместо них - мужчин женоподобных

          Козлиные бородки; никогда

          У нас не дурно даме от стыда

          В тисках объятий не совсем удобных:

          Не нужно нам ни капель, ни солей

          Для укрепленья нервов: превосходно

          Всесильный вальс все лечит, что угодно.

          О вальс! Хотя на родине твоей

          Но Вертер сам считал разврат приятным,

          Хоть был свободен от его цепей

          (Не слеп, хоть и не чужд был ослепленья);

          Хоть о тебе был жаркий спор, и пренья

          Меж бойкой Сталь и скромницей Жанлис,

          Которая изгнать тебя хотела

          С балов парижских, - мода одолела,

          И, всюду бальной залой овладев,

          А за дверьми, усвоив бар затеи,

          Танцуют вальс служанки и лакеи;

          Раздвинув круг своих волшебных сил,

          Всем вертишь ты, всем головы вскружил!

          Любитель танцев тянется к тому же;

          Среди бродяг - и там охота есть

          К тому, чье имя им не произнесть;

          А я? Я так увлекся в этом гимне,

          В удачный миг вальс сделал свой дебют:

          Двор, регент, вальс, - все сразу были новы:

          Ряд новых форм гвардейцам дали тут,

          Среди друзей явился новый люд,

          И новые законы, чтоб бродяг,

          Просящих хлеба, вешать наверняк,

          И новые монеты, на замену

          Исчезнувших иль потерявших цену,

          Хоть Дженки сам не верит в свой успех, -

          Явились войны новые на сцену,

          Хотя и в прежних войнах мы удач

          Имели столько, что от них хоть плачь,

          И новые метрессы (хоть и стары

          Оне, но ново, что мы знаем их), -

          Все ново, ново, кроме кой-каких *

          Старинных плутней: новы офицеры,

          И ленты их; нов конницы наряд

          И ренегатов свежих целый ряд;

          Так шепчет Муза на ухо поэта;

          Друг: - что сказал бы ты на это?

          И воцарился сразу, горд и смел!

          Златое время! Все на моду падки,

          Нет больше фижм, от юбок - лишь остатки;

          Долой мораль и чинный менуэт!

          Вот бал открыт: при входе в двери зала

          Приветствует гостей хозяйка бала

          Иль дочь её. Приняв веселый вид,

          Как Кент, иль вид задумчиво-серьезный,

          За талию взять дамочку спешит

          Сиятельство иль светлость; смотришь: танец

          На щечках дамы вызвал уж румянец

          (Будь это встарь, - сказали б, что она

          И вот - от места, где в былые годы

          Велел бы сердцу быть закон природы,

          До талии, ища себе утех,

          Рука мужчины бродит без помех,

          Гуляет вдоль сиятельного брюха.

          Блаженствуя, скользят они вдвоем,

          Одна рука - на талии, другая

          Вверх, на плечо взошла и, возлегая,

          Лицом к лицу, кружась, они несутся -

          И вдруг замрут, - и ноги остаются

          На миг в покое, но не руки: им

          Покою нет во время остановки.

          â tour, несутся быстры, ловки

          Граф Звездочка и лэди Псевдоним,

          И сэр Такой-то, - словом, знатных стая,

          Чьи имена находим мы, читая

          Газету "Morning Post"; а если там

          То, месяцев чрез шесть от этой даты,

          Наверно их нам скажут адвокаты.

          За парой пара, то замедлив ход,

          То вновь ускорив, мимо нас плывет,

          Соприкасаясь тесно и интимно,

          Невольно возбуждают в нас вопрос,

          Который как то слышать довелось

          От турка: "танец этим, вероятно,

          " Так, честный мой Мирза!

          Всегда скажу и повторю стократно:

          Ты прав, сказал ты правду нам в глаза!

          Поверь поэту: будет продолженье,

          Когда придет удобное мгновенье!

          Пред кем угодно, в зале иль в гостиной, -

          Та женщина ужели так сильна,

          Чтоб устоять наедине с мужчиной?

          О вы, Фиц-Патрик, Шеридан и все

          И ты, мой принц, кому в своей красе

          По вкусу были старые матроны, -

          Дух Квинсбери! Все знают, как и я,

          Какой в делах разврата ты судья!

          От зрелища неразделенной ночи!

          Скажите мне: в расцвете ваших дней

          Такой успех имел ли Асмодей?

          Умел ли он распутных дум уроки

          Высказывать во взоре томных глаз,

          Чтоб сердце млело, тело на показ

          Сквозило бы восторгом вожделенья,

          Едва скрывая грешные стремленья,

          Осилив волю, сбросив всякий гнет?

          Когда так сильно чувство в нас задето,

          Кто скажет нам, чем кончится все это?

          А вы, кому стыдливость не нужна,

          Кто рад сорвать лишь плод, упасть готовый;

          Прельщаться ль вам победой столь дешевой?

          Та, кто готова каждому свой стан,

          Который пылом страсти обуян,

          Ужель для вас полна очарованья?

          Работе рук приличных где предел

          При неприличной близости двух тел?

          Да, если так, - откажемся навечно

          Что рук пожатье, нежно и сердечно,

          Дается нам без мысли о другом,

          А милый взор всегда с обидой встретит

          Взор глаз чужих, когда в нем страсть заметит;

          Лобзать уста, которые давно

          Осквернены, - быть может, не лобзаньем, .

          Но близостью преступной! Если ты

          Доступен чарам этой красоты,

          Счет денежный! Души в ней больше нет,

          Достоинства исчез в ней всякий след!

          Вальс сладостный! Как смел слова укора

          Я произнесть? Ведь ты мне тему дал

          Прости меня, прости, о, Терпсихора!

          На всех балах теперь моя жена

          Танцует вальс, и дочь плясать должна;

          Мой сын (иль нет, - молчок на этом месте:

          Когда нибудь и он, как я, свой плод

          Для родословной нашей принесет), -

          Танцуя вальс, он внуков, без сомненья

          Мне даст, друзьям наследников именья!

Байрон провел осень 1812 г. на водах в Чельтенгеме, Там он написал адрес на открытие Друри-Лэнского театра и сатиру на вальс, только что начинавший тогда входить в моду в широких кругах английского общества. Следующей весной это произведение было издано без имени автора, но публика отнеслась к нему холодно, и поэт говорил Муррею: "Опровергайте слух, будто я - автор какой то злокозненной сатиры на вальс". Мур в своих воспоминаниях говорит, что Байрон "ненавидел вальс", и вспоминает о размолвке "хромого мальчика" с Мери Чаворт из-за того, что "она танцовала с каким-то незнакомым ей человеком? Конечно, эта антипатия к вальсу отчасти объясняется личным физическим недостатком поэта, который лишен был возможности принимать участие в танцах; но не следует также забывать, что первое впечатление нового танца, по отзывам многих современников, было далеко не благоприятно; некоторые из английских писателей, как, напр., Кольридж, Робинсон и др. находили вальс прямо-таки непристойным. Но мода, занесенная в Англию из Германии, мало-по-малу взяла свое, и около 1812 г. даже самое "фэшионэбельное" общество стало увлекаться вальсом, как четверть века спустя полькой. "Ни одно событие", - говорит один писатель, - "не произвело в английском обществе такой сенсации, как введение немецкого вальса". Старые и молодые начали учиться новому танцу, и все по утрам стали вальсировать по комнатам со стулом в руках, изучая па и каданс вальса. Противники вальса забили тревогу, стали громко вопиять против него; матери запрещали дочерям вальсировать, и всякий бал вызывал сцены споров и браня... Но ко времени выхода сатиры Байрона новый танец успел уже одержать полную победу. Когда увидели императора Александра, в его узком мундире, усеянном орденами, вальсирующим в Альмак-гоуве, и лорда Пальмерстона - делающим бесконечное количество туров с графиней Ливен, - тогда предразсудки островитян разсеялись, и вальс получил общее признание".

Стр. 544.

...столько же голосов, как генерал Т*.

Стр. 545.

О Терпсихора, муза быстрых ног!

Сверкните строем ваших ног" (Грей),

Славу Вельсли взяв за идеал...

"Славу лорда Вельсли или его племянника, - как угодно читателю: один из них завоевал красивую женщину, которой он был достоин, а другой долгое время сражался на Пиренейском полуострове, но ничего не завоеван, кроме титула great Lord, что отдает богохульством, так как выражение это приложимо только к высшему Существу, воспевание которому гимна Te-Deum ради резни является грубейшею хулою. Следует думать, что генерал в один прекрасный день вернется на свою Сабинскую ферму, чтобы там покорить упрямую землю почти так же скоро, как он покорил Испанию". Лорд Питерборо завоевал материки в одно лето; мы делаем больше: и завоевываем, и теряем их в еще более короткий срок. Если Цинцинатовские успехи нашего "великого лорда" в земледелии будут не быстрее, чем сказано в только что приведенной цитате из Попа, то ему придется, по фермерской пословице, "пахать на собаках". Кстати, один из титулов этой знаменитой особы пришел в забвение, но его стоит вспомнить: "Salvador del mundo!" Credite, posteri! Если это имя дано обитателями полуострова который не спас их, то спрашивается, достойны ли они спасения, хотя бы в этом мире? Ведь, если следовать самым мягким видоизменениям христианского вероучения, то в ином мире им придется сильно отвечать за это. "Спаситель мира", - каково? Можно было бы пожелать, чтобы он или кто-нибудь другой мог спасти хоть один уголок мира, - свою страну. Но это глупое злоупотребление именем, свидетельствующее о том, насколько суеверие близко к нечестию, хорошо в том смысле, что оно показывает, как мало страшного в этих католикахъ(они же и инквизиторы), если они могли дать такое название протестанту. Я думаю, что в следующем году его назовут "богородицей"; в таком случае сам лорд Джордж Гордон не найдет ничего возразить против таких незаконных детей нашей вавилонской жены". (Байрон).

Речь идет о лорде Уильяме Пол-Вэльсли,

Стр. 546.

Но вот с союз проклятый ты вступила.

"Рейнский Союз? (1803--1818), по которому значительная часть германских государств признала протектором Наполеона I.

Гиперборейский вихрь его примчал

Со времени занятия Гамбурга французскими войсками (1810) почта приходила в Англию через Ангальт, Готенбург "Швеция) и Гельголанд, сделавшийся, после захвата его в 1817 году англичанами, важным торговым городом

Нам присылались вести и Москвой.

Байрон намекает на донесение лорда Кэткарта в 1812 году о том, что русский полковник Чернышев

                              Москвой,

Которая еще не погорала.

"Патриотические поджоги наших милых союзников заслуживают величайшей похвалы и обильнейшей подписки в их пользу. Сообщая разнообразные подробности, наш красноречивый посланник забыл сообщить (будучи занят подвигом полковника Ч., который переплывал замерзшия реки и галопировал по непроходимым дорогам, что целая провинция погибла от голода самым жалким образом. Дело вот в чем: когда генерал Растопчин устроил свое всесожжение, то потребовалось столько сала и ворвани, что 143.000 человек умерли с голоду! Тогда лондонские ламповщики пожертвовали каждый по пинте масла, а свечники единогласно вотировали множество лучших свечей (по четыре на фунт) для спасения уцелевших скифов; благодаря такому усердию и тому обстоятельству, что количество провизии важнее её качества, нужда скоро прекратится. Говорят, что в благодарность на это незатронутая войною Украйна пожертвовала нашим пострадавшим коммерсантам 60.000 быков для угощения (на один день)". (Байрон).

О женщинах.

Перевод четырехтомной "История женского пола" Христофа Мейнера появился в Лондоне в 1808 г.

Есть поверье, что лапландские колдуны вызывают бурю, завязав узлом веревку и выставив ее на ветер.

Творенья Брунка - тоже вещь большая.

Рихард Брунк

...и Гейне к ним примкнул.

Христиан-Готтлиб Гейне (1729--1812), ученый филолог, издатель Виргилия, Пиндара и др.

Ромайки знойной скучное круженье.

Современный греческий танец с платком.

Иль танцы групп египетских альмей.

"Альмеи танцовщицы, которые дают за деньги то, что вальс дает даром".

Стр. 548.

...мужчин женоподобных

Козлиные бородки.

"В настоящее время уже нельзя жалеть, как жалела г-жа Боссьер о "Sieur de la Croix", что "нет более усов"; но насколько усы являются доказательством воинских или иных доблестей, это еще подвержено сомнению. Многое можно принести и в пользу усов, и против них. В древности философы имели усы, а воины не имели их. Сам Сципион брился; Ганнибал находил, что его единственный глаз достаточно красив без бороды; но император Адриан носил бороду (у него были бородавки на подбородке, которых ни императрица Сабина, ни даже придворные не могли выносить). Тюрень имел усы, а Мальбруг не имел их; Бонапарте не носит, а регент носит. Величие ума и величина усов могут и совпадать, и не совпадать между собою; во всяком случае отдельные примеры роста усов сильнее говорят в пользу их, чем проклятие Ансельма в царствование Генриха I говорило против длинных волос В прежнее время рыжий цвет был наиболее излюбленным. См. об этом Lodowick Barrey, Ram Aller, 1661, действие I, сцена I:

Побьемся об заклад, какого цвета борода покажется сейчас в окно!

Адриана. Брюнет, я думаю.

Таффета.

Ничто не ново под луною; но рыжий цвет, бывший тогда фаворитом в глазах общества, в настоящее время заменен цветом фаворита". (Байрон).

В удачный миг вальс сделал свой дебют.

"Это - анахронизм: выше сказано, что вальс и сражение при Аустерлице явились одновременно Поэт подразумевает (если он вообще подразумевает что нибудь), что вальс не получил большого распространения, пока регент не достиг верха своей популярности.

Вальс, комета, усы и новое правительство, - большая иллюминация на небе и на земле, - все это пришлось в одно и то же время; из всех этих явлений - только комета исчезла, а прочия продолжают еще удивлять нас". (Байрон).

Исчезнувших иль потерявших цену.

"Между прочим, новая монета в 9 пенсов, недавно появившаяся; по самому верному исчислению она стоит столько же, сколько бумажный фунт стерлингов". (Байрон).

Хоть Дженки сам не верит с свой успех.

Дженкинсон, граф Ливерпульский, был министром военным и колоний в 180J 1812 гг. я в особенности поддерживал экспедицию Веллингтона на Пиренейском полуострове.

"О если бы право силою!" Кто не вспомнит "деликатного розыска: в "Виндзорских кумушках" Шекспира (действие VI, сцена 3).

Форд: Поближе, пожалуйста; я тут кое-что подозреваю, и если я ошибаюсь, то можете смеяться и издеваться надо мною, сколько угодно: я тогда заслуживаю этого. Что вы тут несете?

Что тебе за дело до того, что они там тащат? Недостает еще, чтобы ты стал рыться в грязном белье". (Байрон).

Друг .... что сказал бы ты на это?

"Благосклонный или сердитый читатель" может заполнить этот пробел, как ему угодно: для этого годится любое двусложное слово (напр., слово "регент"). Неудобно было ставить какие нибудь инициалы, прибавляя букву к алфавитному списку счастливых игроков, выходящему каждый месяц; известные согласные считаются за излюбленные, большею частью против желания знающих эти буквы"

Комментаторы полагают, что на месте пробела следует поставить имя Мойрэ. В одном из своих писем Байрон рассказывает, что однажды в заседании парламента лорд Мойрэ, сидевший впереди поэта, безпрестанно обращался к нему во время речи Грея, спрашивая: "что вы скажете на это?"

От места, где в былые годы

"Nous avons changé' tout cela", говорит у Мольера "доктор поневоле". Все ушло куда-то, - а куда это знает только Асмодей. Впрочем, не особенно важно, где и как расположено у женщин сердце: оне пользуются от природы привилегиею распределять свои сердца самым нелепым образом. Но бывают также и мужчины с такими скверными сердцами, которые напоминают рассказы из естественной история; напр., мы находим крепкий камень, который разбить можно только с трудом; а когда его разобьют, то внутри оказывается живая жаба и, как говорят, очень ядовитая". (Байрон).

Стр. 549.

"Танец этим, вероятно,

" Так, честный мой Мирза.

"В Турции это приличный вопрос, - только у нас он является неуместным и излишним. Буквально такой вопрос был задан собеседнику одним персом, когда он смотрел на вальс на балу в Пере. (См. Morier, А journey through Persia, 1812, p. 365)". (Байрон).

Дух Квинсбери! Все знают, как и я,

Вильям Дуглас, герцог Квинсбери - богатый английский аристократ конца XVIII столетия, широко известный своею роскошью и распутством.