Преображённый урод.
Часть первая
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Байрон Д. Г., год: 1822
Категории:Историческое произведение, Драма

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Преображённый урод. Часть первая



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ПРЕДИСЛОВІЕ

Настоящее произведенiе основано частью на повести "Три Брата", много летъ тому назадъ появившейся въ светъ. Изъ этой-же повести заимствовалъ М. Г. Льюисъ сюжетъ своего "Лесного Демона". Частью-же настоящее произведенiе основано на "Фаусте" великаго Гёте. Теперь появляются только первыя две части и начальный хоръ третьей. Остальное можетъ быть появится когда-нибудь позднее. 

Действующiя лица: 

Мужчины. 

Неизвестный, потомъ - Цезарь.

Арнольдъ.

Герцогъ Бурбонскiй.

Филибертъ.

Челлини.

Женщины.

Берта.

Олимпiя.

Духи, солдаты, римскiе граждане, священники, крестьяне и другiя лица.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. 

СЦЕНА ПЕРВАЯ. 

Лесъ. 

Входятъ Арнольдъ и Берта, его матъ.

                    БЕРТА.

          

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Ведь я родился

          Такимъ на светъ.

                    БЕРТА.

                              Прочь, пугало ночное!

          Прочь, выкидышъ изъ семерыхъ детей,

          Рожденныхъ мной.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              О, Боже, еслибъ я

          Былъ выкидышемъ точно и не виделъ,

          Что значитъ светъ!

                    БЕРТА.

                              О, да! но такъ какъ ты,

          Къ несчастью, увидалъ его, такъ прочь

          По крайней мере съ глазъ: ступай работать!

          Когда твоя спина не шире прочихъ,

          То выше ихъ и можетъ также гнуться

          Подъ ношею.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Она ее несетъ!

          Но сердце, къ сожаленiю, не въ силахъ

          

          Которыми такъ горько удручаетъ

          Его родная мать. Ведь, я люблю

          Тебя, или любилъ по крайней мере;

          А кто же кроме матери способенъ

          Откликнуться любовью къ существамъ,

          Подобнымъ мне. Ведь, ты меня кормила:

          За что же убивать меня?

                    БЕРТА.

                                        Кормила

          Затемъ, что ты былъ первымъ изъ детей,

          Рожденныхъ мной, и я тогда не знала,

          Пошлетъ ли Богъ ребенка мне красивей,

          Чемъ ты, негодный выбросокъ природы!

          Прочь, говорю: ступай сбирать валежникъ!

                    АРНОЛЬДЪ.

          Иду; но я молю тебя - не будь

          Со мной жестока тахъ, когда я снова

          Вернусь съ работы. Если братья крепче,

          Красивей и стройней меня, коль скоро

          Они вольны во всехъ своихъ движеньяхъ,

          

          Охотятся - не отвергай меня

          Хотя за то, что все питались мы

          Одною грудью.

                    БЕРТА.

                              Да, такъ ежъ сосетъ

          Украдкой ночью молоко y матки,

          Когда-жъ работница поутру въ часъ обычный.

          Къ истерзанной подходитъ для удоя -

          Находитъ вдругъ сосцы ея пустыми

          И истомленными. Не смей считать

          Детей моихъ за братьевъ, а меня

          За мать твою! Родивъ тебя на светъ,

          Я сделала такую же ошибку,

          Какъ курица, когда ее посадятъ

          На яица змеи. Прочь! говорю я.

(Уходитъ).

                    АРНОЛЬДЪ.

          О, мать моя!.. Она ушла - и я

          Обязанъ делать то, что мне велели.

          Охотно перенесъ бы я мой трудъ,

          

          На сдрво ласки. Что же мне начать?

(Начинаетъ рубить сучья и порезываетъ себе руку).

          Ну, вотъ, теперь придется бросить все.

          Проклятье этой крови, что течетъ

          Такъ скоро и не кстати! За нее

          Снести придется мне проклятiй вдвое,

          Когда вернусь домой! Домой? Увы!

          Нетъ y меня ни дома, ни отчизны,

          Ни племени. Я сотворенъ не такъ,

          Какъ прочiе: мне не даны въ уделъ

          Ихъ радости и счастье. Вправе ль даже

          Истечь я кровью, какъ они? О, если бъ

          Изъ каждой капли крови, что теперь

          Теряю я, родилось по ехидне,

          Которыя изжалили бъ людей,

          Какъ я изжаленъ ими! Если бъ дьяволъ,

          Съ которымъ любятъ сравнивать меня,

          Пришелъ на помощь мне, его подобью!

          Имея образъ демона, за что же

          

          На то во мне достаточно желанья

          И твердости? А между темъ, довольно

          Одной ничтожной ласки той, что мне

          Дала увидеть светъ, чтобъ примирить

          Меня съ моей наружностью. Займусь

          Теперь моею раной.

(Подходитъ къ ручъю, чтобъ обмыть рану, и вдругь останавливается, увидя въ воде свое отраженье).

                                        Да, они

          Вполне, я вижу, правы: этотъ образъ,

          Что отражаетъ зеркало природы,

          Показываетъ ясно мне--какимъ

          Я сделанъ ею. Нетъ, я не хочу

          Смотреть на этотъ ужасъ и не въ силахъ

          О немъ подумать даже! О, какъ гнусенъ

          Я въ самомъ деле съ виду! Самъ ручей

          Смеется, кажется, изображая

          Мои черты. Подумать можно, будто

          Тамъ въ глубине таится страшный демонъ,

          Приставленный пугать овецъ, когда

          

(Помолчавъ немного).

                                        Ужели буду

          Я жить еще, позоря и себя,

          И самый светъ? Жить на печаль и горе

          Той, что дала мне жизнь? Я вижу - кровь

          Моя течетъ свободно изъ ничтожной

          Царапины. Попробую открыть

          Ей шире выходъ; пусть мои печали

          Исчезнутъ вместе съ нею! Пусть земля

          Возьметъ назадъ ужасный этотъ образъ,

          Составленный изъ атомовъ земли же!

          Пускай они разсеются въ свои

          Первичныя стихiи и затемъ

          Вновь примутъ видъ любого гада, лишь бы

          Не быть - чемъ я теперь! Пускай родятся

          Изъ этой персти мирiады новыхъ

          Ничтожныхъ червяковъ! Вотъ ножъ. Посмотримъ,

          Съумеетъ ли подрезать точно такъ же

          Онъ жизнь мою, дрянной, засохшiй стебель,

          

(Втыкаеть ножь въ землю острiемъ кверху).

          Ну, вотъ мой ножъ готовъ - и я готовъ

          Упасть на острiе. Взгляну еще

          Въ последнiй разъ на светлый день, который

          Не освещалъ ни разу существа

          Презреннее меня; взгляну на солнце,

          Напрасно посылавшее съ приветомъ

          Свою мне теплоту. Съ какимъ весельемъ

          Поютъ на воле птички! Пусть поютъ!

          Я не хочу, чтобъ кто-нибудь жалелъ

          О томъ, что я погибну. Пусть ихъ свежiй

          Веселый хоръ мне будетъ погребальнымъ

          Напутствiемъ, засохшiе листы

          Мне будутъ монументомъ, а ручей

          Споетъ своимъ журчаньемъ надъ моей

          Могилой песнь печали! Ну, мой ножъ,

          Стой твердо предо мной, пока я брошусь.

(Готовый броситъея, онъ вдругъ останавливается, заметя внезапное волненiе въ ручье).

          Ручей заволновался вдругъ безъ ветра!

          

          Мое намеренье? Вода опять

          Задвигалась - и этому причина

          Не въ воздухе: напротивъ, тутъ вмешалась

          Какая-то таинственная сила

          Въ подземной глубине. Но что я вижу?

          Туманъ - не более?

(Изъ ручья встаетъ туманъ, который, разсеясъ, обнаруживаетъ высокую, черную фигуру).

                              Чего ты хочешь?

          Ты духъ иль человекъ?

Преображённый урод. Часть первая

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Коль скоро въ людяхъ

          Съединены и души, и тела,

          То почему жъ не дать одно названье

          Обоимъ имъ?

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Ты съ виду человекъ,

          Но можешь быть и дьяволомъ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        На свете

          

          Даютъ названье это; потому

          Ты можешь, не обидя никого,

          Считать меня иль темъ, или другимъ,

          По выбору. Но, впрочемъ, къ делу: ты

          

          Что жъ! продолжай!

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Но ты мне помешалъ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          

          Ей помешать? Будь дьяволъ я, какимъ

          Ты, кажется, меня еще считаешь,

          Намеренье твое не преминуло бъ

          Отдать тебя во власть мою; но ты

          

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Я не думалъ

          Считать тебя за дьявола; но образъ

          Явленья твоего напоминалъ

          

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Судитъ объ этомъ

          Способенъ только тотъ, кому случалось

          Бывать не разъ съ нимъ въ обществе; но ты

          

          Его и о наружности, то стоитъ

          Тебе взглянуть лишь въ зеркало ручья.

          Тогда ты самъ увидишь - кто изъ насъ

          Похожъ на кривоногое созданье,

          

                    АРНОЛЬДЪ.

          Ты смеешь насмехаться надъ моимъ

          Природнымъ безобразiемъ?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        

          Я вздумалъ посмеяться надъ кривой

          Ногой бизона иль надъ безподобнымъ

          Горбомъ верблюда - оба эти зверя

          Сочли бъ мой смехъ наверно похвалой,

          

          Сильней тебя и ловче; оба могутъ

          Храбрее нападать и защищаться,

   Чемъ большинство способнейшихъ существъ

          Твоей породы, Ты сказалъ: твой образъ

          

          То надобно признаться, что она

          Съ излишней добротою одарила

          Тебя такими свойствами, какими

          Приличнее бъ украсить было ей

          

                              АРНОЛЬДЪ.

                              Дай силу мне,

   Съ какой бизонъ взрываетъ пыль копытомъ

          Въ виду своихъ враговъ, иль одари

          

          Покорнаго и ловкаго верблюда,

          Чтобъ я сносилъ спокойно все твои

          Обидныя насмешки!

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ,

                                        

          Могу исполнить.

                    АРНОЛЬДЪ (изумленный).

                              Точно?

                    .

                                        Да! Быть можетъ

          Желаешь ты еще чего-нибудь?

                    АРНОЛЬДЪ.

          Ты насмехаешься?

                    .

                              О, нетъ! Что пользы

          Смеяться надъ тобой, надъ кемъ смеются

          На свете все. Подобная забава

          Была бъ ничтожна слишкомъ. Ты не можешь

          

          И потому я выражусь иначе:

          Узнай же, что охотники не ходятъ

          Войной на жалкихъ кроликовъ, - имъ нужны

          Львы, кабаны и волки; всю же мелочь

          

          Что разъ въ году поднимутся на ловлю,

          Въ надежде запасти себе для кухни

          Такую дрянь. Мне по плечу смеяться

          Надъ высшими, - такъ обращу ли я

          

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Къ чему же ты

          Со мною тратишь время? Я тебя

          Не призывалъ.

                    .

                              Ты близокъ мне по мыслямъ;

          Не отсылай меня. Ушедши разъ,

          Я не явлюся такъ легко обратно

          На помощь вновь.

                    .

                              Но что же можешь сделать

          Ты для меня?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Съ тобой я обменяюсь

          

          Тебе такъ тягостенъ; ты жъ выбирай

          Себе наружный видъ, какой захочешь.

                    АРНОЛЬДЪ.

          О! если такъ, то ты наверно дьяволъ:

          

          Похожимъ на меня.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Я покажу

          Тебе прекраснейшихъ людей, какiе

          

          Ты можешь выбирать.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Но на какихъ

          Условiяхъ?

                    .

                    Къ чему такой вопросъ?

          Ты часъ назадъ готовъ отдать былъ душу,

          Лишь только бъ стать похожимъ на другихъ;

          Теперь же затрудняешься быть съ виду

          

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Нетъ, но я

          Не смею и не долженъ погубить

          За это душу.

                    .

                              Чья душа захочетъ

          Жить въ этакой презренной скорлупе?

                    АРНОЛЬДЪ.

          Душа честолюбива, несмотря

          

          Твои условiя? Не должно ль мне

          Скрепить ихъ кровью?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Не твоей.

                    .

                                                  Какой же?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          Объ этомъ мы поговоримъ потомъ.

          Я, впрочемъ, требовать съ тебя не буду

          

          Способенъ на великiя дела.

          Ты долженъ будешь делать только то,

          Что самъ захочешь: полная свобода

          Въ твоихъ поступкахъ - вотъ мои условья.

          

                    АРНОЛЬДЪ.

                              На этомъ слове я

          Ловлю тебя.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              

(Подходитъ къ ручью и затемъ говоритъ, обращаясь къ Арнольду).

                                        Дай теперь

          Твоей мне крови.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Я долженъ

          Смешать ее съ волной ручья, чтобъ сделать

          Действительнее чары.

           (протягивая раненую руку).

                              Вотъ возьми

          Хоть всю ее.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              

(Беретъ несколько капель Арнольдовой крови и бросаетъ ихъ въ ручей).

          Явись вереницею дивной

          Прекрасныхъ теней хороводъ!

          Услышьте мой голосъ призывный!

          

          Послушные зову, явитесь--

          И въ светлыхъ, лазурныхъ волнахъ

          Воздушной струей пронеситесь,

          Какъ призракъ на Гарцскихъ горахъ!

          

          Чтобъ обликъ вашъ прежнiй, земной,

          Помогъ безъ трудовъ и усилiй

          Мне васъ возсоздать предъ собой!

          Возстаньте въ блестящемъ сiяньи

          

          Его исполняя желанья

          И воле покорны моей!

(Указываетъ на Арнольда).

          Могучее призраковъ племя,

          

          Въ былое, далекое время,

          Героемъ, софистомъ, вождемъ

          Полковъ Македонiи, или

          Однимъ изъ великихъ римлянъ,

          

          Где былъ разбиваемъ ихъ станъ--

          Явись вереницею дивной,

          Прекрасныхъ теней хороводъ!

          Услышьте мой голосъ призывный,

          

(Изъ волнъ появляются призраки и проходятъ передъ Неизвестнымъ и Арнольдомъ. Первымъ проходитъ призракъ Юлiя Цезаря).

                    АРНОЛЬДЪ.

          Кого я вижу?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ,

                              

          Великiй римлянинъ, съ орлинымъ носомъ

          И черными глазами, что ни разу

          Не встретилъ победителя себе

          И не видалъ земли, не сделавъ тотчасъ

          

          Какъ самый Римъ послушно покорялся

          Ему и прочимъ цезарямъ, принявшимъ

          Прославленное имя по наследству.

                    АРНОЛЬДЪ.

          

          Еще когда бъ я могъ принять съ его

          Пороками и славу...

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Лобъ его

          

          Чемъ волосами. Цезарь предъ тобой!

          Желаешь получить его наружность

          Иль нетъ--скажи, но помни: я могу

          Придать тебе его лишь образъ, слава жъ,

          

          Еще предметомъ распрей межъ людьми.

                    АРНОЛЬДЪ.

          Я драться радъ, но добиваться славы

          Мне Цезаря смешно. Пусть онъ исчезнетъ:

          

          Но мне онъ не годится.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Значитъ, ты

          Взыскательнее, чемъ сестра Катона,

          

          Въ шестнадцать летъ, когда любовь людей

          Настолько же въ глазахъ, насколько въ сердце.

          Но будь по твоему, - исчезни, призракъ!

(Тень Цезаря исчезаетъ).

                    .

          Возможно ли, чтобъ такъ исчезъ безследно

          Тотъ человекъ, который потрясалъ,

          Покуда жилъ, весь мiръ?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        

          Какъ много онъ оставилъ за собой

          Развалинъ и могилъ. Сiянье славы,

          Которой онъ покрытъ, его спасетъ

          Навеки отъ забвенья; предъ тобой же

          

          Чемъ тень твоя, отброшенная солнцемъ.

          Она прямее и повыше: въ этомъ

          Вся разница. Но вотъ, смотри, другая,

(Является тегь Алкивiада).

                    .

          Кто это?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                    Самый храбрый и красивый

          Афинянинъ. Вглядись ему въ лицо.

                    *

          Онъ далеко изящнее, чемъ первый.

          Какъ онъ хорошъ!

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Такимъ былъ на земле

          

          Желаешь ты иметь его наружность?

                    АРНОЛЬДЪ.

          О, если бъ мне дала ее природа

          Отъ самаго рожденья! Но, имея

          

          Что будетъ дальше.

(Тень Алкивiада исчезаетъ).

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Такъ смотри!

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Какъ! Этотъ

          Сатиръ, съ широкимъ носомъ, темной кожей

          И выпученнымъ взглядомъ! Съ виду онъ

          

          И ноги - кривы. Я согласенъ лучше

          Остаться темъ, чемъ былъ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Однако, онъ

          

          Духовной красоты и обладалъ

          Чистейшей добродетелью. Но ты

          Имъ, вижу, недоволенъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        

          Его наружный могъ мне дать съ темъ вместе

          Его все совершенства,--но иначе

          Я не согласенъ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              

          Я этого не въ силахъ; впрочемъ, ты

          Самъ можешь попытаться, чтобъ достигнуть

          Желаннаго съ твоимъ ли видомъ или

          Съ какимъ-либо инымъ.

                    .

                                        Я не родился

          Для философiи, хоть иногда

          Нуждаюсь въ ней. Онъ можетъ удалиться.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          

(Тень Сократа исчезаетъ. Является тень Антонiя).

                    АРНОЛЬДЪ.

          А это кто, съ курчавой бородой

          И мужественнымъ взоромъ? О, по виду

          

          Когда бы взглядъ его не наводилъ

          Скорей на мысль о Вакхе, чемъ о мрачномъ

          Чистильщике подземныхъ царствъ, кого

          Намъ представляютъ съ сумрачнымъ лицомъ,

          

          На палицу, какъ будто бъ онъ жалелъ

          О суетномъ ничтожестве людей,

          Въ чью пользу онъ сражался...

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        

          Что проигралъ весь древнiй мiръ на ставке

          Своей любви.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Я осуждать не вправе

          

          Готовъ поставить душу, чтобъ добиться

          Того, за что онъ радъ былъ проиграть

          Владычество надъ мiромъ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        

          Такъ сходенъ въ мысляхъ съ нимъ - бери его

          Наружный видъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Нетъ, если ты позволилъ

          

          Хоть для того, чтобы не упустить

          Подобный случай увидать героевъ,

          Покинувшихъ подземный мрачный мiръ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          

          Въ объятья Клеопатры!

(Антонiй исчезаетъ. Является тень Димитрiя Полiоркета).

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Это кто,

          

          Румянецъ свежей юности въ щекахъ;

          Со светлыми кудрями, ростомъ онъ

          Не выше прочихъ смертныхъ, но во всей

          Его осанке видно отраженье *

          

          Онъ облитъ, точно солнечнымъ лучомъ.

          Но какъ ни чуденъ онъ, его краса

          Все жъ кажется лишь отблескомъ чего-то,

          Еще гораздо высшаго. Ужели

          

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ

                                        Пускай объ этомъ

          Поведаетъ земля, когда на ней

          Осталась хоть малейшая частица

          

          Его скрывавшей пепелъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Кто же онъ.

          Краса и слава поколенья смертныхъ?

                    .

          Онъ былъ позоромъ Грецiи въ дни мира

          И славою въ воинственные дни:

          Димитрiй, осаждатель городовъ,

          Передъ тобой.

                    .

                              Посмотримъ на другихъ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          Вернись обратно къ Ламiи!

(Тень исчезаетъ; является призракъ Ахилла).

                                        

          Любезный мой горбунъ: поверь, что я

          Исполню, что обещано. Коль скоро

          Наружность жившихъ прежде не довольно

          Изящна для тебя, я оживлю

          

          Въ конце концовъ такую оболочку,

          Которой ты останешься доволенъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

          Мой выборъ сделанъ. Вотъ что нужно мне.

                    .

          Хвалю твой выборъ: это дивный сынъ

          Фетиды и Пелея. Посмотри,

          Какъ онъ хорошъ, какъ на его челе

          Волнуются льняныя пряди дивныхъ

          

          Реке родной Сперхею! Какъ блестятъ

          Рядами разноцветныхъ переливовъ

          Они сквозь волны, схожiя по виду

          Съ безценнымъ, светлымъ янтаремъ, что скрытъ

          

          Таковъ онъ былъ въ былыя времена,

          Когда стоялъ, держа въ своихъ рукахъ

          Трепещущую руку Поликсены

          Предъ брачнымъ алтаремъ, горя законной

          

          На юную троянскую подругу

          И на ряду съ своей кипучей страстью

          Терзался въ глубине своей души

          Невольной мыслью о слезахъ Прiама,

          

          Его при смерти Гектора. Такимъ

          Онъ былъ во храме. Погляди жъ теперь

          На лучшаго изъ всехъ сыновъ Эллады,

          Какимъ онъ былъ, когда предъ сонмомъ грековъ

          

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Я на него

          Смотрю, какъ будто бъ я уже сроднился

          Съ душой его, чья форма скоро будетъ

          

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Выборъ твой

          Вполне удаченъ. Верхъ уродства можно

          Сменить лишь на избытокъ красоты,

          

          Людская поговорка, что на свете

          Встречаются лишь крайности.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Скорей:

          

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Ты похожъ

          Съ подобнымъ нетерпеньемъ на кокетку,

          Что видитъ въ зеркале не то, что есть,

          

                    АРНОЛЬДЪ.

          Такъ должно ждать?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Нетъ, это было бъ слишкомъ

          

          Мне два-три слова. Ростъ Ахилла былъ

          Двенадцать локтей; хочешь ты на столько

          Быть выше расы нынешней и стать

          Титаномъ межъ людьми, иль, говоря

          

                    АРНОЛЬДЪ.

          Что жъ тутъ дурного?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Честолюбье это

          

          Въ подобныхъ карликахъ. Тотъ, кто высокъ,

          Какъ Голiафъ, желаетъ зачастую

          Стать маленькимъ Давидомъ; ты же, кукла,*

          Вздыхаешь о размерахъ исполина

          

          Когда ты хочешь, я исполню это

          Желанiе, но помни, что людьми

          Гораздо легче управлять, не бывши

          Иного съ ними вида. Ставъ Ахилломъ

          

          Погоню за тобой, какъ новый мамонтъ.

          Людскiя жъ пули, ядра и другiя

          Орудiя проникнутъ сквозь броню

          Великаго Ахилла ныне легче,

          

          Париса - пятку, ту, что позабыла

          Фетида окунуть оплошно въ Стиксъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

          Такъ делай такъ, какъ самъ считаешь лучшимъ.

                    .

          Ты будешь силенъ, крепокъ и красивъ

          Точь въ точь, какъ онъ, и сверхъ того...

                    АРНОЛЬДЪ.

                                                  Геройства

          

          У нихъ въ крови желанiе сравняться

          Съ людьми во всемъ и даже, если можно,

          Ихъ превзойти энергiей души

          И мужествомъ. Ихъ постоянно что-то

          

          Высокихъ свойствъ, отказанныхъ другимъ.

          Они хотятъ вознаградить какъ будто

          Такимъ стараньемъ то, въ чемъ отказала

          Имъ мачеха-природа, добиваясь

          

          И какъ Тимуръ, хромой татаринъ, часто

          Находятъ то, что ищутъ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Хорошо

          

          Останешься въ душе, чемъ былъ доселе.

          Теперь пускай исчезнетъ эта тень,

          Которая должна была служить

          Лишь формою для новой оболочки

          

          И безъ того довольно славныхъ делъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

          Когда бы мне никто не предложилъ

          Сменить мою наружность на иную,

          

          Съ моей душой дорогу въ здешней жизни

          Наперекоръ несчастному уродству,

          Которое гнететъ мне душу такъ же,

          Какъ спину горбъ, и делаетъ меня

          

          Счастливыхъ смертныхъ. Я смотрелъ бы только

          Со вздохомъ грусти - не любви - на женщинъ,

          Чьи прелести считаются первейшимъ

          И лучшимъ изъ сокровищъ на земле.

          

          Взаимности, прекрасно понимая,

          Что мне оне не могутъ заплатить

          Любовью за любовь, благодаря

          Моей наружности, чьимъ приговоромъ

          

          Въ печальномъ одиночестве. Все это

          Я снесъ бы терпеливо; но меня

          Отвергла мать. Медведица - и та,

          Какъ говорятъ, умеетъ привести

          

          Начавъ его лизать; но мать моя

          Не видела возможности исправить

          Меня ничемъ. Когда бъ она, подобно

          Родителямъ спартанцевъ, погубила

          

          Я былъ бы погребенъ теперь въ земле,

          Не зная жизни и - не бывъ ничемъ -

          Счастливей былъ бы больше, чемъ оставшись,

          Чемъ я теперь. Но несмотря на все,

          

          Я чувствую, что могъ бы отличиться

          Не хуже прочихъ, обладая духомъ,

          Готовымъ на борьбу. Судьба такая

          Не редко выпадала существамъ,

          

          Готовъ былъ умертвить себя; а тотъ,

          Кто можетъ такъ распоряжаться жизнью

          Своею собственной - сумеетъ, верно,

          Взять въ руки техъ людей, которымъ смерть

          

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Выбирай

          Межъ чемъ ты былъ доселе и чемъ хочешь

          Впредь сделаться.

                    .

                              Мой выборъ сделанъ. Ты

          Открылъ передо мной блестящiй видъ,

          Прiятнейшiй глазамъ моимъ и сердцу.

          Хотя я точно также бъ могъ достигнуть

          

          И прочаго, оставшись и такимъ,

          Какимъ я былъ; но не такихъ людей

          Приветъ мне дорогъ; близкiе бъ остались

          Мне также чужды. Ты позволилъ выбрать

          

          Тотъ образъ, что стоитъ передо мной,

          Скорей! скорей!

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              А я? съ какимъ останусь

          

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Само собой, что тотъ,

          Кто можетъ такъ располагать свободно

          Наружностью, съумеетъ выбрать видъ

          

          Такъ, напримеръ, ты можешь превратиться

          Хотя въ Париса, что его убилъ,

          Иль даже, наконецъ, въ отца и бога

          Поэзiи - въ того, чья красота

          

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              О, нетъ,

          Я удовольствуюсь гораздо меньшимъ,

          Затемъ что я люблю разнообразье.

                    .

          Твой видъ хотя и строгъ, но не лишенъ

          Прiятности.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Я могъ, когда бъ хотелъ,

          

          Но черный цветъ всегда мне былъ прiятней:

          Онъ какъ-то откровенней. Съ нимъ не будешь

          Бледнеть отъ страха иль, наоборотъ,

          Краснеть отъ совести. Но я его

          

          Возьму твою наружность.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Какъ - мою?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          

          Съ Фетиды сыномъ; я-жъ намеренъ быть

          Арнольдомъ, сыномъ Берты. Всякiй воленъ

          Иметь свой вкусъ. Останься ты съ своимъ,

          А я съ моимъ.

                    .

                              Скорей! скорей!

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                                  Сейчасъ.

(Беретъ кусокъ земли и,

          Великая, славная тень

          Рожденнаго дивной Фетидой,

          Что въ Трое сокрылся подъ сень

          Подземной пучины Аида.

          

          Я форму твою, подражая

          Тому, Кто Адама создалъ,

          И къ персти бездушной взываю:

          Возстань! оживи! цветъ ланитъ

          

          Какъ роза, что ярко горитъ

          Предъ пышнымъ своимъ разцветаньемъ!

          Фiалокъ пленительный цветъ

          Въ глазахъ пусть сiяетъ, а влага

          

          Стань кровью, кипящей отвагой!

          Стебли гiацинтовъ, волной

          Струимые въ воздухе, станьте

          Кудрями и надъ головой

          

          Пусть сердце свое закалитъ

          Онъ тверже, чемъ эти каменья,

          А голосъ его пусть звучитъ,

          Какъ птичекъ невинное пенье!

          

          Чистейшей земли, что питала

          Цветы белоснежныхъ лилей,

          Какiя роса окропляла.

          Пускай красотою везде

          

          а ловкостью членовъ нигде

          Соперниковъ равныхъ не встретитъ.

          Стихiи, взываю я къ вамъ!

          Смешайтесь и въ немъ оживите,

          

          Спешите! сказалъ я, спешите!

          Живительный солнечный жаръ,

   Пролейся на это созданье!

          Готово. Дитя дивныхъ чаръ,

          

(Арнольдъ падаетъ безъ чувствъ. Душа его переходитъ въ тело Ахилла, которое поднимается изъ земли. Призракъ мало по малу исчезаетъ).

                    АРНОЛЬДЪ (въ новой форме).

          Любовь! любовь! тебя я, наконецъ,

          

          О, дивный духъ!

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Постой: что станемъ делать

          Мы съ прежнею твоею оболочкой,

          

                    АРНОЛЬДЪ.

          Не все ль равно! Пусть коршуны и волки

          Сожрутъ его, когда лишь захотятъ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          

          Не убежавъ со страхомъ прочь, то можно

          Подумать, что всеобщiй миръ вселился

          У нихъ въ лесахъ и что добычи больше

          Имъ не сыскать.

                    .

                              Пусть мертвый этотъ трупъ

          Лежитъ, какъ знаетъ, что бы ни случилось

          Съ нимъ далее.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              

          И неучтиво съ нашей стороны:

          Какъ ни смотри, а это тело душу

          Твою вмещало.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              

          На кучу мусора, въ которой былъ

          Сокрытъ алмазъ, оправленный теперь,

          Какъ должно, въ золотую оболочку.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          

          Въ иную форму, мы должны исполнить

          Такую мену честно, а не тайнымъ

          Постыднымъ воровствомъ. Кому дано

          Творить людей безъ женщинъ, обладаетъ

          

          И не позволитъ подрывать себя

          Подобною подделкой. Дьяволъ можетъ

          Губить людей, но не имеетъ власти

          Ихъ делать по желанью, хоть при этомъ

          

          Начальнаго созданья. Мы должны

          Найти кого-нибудь, кто согласится

          Въ твое облечься тело.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        

          Исполнить это?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Не могу придумать -

          И потому решусь на это самъ,

                    .

          Какъ! Ты?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                    Ведь я тебя предупреждалъ

          Объ этомъ прежде, чемъ переселился

          

                    АРНОЛЬДЪ.

          Я все забылъ въ припадке восхищенья

          И радости, при виде этой дивной,

          Безсмертной перемены.

                    .

                                        Чрезъ минуту

          Я сделаюсь - чемъ былъ доселе ты,

          И буду впредь съ тобою неразлученъ,

          Какъ тень твоя.

                    .

                              Желалъ бы я избегнуть

          Такого счастья.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Неужели ты

          

          На прежнее?

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Ну, поступай, какъ знаешь.

          НЕИЗВЕСТНЫЙ

          Земля безъ души, но живая!

          Тебя человекъ, избегая,

          Со страхомъ кругомъ обойдетъ,

          Безсмертный тебя изберетъ,

          

          Духамъ безразлична она.

          Огонь лучезарный! изъ смертныхъ никто

          Не можетъ прожить безъ тебя, и никто

          Изъ этихъ существъ никогда не дерзаетъ

          

          Одне саламандры въ пучине твоей,

          Да грешныя души умершихъ людей

          Съ мольбою къ тому, кто не знаетъ прощенья,

          О капле воды, чтобъ прервать ихъ мученья.

          

          Тебя пересилить. Твой бурный потокъ

          Все губитъ на свете и разве что можетъ

          Лишь червь ненасытный и злобный, что гложетъ

          Весь мiръ, быть тобой пощаженнымъ. Въ тебе

          

          Огонь первородный! О, сынъ разрушенья,

          Въ тотъ мигъ, какъ готово исчезнуть творенье,

          Къ тебе обращаюсь: мне помощью будь

          И жизни дыханье верни въ эту грудь!

          

          Возстанетъ опять намъ обоимъ послушный,

          Малейшая искра его оживитъ

          И душу мою онъ отныне вместитъ.

(Блуждающiй огонь вспыхиваетъ въ лесу и спускается на голову тела Арнольда. Неизвестный исчезаетъ. Тело поднимается).

           (въ прежнемъ виде Ахилла).

          О, ужасъ!

          НЕИЗВЕСТНЫЙ (въ прежнемъ виде Арнольда).

                    

                    АРНОЛЬДЪ.

                                                  Нетъ,

          Я лишь вздрогнулъ. Куда девалось тело,

          Въ которомъ былъ ты прежде?

                    .

                                        Испарилось

          Въ страну теней, а мы пойдемъ блуждать

          Въ стране живыхъ. Куда желаешь ты

          Отправиться?

                    .

                              Ты разве долженъ всюду

          Ходить за мной?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              А почему же нетъ?

          

          Бываютъ въ обществе далеко худшихъ.

Преображённый урод. Часть первая

                    АРНОЛЬДЪ.

          Сказалъ ты: "лучшiе, чемъ я"?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                                  

          Я вижу новый видъ твой ужъ успелъ

          Вселить въ тебя кичливость. Впрочемъ, я

          Тому сердечно радуюсь. Ты сталъ

          Ко мне неблагодарнымъ: въ добрый часъ!

          

          Въ единый мигъ преобразиться дважды.

          Всесветныя привычки скоро станутъ

          Тебе вполне известны. Все же я

          Советую тебе не презирать

          

          Тебе полезнымъ въ странствiяхъ по свету.

          Решай скорей - куда теперь итти.

                    АРНОЛЬДЪ.

          Туда, где мiръ теснее населенъ,

          

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          Въ тотъ, значитъ, край, где царствуютъ война

          И женщины. Что жъ? выбирай! Идемъ

          Въ Испанiю, въ Америку, пожалуй,

          

          Арабами: намъ выбирать не трудно.

          Ведь родъ людской теперь, какъ и всегда,

          Готовъ кусать и рвать въ клочки другъ друга

                    АРНОЛЬДЪ.

          

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          Прекрасный выборъ! Трудно было сделать

          Удачнейшiй съ техъ поръ, какъ палъ Содомъ.

          Тамъ можно, сверхъ того, теперь найти

          

          И вандалы, потомки иберiйцевъ,

          Теперь своею обливаютъ кровью

          Прелестный садъ природы.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        

          Туда мы попадемъ?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                                        Какъ подобаетъ

          Приличнымъ, храбрымъ рыцарямъ - верхомъ

          

          Моихъ коней! Подобныхъ не бывало,

          Увидишь ты, съ техъ поръ, какъ Фаэтонъ

          Низвергнутъ былъ въ пучину Эридана.

          Эй! где мои пажи?

Два пажа

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Вотъ скакуны

          Прекрасные во всемъ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ!

                                        

          Попробуй отыскать подобныхъ имъ

          Во всей Аравiи.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Какъ чудно пышетъ

          

          Сверкающiя вдоль волнистой гривы,

          Напоминаютъ стадо комаровъ,

          Что вьются вереницей при закате

          Надъ каждой лошадью.

                    .

                                        Прошу садиться -

          Они и я покорные вамъ слуги.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        А эти черноглазые пажи?

          

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Ты можешь окрестить ихъ...

                    АРНОЛЬДЪ.

          Въ святой воде?

                    .

                              А почему же нетъ?

          Отъявленные грешники нередко

          Внезапно становилися святыми.

                    АРНОЛЬДЪ.

          

          Чтобъ быть чертями.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Съ этимъ я согласенъ:

          Кто чортъ - тотъ гадокъ, кто жъ хорошъ собой,

          

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Пусть румяный этотъ

          И съ рогомъ позолоченымъ зовется

          Гюономъ:

          Что затерялся навсегда въ лесу.

          Другого же, съ задумчивымъ лицомъ

          И видомъ молчаливымъ, безъ улыбки,

          Какъ тихая, таинственная ночь,

          

          Чья статуя гремела трубнымъ звукомъ

          Однажды въ день. Но какъ мне звать тебя?

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

          Я обладаю тысячью именъ;

          

          Но, разъ принявъ наружность человека,

          Я назовусь и именемъ людскимъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

          Какое бъ ты ни принялъ имя - все же

          

          Чемъ твой наружный видъ, хотя онъ прежде

          И былъ моимъ.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ.

                              Такъ называй меня

          

                    АРНОЛЬДЪ*

                              Названье это

          Принадлежитъ властителямъ людей,

          Родившимся на троне.

                    .

                                        Темъ приличней,

          Чтобъ взялъ его переодетый дьяволъ.

          Ведь ты меня считаешь за него,

          Коль скоро не захочешь принимать

          

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Хорошо - будь Цезарь.

          Что до меня, я буду называться -

          По прежнему--Арнольдомъ.

                    .

                                        Мы прибавимъ

          Къ нему лишь графскiй титулъ, - "графъ Арнольдъ"

          Прiятнее звучитъ въ любовной песне.

                    АРНОЛЬДЪ.

          

          Итти на бой.

                    НЕИЗВЕСТНЫЙ (поетъ).

                    Впередъ! впередъ!

          

          Скакунъ Аравiи - и тотъ

          Такъ господина не узнаетъ.

          Чемъ выше горы, темъ скорей

          На нихъ взлетитъ онъ быстрымъ махомъ.

          

          За нимъ дорога вьется прахомъ.

          Онъ пить къ ручью не припадетъ;

          Онъ не задохнется отъ бега;

          Ноги о камни не споткнетъ;

          

          Безъ крылъ, какъ птица полетитъ,

          Дурныхъ путей не разбирая;

          Не счастье ль намъ судьба сулитъ,

          Такой подарокъ посылая.

          

          Вдали стоящаго Кавказа

          Скакунъ насъ борзый донесетъ,

          Не давши намъ мигнуть ни раза.

(Садятся на коней и исчезаютъ).

 

Лагерь подъ стенами Рима. 

Арнольдъ и Цезарь.

                    ЦЕЗАРЬ.

          Ты во-время явился.

                    .

                                        На пути

          Я встретилъ горы труповъ - и забрызганъ

          Я кровью съ ногъ до головы.

                    ЦЕЗАРЬ.

                                        

          Свои глаза и оглядись вокругъ.

          Ты сталъ завоевателемъ и братомъ

          По храбрости великаго Бурбона,

          Того, что былъ доселе конетаблемъ -

          

          Столицы мiра, города, который

          Владелъ при императорахъ вселенной,

          а ныне изменилъ свой прежнiй полъ,

          Точь-въ-точь гермафродитъ - и старый мiръ

          

                    АРНОЛЬДЪ.

          Какъ - "старый мiръ"? Да разве есть еще

          Иной - новейшiй мiръ?

                    ЦЕЗАРЬ.

                              

          И вы его узнаете, когда

          Онъ явится съ новинками богатствъ

          И новыми болезнями. Все люди

          Его звать будутъ новымъ. Ведь для васъ

          

          Людскихъ ушей и глазъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Я имъ хочу

          И буду верять.

                    .

                              Верь, когда желаешь.

          Они, ведь, надуваютъ васъ прiятно,

          а это лучше, чемъ узнать дурную

          И горестную истину.

                    .

                                        Собака!

                    ЦЕЗАРЬ.

          Что, человекъ?

                    АРНОЛЬДЪ.

                              

                    ЦЕЗАРЬ.

                                                  Твой

          Покорнейшiй и преданный слуга.

                    АРНОЛЬДЪ.

          

          Я приведенъ сюда сквозь цепь убiйствъ

          И низкаго разврата.

                    ЦЕЗАРЬ.

                              Где же ты

          

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Тамъ, где царитъ

          Покой и миръ.

                    ЦЕЗАРЬ.

                              

          Ты сыщешь во вселенной? Все на свете

          Кипитъ въ движеньи вечномъ, начиная

          Съ планетъ небесныхъ и кончая жалкимъ,

          Последнимъ червякомъ. Движенье въ жизни

          

          Вращаются, пока не превратятся

          Въ бродячiя кометы, разрушая

          Все прочiя небесныя тела,

          Какiя встретятъ на пути. Последнiй

          

          Себе добычу на земле--и въ этомъ

          Онъ правъ вполне: онъ долженъ жить, какъ все

          Земныя твари, слепо повинуясь

          Закону жизни, давшему ему

          

          Ты долженъ точно такъ же подчиниться

          Всеобщему закону, не пытаясь

          Ему противиться ужъ потому,

          Что всякая попытка безполезна.

                    .

          А если бы попытка удалась?

                    ЦЕЗАРЬ.

          Тогда ее не стали бъ называть

          Сопротивленiемъ.

                    .

                              Удастся ль нынче -

          Что мы хотимъ?

                    ЦЕЗАРЬ.

                              Бурбонъ велелъ готовить

          

          Съ тобой работы.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Неужели долженъ

          Погибнуть Римъ? Отсюда вижу я

          

          И вернаго слуги его, Петра

          Апостола. Онъ поднимаетъ къ небу

          Свою вершину со святымъ крестомъ,

          Какъ бы стремясь туда, куда Христосъ

          

          Оставивъ крестъ, омоченный Его

          Святою кровью, намъ, въ залогъ блаженства,

          Тотъ крестъ, который былъ орудьемъ пытки

          Для Сына Божiя и вместе Бога,

          

                    ЦЕЗАРЬ.

          Они тамъ были и остались...

          АРНОЛЬДЪ.

                                                  Что?

                    .

          Кресты вверху на куполе я вижу,

          Внизу же въ храме алтари святые,

          А, сверхъ того, повсюду кулеврины,

          Пищали, топоры - ну, словомъ, все,

          

          Считать же техъ, кто будетъ убивать,

          Равно какъ и убитыхъ, - я не буду.

                    АРНОЛЬДЪ.

          Вотъ арки вечной прочности! Съ трудомъ

          

          Ихъ создали! Вотъ Колизей, въ которомъ

          Властители и ихъ рабы - такiе жъ

          Римляне, какъ они - смотрели гордо

          На бой зверей, царей лесовъ. Здесь львы

          

          Никемъ не покоренные, послушно

          Сражались на арене. Римг, казалось,

          Потребовалъ, смиривши мiръ, чтобъ гвери

          Ему несли такую жъ дань, сражаясь

          

          Здесь веселили сонмища гражданъ

          Своею смертью! Палъ одинъ--толпа

          Уже кричала: "подавай другого!"

          Ужель остатки эти будутъ также

          

                    ЦЕЗАРЬ.

                              Что - Колизей иль городъ,

          Соборъ Петра или другiя церкви?

          Ты, кажется, смешалъ въ твоихъ понятьяхъ

          

                    АРНОЛЬДЪ.

          Сигналъ на приступъ будетъ поданъ завтра,

          Чуть крикнутъ петухи.

                    ЦЕЗАРЬ.

                                        

          Окончится съ вечернею зарею,

          Когда засвищутъ соловьи; иначе

          Исторiя большихъ осадъ и войнъ

          Совсемъ изменится. Войска должны

          

          За долгiе труды.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Какъ ясно солнце

          Склонилось къ западу! Едва ли былъ

          

          Перешагнулъ чрезъ первый римскiй ровъ.

                    ЦЕЗАРЬ.

          Я это виделъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              

                    ЦЕЗАРЬ.

                                        Да, милый мой!

          Иль ты забылъ, что я былъ духъ, покуда

          Не принялъ, вместе съ маскою твоей,

          

          И вместе съ темъ горбунъ! Что жъ, говорятъ,

          Что будто Цезарь былъ плешивымъ;

          Исторiя жъ при этомъ прибавляетъ,

          Что онъ гораздо больше придавалъ

          

          Какъ парику, чемъ знаку славы. Вотъ

          Каковъ нашъ мiръ, что, впрочемъ, не мешаетъ

          Намъ быть веселыми. Я виделъ самъ,

          Какъ Ромулъ вашъ зарезалъ брата Рема

          

          А оба были рождены межъ темъ

          Одною матерью. Великiй Римъ

          Въ то время не былъ окруженъ стенами:

          Чтобъ ихъ сложить, была цементомъ первымъ

          

          Кровь жителей его прольется завтра

          Широкою рекою до того,

          Что воды Тибра покраснеютъ такъ же,

          Какъ были ранее оне желты,

          

          Ничтожно будетъ, если посравнить

          Резню такую съ темъ, что натворило

          Потомство первыхъ кровожадныхъ братьевъ,

          Облившее пурпурною рекой

          

          Они въ теченье множества столетiй

          Ихъ подвиги.

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Но въ чемъ же виноваты

          

          Живутъ въ полнейшемъ мире, наслаждаясь

          Спокойно яснымъ солнцемъ, въ тишине

          И добродетели.

                    ЦЕЗАРЬ.

                              

          Народы те, которыхъ раздавилъ

          Могучiй Римъ? Тсъ! слушай!

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Это песня

          

          Быть можетъ, накануне близкой смерти

          Для каждаго.

                    ЦЕЗАРЬ.

                              Они должны бы петь

          

          Прилично имя лебедей--то черныхъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

          Ты, вижу я, ученый.

                    .

                                        Я силенъ

          Действительно въ грамматике. Ведь я

          Себя готовилъ къ званiю монаха

          И, помнится, когда-то изучалъ

          

          Я могъ бы объяснить ихъ iероглифы

          Съ такой же легкостью, какъ ваши книги.

                    АРНОЛЬДЪ.

          Что жъ не займешься этимъ ты?

                    .

                                                  Я лучше

          Готовъ заняться темъ, чтобъ обращать

          Теперешнiя книги въ iероглифы,

          Ведь это настоящее занятье

          

          Законниковъ, философовъ и прочихъ

          Подобныхъ имъ. Весь этотъ родъ наверно

          Успелъ гораздо больше натворить

          Сумятицы въ понятьяхъ, чемъ толпа

          

          Те мирно разошлись, когда задача,

          Затеянная ими, не могла

          Осуществиться. И когда посмотришь,

          Изъ-за чего все разошлись: одинъ

          

          Стакнулись лучше межъ собою въ жизни:

          Невежество и глулость имъ не служитъ

          Причиной разойтись; наоборотъ:

          Такiя качества лежатъ въ основе

          

          Коранъ, Талмудъ и Шибболетъ; они

          На нихъ созиждутъ все!

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Довольно лаять

          

          Звучитъ и песня грубая солдатъ

          На свежемъ, чистомъ воздухе. Точь-въ-точь

          Спокойный гимнъ. Послушаемъ.

                    ЦЕЗАРЬ.

                                                  

          Я слышалъ песни ангеловъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        А также

          Вой демоноръ?

                    .

                              Да - и людей въ придачу.

          Послушаемъ: мне музыка по сердцу.

                    ХОРЪ СОЛДАТЪ

                    Чрезъ Альпы и тучи

                    Вожди насъ вели;

                    Съ Бурбономъ могучимъ

                    Мы По перешли:

                    

                    Король нами взятъ;

                    Мы страха не знали,--

                    Пусть песни гремятъ!

                    Бурбонъ - наша слава;

                    

                    Съ врагомъ на расправу

                    Мы бодро пойдемъ.

                    Лишь утро займется,

                    Отрядъ нашъ - впередъ;

                    

                    И стены возьметъ.

                    Какъ будемъ въ разбитый

                    Мы городъ вступать,

                    Лишь можетъ убитый

                    

                    Какъ Рима палаты

                    Бурбонъ нашъ возьметъ,

                    Добычей богатой

                    Никто не сочтетъ.

                    

                    Долой ключъ Петра!

                    Плодъ нашихъ усилiй

                    Дастъ много добра.

                    Пусть Тибръ обагрится

                    

                    Пусть храмъ огласится

                    Подъ звономъ шаговъ!

                    "Бурбонъ!" вотъ военный

                    Всегдашнiй нашъ крикъ.

                    

                    Впередъ насъ привыкъ.

                    Съ когортой испанцевъ

                    Въ главе мы идемъ,

                    Литавры германцевъ

                    

                    Италiи племя

                    Возстало на мать,

                    А намъ пришло время

                    На братьевъ возстать.

                    

                    Бурбонъ нашъ! За нимъ

                    Бездомной ватагой

                    Идемъ мы на Римъ!

                    ЦЕЗАРЬ.

          

          Для осажденныхъ!

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Да! но, ведь, они

          Прислушались къ припеву; но смотри:

          

          Его сподвижники. Признаться должно,

          Что съ виду онъ достойный бунтовщикъ.

(Отходятъ въ глубину сцены).

Входятъ и свита.

                    ФИЛИБЕРТЪ.

          Что съ вами, благородный герцогъ? Вы

          Не веселы?

                    .

                    Изъ-за чего же мне

          Веселымъ быть?

                    ФИЛИБЕРТЪ.

                              Но всякiй былъ бы веселъ,

          

          И доблестной победы.

                    БУРБОНЪ.

                                        Если бъ я

          Уверенъ былъ въ победе!

                    ,

                                        Въ нашемъ войске

          Сомненья нетъ. Когда бы стены были

          Изъ чистаго алмаза - и тогда

          Солдаты наши взяли бъ ихъ. Нетъ силы

          

                    БУРБОНЪ.

                              Они не дрогнутъ, точно -

          Я въ томъ уверенъ; да и какъ могли бы

          Они, имея во главе Бурбона,

          

          Мученьемъ голода, подумать только

          Объ отступленiи? Будь эти стены

          Высокими горами, те же люди,

          Что защищаютъ ихъ - богами древнихъ,

          

          Въ моихъ титанахъ. Все жъ, однако...

                    ФИЛИБЕРТЪ.

                                                            Мы

          Имеемъ дело ведь съ людьми--не больше.

                    .

          Я это знаю; но твердыни эти

          Пережили века великой славы

          И видели героевъ. Векъ минувшiй

          Могучихъ римлянъ полонъ весь тенями

          

          И нынче средь потомковъ. На стенахъ

          Мне чудятся они, и, призывая

          Меня окровавленными руками,

          Велятъ оставить городъ.

                    .

                                        Пусть велятъ!

          Ужель бояться будете вы мертвыхъ?

                    БУРБОНЪ.

          Они меня не думаютъ пугать;

          

          Когда бъ грозилъ мне даже самый Сулла.

          Но тени эти, складывая руки,

          Напротивъ, обращаются ко мне

          Съ покорною мольбой. Ихъ жалкiй взглядъ

          

          Меня лишаютъ силъ. Смотри! смотри!

                    ФИЛИБЕРТЪ.

          Я вижу только крепостныя стены.

                    БУРБОНЪ.

          

                    ФИЛИБЕРТЪ.

                                        Тамъ не видать

          Ни часового. Стража ихъ разумно

          Разставлена внутри, чтобъ избежать

          

          Стрелки задумали себе въ забаву

          Пустить десятокъ пуль подъ темной мглой

          Наставшихъ сумерекъ.

                    БУРБОНЪ.

                                        

                    ФИЛИБЕРТЪ.

                                                  Пожалуй,

          Когда назвать возможно слепотой -

          Не видеть то, чего не существуетъ.

                    .

          Здесь жило поколенiе героевъ

          Въ теченье двадцати вековъ Катонъ,

          Зарезавшiй себя затемъ, чтобъ только

          Не пережить скончавшейся свободы

          

          Завоевать - мне чудится стоящимъ

          На этихъ укрепленьяхъ. Цезарь самъ,

          Съ блестящей свитой выигранныхъ имъ

          Победъ, проходитъ медленно по стенамъ...

                    .

          Такъ завоюйте жъ городъ, за который

          Сражался онъ: вы сделаете этимъ

          Себя славнее Цезаря.

                    БУРБОНЪ.

                                        

          Исполню иль погибну.

                    ФИЛИБЕРТЪ.

                                        Умереть

          Въ подобномъ предпрiятiи не значитъ

          

          Напротивъ, зажигаетъ намъ зарю

          Для жизни безконечной.

Графъ Арнольдъ и Цезарь

                    ЦЕЗАРЬ.

                                        Те же, кто

          Простые только люди - неужели

          Должны они потеть подъ лучезарнымъ

          

                    БУРБОНЪ.

                                        А! нашъ славный

          Красавецъ изъ красавцевъ и храбрейшiй

          Изъ воиновъ, а съ нимъ и злоязычный

          

          Работу вамъ обоимъ.

                    ЦЕЗАРЬ.

                              Трудъ найдется

          И вамъ наверно, герцогъ.

                    .

                                        Да, горбунъ,

          Пришелъ бы только часъ - я докажу,

          Что буду не последнимъ изъ рабочихъ.

                    ЦЕЗАРЬ.

          

          Вы видели мой горбъ, когда въ сраженьи

          Вы, въ качестве начальника, держались

          За войскомъ, я жъ сражался впереди;

          Но этого враги сказать не могутъ.

                    .

          Ответъ хорошъ, и мне онъ поделомъ

          За то, что мною вызванъ. Но, однако,

          Я возражу, что грудь Бурбона также

          Всегда готова встретиться въ бою

          

          Съ тобой, будь ты хоть дьяволъ!

                    ЦЕЗАРЬ.

                                                  Будь я имъ,

          Мне было бъ незачемъ сюда являться.

                    .

          Но почему жъ?

                    ЦЕЗАРЬ.

                              Затемъ, что половина

          Солдатъ достойныхъ :

          Достанется ему, а остальную

          Отправите вы къ дьяволу еще

          Скорее и вернее.

                    БУРБОНЪ.

                              

          Горбатый вашъ прiятель на словахъ

          Не менее змея, чемъ и на деле.

                    ЦЕЗАРЬ.

          Вы, принцъ, неправы: первый змей былъ льстецъ,

          

          То я кусаюсь лишь - когда бываю

          Укушенъ кемъ-нибудь.

                    БУРБОНЪ.

                                        Ты храбръ - мне больше

          

          Въ карманъ за словомъ, чтобъ ответить - это

          Не меньшее достоинство. Я самъ

          Не только что солдатъ, но и товарищъ

          Моихъ солдатъ.

                    .

                              Подобное знакомство

          Едва ли имъ понравится: оно,

          Пожалуй, даже хуже, чемъ съ врагами,

          Затемъ, что длится долее.

                    .

                                        Эге!

          Прiятель, ты однако жъ позволяешь

          Себе ужъ слишкомъ много для шута.

                    ЦЕЗАРЬ.

          

          Правдивъ и откровененъ? Что жъ, пожалуй,

          Я буду лгать: мне въ этомъ нетъ труда.

          Вы не осудите меня, конечно,

          Коль скоро я васъ буду называть

          

                    БУРБОНЪ.

                    Филибертъ, оставь его:

          Онъ мужественъ. Мы видели всегда

          Его горбатую фигуру въ битве

          

          Сносить лишенья - онъ намъ доказалъ

          Способность и на это. На войне

          И въ лагере дозволю я охотно

          Порою развязать языкъ. Мне даже

          

          Лихого, хоть и грубаго рубаки,

          Чемъ хныканье трусливаго лентяя,

          Который спитъ и видитъ, чтобъ поесть

          Да выспаться лишь только заведется

          

                    ЦЕЗАРЬ.

          Какъ хорошо, когда бъ подобной долей

          Довольствовались также короли!

                    БУРБОНЪ.

          

          ЦЕЗАРЬ,

                    Молчать я буду, но за то

          Бездельничать не стану. Вамъ въ словахъ

          И книги въ руки, хоть болтать, признаться,

          

                    ФИЛИБЕРТЪ.

                                        Но чего же

          Ты хочешь, грубiянъ?

                    ЦЕЗАРЬ.

                              

          Пророки на земле.

                    БУРБОНЪ.

                              Оставь его;

          У насъ дела найдутся посерьезней.

          

          Надъ войскомъ, графъ Арнольдъ.

                    АРНОЛЬДЪ.

                                                  Я это слышалъ,

          Достойный принцъ.

                    .

                              Вы будете, конечно,

          При мне въ сраженьи?

                    АРНОЛЬДЪ.

                                        Если только вы

          

          На непрiятеля.

                    БУРБОНЪ.

                              Чтобъ поддержать

          Въ солдатахъ бодрость, я считаю нужнымъ,

          

          По лестнице на приступъ, и притомъ -

          Въ труднейшемъ месте.

                    ЦЕЗАРЬ.

                                        И, конечно, самомъ

          

          Поставленъ на приличную ступень

          Своимъ достоинствамъ и сану.

                    БУРБОНЪ.

                                                  Завтра,

          

          У насъ въ рукахъ. Великiй вечный городъ

          Умелъ сберечь главенство надъ людьми

          Во все века. Аларихъ занялъ въ немъ

          Тронъ Цезаря и уступилъ его

          

          Въ немъ властелиномъ - римляне иль готы,

          Или попы, великiй Римъ всегда

          Умелъ остаться властелиномъ мiра.

          Центръ варварства, религiи иль древней

          

          Имперiи. Чередъ его прошедшихъ

          Владыкъ минулъ - и наступаетъ нашъ.

          Надеюсь, мы сражаться будемъ такъ же

          Отважно, какъ они, а управлять

          

                    ЦЕЗАРЬ.

                              О, конечно! Лагерь

          Всегда считался лучшей школой всехъ

          Гражданскихъ доблестей. Но что же вы

          

                    БУРБОНЪ.

                                        То, чемъ былъ

          Онъ прежде.

                    ЦЕЗАРЬ

                    

                    БУРБОНЪ.

          Нетъ, рабъ, - но темъ, чемъ былъ во времена

          Онъ Цезаря, чье имя носишь ты,

          Какъ многiя собаки!

                    .

                              Точно такъ же,

          Какъ короли. Прекрасное названье

          Для кровожадныхъ псовъ!

                    БУРБОНЪ.

                                        

          Языкъ змеи! Неужли ты не можешь

          Хоть слово вымолвить серьезно?

                    ЦЕЗАРЬ.

                                                  Нетъ!

          

          Не по-солдатски: разсуждать прилично

          Начальникамъ, а мы, пустая сволочь,

          Должны смеяться. Изъ чего же намъ

          Заботиться? Начальство разсуждаетъ

          

          Всего опасней думать: вздумай войско

          Заняться этимъ, вамъ итти пришлось бы

          Однимъ на приступъ города.

                    БУРБОНЪ.

                                        

          Острить и злоязычничать въ награду

          За то, что ты по счастью храбръ и смелъ.

                    ЦЕЗАРЬ.

          Благодарю за лестную свободу!

          

          У васъ на службе.

                    БУРБОНЪ.

                              Завтра ты заплатишь

          Себе за службу самъ. Награда ваша

          

          Однако же отправиться въ советъ.

          Вы съ нами, графъ Арнольдъ?

                    АРНОЛЬДЪ.

                              Въ совете ль, въ битве ль

          

          Мной какъ хотите, принцъ

                    БУРБОНЪ.

                                        Поверьте, я ценю

          Глубоко вашу преданность и завтра

          

                    ЦЕЗАРЬ.

          А я что долженъ делать?

                    БУРБОНЪ.

                                        Точно также

          

          Прощайте!

                    АРНОЛЬДЪ (Цезарю).

                    Приготовь оружье къ битве

          

(Бурбонъ, Арнольдъ, Филибертъ и свита уходятъ).

                    ЦЕЗАРЬ.

                                        Ждать въ палатке?

          Иль думаешь ты точно, что тебя

          

          Изъ рукъ моихъ? Ты, кажется, не хочешь

          Понять того, что если я взвалилъ

          Себе на плечи плоть твою, то это

          Единственно какъ маску. Вотъ такъ люди!

          

          Адамовы ублюдки! Вотъ что значитъ

          Дать искру мысли плоти! Дрянь и персть,

          Она всегда вращается въ хаосе

          Лишь глупостей и выдаетъ свою

          

          Дурачиться съ толпою этихъ куколъ.

          Для духа позволительно заняться.

          Въ свободный часъ такими пустяками;

          Когда жъ наскучитъ это, мне найдется

          

          По мненью жалкихъ смертныхъ, созданъ только

          Въ утеху имъ. Ведь стоило бы мне

          Лишь захотеть, чтобъ тотчасъ же обрушить

          Одну изъ звездъ на нихъ, спаливши разомъ

          

          Какъ все они забегали бъ кругомъ,

          Точь-въ-точь какъ муравьи, забывъ свои

          И ссоры, и заботы! Ха! ха! ха!

(Уходитъ).



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница