Чайльд Гарольд.
Примечания.
Песнь первая

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Байрон Д. Г., год: 1818
Категория:Поэма

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Чайльд Гарольд. Примечания. Песнь первая (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Примечания.

Настоящия пояснительные примечания представляют собою свод главных комментариев к отдельным местам произведений Байрона. Мы прежде всего даем: 1) почти полностью примечания самого Бaйрона, опуская из них только весьма немногия замечания поэта относительно особенностей слога и отдельных выражений. По отношению к русскому переводу эти замечания, конечно, теряют всякий смысл. 2) С тою-же полнотою, т. е. только с опущением замечаний о языке, мы приводим примечания друзей Байрона, составленные в конце 1820 годов для первых посмертных изданий. Эти примечания (Томаса Мура, Вальтера Скота, Джеффри и др.) очень ценны как потому что, при всей своей сжатости, очень содержательны, так и потому, что часто являются отголоском того впечатления, которое сочинения Байрона производили на современников. 3) Примечания из новейшого издания Кольриджа и Протеро (1900--1904). Чрезвычайно обстоятельные (особенно Протеро), эти примечания слишком подробны для русского читателя и из них взято только существенное. 4) Примечания и разъяснения из некоторых других источников - прекрасного, но не законченного издания Кельбинга, специальных монографий об отдельных произведениях Байрона и т. д. Указываются также все переводы произведений Байрона на рус. язык.

Главное участие в извлечении и переводе настоящих примечаний принял П. О. Морозов. Указания на русские переводы и извлечения ив них принадлежат С. А. Венгерову. Ред.

 

ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬД. 

(Child Harold's Pilgrimag). 

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ.

Начата в Янине (Албавия) 31 окт. 1809. Напечатана вместе со 2 песнью, в марте 1812.

Стр. 13. Эпиграфом взяты начальные строки книги: "Le Cosmopolite, on le Citoyen du Monde" (Londres 1753), соч. Фуэкре де-Монброн (yм. 1761). Автор много путешествовал по Европе, был два раза в Англии и своим девизом выбрал изречение Цицерона: "Patria est ubicunque est bene". Байрон говорил, что "эта забавная книжечка полна французского легкомыслия".

Стр. 13--14. Предисловие: Считаю почти лишним указать... изданном Г. Скотом.

В XIII и XIV столетиях слово child означало юношу благородного происхождения, ожидающого посвящения в рыцарство (так, напр., в романах об Ипомидоне, сэре Триамуре и др.). Старинные английские писатели часто употребляют его как титул; в поэме Спенсера "Царица фей" так постоянно называется принц Артур. Байрон употребляет это слово в спенсеровском смысле, как благородного юноши.

Лорд Джон Максуэлль убил в Ачменгилле (1608) сэра Джемса Джонстона в отмщение за поражение и смерть своего отца при Дрифф Сэндее (1593), и должен был бежать во Францию. Это и послужило поводом для его баллады "Прощание".

Стр. 15. Дополнение к преаисловию.

"Сент-Палэ в разных местах, особенно же в т. II, стр. 69".

Mémoires sur l'ancienne chevalerie, par M. de la Curne de SaintePal aye, P. 1781, II, 69: "Прочтите в романе о Жерарде Руссильонском, на провансальском языке, весьма обстоятельное описание приема, оказанного графом Жерардом посланнику короля Карла; вы найдете там замечательные подробности, дающия странное представление об этой эпохе, столь же развращенной, как и невежественной".

Стр. 16. К Ианте. Ианта ("цветок нарцисса") - критская девушка, невеста Ифиса (Овид., Метаморф., IX, 714). Может быть, под влиянием байроновского посвящения имя Ианты явилось в поэме Шелли "Царица Маб" (1812, 1813); это же имя Шелли дал и своей старшей дочери (миссис Эсдэйль, род. 1813, ум. 1876).

Посвящение относится к 13-летней Шарлотте Мери Гарлей, второй дочери Эдуарда, графа Оксфордского и Мортимерского. Она род. в 1801 г., а в 1823 вышла за капитана, впоследствии генерала, Антони Бэкона (ум. 1864), который вместе с "молодым, любезным Говардом" (см. Чайльд-Гарольд, III, XXIX) участвовал в последней, роковой атаке Ватерлоо. Лэди Шарлотта Бэкон ум. 9 мая 1880 г. Байрон познакомился с нею, вероятно, при посещении её родителей в Гирфордшире, в октябре--ноябре 1812 г. По просьбе Байрона, известный художник Ричард Вэстоль нарисовал воспроизведенный в настоящем издании прелестный портрет девушки; гравюра с портрета приложена была к изданию первых двух песен "Ч.-Гарольда" (1813), но без имени Шарлотты.

В одной из черновых рукописей Пушкина оказался прозаический перевод первых 3 1/2 строф этого посвящения, и притом - в двух редакциях: слово в слово и несколько обработанной. Приводим эту последнюю.

"Ни в краях, по коим я странствовал и где красота издавна почиталась совершенством, ни в видениях, по коим сердце воздыхает, сожалея, что они - пустые грезы, ничего, тебе подобного, ни во сне, ни на яву не являлось мне. Тщетно захотел бы я описать изменчивые и блестящия твои прелести: для того, кто не видел тебя, слова мои были бы слабы; тому, кто на тебя смотрит, какая речь может их выразить?

О, останься век тою же, что ты теперь, достойная обещаний весны твоей, прекрасна видом, сердцем горяча и безпорочна, образ на земле любви без крыл и без обману перед воображением надежды! И верно та, которая теперь столь нежно ведет твою юность, в тебе этот минутный блеск созерцает, радугу будущих лет твоих, пред коим небесным видом всякая грусть исчезает.

Юная Пери запада! Счастлив я, что я почти вдвое старше тебя: безлюбовный взор мой может тебя видеть и безопасно глядеть на блеск расцветающей твоей красоты. Счастлив я, что не увижу её в увядании; счастливее тем, что пока молодые сердца истекать будут кровью, мое избежит участь, предопределенную твоими глазами даже и тому, чье удивление восторжествует, но смешанное с муками, определенными самым счастливейшим часам любви.

О, пусть эти очи, тихия, как у газели, то ясно смелые, то прекрасно стыдливые, увлекательные, когда сверкают, ослепляющия, когда недвижимы, блеснут на страницу сию!

Стр. 17. Строфа I. Первоначально поэма начиналась со II строфы; только по возвращении своем в Англию, осенью 1811 г., Байрон написал эту вступительную строфу, чтобы поэма не начиналась "слишком резко".

Стр/ 17. Хот видел я твой храм - обломки зданья.

В подлиннике определенно назван Дельфийский храм. В подписи под рисунком на стр. 17 и 19 по недосмотру, вместо "Дельфы" напечатано Дельфи.

"Деревушка Кастри стоит частью на месте Дельф. Вдоль горной тропинки, идущей от Криссо, находятся остатки могил, высеченных в скале или из камня. "Одна из них", говорил проводник, - "могила царя, сломавшого себе шею на охоте". Конечно, его величество выбрал самое подходящее место для такой кончины.

Несколько выше Кастри находится пещера, но преданию - пещера Пифии, огромной глубины; верхняя часть её вымощена и теперь служит коровником. На другой стороне Кастри стоит греческий монастырь; несколько выше него находится расщелина в скале, с рядом пещер, доступ к которым затруднителен, ведущая, повидимому, во внутрь горы, - вероятно, к Корикийской пещере, упоминаемой у Павзания. Отсюда берет начало источник и "Кастальская роса". (прим. Байрона).

Байрон и Гобгоуз ночевали в Криссе 15 декабря 1809 г. и на другой день посетили Дельфы. "Мы были орошены", говорит Гобгоуз, "брызгами безсмертного ручья, и здесь более, чем где-либо, должны были бы почувствовать поэтическое вдохновение; мы напились также и из самого источника, но - по крайней мере, я говорю о себе - не почувствовали ничего необыкновенного".

Стр. 17. Строфа II. В письме к Муррею из Равенны, от 19 ноября 1820 г., вспоминая о своих юношеских проказах, Байрон, между прочим, говорит, что в апреле 1809 г. он приехал в Ньюстедское аббатство вместе с своим товарищем Мэтьюзом {Чарльз Скинер Метьюз, кембриджский кандидат, утонул в августе 1811 г. О нем см. примечание Байрона к ХСИ строфе I песни "Ч.-Гарольда".}: "там я нашел славный погреб и запас маскарадного монашеского одеяния. Нас собралась компания человек в семь-восемь, не считая случайно наезжавших соседей, и мы обыкновенно одевались в монашеския рясы и просиживали до темной ночи, попивая бургонское, кларет, шампанское и прочие напитки из и разного рода стаканов, и потешались на пропалую, все в тех же одеяниях. Мэтьюз всегда звал меня "аббатом"... и т. д.

Стр. 18. Строфа III. В первоначальной редакции поэмы герой её носил имя Childe Burun (Чайльд-Бэрон), которым как бы подчеркивалось автобиографическое значение этого произведения. В стихе:

Но всякое преступное деянье

Потомка загрязняет предков честь

заключается указание на одно событие из семейной хроники Байронов. Дед поэта, Вильям, пятый лорд Байрон, смертельно ранил своего родственника Ча(э)ворта на поединке без свидетелей в одной из лондонских таверн (1765). Он был признан виновным в предумышленном убийстве, но, во внимание к его званию лорда, оставлен на свободе. Среди местных жителей он был известен под прозвищем "нечестивого лорда", и о нем ходило много рассказов, правдивых и выдуманных, изображавших его в дурном свете. Он умер в Ньюстэде в 1798 г.

Стр. 18 Строфа V. Гарольд был очарован лишь одною.

Мэри Чаворт о которой еще не раз будет речь. Ср. "Стансы к одной даме, при отъезде из Англии", "Сон" и биографию Байрона. Мэри-Анна Чэворт, внучка Чаворта, убитого в поединке лордом Вильямом Байроном в 1765 г., вышла замуж, в августе 1805 г., за Джона Местерса. Она умерла в феврале 1832 г.

Стр. 18. Строфа VII.

Там некогда монахи обитали и т. д.

При прежнем владельце Ньюстада в озере найден был медный орел, внутри которого, в числе разных документов, оказалась жалованная грамота Генриха V, дающая "полное прощение за все преступления, совершенные монахами ранее 8-го минувшого декабря, за исключением убийств, если таковые совершены были после 19-го ноября". Монахи были постоянным источником разного рода забав для ньюстэдских "кутил". Френсис Годжсон насмешливо вспоминает о них в стихах "На развалинах аббатства в романтической местности": "Утренний колокол, глухо раздаваясь в лесной просеке, уже не станет вызывать жирного аббата из его сонной кельи, предупреждая девицу (если только девица была там), что ей пора бежать", и пр.

Стр. 18. Строфа IX. В изображении одиночества Ч.-Гарольда, покинутого друзьями, отразилась одна подробность из личной жизни Байрона: старый школьный товарищ отказался провести с ним последний день перед отъездом его в путешествие, повинившись в письме, что он обещал своей матери и нескольким дамам пойти с ними по магазинам. Это был, по всей вероятности, лорд Делавар. "О, дружба!" говорил Байрон Далласу. "Я не верю, чтобы здесь остался кто нибудь, кроме вас и вашей семьи, да еще, может быть, моей матери, кто бы безпокоился обо мне". Впрочем, по замечанию Чарльза Лэмба, Байрона нельзя понимать слишком буквально. Конечно, он был огорчен поступком товарища, и впоследствии, с целью усилить трагическое положение Ч.-Гарольда, придал этому частному случаю общее значение.

Стр. 18. Строфа X.

С любимою сестрой в отъезда час

Не виделся...

В одной из зачеркнутых строф прощания Ч.-Гарольда (см. ниже) он жалуется, что не видел сестры своей "уж более трех лет". Августа Байрон (род. в январе 1783, ум. в ноябре 1851), единокровная сестра поэта, по смерти своей воспитательницы-бабушки, графини Гольдернес, жила с детьми своей матери, лэди Чичестер и герцогом Лидсом, иногда же гостила у своего двоюродного брата, графа Карлейля, и в семье генерала Гаркорта. В 1807 г. она вышла за своего родственника, драгунского полковника Джорджа Ли (Leign). С конца 1805 г. Байрон находился с нею в более или менее постоянной переписке, но личных свиданий между ними не было.

Строфа XI.

"На ваше замечание о выражении: "Central line (центральная линия, т. е. экватор) я могу ответить только, что до отъезда своего из Англии Ч.-Гарольд имел твердое намерение проехать в Персию и вернуться через Индию, чего он не мог бы сделать, не пересекая экватора", писал Байрон Далласу 7 сент. 1811. О своем намерении поехать в Персию в марте или не позже мая 1809 г. Байрон говорит в письме к матери от 7 октября 1808 г.

Стр. 20. Прощание Ч.-Гарольда. 3.

Малютка паж!

Это был Роберт Руштон, сын одного из ньюстэдских фермеров. "Роберта я возьму с собой", писал Байрон матери, перед отъездом, из Фальмута, 22 июня 1809 г. "я его люблю, потому что и у него, как и у меня, кажется, вовсе нет друзей. Скажите г. Руштону, что сын здоров и ведет себя хорошо". Однако, мальчик так затосковал по родине, что Байрону пришлось уже из Гибралтара отправить его домой, под наблюдением старого слуги Джозефа Муррея, который провожал Байрона до этого пункта. При этом Байрон написал отцу Роборта письмо, в котором очень хорошо отозвался о поведении мальчика и назначил на расходы по его воспитанию 25 ф. в год на три года.

Стр. 20. Прощание Чайльд-Гарольда 6.

Ты бледен, верный мой слуга.

Слуга Байрона Вильям Флетчер. Он служил поэту 20 лет, ухаживал за ним во время его предсмертной болезни и привез его останки в Англию. Байрон нередко подшучивал над своим верным "йоменом". Так, напр., в одном из писем к матери он говорит: "Флетчер не из храброго десятка; он требует таких удобств, без которых я могу обойтись, и постоянно вздыхает о пиве, говядине, чае, о своей жене и чорт знает, о чем еще. Однажды ночью мы были захвачены грозой, а в другой раз чуть не потерпели кораблекрушения. В обоих случаях он совершенно растерялся: в первый раз - от страха голода и бандитов, а во второй - от страха утонуть. Глаза у него немного распухли, - не то от молнии, не то от слез, не знаю, отчего. Я всячески старался его утешить, но он оказался неисправным. Он посылает шесть вздохов своей Салли (Саре, жене). Я поселю его на ферме: он был мне верным слугой, и Салли - хорошая женщина". Впоследствии, после разных приключений на суше и на море, Флетчер открыл в Лондоне "итальянскую" лавочку.

Стр. 20. Прощание Чайльд-Гарольда. 8.

Больней всего, что ни о чем

Не стоит лить мне слез.

"Я покидаю Англию без сожаления, и вернусь туда без радости", писал Байрон Годжсону из Фальмута, 25 июня 1809. "Я похож на Адама, - первого человека, осужденного на изгнание, но у меня нет Евы, и я не ел яблоков, кроме диких и кислых". В другом письме к тому же лицу, из Лиссабона, читаем: "Все, что угодно, лучше Англии, - и до сих пор я бесконечно радуюсь своему путешествию".

Стр. 20. Прощание Чайльд-Гарольда. 9.

Другим накормленный, меня

Укусит у ворот.

"Я не намерен переделывать 9-ю строфу Прощания", писал Байрон Далласу, 23 сентября 1811: "у меня нет основания считать свою собаку лучше прочих скотов - людей; а рассказы об Аргусе, как известно, - миф".

Стр. 20. Строфа XIV.

Здесь Цинтрских гор блестит хребет зубчатый.

"Иглоподобные" вершины Цинтры (вернее Синтры), на сев.-зап. от Лиссабона, видны с устья р. Тахо.

Стр. 20. Строфа XIV.

Там океану Тахо дан несет.

Ср. Овидия, Amores, I, 15, и Плиния, Hist. Natur., IV, 22. Небольшие крупинки золота и до сих пор еще находятся в песке Тахо; но их количество совершенно незначительно как, вероятно, было и в древности.

Стр. 21. Строфа XVI.

Но Лузитанец дик и полн гордыни.

Ср. "Проклятие Миневры". В первоначальном тексте строф XV и XVI были еще более резкия выражения, смягченные, вероятно по совету Далласа.

"Сравнивая ХVИ-ю и следующия 13 строф поэмы с письмами Байрона к матери о своем путешествии, читатель убедится (говорит Томас Мур), что эти строфы являются верным отголоском впечатлений, произведенных на поэта местностями, в которых он побывал".

Стр. 21. Строфа XVIII.

На Цинтру бросьте взоры; всякий с раем и т. д.

"Деревня Синтра, милях в пятнадцати от Лиссабона, - может быть, красивейшее во всех отношениях место в Европе", писал Байрон своей матери из Гибралтара, 11 августа 1809 "здесь можно видеть красоту всякого рода - природную и искусственную, дворцы и сады, возвышающиеся посреди утесов, водопадов и пропастей, монастыри на страшной высоте, обширный вид на море и на Тахо... Дикость западной горной Шотландии соединяется здесь с зеленью южной Франции. Неподалеку отсюда, миль за десять вправо, дворец Мафра, гордость Португалии; его величественным видом и изяществом могла бы гордиться и любая страна"... Соути, редко в чем согласный с Байроном, также писал, возвратясь из своего путешествия по Испании (1801), что "по красоте все английские, а может быть и все вообще виды должны уступить первенство Синтре".

Стр. 22. Строфа XX.

А вот и монастырь.

"Монастырь "Скорбящей Божией Матери", Nossa Señora de Pena, на вершине скалы. Внизу, на некотором разстоянии, находится Пробковый монастырь, где св. Гонорий вырыл себе пещеру, над которою находится его эпитафия. С холмов видно море, отчего пейзаж становится еще красивее". (Прим. Байрона к 1-му изданию). "После напечатания этой поэмы мне было указано (Вальтер Скотом) на ошибочный перевод названия Nossa Senora de Peña; я опустил "тильду", значек над буквой n, от которого изменяется значение слова: со значком peña значит скала, а без значка - pena - скорбь. "Божией Матери на скале", но я могу допустить и другое наименование - от суровости принятых здесь правил жизни". (Прим. Байрона ко 2-му изданию).

Стр. 22. Строфа XX.

А там Гонорий жил на дне пещеры.

На камне над пещерою высечена надпись в память Гонория (ум. в 159 г., 95 лет).

Et ideo cum Deo in coelis revivit.

Стр. 22. Строфа XXI.

Средь этих мест встречается не мало

Таинственных крестов,

"Я не помню там никаких крестов". Эти кресты не произвели на Гобгоуза никакого впечатления, так как он понял, что это - просто путевые знаки. Мэтью Льютас объясняет в Athenaeum, 19 июля 1873, что направление неровной и извилистой тропинки, идущей по горе к монастырю от большой дороги, обозначено многочисленными крестами, которые Байрон по ошибке счел памятниками будто бы совершенных там убийств.

Стр. 22. Строфа XXI.

. . . не исключенья,

Убийства там, где потеряв значенье

Не в силах граждан жизнь оберегать закон.

"Хорошо известно, что в 1809 году на улицах и в окрестностях Лиссабона совершались португальцами убийства, жертвами которых были не местные жители, а англичане; их резали чуть не каждый день, и мы не только не получали удовлетворения, но, напротив, нам не позволяли даже вмешиваться, когда мы встречали соотечественника, защищавшагося против своих "союзников". Однажды меня, вместе с моим другом, остановили на людной улице, против открытого магазина, в восемь часов вечера, когда мы ехали в коляске в театр; по счастью, мы были вооружены; не будь этого, - я нисколько не сомневаюсь, что мы послужили бы "украшением рассказа" вместо того, чтобы самим об этом рассказывать. Эти преступления не ограничиваются одной только Португалией; в Сицилии и на Мальте нас убивают, средним числом, по одному каждую ночь, - и ни один сицилианец или мальтиец никогда не бывает наказан!". (Прим. Байрона).

Строфа ХХИи.

И ты, Ватек, любивший роскошь брит.

"Ватек" - восточная сказка Вильяма напеч. по-французски в 1784 и по-английски в 1787 г. Байрон очень ценил это произведение. "Я не знаю", говорил он в одном из своих дневников, "откуда автор почерпнул свой рассказ; но по верному изображению обычаев, по красоте описаний и силе фантазии он превосходит все европейския подражания восточному и отличается такою оригинальностью, что кто бывал на Востоке, может подумать, что это - просто перевод". Автор этой сказки, Вильям Бекфорд (1760--1844), сын лондонского лорда-мэра, 18-ти лет от роду получил в наследство миллион фунтов наличными и 100 тыс. ф. годового дохода и был, действительно, в свое время, богатейшим человеком в Англии. Он много путешествовал и, между прочим, провел два года (1794--96) в уединении, в Кинта да-Монсеррате, в трех милях от Синтры.

Стр. 23. Строфа XXIV.

"Синтрская конвенция была подписана во дворце маркиза Мариальвы. Позднейшие подвиги лорда Веллингтона загладили этот неразумный поступок. Веллингтон действительно сотворил чудеса: может быть, он даже изменил характер нации, примирил предразсудки соперников и уничтожил замыслы неприятеля, никогда не отступавшого пред его предшественниками". (Прим. Байрона).

"Перемирие, переговоры, конвенция, исполнение её постановлений, - все это началось, происходило и закончилось на разстоянии тридцати миль от Синтры и не имело с этим пунктом ни малейшей связи, - ни политической, ни военной, ни местной. Тем не менее, лорд Байрон написал, что конвенция была подписана во дворце маркиза Мариальвы в Синтре" (Napier, History of the Peninsular War I, 161).

Стр. 23. Строфа XXV--XXVI.

21 августа 1808 г. сэр Гарри Беррард (1755--1813) был назначен главнокомандующим на место сэра Артура Уэллесли (впоследствии Веллингтон), который в тот же день разбил Жюно при Вимиере. Немедленно Беррард отменил приказ Уэллесли преследовать неприятеля и не воспользовался победой. На следующий же день (22 авг.) на место Беррарда был назначен сэр Гью Дэльримиль, а 23го генерал Келлерман сообщил англичанам предложения Жюно, которые, неделю спустя, были оформлены в так наз. синтрской конвенции, подписанной Келлерманом и Уэллесли. Когда в Англии получено было известие о том, что войска Наполеона были отражены с потерями и что французы, несмотря на это, все-таки получили возможность благополучно выступить из Португалии, генералы подверглись громкому и общему порицанию. Вмешательство Беррарда в планы Уэллесли, конечно, было необдуманно и несвоевременно; но когда уже упущен был удобный момент для преследования неприятеля, тогда принятие предложений Жюно стало уже неизбежным. Военный совет, созванный в Лондоне в январе 1819 г., утвердил перемирие 22 августа и конвенцию; но ни Дэльримпль, ни Беррард уже не получили командования, и только сражение при Талавере (28 июля 1809) изгладило память о Синтре и возстановило репутацию Уэллесли.

                              I.

          Вот золотом, потомству в поученье,

          Начертан в списке господин Жюно;

          И прочие не лишены значенья,

          

          Победой обольщенные, давно

          Они за подвиг лавров ожидали

          И были одурачены равно.

          Сэр Артур, Гарри и Дэльримиль попали

          

                              II.

          Конвенцией зовется демон злобный,

          Что в Мариальве рыцарей смутил,

          Отняв их ум (коль был у них подобный),

          

          Когда газетный лист нам сообщил,

          Что бросил галл равнину Вимиеры,

          Наперерыв тут каждый заспешил -

          Все "Хроники", и "Почты", и "Курьеры" -

          

                              III.

          Вдруг привела конвенция в движенье

          Все перья, руки, ноги, языки;

          Мэр, альдермэн забыли угощенье;

          

          И Коббет сам, молчавший от тоски

          Семь дней, вскочил в порыве чудотворном,

          Крича, что могут только дураки

           Себя связать условием позорным.

          

                              IV.

          Все вопияли к Небу... Слыша глас

          Короны нашей преданных вассалов,

          Решило Небо строго в тот же час

          

          Но Милость их взяла под свой покров,

          Зане они врагов своих щадили

          (Иль милостивы судьи к Бингу были?)

          Закон для плутов, не для дураков.

          

          Благословляя судей хладнокровье.

          (Переведено П. О. Морозовым для наст. изд.)

1. Депеша сэра Хью Дэльримпля о т. н. синтрской конвенции, от 3 сент., появилась в экстренном прибавлении к "Лондонской Газете" 16 сент. 1808 г. Коббет напечатал в "Weekly Political Registes" ряд статей, в которых резко порицал эту конвенцию, допустившую свободное отступление французских войск из Португалии.

2. "Мычащий зверь" (blatant beast) - фигуральное обозначение черни, впервые употребленное, кажется, Смоллетом в Приключениях одного атома. Гораций называет чернь "bellua multoium capitum", - многоголовым зверем. В Англии, по счастью, у нея нет даже и одной головы.

остались целы, - вероятно но логике Кандида, - pour encourager les autres {Dans ce paysci il est bon de tuer de temps on temps un amiral pour encourager les autres. Candide, XXII.}.

Стр. 23. Строфа XXVII.

Верхом! Верхом!

"первая станция от Лиссабона, куда можно попасть только водой") поехали верхом в Севилью. "Лошади здесь превосходные, - мы проезжали по 70 миль в день", писал Байрон Годжсону и своей матери, 6 и 11 агв. 1809.

Стр. 23. Строфа XXIX.

Вот Мафра, где, судьбы узнав измену,

Царица Лузитании жила.

"Размеры Мафры громадны: в ней помещаются дворец, монастырь и великолепная церковь. Шесть органов по своему изяществу красивее всех, когда-либо иною виденных; мы их не слыхали, но нам говорили, что их звук соответствует их красоте. Мафру называют португальским Эскуриалом"

Мафра построена (1717--1730) королем Жуаном V.

"Несчастная королева впоследствии совершенно сошла с ума, и доктор Уиллис, который вообще очень удачно справлялся с королевскими головами, ничего не мог с нею сделать". (Прим. Байрона).

Мария I (1734--1816), бывшая женою своего дяди, Педро III, царствовала сначала вместе с ним (1777--86), а потом одна. Смерть супруга, любимого духовника и затем - сына так на нее подействовала, что королева впала в меланхолию. После 1791 г. она была королевой уже только номинально, а в 1799 г. её сын Мария-Хосэ-Люис был назначен регентом.

"Я описал португальцев такими, какими их видел. Нет сомнения, что с тех пор они стали лучше, по крайней мере - в отношении храбрости". (Прим. Байрона).

Здесь же следовала в рукописи "Заметка об Испании и Португалии", исключенная по настоянию Далласа:

"Недавно мы слышали чудеса о португальцах и об их доблести. Дай Бог, чтобы это было так и впредь; но "если бы это было во время спанья, Галь, - все было бы ладно!" Им надо еще сражаться много часов прежде, чем количество их потерь убитыми сравняется с числом наших соотечественников, зарезанных этими милыми тварями, которые теперь превратились в "caèodores" и еще Бог знает во что. Я указываю лишь на факты, не ограничивающиеся одною только Португалиею: и в Сицилии, и на Мальте нас убивают, средним числом, по одному каждую ночь, - и ни один сицилианец или мальтиец не подвергается наказанию. Это отсутствие защиты - позор для нашего правительства и правителей, потому что убийства так же ясны, как освещающая их луна и не замечающее их равнодушие. Надо надеяться, что португальцев будут поздравлять с "Потерянной надеждой", - если трусы становятся храбрецами (в углу, как и все им подобные), то пускай и выказывают свою храбрость. Но вот открывается подписка в пользу этих ϑρασυδειλοι (им нечего стыдиться названия, данного некогда спартанцам) {Люди, которые притворяются героями Этика, III, 9--7).} и все благотворительные буквы, от показного А до недоверчивого Z, включая сюда и 1 ф. 1 шил. 0 пенсов от "Почитателя доблести", выставляются на листах в Ллойде, во славу британского благоволения! Очень хорошо! Мы и сражались, и подписывали деньги, и жаловали лордства, и хоронили убитых нашими друзьями и врагами, - и вот, все это теперь надо снова проделывать. Мы как Лиен-Чи (у Гольдсмита в "Гражданине Вселенной"), становимся старше, но не лучше". Интересно было бы знать, кто станет подписываться в нашу пользу в 1815 г. или около того времени, и какая нация вышлет 50 тысяч человек для того, чтобы их сначала перерезали в столице, а потом опять вырезали, по ирландской моде, девять из десяти, на "ложе чести", которые, как говорит сержант Кайт (в пьесе Фаркуара "Вербовщик"), значительно шире и гораздо удобнее, чем "ложе войны". Затем нам надо иметь поэта, который напишет "Видение дона Персиваля" и великодушно пожертвует доход от продажи прекрасно и в большом числе экземпляров напечатанного тома in-quarto на возстановление "Баквинда" и "Канонгэта" или на снабжение полуизжаренных шотландцев новыми юбками {В письме к Морриту от 26 апр. 1811 В. Скотт говорит: "Я обдумываю несколько лирических куплетов, имеющих отношение к Пиринейскому полуострову; если мне удастся их отделать, то я надеюсь получить что-нибудь от книгопродавцев в пользу португальских страдальцев. "Серебра и золота не имею, но что имею, то дам им". Мое произведение называется: "Видение дона Родерика".}. Как бы то ни было, лорд Веллингтон совершил чудеса; то же самое сотворил и его восточный брат, которого я видел в то время, как он переезжал через французский флаг; я слышал также, как он бормотал на ломаном испанском языке в ответ на речь какого то патриота-сапожника в Кадиксе, по случаю собственного прибытия в этот город и отбытия пяти тысяч храбрых британцев из этого "лучшого из всех возможных миров" (Панглосс, в Кандиде). депеши и чернь называли ее победой Куэсты и почти не упоминали о виконте; французы называли ее своею (к великому моему огорчению, потому что французский консул в Греции заткнул мне рот вонючей Парижской Газетой, - словно я убил Себастьяни {Наполеоновский генерал Себастьяни (1772--1851) разбил испанцев при Сиудад-Реале, 17 марта 1809 г. В своем оффициальном донесении он писал, что более 3000 испанцев было изрублено саблями во время бегства. При Талавере, 27 июля, его корпус понес тяжелые потери; но он снова разбил испанцев при Альмонасиде, 11 августа.} "в клеенчатом плаще" и короля Жозефа "в зеленом платье"), - а мы еще не решили, как и чьею ее называть, - потому что, разумеется, она была не ваша. Во всяком случае, отступление Массены (май 1811) большое удобство: а так как мы в последние годы не привыкли преследовать неприятеля, то и не удивительно, что мы на первое время чувствуем себя немножко неловко. Но мы, разумеется, исправимся; а если нет, то нам стоит только усвоить свою старую тактику отступления, - и тогда мы будем дома".

Стр. 25. Строфа XXXIII.

Если Байрон (ср. строфу XLIII) на пути из Лиссабона в Севилью проезжал по равнине Альбуэры, то он должен был переехать через испанскую границу между Эльвасом и Бадахосом. В таком случае "ручеек" есть речка Кайя.

Стр. 26. Строфа XXXIV.

Воспетая в баладах Гвадиана.

Байрон, повидимому, уже успел настолько ознакомиться с испанским языком, что был в состоянии понимать и ценить произведения народной поэзии, не имеющей себе ничего подобного в Европе. Он перевел одну из лучших баллад о гренадской войне, "Romance muy doloroso del sitio у toma de Alhama".

Где знамя, что

Пелаг в бою носил и т. д.

"Дочь графа Юлиана, испанская Елена. Пелайо отстаивал свою независимость в крепостцах Астурии, а потомки его наследников, спустя несколько столетий, завершали свою борьбу с маврами завоеванием Гренады"

"Почти все испанские историки, а также и народное предание, считают причиною нашествия мавров насилие, совершенное королем Родригом над Флориндой, которую мавры звали Кабой или Кавой. Это была дочь графа Юлиана, одного из главных готских полководцев, которому поручена была оборона Сеуты против мавров. Оскорбленный неблагодарностью своего государя и позором дочери, граф Юлиан забыл долг христианина и патриота и, вступив в союз с Мусой, наместником калифа в Африке, поддержал вторжение в Испанию сарацин и африканцев под начальством знаменитого Тарика. Результатом этого вторжения было поражение и смерть Родрига и занятие маврами почти всего полуострова. Испанцы ненавидят память Флоринды и, по словам Сервантеса, никогда не дают этого имени женщине, называя им только собаку (Примеч. Вальтер Скотта. Ср. Пушкина, "Родриг").

"Крест Победы", сделанный из астурийского дуба и служивший знаменем для Пелайо (Пелага) в сражении с маврами при Кангасе (718 г.), по преданию, упал с неба. Он хранится в Овиедо. Мавры были окончательно изгнаны из Гренады в 1492 г., в царствование Фердинанда и Изабеллы.

Стр. 27. Строфа XXXVI.

Тем подвигом все песни края полны.

Намек на романсеро и рыцарския поэмы (cabellerias) XVI века.

Стр. 28. Строфа XXXVIII.

Все ужасом объяты

Когда является во гневе бог войны.

Неточный перевод образного стиха Байрона.

Death ride upon the sulphyry Siroc.

"Сирокко - сильный горячий ветер, дующий по целым неделям в Средиземном море от Архипелага. Его свойства хорошо известны всем, кто проезжал через Гибралтарский пролив". (Прим. Байрона).

Стр. 29. Строфа XL--XLI.

Сражение при Талавере началось 27-го июля 1809 и продолжалось два дня. Так как Байрон приехал в Севилью, вероятно, 21-го или 22-го, то он не мог быть очевидцем какой-либо части этого сражения. В письме к матери от 11-го августа он говорит: "Вы слышали о сражении близ Мадрида. В Англии назовут его победой, - хороша победа! Двести офицеров и пять тысяч солдат убито, - и все англичане, а у французов силы не убавилось. Я хотел было присоединиться к армии, по нам надо торопиться к Средиземному морю".

"Сражение при Талавере, без сомнения, было одно из самых тяжелых сражений в наше время.. Жаль, что вследствие несчастной негодности испанцев... слава есть единственный результат, нами достигнутый. Мне предстоит очень трудная задача... При таких обстоятельствах можно потерпеть поражение, но нечестно было бы отклоняться от своего долга".

Стр. 30. Строфа XLIII.

Сражение при Альбуэре (16-го мая 1811), где англичане, под начальством лорда Бирсфорда, разбили Сульта, было своего рода Пирровой победой. "Еще одно такое сражение и мы пропали", писал Веллингтон. "Большого труда стоит мне все опять поправить". Говорят, что французы потеряли в этом сражении от 8 до 9 тыс. человек, англичане - 4158, испанцы - 1365. Альбуэра прославлена Вальтер Скоттом в его "Видении короля Родерика". В октябре 1811 вышла анонимная поэма: "Сражение при Альбуэре".

Стр. 31. Строфа XLV.

"В Севилье", писал Байрон матери в августе 1809 г., - "мы жили в доме двух незамужних испанок, женщин с характером. Старшая - красавица, младшая недурна. Свобода обращения, здесь общепринятая, меня нисколько не удивила; а из дальнейших наблюдений я убедился, что сдержанность не составляет отличительной черты испанских красавиц. Старшая почтила вашего недостойного сына совершенно особым вниманием, с большою нежностью обняла его при отъезде (я пробыл там всего три дня), отрезала прядь его волос и подарила собственный локон, фута в три длиною, который я вам посылаю и прошу сберечь до моего возвращения. Её последния слова были, "Adios, tu hermoso; me gusto mucho", - прощай: красавец; ты мне очень понравился!"

В конце января 1810 г. французския войска подошли к Севилье; этот веселый город не последовал примеру Сарагосы и Хероны и после непродолжительных переговоров сдался со всеми своими запасами, пушечными заводами и полным арсеналом.

Звучит не бранный рог, а звон гитары.

Гитара - не точный перевод. В подлиннике Rebeck

Стр. 32. Строфа XLVIII.

Нет, он теперь поет Viva el Rey.

"Ѵiѵа еи Roy Fernando!" - да здравствует король Фердинанд! - припев большей части испанских патриотических песен. В них, главным образом, осуждается старый король Карл, королева и "князь мира". Я слышал их иного; напев некоторых из них красив. "Князь мира" Годой, потомок древней, но захудавшей фамилии, родился в Бадахосе, на границе Португалии, и сначала служил в рядах испанской гвардии; затем он обратил на себя внимание королевы и сделался герцогом Алькудийским и пр. и пр. Этого человека все испанцы винят в разорении своей родины". (Прим. Байрона).

"Князя мира" (Principe de la Paz) в 1795 г., после Базельского договора, по которому более половины острова Сан-Доминго уступлено было Франции. Время, когда он был первым министром и главным начальником королевской полиции, было временем политического упадка Испании, и еще до начала войны общественное мнение видело уже в нем виновника разорения и унижения страны. Его карьера окончилась прежде, чем Байрон начал свое путешествие. Во время возстания в Аранхуэсе, 1719 марта 1808 г., когда Карл IV отрекся от престола в пользу своего сына, Фердинанда VII, Годой был спасен от ярости народа только заключением в тюрьму. Затем, в мае, когда сам Фердинанд был уже увезен пленником во Францию, Годой, по настоянию Мюрата, был освобожден, и ему приказано было сопровождать Карла в Байонну и убеждать своего бывшого государя вторично отречься от престола в пользу Наполеона. Остальное время своей долгой жизни он провел сначала в Риме, а потом - в Париже, в изгнании и нужде. По словам историка пиренейской войны, Нэпира, ненависть к Годою, который в действительности был мягким и добродушным человеком, объясняется испанскою злобой и национальными предразсудками. Его предательство было, по крайней мере, настолько же результатом интриг Фердинанда, насколько следствием его собственного честолюбия. Другое и, может быть, более верное объяснение народной ненависти к Годою заключается в его предполагаемом безбожии и хорошо известном равнодушии к церковным обрядам, на которое еще на много лет перед тем обращено было внимание инквизиции. Крестьяне проклинали Годоя, потому что попы радовались его падению.

Стр. 33. Строфа XLIX.

С высот Сиерра-Морены путешественникам открывается вид на "длинную равнину" Гвадалкивира и на горы Ронды и Гранады с их фортами, "прилепившимися повсюду точно орлиные гнезда". Французы, под начальством Дюпона, вступили в горы Морены 2-го июля 1808 г.; 7-го июня они овладели мостом у Алколеи и заняли Кордову, но 19-го июля были разбиты при Байлене и принуждены сдаться. Следы этих сражений и видел Байрон. "Драконово гнездо" - древняя цитадель Хаэн, охраняющая окраины Сиерры "как сторожевой цербер". Она была взята французами, но снова отбита у них испанцами в начале июля 1808 г.

Стр. 33. Строфа L.

Кого не встретишь здесь с кокардой красной.

"Красная кокарда с вензелем Фердинанда VII". (Прим. Байрона).

Стр. 33. Строфа LI.

. . . Глядя на ядер груду.

"пирамида".

"Кто видал батареи, тот помнит пирамиды, в которые складываются ядра и гранаты. В Сиерре-Морене были укреплены все проходы, через которые я проезжал по дороге в Севилью". (Прим. Байрона).

Стр. 35. Строфа LIII.

Погибнут, чтобы славой громких дел

С течением времени взгляд Байрона на Наполеона изменился; он колеблется между сочувственным удивлением и неохотным порицанием. Но в ту пору, когда написана была эта строфа, поэт был увлечен героическим сопротивлением Испании "новому Алариху, презирающему весь мир", и Байрон выражался о Наполеоне тоном Соути. Ср. ниже, песнь III, строфы ХХXVI и XXXVII.

Стр. 36. Строфа LVI.

"Таковы были подвиги Сарагосской девы, которая в своей храбрости достигла высшого героизма. В бытность автора в Севилье она ежедневно прогуливалась на Прадо, украшенная медалями и орденами, пожалованными Хунтой". (Прим. Байрона).

"Осада Сарагоссы"), что "Августина Сарагосса (sic!), красивая женщина из низшого класса, лет 22-х", маркитанка, зашла однажды с припасами на батарею у ворот Портелло. Артиллеристы все были перебиты и так как граждане не решились войти на батарею, то Августина, пренебрегая опасностью, подскочила к одному убитому, выхватила у него из рук фитиль и выстрелила из 26-фунтового орудия; затем, вскочив на пушку, дала торжественное обещание не разставаться с нею во все время осады". После отступления французов Августине назначена была пенсия и суточные деньги по артиллерийскому положению. Ей дано было также право носить на рукаве особую нашивку с словом "Сарагосса". Нэпир, не вполне доверяя этим подвигам, но и не вполне отрицая их", замечает, что "долгое время спустя Испания еще кишела Сарагосскими героинями, одетыми в полувоенное платье и театрально украшенными гербами".

Стр. 37. Строфа LVIII

Амур оставил след перстов небрежных

На ямках щек испанки молодой.

Примечание Байрона к этому месту:

Vestigio demonstrant mollitudinem. Aul. Gell.

Эти стихи находятся не у Авла Геллия, а у грамматика Нония Марцелла, который цитирует их из М. Теренция Варрона. В подлинном тексте вместо sigilla читается:

Стр. 37. Строфа LVIII.

Как дева севера бледнеет перед ней.

В письме к матери от 11 авг. 1809 г. Байрон сравнивает "испанский стиль" красоты с английским, к невыгоде для последняго: "Длинные черные волосы; темные и томные глаза; светло-оливковый цвет лица; формы, изящество которых в движении выше всего, что может себе представить англичанин, привыкший к сонным, небрежным фигурам своих соотечественниц, - все это в соединении с вполне подходящим и в то же время очень скромным костюмом, делает красоту испанки неотразимой". Впрочем, в Дон Жуане

Стр. 37--38. Строфа LXLXII.

"Эти строфы написаны в Кастри (Дельфос), у подножия Парнасса, который теперь зовется Лиакура". (Прим. Байрона).

Вершину Парнасса нельзя видеть из Дельф или окрестностей этого города. Прежде, чем эта строфа была написана "у подножия Парнасса" (10-го декабря), Байрон впервые увидел "облеченную в снег" величественную гору на пути в Востоку (на южном берегу Коринфского залива), куда он прибыл 5-го, а выехал оттуда 14-го декабря. "Эхо", прославленное в древности (Юстин, Hist., кн. 24, гл. 6) производится Федриадами, или "блестящими вершинами" и крутыми скатами из красного и серого известняка, при входе в обращенную к югу долину Плиста.

"Направляясь в 1809 г. к дельфийскому источнику (Кастри), я увидел двенадцать летящих орлов (Гобгоуз думал, что это были коршуны, - по крайней мере он говорит так) и принял это за доброе предзнаменование. За день перед тем я сочинил стихи к Парнассу (в Чайльд-Гарольде) и, смотря на этих птиц, надеялся, что Аполлон благосклонно принял мою жертву. И действительно, я пользовался репутацией и славой поэта в поэтический период жизни (от 20 до 30 лет). Останется ли за иной эта слава, - это другое дело; но я был почитателем божества и священного места, и благодарен ему за то, что им для меня сделано. Предавая будущее в его руки, как предал прошедшее". (Байрон, Дневникь 1821).

. . . древностью и силой.

Севилья у римлян называлась Гисналисом. (Прим. Баирона).

В первом своем письме из Испании (к Ф. Годжсону, 6-го авг. 1809) Байрон восклицает: "Кадикс, милый Кадикс! Это - первое место в мире. Красота его улиц и домов уступает только любезности его жителей. При всем национальном предубеждении, я должен признать, что здешния женщины по красоте настолько же выше англичанок, насколько испанцы ниже англичан во всех отношениях... Кадикс - настоящая Цитера". Ср. ниже письмо к матери от 11-го авг. 1809.

Стр. 40. Строфа LXIX.

Байрон, как он сам намекает в предисловии к Ч.-Гаролъду, "вариантов" шутливого или сатирического содержания. Битти, Томсон, Ариосто были достаточными для него авторитетами в этом отношении. Строфы о синтрской конвенции и четыре заключительные строфы I песни, написанные в этом стиле, были исключены по настоянию Далласа, Меррея или Джиффорда. Из одного письма к Далласу (21-го авг. 1811) видно, что Байрон почти уже решился исключить "две строфы в шутовском роде о лондонском воскресенье". Но оне были оставлены в тексте, вероятно, потому, что в них нет личных намеков, - и, по выражению Мура, "обезобразили" поэму.

Стр. 40. Строфа LXX.

. . . О Фивы прежних дней

Зачем здесь жен и юношей так много?

"Это было написано в Фивах, следовательно - в наилучшем месте для такого вопроса и для ответа на него: не потому, что это - родина Пиндара, а потому, что это - столица Беотии, где была предложена и разрешена первая загадка". (Прим. Байрона).

Байрон приехал в Фивы 22 декабря 1809 г. "Первой загадкой" он называет, конечно, знаменитую загадку Сфинкса, - прототип беотийского остроумия.

Идет народ, спеша на праздник Рога.

Hone в своей "Everyday Book" (1827) дает подробное описание существовавшого в Гай-Гэте обычая "клятвы на рогах". "Рога укрепляются на палке футов в пять длиною, которая втыкается в землю. Рядом становится человек, дающий клятву. Он должен снять шляпу", и др. Самая клятва или, вернее, небольшая часть её, заключается в следующем: "Заметьте хорошенько, что я вам скажу, ибо это есть первое слово вашей присяги, - помните же это! Вы должны признавать меня (землевладельца) вашим названным отцом, и пр... Вы не должны есть черного хлеба, когда можно достать белого, кроме того случая, когда вы больше любите черный. Вы не должны пить слабого пива, если можно достать крепкого, - кроме того случая, когда вы больше любите слабое. Вы не должны целовать служанку, если можете целовать барыню; а чтобы не терять удобного случая, лучше целовать обеих", и пр. Говорит, эта шутовская присяга выдумана пастухами, посещавшими Gate House и пожелавшими завести там трактир.

"В этом смешении легкого стиля с торжественным выразилось намерение поэта подражать Ариосту. Но гораздо легче с изяществом подняться над уровнем обыденной речи до блеска или пафоса, нежели прервать усвоенный торжественный тон быстрым переходом к смешному или пошлому. В первом случае переход производит впечатление смягчающее и возвышающее, между тем как во втором он, большею частью, неприятно поражает, - может быть, по той же самой причине, в силу которой проявление пафоса или высокого чувства в комедии имеет особую прелесть, между тем как вторжение комического элемента в трагедию, хотя и освященное у нас обычаем и авторитетом, редко не оскорбляет нашего чувства. Поэт и сам убедился в неудаче своей попытки, и в дальнейших песнях Чайльд-Гарольда уже не повторял её". (Т. Мур).

Стр. 40--12. Строфы LXXII--LXXX.

Участники боя быков разделяются на три или четыре группы: чуло бандерильеры или метатели дротиков, конные пикадоры и, наконец, или эспады, которые убивают быка. Каждый бой быков, продолжающийся минут 20, распадается на три отделения или действия. В первом действии пикадоры вызывают нападение быка, обыкновенно только защищаясь, но не атакуя его своими копьями (garrochas). Во втором действии пешие чуло бандерильеры стараются воткнуть в шею быка с каждой стороны по нескольку зазубренных дротиков, украшенных резаными бумажками, а иногда снабженных фейерверком. Считается необходимым втыкать эти дротики непременно с обеих сторон. В третьем и последнем действии единственным действующим лицом является матадор или эспада. Размахивая мулетой или красным флагом, он вызывает нападение быка и, стоя прямо перед ним, наносит ему шпагой смертельную рану под левую лопатку.

"Испанцы крайне мстительны. В Санта-Отелла я слышал, как молодой крестьянин грозил заколоть женщину (правда, - старуху, что смягчает оскорбление), и когда я выразил по этому поводу удивление, мне сказали, что тут нет ничего необыкновенного". (Прим. Байрона).

Строфа LXXXII.

Ср. Пушкина, "Евгений Онегин", IV, 9:

Он в первой юности своей

Был жертвой бурных заблуждений

И необузданных страстей.

Привычкой жизни избалован,

Разочарованный другим,

Желаньем медленно томим,

Томим и ветреным успехом,

Внимая в шуме и в тиши

Зевоту подавляя смехом:

Вот как убил он восемь лет,

Утратя жизни лучший цвет.

Стр 44. Строфа LXXXII. Уверенность - или, лучше сказать, страх Байрона, что он осужден на погибель, коренятся в усвоенном им с детства кальвинистском вероучении (ср. песнь III, стр. LXX и п. IV, стр. XXXIV). Лэди Байрон считала этот безотрадный взгляд на жизнь основою характера своего мужа и причиною его странностей. В письме к Г. К. Робинсону от 5 марта 1855 г. она говорит: "Не только по случайным выражениям, но по всему строю чувств лорда Байрона я не могла не убедиться в том, что он верил в библейское вдохновение и разделял самые мрачные догматы кальвинизма. Этому злополучному взгляду на отношения создания к Создателю я всегда приписывала несчастия Байрона. Вместо того, чтобы при каждой удаче чувствовать себя счастливее, он был убежден, что каждая удача обращается для него в "проклятие". Может-ли человек, одержимый такими мыслями, вести жизнь, полную любви и служения Богу и людям? Эти идеи и должны были до известной степени осуществиться. "Хуже всего - то, что я в это верю", говорил он. И я, как все, с ним связанные, ничего не могла сделать с этой верой в предопределение.

Стр. 45. Инссе.

Эти стансы, которыми заменены первоначально написанные стансы "К девушке из Кадикса". (см. далее стр. 182) помечены 25 января 1810 г. В этот день Байрон и Гобгоуз посетили Марафон. Стихи относятся, по всей вероятности, к "афинской деве" Терезе Макри, или к какой-нибудь случайной возлюбленной, но не к "Флоренсе" (г-жа Спенсер Смит). которой Байрон незадолго перед тем (16 января) "дал отставку в стихотворениях "Волшебство исчезло (см. дальше стр. 185). Неделю спустя (10 февр.) Гобгоуз в сопровождении албанца Василия и афинянина Димитрия уехал на Негропонт, а Байрон был неожиданно чем-то задержан в Афинах.

Куплет 6.

Изгнанник, где бы ни был он

От мук своих бежать не может.

Ср. Горация,

... Patriae quis exul

Se quoque fagit?

Стр. 46. Строфа LXXXV.

"Намек на поведение и смерть Солано, губернатора Кадикса, в мае 1808 г.".

Маркиз Солано, главнокомандующий войсками в Кадиксе, был убит народом. Севильская "Верховная Хунта" приказала ему аттаковать французский флот, стоявший на якоре у Кадикса, и английский адмирал Первис, по соглашению с генералом Спенсером, предлагал ему свое содействие; но Солано не желал получать приказания от "самовольно водворившейся власти" и опасался вовлечь своио родину в войну с державой, сила которой ему была известна лучше, чем характер его соотечественников" (Нэпир).

Кадикс был отнят у мавров Алонсо эль-Савио, в 1262 году. В январе-феврале 1810 г. он чуть не попал в осаду. В 1812 г., 16 мая, Сульт начал "cерьезную бомбардировку" города; но через три месяца, 24 августа, осаде была снята.

Стр. 46. Строфа LXXXIII.

Что за трон

Без короля им выпало на долю

Сражаться

Карл IV отрекся от престола 19 марта 1808 г., в пользу своего сына, Фердинанда VII; в следующем же мае Карл снова отрекся от престола за себя лично, а Фердинад - за себя и своих наследников, - в пользу Наполеона. С тех пор Карл находился в изгнании, а Фердинанд, - в плену в Валансэ, и Испания, с точки зрения Бурбонской династии, оставалась "без короля" до тех пор, пока Фердинанд по политическим соображениям, не был освобожден. Он воцарился снова 22 марта 1814. г.

И будет драться он хотя-бы на ножах.

"Война до ножей!" - ответ Палафокса французскому генералу при осаде Сарагоссы". (Прим. Байрона).

Во время первой осады Сарагоссы, в августе 1S0S г., маршал Лефевр потребовал у Палафокса сдачи крепости. Ответ был: "Guerra al euchillo!" (Война до ножей!). Позднее, в декабре того же года, когда Мовсэ снова потребовал сдачи, Палафокс обратился к жителям Мадрида с прокламацией, в которой говорил, что осаждающия его собаки не дают ему времени вычистить меч от их крови, но все же найдут себе в Сарагоссе могилу. Соути замечает, что прокламации Палафокса сочинялись в приподнятом тоне, отчасти под влиянием испанских народных романсов, и отвечали характеру тех, к кому он обращался. С своей стороны, Нэпир объясняет снятие осады дурной дисциплиной французов и системой террора, усвоенной испанскими вождями. Вдохновителями прокламаций о "войне до ножей" были, по его словам, Хорье Иборт и Тио Мурин, а вовсе не Палафокс, который ничего не смыслил в военном деле и в большинстве случаев заботился прежде всего о собственной безопасности.

"Чайльд-Гарольда" после LXXXVI строфы заканчивалась следующими 4 строфами и примечаниями к ним Байрона.

 

I.

"А если вы хотите побольше узнать об Испании и испанцах, об испанских видах, святых, древностях, искусстве, разных происшествиях и войне, то отправьтесь на Paternoster Row (лондонская ул., где много книжных магазинов): разве все это не описано в книге Kappa, рыцаря Зеленого Эрина (Ирландии) и блуждающей Звезды Европы? Внимайте, читатели, мужу чернил, прислушайтесь к тому, что он в дальних краях сотворил, видел и написал. Все это втиснуто в один том in-quarto. Одолжите эту книгу, украдите ее - только не тратьтесь на покупку - и скажите нам, что о ней думаете".

 

* * *

"Порфирий говорит, что пророчества Даниила были написаны уже после их исполнения. Такая же участь предстоит здесь и мне. Но в данном случае для пророчества не требуется особенной проницательности: все угадывается с первого взгляда". (Прим. Байрона).

"Я видел сэра Джона Kappa в Севилье и Кадиксе и, как свифтовский цирюльник, на коленях просил, чтобы он меня не описывал", говорит Байрон в письме к Годжсону от 6 августа 1809 г. Сэр Джос Карр выгоды и прозвище "странствующого Kappa". В биографии Свифта рассказывается, что однажды, проездом через Дёндальк, Свифт очень забавлялся болтовней одного цирюльника и пригласил его к себе обедать. Восхищенный столь неожиданною честью, цирюльник оделся в лучшеф свое платье и явился в гостиницу; но, узнав, что пригласившая его духовная особа - Свифт, страшно побледнел, упал на колени и стал умолять "не пропечатывать" его: он - бедный цирюльник, обремененный семейством, и если его пропечатают, то он лишится всей своей практики. Свифт посмеялся над бедным малым, накормил его обедом и дал слово его не "пропечатывать".

 

II.

"С очками на носу вы там узнаете, сколько народу посадил Велеслей на суда для перевозки в Испанию. Много он посадил, точно хотел основать целую колонию. О, как много войска переплыло улыбающееся море, чтобы никогда не вернуться Узнаете вы также, сколько зданий в таком-то и таком-то месте, сколько миль от одного места до другого, какие мощи в каком соборе, где стоит Хиральда на своем гигантском фундаменте".

 

* * *

"Я предполагаю, что маркиз и мистер и Поль и сэр А. в это время уже возвратились, так же как и сбитый с толку Фрир, поведение которого обсуждалось в палате общин". (Прим. Байрона).

Внесенное в палату общин 24 февраля 1809 г., предложение "разследовать причины последней кампании в Испании" провалилось, но правительство отозвало Фрира, британского посланника при Верховной Хунте, и назначило маркиза Уэллесли чрезвычайпым посланником в Севилью. Уэллесли прибыл в Испанию в начале августа, но дуэль между Персивалем и Каннингом, происшедшая 21 сентября, имела последствием перемену в составе министерства, и Уэллесли, разсчитывая получить новое назначение, выехал из Кадикса 10 ноября 1809 г. Его преемником в должности посланника был его брат, Генри Уэллесли, барон Коули. "Мистер", вероятно, означает Генри Уэллесли, а "Поль" - Вильям Уэллесли Поль, впоследствии граф Морнингтон.

"Хиральдильо", бронзовая статуя Веры. При высоте в 14 футов, она весит 2.800 фунтов, но поворачивается свободно при малейшем ветерке.

 

III.

"Там можете вы прочитать (о Феб, спаси сэра Джона, да не станут мои слова пророчеством) все, что было сказано, спето, потеряно или выиграно хвастливым Велеслеем или злополучным Фриром, тем самым, что написал половину "Бедного Точильщика" - так то поэзия пролагает путь к почестям: кто не предпочтет обратиться к таким дипломатам? Но довольно, муза, тебе нужен отдых, предоставим посланников парламенту, а армиям тлеть в гробу".

 

* * *

"Нуждающийся точильщик" (Needy Knife Grinder) в сборнике Anti-Iacobin - совместное произведение Фрира и Кантнига.

 

IV.

"Но все-же следует здесь упомянуть о Лисе, которая изготовила для Хунты мудрые законы и научила их обходить. Это был подходящий учитель, потому что его Сократовская душа не боялась никакой Ксантиппы. Судьба его благословила супругою, вскормленной у груди самой Добродетели; пред нею изумление замолкает в тихом благоговении. Она одинаково была верна как первому, так и второму супругу и пред такою непоколебимою репутациею Сатира безсильна".

 

* * *

Генри Ричард Вассаль Фокс (по английски Fox - лисица) второй лорд Голлэнд (1773--1840), сопровождал сэра Давида Бэрда в Корунью, в сентябре 1808 г., и затем, совершив продолжительную поездку по Испании, возвратился только осенью 1809 г. Он убедил севильскую Хунту расширить свои функции комитета народной обороны и предложил новую конституцию. Его жена, Елизавета Вассал, дочь богатого ямайского плантатора, в первом браке была за сэром Годфри Уэбстером, развелась с ним и через три дня вышла за лорда Голлэнда, с которым уже раньше была в связи. Еще до развода она родила сына, Чарльза Ричарда Фокса, которого лорд Голлэнд признал своим.

Стр. 40--40. Строфы LXXXVIII--ХСИИИ, в которых Байрон вспоминает о сражениях при Бароссе (5 марта 1811 г.) и Альбуэре (16 мая 1811 г.) и о смерти своего школьного товарища Уингфильда (14 мая 1811 г.), были написаны в Ньюстиде, в августе 1811 г., взамен четырех выпущенных строф (см. выше).

Стр. 46. Строфа LXXXIX.

Те муки, что узнали дети Квиты.

к провинции Ки(ви)то. В 1532 г., близ города Кахамарки, в Пене, он разбил и изменнически захватил в плен короля Кито, Атуахальпу, младшого брата последняго инки Хуаскара. Слабость Испании во время наполеоновских войн послужила для её колоний благоприятным поводом к возстанию. В августе 1810 г. вспыхнула революция в Квито, столице Экуадора, в том же году Мексика и Ла-Плата начали свою борьбу за независимость.

Стр. 47. Строфа ХС.

Когда-ж, сред мира, дерево свободы

Появится в краю, что воли не знавал.

Во время американской войны за независимость (1775--83) и позднее, во время французской революции, возник обычай сажать деревья, как "символы растущей свободы". Во Франции эти деревья украшались "шапками свободы" (фригийскими колпаками). В Испании таких деревьев иногда не сажали.

Погиб и ты, мой друг.

"Джон Уингфильд, офицер гвардии, умерший от лихорадки в Коимбре (14 мая 1811 г.). Я знал его десять лет, в лучшую пору его жизни и в наиболее счастливое для меня время. В короткий промежуток одного только месяца я лишился той, которая дала мне жизнь, и большинства людей, которые делали эту жизнь сносною. Для меня - не вымысел эти стихи Юнга:

О, старец ненасытный! Иль мало одной тебе жертвы?

Трижды пустил ты стрелу - и трижды убил мою радость

(Ночи, жалоба; ночь I).

"Мне следовало бы также посвятить хоть один стих памяти покойного Чарльза Скиннера Мэтьюза, члена Даунинг-Колледжа, если бы этот человек не стоял гораздо выше всяких моих похвал. Его умственные силы, обнаружившияся в получении высших отличий в ряду наиболее способных кандидатов Кембриджа, достаточно упрочили его репутацию в том кругу, в котором она была приобретена; а его приятные личные качества живут в памяти друзей, которые так его любили, что не могли завидовать его превосходству". (Прим. Байрона).

"Детския воспоминания". Мэтьюз, самый любимый из школьных друзей поэта, утонул, купаясь в реке, 2 августа 1811 г. Следующия строки из письма Байрона из Ньюстэда к своему другу Скрону Дэвису, написанные непосредственно вслед за этим событием, отражают в себе сильное впечатление утраты:

"Милейший Дэвис, какое-то проклятие тяготеет надо мной и над близкими ко мне людьми. В моем доме лежит мертвое тело моей матери; один из лучших моих друзей утонул в канаве. Что мне говорить, что думать, что делать? Третьяго дня я получил от него письмо. Дорогой Скроп, если можешь урвать минутку, приезжай ко мне: мне нужен друг. Последнее письмо Метьюза написано в пятницу, - а в субботу его уже не стало. Кто мог равняться с Мэтьюзом по способностям? Как все мы ему уступали! Правду ты говорил, что мне следовало рисковать моим жалким существованием ради сохранения его жизни. Сегодня вечером я собирался написать ему, пригласить его к себе, как приглашаю тебя, любезный друг. Как чувствует себя наш бедный Гобгоуз? Его письма наполнены только Мэтьюзом. Приезжай же ко мне, Скроп, - я почти в отчаянии, ведь я остался почти один на свете!" (7 августа).

Примечание Байрона к строфе ХСИ вызвало возражение со стороны Далласа: "Меня поразило", писал он, "что похвала Мэтьюзу сделана отчасти на счет Уингфильда и других, о ком вы вспоминали. Мне казалось бы совершенно достаточным сказать, что его умственные силы и способности были выше всякой похвалы, не подчеркивая того, что оне были выше способностей Музы, громко восхваляющей остальных". Байрон отвечал (27 авг. 1811 г.): "В своем примечании о покойном Чарльзе Мэтьюзе я говорил так искренно и чувствую себя до такой степени неспособным воздать должное его талантам, что это примечание должно быть сохранено в силу тех самых доводов, которые вы приводите против него. В сравнении с этим человеком все люди, которых я когда-либо знал, были пигмеями. Это был умственный гигант. Правда, Уингфильда я любил больше: это был самый старый и самый милый мой друг, один из немногих, в любви к которым никогда не раскаешься; но что касается способностей, - ах! Вы знали Мэтьюза!" В другом письме к тому же лицу (7 сент. 1811 г.) Байрон снова вспоминает о своих умерших друзьях: "В лице Мэтьюза я лишился вождя, философа и друга; в лице Уингфильда только друга, но такого, которому я хотел бы предшествовать в его последнем странствовании. Мэтьюз был действительно необыкновенный человек... На всем, что он говорил и делал, лежала печать безсмертия...".

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница