| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1820 |
| Категории: | Трагедия, Историческое произведение |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Марино Фальеро. Действие первое
Марино Фальеро
Dux inquioti turbidus Adriae. - Горацiй.
Заговоръ дожа Марино Фалiеро, - одно изъ самыхъ замечательныхъ событiй въ анналахъ самаго своеобразнаго правительства, города и народа въ новой исторiи. Событiе это относится къ 1355 году. Все въ Венецiи необычайно - или во всякомъ случае было необычайно; ея внешнiй обликъ кажется сновиденiемъ, и исторiя ея похожа на поэму. Исторiя Марино Фалiеро разсказана во всехъ хроникахъ и особенно подробно въ "Жизнеописанiи дожей" Марина Сануто, которое я привожу въ приложенiи. Она передана просто и ясно и, быть можетъ, более драматична сама по себе, чемъ всякая драма, которую можно написать на этотъ сюжетъ.
Марино Фалiеро, повидимому, былъ очень талантливъ и храбръ. Онъ предводительствовалъ венецiанскими войсками при осаде Зары и победилъ венгерскаго короля съ его восьмитысячной армiей, убилъ восемь тысячъ воиновъ и въ то же время продолжалъ вести осаду; я не знаю ничего равнаго этому подвигу въ исторiи, за исключенiемъ действiй Цезаря подъ Алезiей или принца Евгенiя подъ Белградомъ. Въ той же войне Марино Фалiеро былъ после того начальникомъ флота и взялъ Капо д'Истрiя. Онъ былъ посланникомъ въ Генуе и Риме и въ Риме получилъ известiе о своемъ избранiи въ дожи. Тотъ фактъ, что онъ былъ избранъ заочно, доказываетъ, что онъ не велъ интригъ съ целью быть избраннымъ, потому что узналъ одновременно о смерти своего предшественника и о своемъ избранiи. Но у него былъ, какъ видно, необузданный характеръ. Сануто разсказываетъ, что за несколько летъ до того, когда Фалiеро былъ подестой и капитаномъ въ Тревизо, онъ далъ пощечину епископу, который слишкомъ долго не выносилъ причастiя. Сануто осуждаетъ за это Фалiеро, но не говоритъ, получилъ ли онъ порицанiе отъ сената, и былъ-ли наказанъ за свою дерзость. Кажется, что онъ былъ впоследствiи въ хорошихъ отношенiяхъ съ церковью, такъ какъ назначенъ былъ посланникомъ въ Римъ и получилъ въ лэнъ ВальдиМарино въ марке Тревизо, а также титулъ графа отъ Лоренцо архiепископа ченедскаго. Эти факты я почерпнулъ изъ такихъ авторитетныхъ источниковъ какъ Сануто, Веторъ Санди, Андреа Навагеро, а также изъ отчета объ осаде Зары, впервые напечатаннаго неутомимымъ аббатомъ Морелли въ его "Monument! Veneziani di varia Letteratura" (1796); все это я прочелъ въ оригинале. Современные историки, Дарю, Сисмонди и Ложье, приблизительно сходятся со старыми летописцами. Сисмонди приписываетъ заговоръ ревности Фалiеро, но это не подтверждается свидетельствами нацiональныхъ историковъ. Веторъ Санди говоритъ, правда, что: "иные писали, будто-бы... изъ-за своей ревнивой подозрительности (Микэль Стэно) дожъ решился на свой поступокъ и т. д, но это далеко не общее мненiе и на это нетъ намека ни у Сануто, ни у Навагеро; Санди самъ прибавляетъ также, что, "судя по другимъ венецiанскимъ преданiямъ, не только жажда мести вовлекла его въ заговоръ, но также его врожденное честолюбiе, внушавшее ему желанiе стать независимымъ правителемъ". Первымъ поводомъ послужило, повидимому, оскорбленiе, нанесенное дожу Микэлемъ Стэно, который написалъ на герцогскомъ престоле грубыя слова, и тотъ фактъ, что къ обидчику слишкомъ снисходительно отнесся судившiй его "Советъ сорока", въ виду того, что Стэно былъ однимъ изъ его tre Capi. Ухаживанiя Стэно, повидимому, относились къ одной изъ придворныхъ дамъ, а не къ Самой "догарессе", репутацiя которой была безупречной, хотя ее славили за ея красоту и за ея молодость. Я не нахожу нигде указанiй (если не считать таковымъ намекъ Санди) на то, что дожъ действовалъ подъ влiянiемъ ревности къ жене; напротивъ того, онъ высоко чтилъ ее и отстаивалъ свою честь во имя прежнихъ заслугъ и своего высокаго положенiя.
Я не встречалъ указанiй на все эти историческiе факты у англiйскихъ писателей, за исключенiемъ того, что говоритъ д-ръ Муръ въ "View of Italy". Его передача неверна и непродумана, переполнена пошлыми шутками о старыхъ мужьяхъ и молодыхъ женахъ, и онъ удивляется тому, что такiя мелкiя причины привели къ такимъ важнымъ последствiямъ. Не понимаю, какъ это можетъ удивлять такого глубокаго и тонкаго знатока людей, какъ авторъ "Зелуко". Онъ ведь зналъ, что герцогъ Мальборо получилъ отставку изъ-за того, что пролилъ кувшинъ воды на платье м-ссъ Машамъ, и что это привело къ позорному утрехтскому миру, - что Людовикъ ХІѴ-й впутался въ несчастныя войны изъ-за того, что его министръ обиделся, когда онъ высказалъ неудовольствiе по поводу какого-то окна, и король хотелъ занять его чемъ-нибудь, чтобы заставить забыть обиду. Известно, что Елена погубила Трою, что Лукрецiя была причиной изгнанiя Тарквинiевъ изъ Рима, что Кава привела мавровъ въ Испанiю, что галловъ повелъ въ Клузiумъ и оттуда въ Римъ оскорбленный мужъ, что одинъ насмешливый стихъ Фридриха Иго Прусскаго по адресу аббата Берни и шутка надъ мадамъ де-Помпадуръ были причиной битвы при Росбахе, что бегство Дирборгили съ Макъ Мурхадомъ привело къ порабощенiю Ирландiи Англiей, что личная ссора между Марiей Антуанетой и герцогомъ Орлеанскимъ ускорила первое изгнанiе Бурбоновъ и - чтобы не нагромождать еще примеровъ что Коммодъ, Домицiанъ и Калигула пали жертвами не своей тираннiи, а личной мести, и что приказъ Кромвелю сойти съ корабля, на которомъ онъ хотелъ отплыть въ Америку, погубилъ и короля и республику. Какъ же въ виду всехъ этихъ примеровъ д-ръ Муръ удивляется тому, что человекъ, привыкшiй повелевать, занимавшiй самые ответственные посты, долго служившiй родине, можетъ глубоко возмутиться темъ, что ему безнаказанно нанесли самое грубое оскорбленiе, какое только можно нанести человеку, будь то владетельный князь или крестьянинъ. Къ тому же Фалiеро былъ въ то время старикомъ, а - какъ говоритъ поэтъ - "гневъ юноши горитъ какъ солома, но раскаленной стали подобенъ гневъ старика... Юноши легко наносятъ обиды и забываютъ о нихъ, но старость медлительна и въ томъ и въ другомъ".
Разсужденiя Ложье более философскiя; "таковъ былъ позорный конецъ человека, котораго его рожденiе, его возрастъ, его характеръ должны были оградить отъ страстей, ведущихъ къ тяжкимъ преступленiямъ. Его таланты, проявлявшiеся въ теченiе долгихъ летъ въ самыхъ важныхъ делахъ, опытъ и умъ, которые онъ выказалъ въ управленiи государствомъ и какъ посланникъ, снискали ему уваженiе и доверiе гражданъ и объединили все голоса въ выборе его главой республики. Когда онъ поднялся на высоту, почетно завершавшую его жизнь, ничтожная обида влила въ его сердце такой ядъ, что все его прежнiя доблести исчезли, и онъ закончилъ жизнь позорной смертью предателя. Этотъ печальный прмеръ показываетъ, что нетъ возраста, въ которомъ разумъ человеческiй былъ-бы въ безопасности, и что въ человеке всегда остаются страсти, которыя могутъ ввергнуть его въ позоръ, если онъ недостаточно владеетъ собой.
Откуда д-ръ Муръ взялъ, что Марино Фалiеро просилъ пощадить его жизнь? Я справлялся во всехъ хроникахъ и нигде ничего подобнаго не нашелъ. Правда только, что онъ во всемъ сознался. Его повели на место пытки, но нигде не упоминается о томъ, что онъ просилъ о помилованiи; и то обстоятельство, что его пытали, менее всего указываетъ на недостаточную его твердость; если бы онъ выказалъ малодушiе, то объ этомъ, наверное, упомянули-бы хронисты, которые очень далеки отъ доброжелательнаго къ нему отношенiя. Малодушiе совершенно не въ характере такого воина, такъ же, какъ и не въ характере времени, въ которое онъ жилъ и въ которое умеръ, - это обвиненiе противоречитъ къ тому же исторической правде. Я считаю непростительнымъ клевету на историческiя личности чрезъ сколько бы ни было времени. О мертвыхъ и несчастныхъ следуетъ говорить правду, а те, кто умерли на эшафоте, въ большинстве случаевъ достаточно виновны и безъ того; не следуетъ поэтому взводить на нихъ обвиненiя, совершенно невероятныя уже въ виду опасностей, которымъ они подвергались, совершая погубившiя ихъ преступленiя. Черное покрывало, нарисованное на месте портрета Марино Фалiеро въ галлерее венецiанскаго дворца дожей, и Лестница Гигантовъ, где онъ былъ коронованъ, развенчанъ и обезглавленъ, произвели сильное впечатленiе на мое воображенiе, такъ же, какъ его властный характеръ и странная исторiя. Въ 1819-мъ году я несколько разъ ходилъ въ церковь San Giovanni e San Paolo искать его могилы. Когда я стоялъ подле усыпальницы другой семьи, ко мне подошелъ одинъ священникъ и сказалъ: я могу вамъ показать более прекрасные памятники, чемъ этотъ. Я сказалъ ему, что ищу гробницу семьи Фалiеро, и въ частности дожа Марино. Я вамъ покажу ее, - сказалъ онъ, вывелъ меня изъ церкви и указалъ на саркофагъ въ стене съ неразборчивой надписью. По его словамъ, гробница эта находилась прежде въ прилегающемъ монастыре, но была удалена оттуда, когда пришли французы, и поставлена на свое теперешнее место. Онъ сказалъ, что присутствовалъ при открытiи могилы, когда переносили останки дожа, и что тамъ осталась груда костей, но ясныхъ признаковъ обезглавленiя не было. Конная статуя передъ церковью, о которой я упоминаю въ третьемъ акте, изображаетъ не Фалiеро, а какого-то другого, забытаго теперь воина позднейшаго времени. Было еще два другихъ дожа изъ этой семьи до Марино. Орделафо, павшiй въ 1117 г. въ битве при Заре (где его потомокъ впоследствiи победилъ гунновъ), и Виталь Фалiеро, правившiй въ 1082 г. Семья эта, родомъ изъ Фано, была одна изъ самыхъ знатныхъ по крови и богатству въ городе самыхъ богатыхъ и до сихъ поръ самыхъ древнихъ семей въ Европе. Подробности, которыя я привожу, доказываютъ, насколько меня заинтересовалъ Фалiеро. Удалась-ли мне, или нетъ моя трагедiя, но во всякомъ случае я передалъ на англiйскомъ языке достопамятный историческiй фактъ.
Я задумалъ эту трагедiю четыре года тому назадъ и прежде, чемъ изучилъ въ достаточной степени источники, склоненъ былъ объяснять заговоръ ревностью Фалiеро. Но, не найдя подтвержденiя этому въ источникахъ, а также въ виду того, что чувство ревности слишкомъ использовано драматургами, я решилъ держаться исторической правды. Это советовалъ мне также покойный Мэтью Льюисъ, когда я говорилъ съ нимъ о моемъ замысле въ Венецiи въ 1817 году. - "Если вы изобразите его ревнивцемъ, сказалъ онъ, то ведь вамъ придется соперничать съ авторитетными писателями, даже помимо Шекспира, и разрабатывать исчерпанный сюжетъ. Остановитесь же на историческомъ характере стараго мятежнаго дожа - онъ вывезетъ васъ, если вы его очертите какъ следуетъ - и постарайтесь соблюдать правильную конструкцiю въ вашей драме". Сэръ Вильямъ Друмондъ далъ мне приблизительно такой-же советъ. Насколько я исполнилъ ихъ указанiя и оказались-ли мне полезными ихъ советы - объ этомъ не мне судить. Я не имелъ въ виду сцены; положенiе современнаго театра не таково, чтобы онъ давалъ удовлетворенiе честолюбiю, а я темъ более слишкомъ хорошо знаю закулисныя условiя, чтобы сцена могла когда-либо соблазнить меня. И я не могу представить себе, чтобы человекъ съ горячимъ характеромъ могъ отдать себя на судъ театральной публики. Надсмехающiйся читатель, бранящiйся критикъ и резкiе отзывы въ прессе - все это бедствiя довольно отдаленныя и не сразу обрушивающiяся на автора. Но шиканiе понимающей или невежественной публики произведенiю, которое - хорошо ли оно, или дурно - стоило автору большого умственнаго напряженiя, - слишкомъ осязательное и непосредственное страданiе, усиленное еще сомненiями въ компетентности зрителей и сознанiемъ своей неосторожности въ выборе ихъ своими судьями. Если бы я смогъ написать пьесу, которую бы приняли для представленiя на сцене, успехъ не обрадовалъ бы меня, а неудача сильно бы огорчила. Вотъ почему, даже когда я состоялъ несколько времени членомъ одной театральной дирекцiи, я никогда не пытался писать для театра и не буду пытаться и впредь. Несомненно, однако, что драматическое творчество существуетъ тамъ, где есть такiя силы какъ Іоанна Бэли, Мильманъ и Джонъ Вильсонъ. "City of Plague* и "Fall of Jerusalem" представляютъ наилучшiй "матерiалъ" для трагедiи со времени Гораса Вальполя, за исключенiемъ отдельныхъ местъ въ "Этвальде" и "Де-Монфоре". У насъ не ценятъ Гораса Вальполя, во-первыхъ, потому что онъ былъ аристократомъ, а во-вторыхъ, потому что онъ былъ джентльмэномъ. Но, не говоря о его несравненныхъ письмахъ и о "Castle of Otranto", онъ "Ultimus Romancrum" авторъ "Mystericus Mother" трагедiи высшаго порядка, а не слезливой любовной драмы. Онъ создалъ первый стихотворный романъ и последнюю трагедiю на нашемъ языке и несомненно стоитъ выше всехъ современныхъ авторовъ, кто бы они ни были.
Говоря о моей трагедiи "Марино Фалiеро", я забылъ упомянуть, что хотелъ если и не вполне соблюсти въ ней правило единствъ, то во всякомъ случае избежать той неправильности, въ которой упрекаютъ англiйскiй театръ. Поэтому у меня заговоръ представленъ уже составленнымъ, и дожъ только примыкаетъ къ нему; въ действительности же заговоръ былъ задуманъ самимъ Фалiеро и Израэлемъ Бертуччiо. Другiя действующiя лица (за исключенiемъ догарессы), отдельные эпизоды и даже быстрота, съ которой совершаются событiя, вполне соответствуютъ исторической правде, за исключенiемъ того, что все совещанiя въ действительности происходили во дворце. Если бы я и въ этомъ отношенiи следовалъ истине, то единство места было бы еще более полнымъ, но мне хотелось представить дожа въ присутствiи всехъ заговорщиковъ, вместо однообразной передачи его дiалоговъ съ одними и теми же лицами.
Действующiя лица:
Мужчины.
Марино Фаль(i)еро, дожъ Венецiи.
Бертуччiо Фаль(i)еро, его племянникъ.
Бенинтенде, председатель Совета Десяти.
Мик(а)эль Стено, одинъ изъ трехъ председателей Совета Сорока.
Израэль Бертуччiо, начальникъ арсенала.
Филиппъ Календаро, Дaголино, Бертрамъ - заговорщики.
Начальникъ ночной стражи (Signore di notte).
Первый гражданинъ.
Второй гражданинъ
Третiй гражданинъ.
Стража, заговорщики, граждане, члены Совета
Десяти, свита дожа и догарессы.
Женщины.
Анджiолина, жена дожа.
Женская прислуга и прочiя.
Место действiя Венецiя, время - 1355 годъ.
ДЕЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
ПЕРВАЯ СЦЕНА.
Входятъ Пьетро и Батиста.
ПЬЕТРО.
БАТИСТА.
Нетъ. Его
Я посылалъ не разъ, какъ вы велели,
Но синьорiя все еще сидитъ
ПЬЕТРО.
Нельзя сказать, чтобы они спешили.
Такъ думаетъ, по крайней мере, дожъ.
БАТИСТА.
ПЬЕТРО.
Съ заметнымъ нетерпеньемъ. Правда, онъ
Сидитъ предъ герцогскимъ столомъ, за грудой
Бумагъ, депешъ, рапортовъ, просьбъ и актовъ,
Послышится внезапно шорохъ, скрипъ,
Походки звукъ, иль просто тихiй шопотъ,
Онъ вскакиваетъ съ места, и затемъ
Опять вперяетъ взоръ въ свои бумаги,
Листа не повернулъ онъ предъ собою.
БАТИСТА.
Онъ, говорятъ, ужасно раздраженъ;
Да и сказать, поступокъ Стено точно
ПЬЕТРО.
Да! - когда бы
Онъ былъ простой беднякъ; но Стено знатенъ,
Красивъ собою, молодъ и патрицiй.
.
Вы, значитъ, думаете, что его
Судить не будутъ строго?
ПЬЕТРО.
Лишь бы только
Не следуетъ предсказывать впередъ
Решенiя верховнаго Совета.
Входитъ Винченцо.
.
Вотъ, кажется, несутъ его. Ну что,
Винченцо, новаго?
ВИНЧЕНЦО.
Сейчасъ решили!
Какъ президентъ прикладывалъ печать
Къ пергаменту, который сообщитъ
Решенье Сорока немедля дожу.
Я посланъ доложить ему о томъ.
ВТОРАЯ СЦЕНА.
Комната во дворце.
Дожъ и Бертуччiо Фальеро.
БЕРТУЧЧІО.
Окажутъ правосудье вамъ.
ДОЖЪ.
Не то ли,
Что оказали мне Авагадори,
Пославъ мое прошенье въ тотъ советъ,
БЕРТУЧЧІО.
Онъ этимъ не спасется: оправданье
Подобныхъ делъ могло бы повести
Къ презренью всякой власти.
ДОЖЪ.
Не знаешь делъ Венецiи? не знаешь
Совета Сорока? Мы, впрочемъ, скоро
Узнаемъ все.
Входитъ
БЕРТУЧЧІО.
Ну что? какiя вести?
ВИНЧЕНЦО.
Меня прислали доложить Его
И тотчасъ же, по исполненьи всехъ
Формальностей, пришлетъ решенье дожу.
При этомъ "Сорокъ" шлютъ свое почтенье
Главе республики и просятъ верить
ДОЖЪ.
Знаю я
Ихъ преданность равно какъ и почтенье.
Сказалъ ты - дело кончено?
ВИНЧЕНЦО.
Высочество. Глава совета былъ
Готовъ ужъ приложить печать къ решенью.,
Когда меня послали, чтобъ минута
Отсрочки не заставила прождать
Республики, соединенныхъ вместе
На этотъ разъ въ одномъ лице.
БЕРТУЧЧІО.
Успелъ ли
Мы ждать решенья?
ВИНЧЕНЦО.
Нетъ, синьоръ: ведь вамъ
Известно, какъ умеетъ облекать
БЕРТУЧЧІО.
Да, это такъ; но ловкiй наблюдатель
Съумеетъ зоркимъ взглядомъ подглядеть
Везде что надо. Шорохъ, шопотъ, слово,
Съ какою произносятъ ихъ въ суде -
Все знаки для него: ведь ихъ советъ
Составленъ изъ людей же! Все они,
Я знаю, мудры, хитры, осторожны,
До срока тайну приговора; но
Тотъ, кто вгляделся бъ ближе въ выраженье
Лица судей Совета, а темъ больше
Техъ, кто изъ нихъ моложе, прочиталъ бы
Глаза, уверенъ я, узнали это.
ВИНЧЕНЦО.
Я вамъ сказалъ уже, синьоръ, что долженъ
Былъ выйти прежде времени и, значитъ,
Изъ пренiй заседанья, даже мелькомъ;
Да сверхъ того мой постъ ведь былъ на страже
Судившагося Стено...
ДОЖЪ (быстро и перебивая ею).
Какъ велъ себя? скажи скорей!
ВИНЧЕНЦО.
Спокойно
И безъ отчаянья. Онъ ждалъ решенья
Всему. чемъ дело кончится. Но вотъ
Идетъ сюда посланецъ для прочтенья
Того, что решено.
Входить
СЕКРЕТАРЬ.
Судъ "Сорока"
Приветствуетъ властительнаго дожа,
Главу Венецiи, и повергаетъ
По обвиненiю Микаэля Стено,
Патрицiя. Вина и наказанье
Изложены пространно въ протоколе,
Который представляется при этомъ.
ДОЖЪ.
(Секретаръ и Винченцо уходятъ).
Прочти бумагу. Буквы исчезаютъ
Въ моихъ глазахъ: я не могу читать ихъ.
БЕРТУЧЧІО.
Такъ безпокоиться? Поверьте, дело
Устроится, какъ можно лишь желать.
ДОЖЪ.
Читай!
БЕРТУЧЧІО
"Советъ решилъ единогласно,
Что Стено, обвинившiй самъ себя
Признанiемъ, что имъ, въ день карнавала,
Написаны на спинке креселъ дожа
ДОЖЪ.
Иль ты ихъ хочешь повторить?
Ты? самъ Фальеро? хочешь обезславить
Еще нашъ домъ, такъ тяжко оскорбленный
Въ лице его главы и государства!
БЕРТУЧЧІО.
Извините!
Сейчасъ прочту конецъ решенья я,
(
"Решили заключить Микэля Стено
На тридцать дней въ темницу!"
ДОЖЪ.
Продолжай!
БЕРТУЧЧІО.
ДОЖЪ.
Все? ты бредишь
Или я сплю? Подай бумагу мне!
(Вырываетъ бумагу и читаетъ).
"Решили заключить Микэля Стено...
(Шатается).
БЕРТУЧЧІО.
Успокойтесь,
Прошу, синьоръ! сердиться пользы нетъ!
ДОЖЪ (оправляясь).
Молчи! Прошло! Ни слова!
БЕРТУЧЧІО.
Я съ вами соглашаюсь самъ, что кара
Советъ безчестно действовалъ, назначивъ
Ничтожное возмездье за проступокъ,
Которымъ долженъ былъ бы оскорбиться,
Въ лице своихъ всехъ членовъ съ вами, самъ
Исправить все: верните протоколъ
Назадъ въ Советъ иль просто обратитесь
Опять къ Авагадори. Увидавъ,
Что судъ нарушилъ правду - просьбу вашу,
Они наверно примутъ и накажутъ
Виновника достойно. Что на это
Вы скажете? Но бы молчите! взоръ
Вашъ устремленъ въ пространство неподвижно.
ДОЖЪ
(сорвавъ съ себя дожескую шапку и бросивъ на
полъ, хочетъ наступитъ на нее ногой, но
племянникъ его удерживаетъ).
О, если бъ сарацины ворвались
Я могъ сказать спасибо имъ!
БЕРТУЧЧІО.
Синьоръ,
Во имя всехъ святыхъ, прошу васъ...
ДОЖЪ.
О если бъ генуэзцы взяли портъ,
Иль гунны, мной разбитые при Заре,
Стояли бъ предъ дворцомъ!
БЕРТУЧЧІО.
Для герцога Венецiи!
ДОЖЪ.
Кто герцогъ
Венецiи? Скажи его мне имя,
Чтобъ знать, къ кому я долженъ обратиться,
БЕРТУЧЧІО.
Если вы
Забыли такъ свой долгъ и санъ и званье,
То вспомните достоинство и честь
Порывъ негодованья! Вы, дожъ Венец...
ДОЖЪ (прерывая его).
Въ Венецiи нетъ дожа! Это имя
Пустой и лживый звукъ! нетъ, хуже звука:
Накормленный изъ милости - и тотъ,
Когда ему откажутъ разъ въ подачке,
Надеется найти ее, отправясь
Къ кому нибудь, кто лучше и добрей.
Толпой людей, назначенныхъ нарочно
Для дела правосудья, тотъ беднее
Последняго оборвыша; онъ рабъ,
Какъ я, какъ ты, какъ все мы съ нашимъ домомъ!
Ремесленникъ, а дворянинъ намъ будетъ
Плевать въ лицо. Кто защититъ насъ ныне?..
БЕРТУЧЧІО.
Законъ, синьоръ...
ДОЖЪ
Ты виделъ, что онъ сделалъ!
И я искалъ защиты лишь въ законе,
Хотелъ закономъ мстить, просилъ судей,
Назначенныхъ закономъ! Государь -
Техъ подданныхъ, которые избрали
Его главой и дали этимъ самымъ
Двойное право власти. А теперь
Права рожденья, выбора, заслуги,
Опасностей, сединъ восьми десятковъ
Прожитыхъ летъ - все брошено на чашку
Пустыхъ весовъ, чтобъ перевесить тяжесть
Позорнейшей обиды, нанесенной
Чемъ кончилось! Что долженъ я терпеть!
БЕРТУЧЧІО.
Не стану съ вами спорить: если вашъ
Второй процессъ окончатъ темъ же самымъ,
ДОЖЪ.
Судиться вновь? Скажи, Бертуччьо, сынъ ты
Моей сестры? изъ дома ль ты Фальеро?
Племянникъ ли ты дожа? та ли кровь
Течетъ въ тебе, которая дала
Ты правъ, что мы до времени должны
Смириться и терпеть.
БЕРТУЧЧІО.
Любезный дядя,
Обида велика и темъ больнее,
Что не наказана, но въ гневе вы
Ужъ превзошли и силу оскорбленья.
Мы требуемъ въ обиде правосудья,
Беремъ его и сами; но при этомъ
Всего нужнее сдержанность. Должна
Созреть въ молчаньи месть. Годами я
Моложе втрое васъ; я преданъ дому
Его главу, блюстителя моей
Прошедшей юности; но какъ ни больно
Мне видеть васъ обиженнымъ, я все же
Скажу, что мне прискорбно видеть вашъ
Родной намъ Адрiатики, въ тотъ часъ
Когда она, разрушивъ все преграды,
Взлетая, пенится до облаковъ.
ДОЖЪ.
Ужель тебе я долженъ объяснить
Иль нетъ въ тебе души? иль ты способенъ
Почувствовать лишь боль телесной пытки?
Иль ты безъ чести, гордости и страсти?
БЕРТУЧЧІО.
Коснулось въ первый разъ меня, и верно
Въ последнiй бы, когда бъ слова такiя
Посмелъ сказать мне кто нибудь иной.
ДОЖЪ.
Ты знаешь весь позоръ, которымъ я
Змеи и труса этого! Онъ ядомъ
Запачкалъ честь жены моей! жены!
Чистейшей, лучшей части человека!
Онъ выпустилъ позоръ ея на светъ
Усилитъ эту сплетню во сто разъ,
Украсивъ ложь прибавкой грубыхъ шутокъ
И дерзкихъ словъ. Я, кажется, ужъ вижу,
Какъ дерзкiе патрицiи съ усмешкой
Что рогоносцемъ сделала меня,
Подобнымъ имъ, и думаютъ, быть можетъ,
Что мне не только следуетъ сносить
Безропотно свой стыдъ, но даже имъ
БЕРТУЧЧІО.
Но, синьоръ,
Вы сами знаете, что это ложь -
И это всемъ известно.
ДОЖЪ.
Про то, что славный римлянинъ сказалъ:
"Супруги Цезаря и подозренье
Касаться не должно" - и вследъ затемъ
Не сталъ съ ней больше жить.
.
Да! Но ведь это
Въ иное было время.
ДОЖЪ.
Что не могъ
Снести суровый римлянинъ - не стерпитъ
Отъ всехъ коронъ вселенной отказался,
Чтобы носить ту шапку золотую,
Что я теперь съ презреньемъ попираю.
БЕРТУЧЧІО.
ДОЖЪ.
Верно! верно!
Я не хочу обиды вымещать
На существе невинномъ, чей проступокъ
Весь состоитъ лишь въ томъ, что ею взятъ
И пестунъ всей семьи ея. Какъ будто
Заставить сердце женщины любить
Способны лишь распутные мальчишки
Съ смазливымъ личикомъ безъ бороды!
Меня искать возмездья наглецу!
Я лишь хотелъ обрушить на злодея
Ударъ законной кары, въ чемъ отказа
Не получилъ последнiй бы голякъ,
Его душе, имелъ бы домъ, чей кровъ
Ему всего милей былъ, или имя,
Въ которомъ онъ бы виделъ честь и славу,
Позорно оскверненные дыханьемъ
БЕРТУЧЧІО.
Какую жъ кару
Ему желали-бъ вы назначить?
ДОЖЪ.
Смерть!
Обиженъ былъ такъ дерзко на престоле,
Осмеянъ былъ той самою толпой,
Которая должна меня бояться?
Не горько ль оскорбленъ я, какъ супругъ,
Мой санъ, какъ герцога? не вправе ль я
Сказать, что оскорбленье здесь граничитъ
Съ изменою? - И дерзкiй оскорбитель
Еще живетъ! Когда бъ онъ этотъ пасквиль
А къ стулу въ бедномъ доме голяка,
То и тогда наверно бъ поплатился
Своей за это кровью! Оскорбленный
Его бъ убилъ на месте.
.
О, когда
Вы жаждете лишь этого, то верьте,
Что онъ умретъ сегодня жъ! Поручите
Исполнить это мне и успокойтесь.
ДОЖЪ.
Еще вчера такой былъ местью: нынче жъ
Мой гневъ къ нему ужъ сделался ничемъ.
БЕРТУЧЧІО,
Какъ долженъ васъ понять я? Оскорбленье
Сказать я даже - оправданьемъ. Лучше
Ужъ просто оправдать, чемъ признавая
За кемъ нибудь свершенную вину
Ее оставитъ вовсе безъ возмездья.
ДОЖЪ.
Удвоено, но въ этомъ виноватъ
Уже не онъ: "Советъ" приговорилъ
Его на месяцъ заключить въ темницу;
БЕРТУЧЧІО.
Послушны быть! кому? не темъ ли, кто
Забыли долгъ и верность государю?
ДОЖЪ.
Кому же иначе? Ты, наконецъ,
Поставивъ приговоръ, меня лишили
Равно обоихъ правъ моихъ: какъ дожа,
Блюстителя суда, и гражданина,
Просившаго защиты (въ этомъ деле
Не вздумай тронуть даже волоска
На голове изменника - онъ долго
Носить ее не будетъ.
БЕРТУЧЧІО.
Носить ее двенадцати часовъ,
Когда бъ вы дали способъ мне и средства.
Злодей не ускользнулъ бы, если бъ вы
Прослушали спокойней мой советъ.
Порывъ безумной страсти и давайте
Спокойно разсуждать, какимъ путемъ
Достигнуть цели мести.
ДОЖЪ.
Нетъ, племянникъ!
Презренной, низкой твари не была бы
Достаточнымъ возмездьемъ. Въ старину
Бывали жертвы двухъ родовъ: въ однехъ
Довольствовались малымъ приношеньемъ;
Лишь грозной гекатомбой.
БЕРТУЧЧІО.
Мне законъ
Все, что вы скажете, и я стремлюсь
Всегда была дороже мне всего.
ДОЖЪ.
Не бойся! часъ придетъ - докажешь все;
Лишь не впадай въ излишнюю горячность,
Какъ это сделалъ я. Мне самому
И я прошу: прости меня за это!
БЕРТУЧЧІО.
Ну вотъ, теперь я узнаю въ васъ, дядя,
Властителя отечества, народа
Лишь, видя васъ въ преклонныхъ вашихъ летахъ,
Разсерженнымъ такъ сильно, что казалось
Вы позабыли даже осторожность,
Хотя къ тому причина...
ДОЖЪ.
И помни хорошенько! Помни ночью,
Когда ты спишь - пускай она встаетъ
Тогда передъ тобой, какъ черный призракъ
Среди прiятныхъ сновъ! пускай по утру
Въ твоихъ глазахъ, какъ облако, внезапно
Смутившее весеннiй светлый день!
Такъ буду поступать и я; но прежде
Всего будь тихъ и скроменъ! Остальное
Работы въ будущемъ и ты получишь
Участье въ ней. Теперь же уходи,
Чтобъ встреча наша всемъ осталась тайной.
БЕРТУЧЧІО
Я ухожу, но прежде обращаюсь
Къ вамъ съ просьбою: не презирать венца,
Который вашъ еще, пока не будетъ
Возможно вамъ сменить его короной.
На преданность и долгъ мой. Верьте - я
Ведь родственникъ не меньше вамъ чемъ верный
Вашъ подданный и преданный слуга.
(Уходитъ).
ДОЖЪ
Прощай, достойный сынъ мой!
(Беретъ дожескую шапку и продолжаетъ, обращаясь къ ней).
О, игрушка,
Усеянная тернами, какъ всякiй
Отнюдь не награждающая раны
Истерзаннаго иглами чела
Величьемъ королей! Пустая вещь,
Покрытая лишь сверху позолотой!
Одна лишь только маска!
(Надеваетъ шапку).
Мозгъ болитъ
И судорожно кровь вскипаетъ въ жилахъ
Приносишь ты съ собой. О, если бъ могъ я
Сменить тебя короной настоящей!
О, если бъ могъ я скипетръ Брiарея
Изъ рукъ взять ста сенаторовъ - тотъ скипетръ,
Въ ничтожество народъ, а дожа - въ куклу
Въ блестящемъ, пышномъ платье? Сколько разъ
Трудился я на пользу техъ, кто нынче
Мне платятъ такъ позорно за труды!
Имъ тою же монетой? О, когда бы
Вернуть я могъ хоть на годъ или часъ
Пору счастливой юности, въ которой
Плоть бодро служитъ духу, какъ послушный
Мне нужно было силы, чтобъ нагрянуть
На этотъ гнусный сонмъ и уничтожить
Безследно ихъ! Но нынче я, увы,
Обязанъ прибегать уже съ мольбою
Къ чужимъ рукамъ! Но я съумею сделать
Все это такъ, что подвигъ Геркулеса,
Который я затеялъ, не уйдетъ
Отъ рукъ моихъ, хотя до сей поры
Его вести. Мой умыселъ въ зачатке;
Но все же въ голове мелькаютъ искры
И умъ уже способенъ выбирать,--
Что можетъ быть полезнее для дела.
Входить Винченцо.
ВИНЧЕНЦО.
Синьоръ!
Увидеть васъ.
ДОЖЪ.
Я нездоровъ сегодня,
И не могу его принять, хотя бы
Онъ даже былъ патрицiемъ. Пусть съ просьбой
ВИНЧЕНЦО.
Исполню въ точности. Решенье ваше
Его не оскорбитъ: онъ изъ плебеевъ
И капитанъ галеры.
ДОЖЪ.
Онъ капитанъ галеры... то-есть я
Сказать хотелъ: слуга онъ государства.
О такъ зови его! Ему наверно
Я нуженъ по деламъ.
ДОЖЪ.
Не худо будетъ
Повыпытать его! Народъ, я знаю,
Давно уже открыто негодуетъ
Со дня победы Генуи - и ропотъ
Какъ мало значитъ онъ въ делахъ правленья,
И вдвое меньше въ городе, где люди
Не более какъ жалкiе рабы
Патрицiевъ. Солдаты громко ропщутъ
За тяжкiй трудъ ихъ. Всякiй лучъ
Надежды улучшить такой порядокъ
Покажется имъ радостью - они
Себе заплатятъ сами грабежомъ.
Не будутъ съ нами: я ведь ужъ давно
Противенъ имъ - съ несчастнаго событья,
Когда въ моментъ горячности ударилъ
Епископа Тревизо и разстроилъ
Еще исправить можно. Не задобрю
Самихъ поповъ - тогда задобрю папу
Какой-нибудь уступкой. Главнымъ деломъ,
Не надо только медлить. Въ эти лета
Удайся мне омыть свою обиду
И, вместе съ темъ, освободить отъ ига
Венецiю - я самъ скажу, что жилъ
Достаточно и отойду спокойно
Не можетъ быть исполненъ, то я лучше
Желаю, чтобъ изъ прожитыхъ ужъ мною
Восьмидесяти летъ я былъ въ могиле
Все шестьдесятъ. Мне было бы прiятней
Ничтожнымъ существомъ, какимъ я сделанъ
Толпой тирановъ этихъ. Но, однако,
Пора обдумать дело. Войскъ, я знаю,
У насъ стоитъ три тысячи...
Винченцо и Израэль Бертуччiо.
ВИНЧЕНЦО.
Вотъ, Ваше
Какъ я сейчасъ вамъ доложилъ, желаетъ
Быть выслушаннымъ вами.
ДОЖЪ (Винченцо).
Можешь выйти.
Приблизься и скажи чего ты хочешь.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Защиты.
ДОЖЪ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Господней и монаршей.
ДОЖЪ.
Ну, добрый другъ! ты вздумалъ обратиться
Привыкли чтить въ Венецiи. Ступай
Просить Советъ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Обидчикъ мой изъ ихъ числа.
ДОЖЪ.
Я вижу
Лицо твое въ крови. Скажи, ты раненъ?
ИЗРАЭЛЬ .
Я раненъ былъ не разъ уже въ защиту
Венецiи, но въ первый разъ рукою
Такого же, какъ я, венецiанца:
Я оскорбленъ патрицiемъ.
ДОЖЪ.
Остался живъ?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Да, - такъ какъ я надеюсь
Возможность защитить того, кто самъ
Не можетъ защититься по закону
Венецiи. Когда же я ошибся,
То не скажу ни слова -больше.
ДОЖЪ.
Ты что-нибудь да сделаешь?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Синьоръ,
ДОЖЪ.
Равно, какъ твой обидчикъ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Въ Венецiи онъ больше: онъ патрицiй!
Такой же человекъ - позволилъ онъ
Почесть меня животнымъ, онъ увидитъ,
Что и червякъ съумеетъ отомстить.
ДОЖЪ.
Кто родомъ онъ?
БЕРТУЧЧІО.
Его зовутъ Барбаро.
ДОЖЪ.
За что жъ ты оскорбленъ имъ?
ИЗРАЭЛЬ .
Я по службе
Начальникъ арсенала, где теперь
Идетъ работа по починке старыхъ
Испорченныхъ галеръ во время бывшихъ
Пришелъ Барбаро утромъ въ арсеналъ
Съ угрозами и бранью на рабочихъ
За то, что те осмелились оставить
Какую то ничтожную починку
Республики. Я защитилъ людей,
На что въ ответъ Барбаро поднялъ руку!...
Вотъ кровь моя! - смотрите! Въ первый разъ
Мной пролита она была безславно!
ДОЖЪ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Съ осады Зары,
Где былъ моимъ начальникомъ герой,
А нынче дожъ Фальеро.
ДОЖЪ.
Значитъ мы
Товарищи. Я дожемъ сталъ недавно
И потому ты, вижу, получилъ
Вернулся я изъ Рима. Потому
Тебя и не узналъ я. Кто назначилъ
Тебя на этотъ постъ?
ИЗРАЭЛЬ .
Покойный дожъ,
Оставивъ въ то же время въ прежнемъ званьи
Начальника галеры. Сделавъ это
Онъ, какъ сказалъ мне самъ, въ награду прежнимъ
Не думалъ я, чтобъ эта милость дожа
Могла причиной сделаться чтобъ-я
Когда-нибудь явился беззащитнымъ
Просителемъ и по такому делу
ДОЖЪ.
Скажи, глубоко
Ты чувствуешь позоръ свой?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Что даже не предвижу, чемъ его
Вознаградить.
ДОЖЪ.
Не бойся - молви смело.
На что решился бъ ты, чтобъ отомстить
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Я не решаюсь
Сказать мой планъ, за то съумею точно
ДОЖЪ.
Зачемъ же ты явился
Тогда ко мне сюда?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Начальникъ мой сталъ дожемъ и, конечно,
Не станетъ онъ давать въ обиду старыхъ
И преданныхъ солдатъ. Будь кто иной
Теперь у насъ глава, а не Фальеро,
Омыта только кровью же.
ДОЖЪ.
Ты просишь
Защиты у меня? меня? Такъ знай же,
Что я, глава Венецiи, не только
Нуждаюсь въ ней и самъ. Мне отказали
Въ защите точно такъ-же часъ назадъ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
ДОЖЪ.
Советъ решилъ
Подвергнуть Стено месяцу ареста.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Что написалъ на герцогскомъ престоле
Преступныя слова! Ихъ отголосокъ
Позоромъ прозвучитъ во всехъ ушахъ
Венецiи...
ДОЖЪ.
Проникли до тебя и въ арсеналъ,
Где звукъ ихъ могъ чередоваться съ каждымъ
Ударомъ молотка, служа потехой
Работникамъ. Ихъ распевали хоромъ
Себя утешить мыслью, что позоръ ихъ
Куда далекъ отъ оскорбленья дожа!
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
И это все для Стено!
ДОЖЪ.
Ты сравнилъ
И кару, и проступокъ - что жъ искать
Тебе во мне защиты? Обратись
Процессъ Микэля Стено, такъ конечно
Решить съумеетъ дело и Барбаро.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Что думаю!
ДОЖЪ.
Откройся мне безъ страха!
Я больше не могу быть оскорбленъ.
ИЗРАЭЛЬ .
Я выскажу лишь то, что вы должны
Искать возмездья сами, и возмездья
Не за меня: что значитъ оскорбленье
Такой ничтожной личности какъ я,
Глава страны и герцогъ!
ДОЖЪ.
Ты мне хочешь
Приписывать гораздо больше власти,
Чемъ я ее имею. Власть моя -
Не герцогскiй венецъ! Моя порфира
Внушать способна только сожаленье,
Какъ рубище простого бедняка!
Да и беднякъ богаче темъ, что тряпки,
Все жъ собственность его, тогда какъ я
Одетъ въ парчу и мехъ, подобно кукле,
Обязанной исполнить что велятъ.
ИЗРАЭЛЬ .
Хотите ль быть монархомъ?
ДОЖЪ.
Да! но только
Счастливаго народа.
ИЗРАЭЛЬ .
Вы хотите
Монархомъ быть Венецiи?
ДОЖЪ.
О, да!
Но только съ темъ, чтобъ мой народъ и я
Патрицiевъ, чье смрадное дыханье
Успело отравить какъ злой чумой
Меня и всехъ.
ИЗРАЭЛЬ .
Но вы родились сами
Патрицiемъ?
ДОЖЪ.
Мой день рожденья былъ
Несчастнымъ днемъ. Онъ мне сулилъ быть дожемъ
И действовалъ, какъ воинъ и слуга
Страны' моей родной, а не сената:
Народа благо было мне наградой!
Я весь израненъ въ битвахъ; какъ начальникъ,
Умелъ устроить такъ, что все трактаты
Служили къ пользе родине. Я въ жизни
Пространствовалъ по суше и морямъ
Десятки летъ - и это все для блага
Витаютъ надъ лазурной глубиной
Ея лагунъ - вотъ где моя награда!
Не для пустой, презренной, злобной шайки
Я тратилъ кровь и потъ свои. А если
Все это, такъ - спроси у пеликана,
Зачемъ себя терзаетъ онъ? Будь голосъ
У птицы молвить слово - онъ сказалъ бы,
Что делаетъ все это для
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Патрицiи однако дали вамъ
Санъ герцога.
ДОЖЪ.
дали.
Я не искалъ высокой этой чести:
Решенье ихъ - облечь меня въ тенета
Ихъ почестей - узналъ я, лишь оставивъ
Посольскiй постъ мой въ Риме; и коль скоро
Моей привычки давней не бояться
Труда ни въ чемъ, когда предпринятъ онъ
Для родины. Вотъ почему, презревши
Преклонный возрастъ свой, я согласился
А въ сущности ничтожнейшiй изъ всехъ.
Ты самъ, беднякъ, мой подданный, пришедшiй
Просить моей защиты, можешь видеть,
Что я не лгу, сказавши такъ, коль скоро.
Обоимъ намъ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Вы сделаете это,
Озлобленныхъ, какъ вы, стоятъ и ждутъ,
Чтобъ данъ былъ знакъ. Возьмитесь дать его.
ДОЖЪ.
Твои слова - загадка.
ИЗРАЭЛЬ .
Я готовъ
Вамъ ихъ открыть съ опасностью для жизни,
Когда вы согласитесь подарить
Мне мигъ одинъ вниманья.
ДОЖЪ.
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Не вы, не я одинъ, оскорблены
Позорнымъ игомъ рабства; весь народъ
Наполнилась чрезъ край; отряды войскъ
Наемниковъ сената громко ропщутъ,
Давно служа безъ платы; стража гражданъ
И моряки горятъ желаньемъ мстить
Хоть кто-нибудь изъ нихъ, чьи жены, братья,
Родители иль сестры не подверглись
Насилiю иль грубому безчестью
Отъ дерзкихъ рукъ патрицiевъ! А наша
Затеянная противъ генуэзцевъ!
Ведь, мы ее ведемъ до сей поры,
Поддерживая кровью и трудомъ
Несчастнаго народа, отбирая
Пришло къ тому, что злоба накипела
Во всехъ слояхъ! И даже нынче... Впрочемъ,
Я позабылъ, что, этакъ говоря,
Пожалуй, самъ себе накличу гибель.
ДОЖЪ.
Претерпенныхъ обидъ? - Тогда живи
И все глотай, чтобъ векъ быть молча битымъ
Отъ рукъ людей, въ чью пользу проливалъ
Ты кровь свою.
БЕРТУЧЧІО.
Нетъ, я молчать не буду;
Напротивъ, все скажу, и если дожъ
Венецiи не брезгаетъ доносомъ,
На голову его: онъ потеряетъ
Поболее, чемъ я.
ДОЖЪ.
Меня не бойся!
Объ этомъ нетъ и речи.
БЕРТУЧЧІО.
Такъ узнайте жъ,
Что есть лихое общество друзей
Достойныхъ, храбрыхъ, преданныхъ и давшихъ
Известны имъ ужъ съ давнихъ поръ, а горе
Венецiи всего больней ихъ сердцу.
Въ томъ, впрочемъ, нетъ мудренаго: они
Служили ей на суше и на море,
Такъ какъ же имъ не постараться вырвать
Ее изъ рукъ злодеевъ, что живутъ
Въ самихъ стенахъ отчизны? Ихъ число
Пока немногочисленно для дела,
У нихъ найдутся руки, храбрость, сердце,
Мечи, душа и бодрость выжиданья.
ДОЖЪ.
Такъ что жъ они бездействуютъ?
ИЗРАЭЛЬ .
Ждутъ часа.
ДОЖЪ (въ сторону).
Съ вершины Марка грянетъ этотъ часъ!
ИЗРАЭЛЬ .
Теперь - ты видишь - я тебе доверилъ
Мои надежды, жизнь мою и честь!
Но если я себе позволилъ это,
То только съ той надеждою, что ты,
Родившейся отъ одного стебля,
Устроишь дело мести! Если такъ,
То будь главою дела, а затемъ
Владыкой государства!
ДОЖЪ.
О комъ ты говорилъ мне?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Я отвечу,
ДОЖЪ.
Не вздумалъ ли грозить ты мне?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
О, нетъ!
Пусть я въ твоихъ рукахъ; но знай, что нетъ
Такой ужасной пытки въ подземельяхъ,
Сокрытыхъ подъ дворцомъ твоимъ, иль въ клеткахъ,
Съ свинцовыми листами, вместо крышъ,
Предать моихъ друзей. Колодцы, клетки
Исторгнуть могутъ кровь мою изъ жилъ,
Измены жъ - никогда! Я перейду
Безропотно подъ сводомъ Моста Вздоховъ,
Последнимъ, чьи шаги звучатъ надъ зыбью
Стигiйскихъ волнъ, текущихъ между жертвой
И палачемъ - техъ волнъ, что омываютъ
Темницу и дворецъ; я буду знать,
Отмстить за смерть мою!
ДОЖЪ.
Коль скоро вы
Готовь; такъ на дело, то къ чему жъ
Приходишь ты просить ко мне защиты?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Я разсчиталъ, что тотъ, кто прибегаетъ
Съ мольбой къ властямъ, показываетъ этимъ
И менее рискуетъ потому
Въ нихъ возбудить тревожный страхъ иль мысль
О заговоре. Если я спокойно
По виду снесъ такое оскорбленье,
Отметилъ бы меня въ глазахъ Совета
Опаснымъ человекомъ. Между темъ
Покорная мольба, хотя и съ видомъ
Разсерженнымъ, скорей достигнуть можетъ
Излишнихъ подозренiй. Впрочемъ, я
Имелъ еще иную цель, решившись
Направить дело такъ.
ДОЖЪ.
Скажи, какую?
БЕРТУЧЧІО.
Прошедшiй слухъ, что герцогъ оскорбленъ
Судомъ Авагадори, передавшимъ
Решенье дела въ руки Сорока,
Глубоко уважалъ васъ и увиделъ
Всю глубину тяжелаго позора,
Какому вы подверглись! Зная васъ
Однимъ изъ техъ людей, какiе платятъ
Я васъ хотелъ подвигнуть къ делу мести.
Теперь вамъ все известно, и залогомъ,
Что я сказалъ лишь правду, можетъ вамъ
Служить моя доверчивость, съ которой
ДОЖЪ.
Многимъ ты
Рискнулъ, такъ поступивъ; но, кто затеялъ
Великiя дела, рискуетъ больше
И выиграть. Покаместъ обещаю
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Какъ! не больше?
ДОЖЪ.
Что жъ я могу сказать тебе, покуда
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Я хотелъ бы,
Чтобъ вы себя доверили вполне
ДОЖЪ.
Я долженъ знать, по крайней мере, ваши
Намеренья, число и имена.
Число стараться надобно удвоить,
А тамъ все обсудить и укрепить.
БЕРТУЧЧІО.
У насъ готово все. Для общей связи
Нуждаемся мы только въ васъ однихъ.
ДОЖЪ.
Скажи, по крайней мере, имена
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Отвечу вамъ, когда
Дадите вы торжественную клятву
Какъ мы клянемся вамъ.
ДОЖЪ.
Когда? и где?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Въ покои ваши двухъ изъ нашихъ главныхъ
Начальниковъ; прiйти жъ съ большой толпой
Я не решился бы.
ДОЖЪ.
Дай мне обдумать!
Прiйти въ собранье ваше самому,
Оставивши дворецъ?
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Пришли одни.
ДОЖЪ.
Я къ вамъ явлюсь съ моимъ лишь
Племянникомъ.
ИЗРАЭЛЬ .
Нельзя, хоть даже съ сыномъ.
ДОЖЪ.
Ты смеешь мне напоминать о сыне!
Онъ въ Сапiенце смерть свою нашелъ
За благо родины неблагодарной.
Лежалъ въ гробу! Иль, лучше говоря,
Когда бъ не умеръ онъ до срока, раньше
Чемъ самъ я легъ въ могилу не пришлось бы
Мне помощи искать отъ чуждыхъ рукъ!
БЕРТУЧЧІО.
Не мало этихъ чуждыхъ будутъ рады
Не хочешь имъ довериться и этимъ
Мешаешь имъ почувствовать къ тебе
Сыновнюю любовь.
ДОЖЪ.
Мой жребiй брошенъ
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Въ полночь я
Приду одинъ, подъ маскою въ то место,
Сведу я васъ въ собранье, где найдете
Вы кругъ друзей и выскажете вашъ
Решительный ответъ.
ДОЖЪ.
Какъ рано нынче
ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.
Не рано, но погода
У насъ мрачна; теперь пора сирокко.
ДОЖЪ.
Где гробъ моихъ отцовъ; ее зовутъ
Иначе храмомъ Павла и Іоанна;
Гондола будетъ ждать съ однимъ гребцомъ
У пристани, близъ узкаго канала.
БЕРТУЧЧІО.
Исполню все.
ДОЖЪ.
Теперь ступай.
ИЗРАЭЛЬ .
Иду
Съ надеждою, что мы не встретимъ въ васъ
Препятствiя въ великомъ нашемъ деле.
Прощайте, принцъ!
ДОЖЪ (одинъ).
Сегодня темной ночью
У церкви, где зарытъ священный прахъ
Моихъ отцовъ - решаюсь я!... на что?
Съ какой-то темной шайкой! И не страшно
Подумать мне, что предковъ рядъ, изъ коихъ
Зарыты тамъ два дожа, грозно встанетъ,
Чтобъ взять меня и уложить въ могилу
Тамъ чистымъ между чистыми... Но я
На горе мне теперь обязанъ думать
Не объ отцахъ, а o презренной шайке,
Успевшей запятнать такимъ стыдомъ
Сiявшее такимъ же точно блескомъ,
Какимъ блестятъ доселе имена
Сенаторовъ на древнихъ римскихъ камняхъ.
Но я съумею вновь возстановить
Всему, что есть постыднаго и злого
Въ Венецiи, и давъ въ придачу ей
Желанную свободу. Пусть иначе
Достанусь я въ добычу техъ клеветъ,
Споткнувшихся въ преследованьи цели!
Будь Цезарь я иль Катилина - все же
Попытку я обязанъ предпринять.