Марино Фальеро.
Действие третье
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Байрон Д. Г., год: 1820
Категории:Трагедия, Историческое произведение

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Марино Фальеро. Действие третье



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Марино Фальеро. Действие третье

ДЕЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ. 

СЦЕНА I. 

Площадка между каналомъ и церковью Санъ-Джiовании е Паоло. На сцене конная статуя. Въ некоторомъ разстоянiи на канале привязана гондола. 

Входитъ дожъ переодетый.

                    ДОЖЪ.

          Явился я до срока. Грозный часъ,

          Готовый прогреметь во мраке ночи,

          И потрясти въ основахъ мраморъ стенъ,

          Еще не наступилъ. Жильцы палатъ

          Лежатъ въ тревожномъ сне, какъ будто чуя,

          Что ждетъ ихъ впереди. Пора очистить

          Тебя, надменный городъ отъ потоковъ

          Твоей нечистой крови, обратившей

          Тебя въ притонъ тирановъ. - Предназначенъ

          Судьбой на это я! Самъ не пытался

          Я сделать это прежде и жестоко

          За это былъ наказанъ: власть твоихъ

          Патрицiевъ, развившись, какъ чума,

          Заставила внезапно содрогнуться

          

          Присталъ ко мне, и я обязанъ смыть

          Его целебной влагой.

                    (Обращаясь къ церкви).

                              Славный храмъ,

          Где спятъ мои отцы, где изваянья

          Ихъ доблестныхъ фигуръ кидаютъ тень

          На грудь земли, лежащей между нами

          И мертвыми, где ихъ сердца, когда-то

          Кипевшiя горячей кровью, ныне

          Не более какъ горсть простой земли,

          Оставшейся отъ техъ людей, что были

          Героями! Великiй храмъ святыхъ,

          Хранящихъ славный родъ нашъ! ты, въ стенахъ

          Котораго схороненъ прахъ двухъ дожей,

          Предшествовавшихъ мне, отдавшихъ жизнь

          Свою за благо родины: одинъ

          Среди трудовъ на пользу ей, другой же

          На поле бранной чести! храмъ, где спитъ

          Такъ много мудрыхъ, доблестныхъ и храбрыхъ,

          

          Трудовъ своихъ и ранъ - открой теперь

          На мигъ твои гробницы! допусти,

          Чтобъ мертвые, возставъ изъ нихъ, сошлися,

          Вперивъ въ меня свой взоръ! Я ихъ зову

          Въ свидетели, равно какъ и тебя,

          Священный храмъ, что если я затеялъ

          Задуманное дело, то затемъ лишь,

          Чтобъ отомстить позоръ ихъ славной крови,

          Ихъ попранныхъ гербовъ и ихъ именъ

          Такъ низко обезчещенныхъ не мною,

          Хоть и во мне, презренной этой шайкой

          Патрицiевъ, въ чью пользу проливали

          Мы кровь свою, и сделали изъ равныхъ

          Своими господами! Обращаюсь

          Къ тебе я, Орделафо! Ты, погибшiй

          На томъ же поле Зары, где потомъ

          Я одержалъ победу! Неужели

          Принесъ я въ жертву мести кровь враговъ

          

          Такъ дурно награжденнымъ! Ободрите

          Меня улыбкой, тени! Мой успехъ

          Равно ведь вашъ успехъ, когда вы только

          Еще способны чувствовать земное.

          Значенье ваше, слава, имя - все

          Поставлено на ставку здесь со мною

          На зрелище потомкамъ! Если только

          Удастся мне - я сделаю отчизну

          Свободной и безсмертной: нашъ же родъ

          Поставлю такъ высоко, какъ ни разу

          Онъ не стоялъ ни прежде ни теперь.

Входитъ Израэль Бертуччiо.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

          Эй, кто тутъ?

                    ДОЖЪ.

                              Другъ Венецiи!

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                                  Онъ точно.

          Я васъ узналъ по голосу, синьоръ.

          

                    ДОЖЪ.

                                        Я готовъ

          Отправиться на место совещанья.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

          Сердечно радъ. Мне лестно видеть въ васъ

          Подобную готовность. Значитъ, ваши

          Сомненiя съ последней нашей встречи

          Исчезли безъ следа?

                    ДОЖЪ.

                                        Не въ этомъ дело!

          Я радъ пустить въ игру остатокъ дней,

          Сужденныхъ мне прожить. Мой жребiй былъ

          Решенъ уже тогда, когда склонилъ я

          Мой слухъ къ речамъ измены. Не пугайся!

          Я назвалъ дело прямо. Мой языкъ

          Не можетъ скрыть подъ мягкой болтовней

          Гнуснейшаго изъ делъ, хотя я самъ

          Иду его свершить. Я сталъ виновнымъ

          Въ тотъ самый мигъ, когда, услышавъ речи,

          Которыми пытался ты склонить

          Меня на это дело, не отправилъ

          

          Теперь со мною то же, если хочешь.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

          Синьоръ, какiя речи! Чемъ я могъ

          Ихъ заслужить? Я не бывалъ шпiономъ

          И мы здесь не изменники.

                    ДОЖЪ.

                                                  Мы! Мы!

          Но, впрочемъ, все равно: теперь ты вправе

          Равнять съ собой меня! Скорей же къ делу.

          Когда оно удастся, и сыны

          Венецiи, обретшей вновь свободу,

          Придутъ когда-нибудь почтить могилы

          Спасителей отчизны, чтобъ осыпать

          Рученками детей гробницы наши

          Дождемъ цветовъ, тогда лишь только будетъ

          Оправданъ нашъ поступокъ и страницы

          Исторiи поставятъ наше имя

          Въ ряду двухъ славныхъ Брутовъ; если жъ намъ,

          Напротивъ, не удастся, то поверь,

          Что рядъ кровавыхъ средствъ и тайныхъ кововъ,

          

          Насъ именемъ изменниковъ. Да, честный

          И добрый Израэль! ты здесь изменникъ,

          Равно какъ тотъ, кто прежде былъ твоимъ

          Властителемъ, теперь же только твой

          Собратъ по преступленью.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                        Намъ не время

          Объ этомъ разсуждать - иначе зналъ бы

          Я, что сказать въ ответъ. Пора итти -

          И мы, оставшись дольше здесь, пожалуй

          Дадимъ себя заметить.

                    ДОЖЪ.

                                        Мы давно ужъ

          Замечены! Насъ видятъ и теперь.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

          Замечены! Скажите - кемъ? Кинжалъ мой

          Всегда при мне.

                    ДОЖЪ.

                              Не горячись! здесь нетъ

          Людскихъ очей.

                    (Указывая на статую).

                              

          Скажи, что видишь тамъ ты?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                                  Въ лунномъ свете

          Мелькаетъ предо мной громадный всадникъ

          На гордомъ скакуне.

                    ДОЖЪ.

                                        Тотъ всадникъ предокъ

          Моихъ отцовъ. Его изображенье

          Воздвигла здесь Венецiя на память

          Того, что онъ ее двукратно спасъ

          Своей рукой. Такъ можешь ли ты думать,

          Что онъ на насъ не смотритъ?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                                  Пустяки!

          Обманъ воображенья! Где жъ глаза

          У мрамора?

                    ДОЖЪ.

                    Но есть глаза y смерти!

          Верь мне иль нетъ, но въ этомъ изваяньи

          Сокрыта жизнь безъ тела, взоръ безъ глазъ

          И мысль безъ выраженья! Если есть

          

          Быть вызванъ изъ могилы - то всего

          Скорей подобнымъ деломъ, на какое

          Теперь съ тобой иду я! Неужели

          Ты думаешь, что души славныхъ предковъ

          Такой семьи, въ какой родился я, -

          Останутся въ покое, видя, какъ

          Последнiй ихъ потомокъ затеваетъ

          На чистыхъ ихъ гробницахъ заговоръ,

          Братаясь съ низкой чернью?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                                  Это все

          Вамъ надо бы обдумать было раньше,

          Чемъ вы решились твердо приступить

          Къ великому союзу. Или вы

          Ужъ въ этомъ стали каяться?

                    ДОЖЪ.

                                                  О, нетъ!

          Я только это чувствую и буду

          

          Такъ скоро отрешиться отъ всего,

          Что было благороднейшаго въ прежней

          Моей протекшей жизни? Такъ унизить

          Себя предъ темъ, чемъ былъ! Губить людей

          Украдкой, хладнокровно!.. Впрочемъ, будь

          На этотъ счетъ спокоенъ! Мысль о томъ,

          Что вызвало меня на это дело,

          Вамъ можетъ быть надежнейшей порукой,

          Что я останусь веренъ. Въ целой вашей

          Толпе рабочей черни не найдется

          Ни одного, кто былъ бы оскорбленъ

          Сильней меня и не желалъ такъ жадно

          Отмстить врагамъ. Чемъ больше ненавижу

          Я средство, на какое принужденъ

          Теперь пойти для этого, темъ больше

          Во мне вскипаетъ злоба на тирановъ,

          Меня къ тому приведшихъ, и темъ больше

          Я жажду имъ отмстить.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                        

          Вотъ бьютъ часы!

                    ДОЖЪ.

                              Впередъ! впередъ! они

          Бьютъ смерть иль намъ, иль прежней гнусной жизни

          Венецiи!

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                    Не лучше ли сказать,

          Что этотъ звонъ зоветъ ее къ свободе

          И торжеству. Впередъ! Путь не великъ.

                    (Уходятъ.).

СЦЕНА II. 

Домъ, где собираются заговорщики. 

Даголино, Доро, Бертрамъ, Феделе, Тревизано, Календаро, Антонiо Делле-Бенде, и другiе.

                    КАЛЕНДАРО (входя).

          Все здесь?

                    ДАГОЛИНО.

                    Съ тобою все, за исключеньемъ

          Троихъ, стоящихъ на постахъ, a также

          

          Придетъ наверно скоро.

                    КАЛЕНДАРО.

                                        Где Бертрамъ?

                    БЕРТРАМЪ.

          Я здесь.

                    КАЛЕНДАРО.

                    Скажи, успелъ ли ты пополнить

          Людей, недостававшихъ y тебя?

                    БЕРТРАМЪ.

          Успелъ найти двухъ-трехъ, но не решился

          Открыть имъ нашу тайну, не уверясь

          Въ ихъ полной преданности.

                    КАЛЕНДАРО.

                                                  Намъ нетъ нужды

          Вверять имъ что нибудь: никто не знаетъ

          Конечной нашей цели, кроме кучки

          Испытанныхъ друзей. Все остальные

          Въ полнейшемъ убежденьи, что все дело

          Затеяно самой же Синьорiей,

          

          Изъ ихъ числа, поднявшихъ слишкомъ дерзко

          Свой носъ противъ закона. Но коль скоро

          Успеемъ мы заставить ихъ возстать

          И ихъ мечи попробуютъ, что значитъ

          Кровь двухъ иль трехъ сенаторовъ, то дело

          Пойдетъ само и дальше, особливо

          Когда вожди съумеютъ дать примеръ

          Что должно делать имъ. Что до меня,

          Я поручусь имъ дать такой, что сами

          Они не захотятъ отстать изъ чувства

          Простого молодечества и будутъ

          Рубить съ плеча, пока все не погибнутъ.

                    БЕРТРАМЪ.

          Ужель ты хочешь всехъ?

                    КАЛЕНДАРО.

                                        Кого жъ намеренъ

          Ты пощадить?

                    БЕРТРАМЪ.

                              Я -- пощадить?

          На это не дано. Я лишь хотелъ

          Спросить тебя, ужель среди всей этой

          Толпы людей, хотя вполне преступныхъ,

          Не сыщется одинъ, чей возрастъ, сердце

          Иль качества давали бы ему

          Надежду на пощаду?

                    КАЛЕНДАРО.

                                        Да! какъ мы

          Щадимъ куски изрубленной ехидны,

          Когда они вертятся на песке

          Въ последнемъ содраганьи! Вотъ какую

          Я радъ имъ дать пощаду! Я скорей

          Готовъ сберечь змее одинъ изъ страшныхъ

          Ея зубовъ, чемъ дать изъ нихъ пощаду

          Хоть одному! Они, какъ есть, ведь звенья

          Одной и той же цепи: тело, жизнь

          Дыханье, горе, радости y нихъ

          Одни y всехъ. Они теснятъ насъ, режутъ

          И лгутъ все заодно. Такъ пусть же разомъ

          

Марино Фальеро. Действие третье

                    ДАГОЛИНО.

                                        Оставивъ жизнь

          Хоть одному, мы будемъ трепетать

          И передъ нимъ, какъ передъ всеми. Страшно

          Въ нихъ не число, какъ ихъ бы ни считали -

          Десятками иль сотнями - беда

          Въ ихъ чванстве и породе; вотъ, что надо

          Исторгнуть съ корнемъ вонъ. Когда оставишь

          У дерева хоть отпрыскъ, онъ пускаетъ

          Побеги вновь и съ зеленью приноситъ

          Свой прежнiй горькiй плодъ. Будь потому

          Решительней. Бертрамъ!

          КАЛЕНДАРО.

                                                  Я за тобой

          Начну теперь присматривать.

                    БЕРТРАМЪ.

                                                  Кто смеетъ

          Меня подозревать?

                    КАЛЕНДАРО.

                                        

          Тебя подозревалъ я - ты бы не былъ

          Теперь средь насъ и не болталъ напрасно

          О верности. Ты слишкомъ мягокъ сердцемъ -

          Вотъ въ чемъ твой недостатокъ; въ прямодушье жъ

          Твое я верю твердо.

                    БЕРТРАМЪ.

                                        Все вы здесь

          Давно, надеюсь, знаете, кто я

          И чемъ способенъ быть. Я вместе съ вами

          Возсталъ на тираннiю, если жъ сердце

          Во мне, какъ это знаете вы также,

          Иной разъ склонно къ доброте, то я

          Надеюсь доказать, что вместе съ темъ

          Я храбръ и смелъ. Ты можешь, Календаро,

          Мне въ этомъ быть свидетелемъ; когда же

          Еще ты усомнишься - я готовъ

          На деле надъ тобою доказать

          То, что сказалъ.

                    КАЛЕНДАРО.

                                        

          Окончить прежде дело: личной ссорой

          Ему нельзя мешать.

                    БЕРТРАМЪ.

                                        Я не люблю

          Напрасныхъ ссоръ; но если надо встать

          Съ врагомъ лицомъ къ лицу, тогда съумею

          Исполнить это такъ же, какъ и всякiй

          Изъ техъ, что здесь собрались. Какъ иначе

          Могли бъ меня назначить быть однимъ

          Изъ первыхъ между вами? Но, однако,

          Я сознаюсь охотно, что природа

          Дала мне мягкiй нравъ. Я не могу

          Безъ ужаса подумать о всеобщемъ

          Убiйстве безъ разбора. Мысль о крови.

          Пролитой на почтенныя седины

          Безпомощныхъ людей, не вызываетъ

          Во мне понятья доблести. Разить

          Людей изъ-за угла не можетъ быть

          Въ моихъ глазахъ трiумфомъ. Хорошо

          

          Все это непременно, чтобъ отмстить

          Злодеямъ, чьи дела успели вызвать

          Подобное отмщенье; но когда бы

          Нашлось изъ нихъ хоть несколько достойныхъ,

          

          Я радъ бы это сделать въ интересе

          Самихъ себя, чтобъ не сквернить совсемъ

          Прекрасной нашей цели. Вотъ, что я

          Хотелъ сказать и, признаюсь, не вижу

          

                    ДАГОЛИНО.

                                                  Не бойся,

          Любезный другъ Бертрамъ! Подозревать

          Тебя никто не думаетъ, но только

          

          Принудили прибегнуть къ этимъ средствамъ;

          Но мы, свершивши все, омоемъ кровь

          Въ источнике свободы.

Входятъ и дожъ переодетый.

                    ДАГОЛИНО.

                                        Здравствуй, другъ

          Бертуччьо!

                    .

                    Здравствуй, здравствуй! Ты явился

          Сегодня позже срока. Кто съ тобой?

                    КАЛЕНДАРО.

          Пора ему назваться. Я сказалъ

          

          Приводишь новобранца, и они

          Готовы все принять его: такъ твердо

          Мы веримъ въ то, что избранный тобой

          Намъ будетъ всемъ по сердцу. Пусть же онъ

          

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                              Приблизься, новый братъ.

(Дожъ откидываетъ плащь).

                    ЗАГОВОРЩИКИ.

          

          Обоимъ имъ - и подлому Бертуччьо,

          И гнусному тирану!

                    КАЛЕНДАРО (обнажая мечъ).

                                        

          Кто тронетъ ихъ - простится тотчасъ съ жизнью.

          Я вамъ сказалъ: ни съ места! Или васъ

          Такъ испугалъ безпомощный старикъ,

          Пришедшiй къ намъ одинъ и безъ оружья?

          

          Здесь кроется?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                              Зачемъ ты имъ мешаешь?

          Пускай они убьютъ самихъ себя,

          

          Ведь слиты съ нашей жизнью!

                    ДОЖЪ.

                                                  Пусть разятъ!

          Я доказалъ своимъ сюда приходомъ,

          Что не страшна мне смерть ужасней вдвое

          

          Они меня. О, доблесть безъ примера!

          Дитя родное трусости! Смотрите,

          Вотъ шайка храбрецовъ, готовыхъ смело

          Зарезать старика! И эти люди,

          

          Дрожатъ, какъ листъ, завидевъ одного

          Патрицiя! Чего жъ вы ждете? Режьте

          Меня, когда хотите! Я не стану

          Препятствовать вамъ въ этомъ. Это ль люди

          

          Разсказывалъ Бертуччьо? Стоитъ имъ

          Взглянуть въ лицо!

                    КАЛЕНДАРО.

                                        Клянусь душой, онъ правъ!

          

          Была y насъ въ Бертуччьо, чтобъ въ одну

          Минуту увлеченья быть готовымъ

          Убить его и гостя, что привелъ

          Онъ въ нашъ кружокъ. Оставьте ваши шпаги,

          

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                        Я не хочу

          Теперь и говорить. Должны бъ вы были,

          Какъ кажется, меня получше знать,

          

          Въ измене вамъ. Не вы ли сами дали

          Мне въ руки власть прiискивать все меры

          Къ успеху нашей цели; где жъ примеръ.

          Чтобъ я ошибся въ средствахъ? Вы должны бы

          

          Кого-нибудь въ нашъ кругъ, то новобранецъ

          Придетъ по доброй воле, чтобы быть

          Намъ братомъ или жертвой.

                    ДОЖЪ.

                                                  Кемъ же мне

          

          Меня невольно думать, что свободы

          На выборъ мне не будетъ.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                                  Верьте мне,

          

          Постигла васъ, то мы погибли бъ оба

          Отъ рукъ безумцевъ этихъ. Но они,

          Какъ видите, придя въ себя, стыдятся

          Минуты увлеченья и склоняютъ

          

          Действительно такiе, какъ я вамъ

          Ихъ описалъ. Скажите имъ теперь,

          Что следуетъ.

                    КАЛЕНДАРО.

                              

          Мы слушать васъ.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО (заговорщикамъ).

                              Вы здесь теперь не только

          

          Къ победе, чемъ когда-нибудь. Клянусь,

          Слова мои правдивы!

                    ДОЖЪ.

                                        Вы во мне

          Здесь видите безпомощнаго старца,

          

          Вчера же я во всемъ величьи блеска

          Сиделъ на гордомъ троне, съ виду точно

          Похожiй на царя прекрасныхъ нашихъ

          Ста острововъ, одетый въ пышный пурпуръ,

          

          Не вашей иль моей, но нашей гордой

          Владыки - Синьорiи! Вамъ известно,

          Чемъ былъ я тамъ, иль должно быть известно;

          Но для чего явился я сюда -

          

          Униженныхъ всехъ более друзей.

          Тотъ, кто понесъ такое оскорбленье,

          Что даже усумниться могъ - червякъ онъ

          Иль человекъ? - пусть спроситъ онъ въ своемъ

          

          Причине самъ пришелъ сюда! Мое

          Несчастье вамъ известно всемъ. 0 немъ

          Кричали много все; но голосъ этихъ

          Непризванныхъ людей решилъ вопросъ

          

          Законные, чей приговоръ прибавилъ

          Къ обиде старой новую. Увольте

          Меня отъ повторенья! Оскорбленье

          Живетъ во мне - и потому разсказъ

          

          Пожалуй, васъ заставитъ заподозрить

          Меня въ излишней слабости души,

          A я сюда пришелъ, чтобъ возбудить

          И въ самыхъ твердыхъ мужество, заставить

          

          И жалобы, какъ средство слабыхъ женщинъ.

          Но васъ, надеюсь я, не надо будетъ

          Мне даже возбуждать. Обиды наши

          Возникли изъ всеобщаго несчастья

          

          Названье государства! Какъ мы можемъ

          Действительно назвать такой союзъ,

          Где нетъ главы и, вместе, нетъ народа?

          У насъ все недостатки древней Спарты,

          

          И мужества. Вожди лакедемонянъ

          Известны были храбростью, a наши

          Погрязли въ сибаритстве. Мы имъ служимъ,

          Какъ жалкiе рабы, и всехъ презренней

          

          Въ пурпурныя одежды: этотъ пурпуръ

          Похожъ на то, какъ греки заставляли

          Невольниковъ нарочно напиваться

          Въ потеху детямъ. Вы собрались здесь,

          

          Насмешки этой дерзкой надъ названьемъ

          Правительства; низвергнутьэтотъ призракъ,

          Способный быть заклятымъ только кровью;

          A тамъ - когда удастся намъ - съумеемъ

          

          Отечества; воздвигнемъ государство,

          Где будутъ все равны передъ закономъ,

          Безъ глупыхъ притязанiй на равенство

          Въ анархiи. Подобная свобода

          

          Прекрасномъ стиле портикъ, где колонны

          Взаимно заставляютъ видеть силу

          Одна другой, a вместе - все такъ стройно,

          Такъ хорошо, что невозможно тронуть

          

          Гармонiи всего. Я къ вамъ являюсь

          Просить въ великомъ деле вашемъ доли

          Участья для меня, когда вы только

          Мне верите; когда же нетъ, то жизнь

          

          Я больше радъ погибнуть отъ свободныхъ

          И смелыхъ рукъ, чемъ властвовать тираномъ

          Въ рукахъ другихъ тирановъ! Никогда

          Не действовалъ я такъ и никогда

          

          Исторiю отцовъ моихъ; спросите

          У техъ людей, въ чьихъ городахъ я былъ

          Правителемъ - все скажутъ вамъ наверно,

          Что я тираномъ не былъ, a - напротивъ -

          

          Униженныхъ. Когда бъ я согласился

          Быть темъ, чего искалъ себе сенатъ,--

          Бездушнымъ автоматомъ, облеченнымъ

          Въ богатое тряпье, сидеть на троне

          

          Лишь только приговоры, быть бичемъ

          Несчастному народу, льстить Сенату

          И Сорока, преследовать, что можетъ

          Не нравиться Совету Десяти,

          

          Тогда, уверенъ я, не оправдали бъ

          Они того, кто дерзко мне нанесъ

          Такое оскорбленье. Если я

          Страдаю такъ, то въ этомъ виновата

          

          Ужъ многiе, и будетъ день, когда

          Узнаютъ все; a до того - клянусь я

          Отдать на службу делу весь остатокъ

          Моихъ последнихъ дней, всю власть - не дожа,

          

          Не мало славныхъ делъ, покуда не былъ

          Униженъ званьемъ дожа, и способенъ

          Пока еще работать и умомъ,

          И силами! На эту ставку я

          

          Былъ истинно), остатокъ жизни (чемъ

          Рискую меньше всехъ, затемъ что мне

          Уже не долго жить), надежды, душу,

          Все радости. Такимъ я предлагаю

          

          Быть вамъ вождемъ! Решайте же, согласны ль

          Иметь своимъ вы герцога, который

          Свой бросилъ тронъ и сделался ничемъ,

          Желая быть со всеми вами равнымъ?

                    .

          Да здравствуетъ Фальеро! Онъ свободу

          Намъ дастъ, друзья!

                    ЗАГОВОРЩИКИ.

                                        Да здравствуетъ Фальеро!

                    .

          Ну что, товарищи! удачно ль я

          Ввелъ къ вамъ его? Не правда ль, что такой

          Сообщникъ долженъ стоить целой рати?

                    ДОЖЪ.

          Довольно! перестаньте! Намъ не время

          

          Вашъ я иль нетъ?

                    КАЛЕНДАРО.

                              Не только нашъ ты ныне,

          Но первый между нами, какъ доселе

          

          Вождемъ и полководцемъ!

Марино Фальеро. Действие третье

                    ДОЖЪ.

                                                  Полководцемъ

          Я былъ на славномь поле Зарской битвы;

          Титуломъ же вождя меня почтили

          

          Венецiи - такъ неприлично мне,

          Казалось бы, спуститься до того,

          Чтобъ сделаться теперь вождемъ толпы,

          Хотя и патрiотовъ. Пусть ужъ лучше,

          

          Отъ званiя, въ которомъ былъ рожденъ,

          Останусь равенъ прочимъ, безъ претензiй

          На новые титулы. Но, однако,

          Пора вернуться къ делу. Израэль

          

          Они довольно смелы, но возможны,

          Когда я вместе съ вами. Исполненья жъ

          Не надо отлагать.

                    КАЛЕНДАРО.

                                        

          Готовы мы хоть тотчасъ же. Я отдалъ

          Все приказанья, нужныя къ возстанью

          Въ назначенное время - хоть теперь же

          Когда жъ ударитъ часъ?

                    ДОЖЪ.

                                        

                    БЕРТРАМЪ.

          Такъ рано?

                    ДОЖЪ.

                    Рано? Поздно! Каждый мигъ

          Отсрочки можетъ только увеличить

          

          Теперь, когда я съ вами. Или вамъ

          Неведомы все происки Сената,

          Совета Десяти, всехъ ихъ шпiоновъ,

          И зоркихъ глазъ, которыми следятъ

          

          Ихъ герцогомъ, котораго избрали

          Своимъ согласьемъ сами? Нетъ: коль скоро

          Разить - разите тотчасъ, чтобы гидра,

          Ужаленная въ сердце, потеряла

          

                    КАЛЕНДАРО.

                                                  Готовъ я

          И сердцемъ и мечемъ! Отряды наши

          Разставлены въ указанныхъ местахъ

          

          Друзей съ оружьемъ въ каждомъ. Все они

          Готовы встать по первому сигналу.

          Мы сами разойдемся точно также

          Къ своимъ постамъ. Скажите лишь, когда

          

                    ДОЖЪ.

                              Когда раздастся звонъ

          Большихъ колоколовъ святого Марка

          (Вы знаете, что это можетъ быть

          Исполнено лишь по приказу дожа,

          

          Лишь эта привилегiя), сбирайтесь

          Немедленно на площадь.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                                  A потомъ?

                    ДОЖЪ.

          

          Направятся отряды, разглашая

          Везде на перекресткахъ, что съ разсветомъ

          Замеченъ ими генуэзскiй флотъ,

          Идущiй прямо къ городу. Дворецъ

          

          Племянникъ мой съ отрядомъ и съ другими

          Служителями дома. Звонъ на башне

          Послужитъ вамъ сигналомъ, чтобъ кричать:

          "Спаси насъ, Маркъ! враги идутъ на городъ!"

                    .

          Я понялъ все, но - дальше! продолжайте!

                    ДОЖЪ.

          Патрицiи сбегутся впопыхахъ

          Въ собранiе Совета (поступить

          Иначе имъ нельзя, въ виду грозящей

          

          Съ высокой башни Марка, ихъ патрона);

          A разъ они сберутся, намъ легко

          Тогда скосить ихъ будетъ, какъ колосья,

          Мечемъ, взаменъ серповъ. Пусть пять иль шесть

          

          Не трудно будетъ справиться, когда лишь

          Мы кончимъ съ большинствомъ.

                    КАЛЕНДАРО.

                                                  О, если бъ только

          

          Мы станемъ ихъ рубить, a не царапать!

                    БЕРТРАМЪ.

          Я попрошу лишь сделать вамъ вопросъ,

          Который предлагалъ еще до срока,

          

          Достойнаго сообщника, который

          Усилилъ такъ уверенность въ успехе

          И нашей безопасности. Ужели

          Вы не хотите даже и теперь

          

          И пощадить изъ осужденныхъ жертвъ

          Хоть несколькихъ? Ужель погибнутъ все?

                    КАЛЕНДАРО.

          Я поручусь, что встретившiе въ битве

          

          Такое жъ состраданье, на какое

          Привыкли мы разсчитывать, когда

          Имели дело съ ними.

                    ЗАГОВОРЩИКИ.

                                        

          Теперь ли говорить о состраданьи?

          Оказывалъ ли кто-нибудь изъ нихъ

          Хоть тень участья къ намъ?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                        

          Несчастнымъ состраданьемъ говоришь

          Нелепости! А, сверхъ того, оно

          Обидно для друзей твоихъ и, вместе,

          Для ихъ святого дела. Неужели

          

          Спастись изъ нихъ хоть несколькимъ, они

          Останутся въ живыхъ лишь для того,

          Чтобъ мстить за остальныхъ? A также я

          Тебя спрошу, какимъ ты хочешь средствомъ

          

          Все, что они ни делали, всегда

          Лишь было выраженьемъ общей воли

          Всей шайки ихъ, направленной къ тому,

          Чтобъ насъ давить и мучить. Я согласенъ

          

          Живыми ихъ детей, но соглашаюсь

          Съ сомненьемъ и на это. Если ловчiй

          Беретъ живьемъ въ логовище тигренка,

          То верно не придетъ ему охота

          

          Не хочетъ онъ погибнуть. Впрочемъ, я,

          За темъ, чтобъ разрешить мое сомненье,

          Готовъ исполнить то, что скажетъ намъ

          По этому вопросу дожъ Фальеро,

          

          Прося его совета.

                    ДОЖЪ.

                              Не смущайте,

          Прошу, меня. Решите это сами!

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

          

          Порядочнее прочихъ. Мы, ведь, знаемъ

          Лишь только ихъ публичные пороки,

          Которыми они успели стать

          Равно намъ ненавистны. Если вы

          

          Кого-нибудь - решайте: мы исполнимъ.

                    ДОЖЪ.

          Отецъ Дольфино былъ мне вернымъ другомъ,

          Съ Ландо мы бились вместе, Маркъ Корнаро

          Служилъ при мне, во время моего

          

          Однажды жизнь - обязанъ-ли спасать

          Ему ее я дважды? О, когда бы

          Я, сделавъ это, вместе могъ спасти

          Венецiю! Они иль ихъ отцы

          

          Пока не сталъ я дожемъ, и отпали

          Прочь отъ меня, какъ отпадаютъ листья,

          Оторванные ветромъ отъ цветка,--

          И вотъ теперь стою я, какъ изсохшiй,

          

          Возможности кого-нибудь прикрыть.

          Когда я такъ оставленъ былъ, такъ пусть же

          Погибнутъ и они до одного!

                    КАЛЕНДАРО.

          

          Венецiи.

                    ДОЖЪ.

                    Вы, зная хорошо

          Несчастiя и бедствiя отчизны,

          Не можете, однако, знать вполне,

          

          Живой иль честной мысли, всякимъ узамъ,

          Скрепляющимъ людей, всему, что только

          Найти возможно лучшаго на свете,

          Разлитъ во всехъ несчастныхъ учрежденьяхъ

          

          Мной названные люди почитались

          Когда-то мне друзьями; я любилъ ихъ

          Отъ всей души; они платили мне

          За это темъ же самымъ; вместе мы

          

          Делили пополамъ; союзъ родства

          Связалъ меня со многими; всю жизнь

          Душой мы жили въ душу, пожиная

          Плоды трудовъ и почестей съ годами.

          

          Желанья ихъ, a вовсе не моя

          Настойчивость, устроили, что я

          Былъ выбранъ ими герцогомъ - и съ этимъ

          Исчезло все: союзъ родства и дружбы,

          

          Въ поступкахъ и мышленiи, утраченъ

          Тотъ светлый духъ, съ которымъ постоянно

          Встречаются товарищи, чьей дружбе

          Исполнились уже десятки летъ,

          

          Невольно привлекается картиной

          Минувшаго, при мысли о друзьяхъ,

          Когда-то молодыхъ, давно сошедшихъ

          Теперь уже въ могилу, изъ которыхъ

          

          Печальныхъ старика, взаменъ толпы

          Веселой, беззаботной молодежи,

          Трудившейся когда-то заодно,

          И чьи дела, безъ теплой речи этихъ,

          

          Векамъ однимъ бы мраморомъ. О, горе

          Ужель я долженъ это совершить.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

          Синьоръ, вы смущены! Теперь не время

          

                    ДОЖЪ.

                                        Не безпокойся!

          Мое решенье принято! Я кончу

          Въ двухъ-трехъ словахъ. Мне хочется лишь вамъ

          Воочью показать все недостатки

          

          Какъ сделался я дожемъ, иль - верней -

          Былъ ими сделанъ дожемъ, улетела

          Навеки память прошлаго. Я умеръ

          Для нихъ для всехъ, иль, лучше говоря,

          

          И жизнь въ кругу друзей; я сталъ чужимъ

          Для каждаго; со мною перестали

          Намеренно сближаться, изъ боязни

          Быть заподозреннымъ; любить никто

          

          Подобныхъ чувствъ; со мною враждовали,

          Какъ требуетъ политика; смеялись

          Надменно надо мной, считая это

          За признакъ чувствъ патрицiя, и даже

          

          Отечества, судъ справедливый въ деле

          Касавшемся меня, почелся бъ знакомъ

          Опаснаго пристрастья. Герцогъ сталъ

          Невольникомъ y подданныхъ, врагомъ

          

          Съ техъ поръ моею стражей; внешнiй блескъ

          Сменилъ мою свободу; платье дожа

          Одно осталось знакомъ скудной власти;

          Тюремщики присвоили себе

          

          Мне стали инквизиторы. Не адъ ли

          Такая жизнь? Одно осталось мне:

          Покой въ семейной жизни; но и онъ

          Отравленъ злобой ихъ. Мои пенаты

          

          Где царствуетъ теперь одно презренье

          И дерзкая насмешка.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                        Оскорбленье,

          

          Себя заставитъ ждать: промчится ночь -

          И вы за все отплатите.

                    ДОЖЪ.

                                        Я долго

          Терпелъ и ждалъ - терпелъ, страдая тяжко;

          

          Сдержать наплыва горечи. Обида,

          Которую осмелились они-

          Не только что оставить безъ возмездья,

          Но даже оправдать - решила все!

          

          Въ которой отказали мне давно ужъ

          До этого они, когда клялись передо мной

          Въ своей фальшивой верности, создавъ

          Въ замену прежней дружбы - государя,

          

          Которую не значитъ ничего

          Разбить, когда захочется. Съ техъ поръ

          Я окруженъ надменною толпой

          Сенаторовъ, готовыхъ поминутно

          

          У нихъ не отнялъ власти, самъ же дожъ,

          Бояться долженъ подлой этой шайки

          Озлобленныхъ тирановъ. Потому

          Я больше не имею никакой

          

          Ее не могутъ требовать. Она

          Разрушена ихъ собственнымъ стараньемъ,

          И я въ лице ихъ вижу лишь тирановъ,

          Ответственныхъ за бездну преступленiй.

          

                    КАЛЕНДАРО.

          Къ оружiю, друзья! Идемте бодро

          Къ своимъ постамъ! Сегодняшняя ночь

          Последняя, Богъ дастъ, для разговоровъ!

          

          Поутру съ башни Марка - клятву дамъ -

          Меня не встретитъ соннымъ!

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                                  Расходитесь

          

          Вотъ лозунгъ нашъ! Не забывайте бедъ,

          Какiя терпимъ мы, и правъ, которыхъ

          Добиться дали слово! Въ эту ночь,

          Богъ дастъ, все будетъ кончено. Дождитесь

          

          Впередъ безъ замедленья! Я иду

          Сейчасъ къ отряду самъ. Исполнить долгъ

          Обязанъ честно каждый. Герцогъ также

          Вернется во дворецъ, чтобъ приготовить

          

          Прощайте же теперь и пожелаемъ

          Вновь встретиться свободными людьми!

                    КАЛЕНДАРО.

          Нашъ славный дожъ, даю вамъ обещанье,

          

          Предъ вами мечъ, съ насаженной на немъ

          Кровавой головой Микэля Стено!

                    ДОЖЪ.

          О нетъ, нетъ, нетъ: оставь его къ концу!

          Не стоитъ отвлекать себя отъ дела

          

          Почетнее его. Обида Стено

          Была лишь только частнымъ выраженьемъ

          Той низости и гнуснаго разврата,

          Въ какихъ погрязла нынче вся толпа

          

          Не смелъ бы и подумать онъ решиться

          На что-нибудь подобное. Къ тому же

          Я слово далъ забыть о личной мести

          Въ виду величья дела, на какое

          

          Ничтожный рабъ - мы требуемъ возмездья

          Съ хозяина, и если онъ откажетъ

          Въ томъ, что просили мы, тогда обида

          Становится важней, и мы должны

          

                    КАЛЕНДАРО.

                              Конечно, такъ; но Стено

          Былъ первою и главною причиной

          Союза съ вами, чемъ все дело наше

          

          Успеха въ будущемъ, a потому

          Мне хочется достойно наградить

          Его за то. Могу ль я это сделать?

Марино Фальеро. Действие третье

                    ДОЖЪ.

          Ты хочешь отрубить врагамъ лишь руки,

          

          A я его учителя. Ты ищешь

          Отомстить лишь только Стено, я - Сенату.

          Нельзя себя позволить увлекать

          Вопросомъ частной мести передъ деломъ,

          

          Должно упасть на головы враговъ,

          Какъ огненный потокъ, ниспавшiй съ неба

          И всехъ ихъ истребить, подобно волнамъ,

          Когда-то поглотившимъ даже пепелъ

          

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                                        Къ постамъ, друзья!

          Что до меня, я провожу лишь дожа

          До места нашей встречи. Мы должны

          

          Следившаго за нами, a затемъ

          Я тотчасъ же бегу къ своимъ отрядамъ,

          Готовымъ ко всему.

                    КАЛЕНДАРО.

                              

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

          Успеха всемъ!

                    ЗАГОВОРЩИКИ.

                              Себя не осрамимъ!

          

(Заговорщики, простясь съ дожемъ и Бертуччiо, уходятъ подъ предводительствомъ Календаро).

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

          Погибнутъ все! Въ успехе нетъ сомненья!

          Теперь, синьоръ, вы сделаться должны

          

          Прославится славней, чемъ имена

          Славнейшихъ изъ героевъ! Мы видали

          Не разъ царей, сраженныхъ подъ кинжаломъ

          Свободнаго народа. Цезарь палъ.

          

          Диктаторовъ; a чернь свергала ихъ,

          Но виделъ ли хоть кто нибудь на свете

          Властителя который вздумалъ самъ

          Расторгнуть цепь несчастнаго народа?

          

          Они всегда стараются, напротивъ,

          Стеснить народъ, сковать его цепями,

          A ежели когда-нибудь даютъ

          Минутную свободу, то затемъ лишь,

          

          Другихъ свободныхъ нацiй для войны,

          Чтобъ рабство породило также рабство!

          И въ мiре нетъ достаточной добычи,

          Которая могла бъ насытить алчность

          

          Приняться и за дело! Чемъ труднее

          Свершить его, темъ радостней награда.

          О чемъ же вы задумались? Минуту

          Тому назадъ вы, кажется пылали

          

                    ДОЖЪ.

                                                  Неужели

          Возврата нетъ - и все должны погибнуть?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

          О комъ вы говорите?

                    ДОЖЪ.

                                        

          Сенаторахъ, мне родственныхъ по плоти,

          И по деламъ.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                              Вы сами приговоръ

          

                    ДОЖЪ.

          Да, для тебя онъ можетъ показаться,

          Не спорю, справедливымъ; ты плебей,

          Ты Гракхъ толпы, трибунъ ея, ораторъ

          Бунтовщиковъ! Я не виню тебя:

          

          Они тебя теснили, оскорбляли,

          Точь въ точь какъ и меня; но никогда

          Не елъ ты съ ними хлеба, не делилъ

          На пире братской чаши, не скорбелъ

          

          Улыбка ихъ въ тебе не возбуждала

          Такихъ же сладкихъ чувствъ иль ихъ обмена.

          Я помню дни, когда на головахъ

          На нашихъ юныхъ волосы чернели,

          

          Веселою толпою устремлялись

          На группы острововъ Архипелага,

          Отторгнутыхъ y злобныхъ мусульманъ...

          Могу ли обагрить теперь я руки

          

          Не сделавшись почти самоубiйцей?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

          О, дожъ! Ребенку даже неприлична

          Такая нерешительность! Коль скоро

          

          Уже второго детства - призовите

          Всю крепость вашихъ нервовъ, не заставьте

          Меня краснеть за васъ! Клянусь, я радъ

          Скорее отказаться отъ успеха

          

          Привыкъ всегда глубоко уважать -

          Внезапно впавшимъ, вопреки сознанью

          Высокихъ делъ, въ такую бабью слабость.

          Вы лили въ битвахъ кровь свою и вражью,

          

          Какой-нибудь десятокъ лишнихъ капель

          Изъ жилъ вампировъ этихъ - палачей,

          Которые при этомъ отдадутъ

          Лишь то, что ими высосано было

          

                    ДОЖЪ.

                                        Будь ко мне

          Немного снисходительней! Я твердо

          Пойду за вами вследъ и не отстану

          Отъ васъ въ разгаре битвы. Колебанья

          

          Ta именно уверенность, съ которой

          Решился я на все, и заставляетъ

          Меня такъ содрогаться. Но оставимъ

          Объ этомъ разговоръ. Пускай ему

          

          Ночь темная, да ты; вы оба, знаю,

          Доносамъ непричастны. Грянетъ часъ -

          И колоколъ на башне прогудитъ

          Предсмертный часъ для многихъ изъ живущихъ

          

          Подсечено сегодня на корню

          Древнейшихъ родословныхъ, и безплодно

          Развеются кровавые останки

          Ихъ отпрысковъ. Я такъ хочу - и долженъ

          

          Меня остановить! Но неужели

          Не вправе содрогнуться я при мысли

          О томъ, чемъ былъ когда-то я и чемъ

          Сбираюсь быть? Такъ не судите жъ строго

          

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                              Мужайтесь! Будьте тверды!

          Я, признаюсь, никакъ не понимаю,

          Чемъ вы себя такъ мучите. Я самъ

          

          По вашей доброй воле - и свободны

          На выборъ и теперь.

Марино Фальеро. Действие третье

                    ДОЖЪ.

                                        О, безъ сомненья,

          Ты съ прочими не можешь быть смущенъ!

          

          Я тотчасъ бы пронзилъ тебя, не сделавъ

          При этомъ преступленья, такъ какъ этимъ

          Спасъ тысячи бы жизней, Ты не можешь

          Терзаться гнетомъ совести! Тебе

          

          A каждый изъ патрицiевъ - мишенью

          Для выстрела. Ты, кончивъ все, омоешь

          Спокойно кровь отъ рукъ твоихъ и будешь

          Доволенъ и счастливъ, тогда какъ я,

          

          Тебя и всехъ товарищей - что долженъ

          Потомъ я буду чувствовать? О, Боже!

          Мне говорятъ, что я здесь поступилъ

          Вполне по доброй воле. Если это

          

          Ошибся въ заключеньи: ты найдешь

          Во мне себе союзника въ убiйстве

          (За это я ручаюсь) и притомъ

          Надежнаго; но верь, что въ этомъ деле

          

          Влекутъ, наоборотъ, меня назадъ;

          Я обуянъ какой то адской силой,

          И, точно злобный демонъ, совершаю

          Преступное по долгу, зная твердо,

          

          Идемъ впередъ! Сбирай своихъ друзей!

          Я также поспешу созвать отряды

          Моихъ сообщниковъ. Будь убежденъ,

          Что звонъ святого Марка этой ночью

          

          Спать вечнымъ сномъ Сенатъ! Задолго прежде,

          Чемъ осветитъ Адрiатику солнце,

          Поднимется предсмертный вопль, въ которомъ

          Заглохнетъ ропотъ волнъ ея, подъ крикомъ

          

          Идемъ! Идемъ!

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧІО.

                              Отъ всей души - лишь будьте

          Решительней! Не дайте овладеть

          

          Припомните, какъ тяжко оскорбляли

          Они все насъ. Та жертва, что сегодня

          Приносимъ мы, окупится годами

          Довольства и свободы для спасенной

          

          Спокойно обезлюдивъ целый край,

          Нимало не смущаются свершеннымъ,

          Тогда какъ васъ страшитъ необходимость

          Предать достойной каре двухъ иль трехъ

          

          Излишнее участье недостойней,

          Чемъ самый приговоръ, которымъ былъ

          Оправданъ врагъ вашъ Стено!

                    ДОЖЪ.

                                                  Вотъ слова,

          

          Всю душу мне. Идемъ! Пора за дело!

(Уходитъ).



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница