Марино Фальеро.
Действие третье

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Байрон Д. Г., год: 1820
Категории:Трагедия, Историческое произведение

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Марино Фальеро. Действие третье (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Марино Фальеро. Действие третье

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. 

СЦЕНА I. 

Площадка между каналом и церковью Сан-Джиовании е Паоло. На сцене конная статуя. В некотором разстоянии на канале привязана гондола. 

Входит дож переодетый.

                    ДОЖ.

          Явился я до срока. Грозный час,

          Готовый прогреметь во мраке ночи,

          И потрясти в основах мрамор стен,

          Еще не наступил. Жильцы палат

          Лежат в тревожном сне, как будто чуя,

          Что ждет их впереди. Пора очистить

          Тебя, надменный город от потоков

          Твоей нечистой крови, обратившей

          Тебя в притон тиранов. - Предназначен

          Судьбой на это я! Сам не пытался

          Я сделать это прежде и жестоко

          За это был наказан: власть твоих

          Патрициев, развившись, как чума,

          Заставила внезапно содрогнуться

          

          Пристал ко мне, и я обязан смыть

          Его целебной влагой.

                    (Обращаясь к церкви).

                              Славный храм,

          Где спят мои отцы, где изваянья

          Их доблестных фигур кидают тень

          На грудь земли, лежащей между нами

          И мертвыми, где их сердца, когда-то

          Кипевшия горячей кровью, ныне

          Не более как горсть простой земли,

          Оставшейся от тех людей, что были

          Героями! Великий храм святых,

          Хранящих славный род наш! ты, в стенах

          Которого схоронен прах двух дожей,

          Предшествовавших мне, отдавших жизнь

          Свою за блого родины: один

          Среди трудов на пользу ей, другой же

          На поле бранной чести! храм, где спит

          Так много мудрых, доблестных и храбрых,

          

          Трудов своих и ран - открой теперь

          На миг твои гробницы! допусти,

          Чтоб мертвые, возстав из них, сошлися,

          Вперив в меня свой взор! Я их зову

          В свидетели, равно как и тебя,

          Священный храм, что если я затеял

          Задуманное дело, то затем лишь,

          Чтоб отомстить позор их славной крови,

          Их попранных гербов и их имен

          Так низко обезчещенных не мною,

          Хоть и во мне, презренной этой шайкой

          Патрициев, в чью пользу проливали

          Мы кровь свою, и сделали из равных

          Своими господами! Обращаюсь

          К тебе я, Орделафо! Ты, погибший

          На том же поле Зары, где потом

          Я одержал победу! Неужели

          Принес я в жертву мести кровь врагов

          

          Так дурно награжденным! Ободрите

          Меня улыбкой, тени! Мой успех

          Равно ведь ваш успех, когда вы только

          Еще способны чувствовать земное.

          Значенье ваше, слава, имя - все

          Поставлено на ставку здесь со мною

          На зрелище потомкам! Если только

          Удастся мне - я сделаю отчизну

          Свободной и безсмертной: наш же род

          Поставлю так высоко, как ни разу

          Он не стоял ни прежде ни теперь.

Входит Израэль Бертуччио.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

          Эй, кто тут?

                    ДОЖ.

                              Друг Венеции!

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                                  Он точно.

          Я вас узнал по голосу, синьор.

          

                    ДОЖ.

                                        Я готов

          Отправиться на место совещанья.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

          Сердечно рад. Мне лестно видеть в вас

          Подобную готовность. Значит, ваши

          Сомнения с последней нашей встречи

          Исчезли без следа?

                    ДОЖ.

                                        Не в этом дело!

          Я рад пустить в игру остаток дней,

          Сужденных мне прожить. Мой жребий был

          Решен уже тогда, когда склонил я

          Мой слух к речам измены. Не пугайся!

          Я назвал дело прямо. Мой язык

          Не может скрыть под мягкой болтовней

          Гнуснейшого из дел, хотя я сам

          Иду его свершить. Я стал виновным

          В тот самый миг, когда, услышав речи,

          Которыми пытался ты склонить

          Меня на это дело, не отправил

          

          Теперь со мною то же, если хочешь.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

          Синьор, какие речи! Чем я мог

          Их заслужить? Я не бывал шпионом

          И мы здесь не изменники.

                    ДОЖ.

                                                  Мы! Мы!

          Но, впрочем, все равно: теперь ты вправе

          Равнять с собой меня! Скорей же к делу.

          Когда оно удастся, и сыны

          Венеции, обретшей вновь свободу,

          Придут когда-нибудь почтить могилы

          Спасителей отчизны, чтоб осыпать

          Рученками детей гробницы наши

          Дождем цветов, тогда лишь только будет

          Оправдан наш поступок и страницы

          Истории поставят наше имя

          В ряду двух славных Брутов; если ж нам,

          Напротив, не удастся, то поверь,

          Что ряд кровавых средств и тайных ковов,

          

          Нас именем изменников. Да, честный

          И добрый Израэль! ты здесь изменник,

          Равно как тот, кто прежде был твоим

          Властителем, теперь же только твой

          Собрат по преступленью.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                        Нам не время

          Об этом разсуждать - иначе знал бы

          Я, что сказать в ответ. Пора итти -

          И мы, оставшись дольше здесь, пожалуй

          Дадим себя заметить.

                    ДОЖ.

                                        Мы давно уж

          Замечены! Нас видят и теперь.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

          Замечены! Скажите - кем? Кинжал мой

          Всегда при мне.

                    ДОЖ.

                              Не горячись! здесь нет

          Людских очей.

                    (Указывая на статую).

                              

          Скажи, что видишь там ты?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                                  В лунном свете

          Мелькает предо мной громадный всадник

          На гордом скакуне.

                    ДОЖ.

                                        Тот всадник предок

          Моих отцов. Его изображенье

          Воздвигла здесь Венеция на память

          Того, что он ее двукратно спас

          Своей рукой. Так можешь ли ты думать,

          Что он на нас не смотрит?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                                  Пустяки!

          Обман воображенья! Где ж глаза

          У мрамора?

                    ДОЖ.

                    Но есть глаза y смерти!

          Верь мне иль нет, но в этом изваяньи

          Сокрыта жизнь без тела, взор без глаз

          И мысль без выраженья! Если есть

          

          Быть вызван из могилы - то всего

          Скорей подобным делом, на какое

          Теперь с тобой иду я! Неужели

          Ты думаешь, что души славных предков

          Такой семьи, в какой родился я, -

          Останутся в покое, видя, как

          Последний их потомок затевает

          На чистых их гробницах заговор,

          Братаясь с низкой чернью?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                                  Это все

          Вам надо бы обдумать было раньше,

          Чем вы решились твердо приступить

          К великому союзу. Или вы

          Уж в этом стали каяться?

                    ДОЖ.

                                                  О, нет!

          Я только это чувствую и буду

          

          Так скоро отрешиться от всего,

          Что было благороднейшого в прежней

          Моей протекшей жизни? Так унизить

          Себя пред тем, чем был! Губить людей

          Украдкой, хладнокровно!.. Впрочем, будь

          На этот счет спокоен! Мысль о том,

          Что вызвало меня на это дело,

          Вам может быть надежнейшей порукой,

          Что я останусь верен. В целой вашей

          Толпе рабочей черни не найдется

          Ни одного, кто был бы оскорблен

          Сильней меня и не желал так жадно

          Отмстить врагам. Чем больше ненавижу

          Я средство, на какое принужден

          Теперь пойти для этого, тем больше

          Во мне вскипает злоба на тиранов,

          Меня к тому приведших, и тем больше

          Я жажду им отмстить.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                        

          Вот бьют часы!

                    ДОЖ.

                              Вперед! вперед! они

          Бьют смерть иль нам, иль прежней гнусной жизни

          Венеции!

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                    Не лучше ли сказать,

          Что этот звон зовет ее к свободе

          И торжеству. Вперед! Путь не велик.

                    (Уходят.).

СЦЕНА II. 

Дом, где собираются заговорщики. 

Даголино, Доро, Бертрам, Феделе, Тревизано, Календаро, Антонио Делле-Бенде, и другие.

                    КАЛЕНДАРО (входя).

          Все здесь?

                    ДАГОЛИНО.

                    С тобою все, за исключеньем

          Троих, стоящих на постах, a также

          

          Придет наверно скоро.

                    КАЛЕНДАРО.

                                        Где Бертрам?

                    БЕРТРАМ.

          Я здесь.

                    КАЛЕНДАРО.

                    Скажи, успел ли ты пополнить

          Людей, недостававших y тебя?

                    БЕРТРАМ.

          Успел найти двух-трех, но не решился

          Открыть им нашу тайну, не уверясь

          В их полной преданности.

                    КАЛЕНДАРО.

                                                  Нам нет нужды

          Вверять им что нибудь: никто не знает

          Конечной нашей цели, кроме кучки

          Испытанных друзей. Все остальные

          В полнейшем убежденьи, что все дело

          Затеяно самой же Синьорией,

          

          Из их числа, поднявших слишком дерзко

          Свой нос против закона. Но коль скоро

          Успеем мы заставить их возстать

          И их мечи попробуют, что значит

          Кровь двух иль трех сенаторов, то дело

          Пойдет само и дальше, особливо

          Когда вожди съумеют дать пример

          Что должно делать им. Что до меня,

          Я поручусь им дать такой, что сами

          Они не захотят отстать из чувства

          Простого молодечества и будут

          Рубить с плеча, пока все не погибнут.

                    БЕРТРАМ.

          Ужель ты хочешь всех?

                    КАЛЕНДАРО.

                                        Кого ж намерен

          Ты пощадить?

                    БЕРТРАМ.

                              Я -- пощадить?

          На это не дано. Я лишь хотел

          Спросить тебя, ужель среди всей этой

          Толпы людей, хотя вполне преступных,

          Не сыщется один, чей возраст, сердце

          Иль качества давали бы ему

          Надежду на пощаду?

                    КАЛЕНДАРО.

                                        Да! как мы

          Щадим куски изрубленной ехидны,

          Когда они вертятся на песке

          В последнем содраганьи! Вот какую

          Я рад им дать пощаду! Я скорей

          Готов сберечь змее один из страшных

          Ея зубов, чем дать из них пощаду

          Хоть одному! Они, как есть, ведь звенья

          Одной и той же цепи: тело, жизнь

          Дыханье, горе, радости y них

          Одни y всех. Они теснят нас, режут

          И лгут все заодно. Так пусть же разом

          

Марино Фальеро. Действие третье

                    ДАГОЛИНО.

                                        Оставив жизнь

          Хоть одному, мы будем трепетать

          И перед ним, как перед всеми. Страшно

          В них не число, как их бы ни считали -

          Десятками иль сотнями - беда

          В их чванстве и породе; вот, что надо

          Исторгнуть с корнем вон. Когда оставишь

          У дерева хоть отпрыск, он пускает

          Побеги вновь и с зеленью приносит

          Свой прежний горький плод. Будь потому

          Решительней. Бертрам!

          КАЛЕНДАРО.

                                                  Я за тобой

          Начну теперь присматривать.

                    БЕРТРАМ.

                                                  Кто смеет

          Меня подозревать?

                    КАЛЕНДАРО.

                                        

          Тебя подозревал я - ты бы не был

          Теперь средь нас и не болтал напрасно

          О верности. Ты слишком мягок сердцем -

          Вот в чем твой недостаток; в прямодушье ж

          

                    БЕРТРАМ.

                                        Все вы здесь

          Давно, надеюсь, знаете, кто я

          И чем способен быть. Я вместе с вами

          

          Во мне, как это знаете вы также,

          Иной раз склонно к доброте, то я

          Надеюсь доказать, что вместе с тем

          Я храбр и смел. Ты можешь, Календаро,

          

          Еще ты усомнишься - я готов

          На деле над тобою доказать

          То, что сказал.

                    КАЛЕНДАРО.

                                        

          Окончить прежде дело: личной ссорой

          Ему нельзя мешать.

                    БЕРТРАМ.

                                        Я не люблю

          

          С врагом лицом к лицу, тогда съумею

          Исполнить это так же, как и всякий

          Из тех, что здесь собрались. Как иначе

          Могли б меня назначить быть одним

          

          Я сознаюсь охотно, что природа

          Дала мне мягкий нрав. Я не могу

          Без ужаса подумать о всеобщем

          Убийстве без разбора. Мысль о крови.

          

          Безпомощных людей, не вызывает

          Во мне понятья доблести. Разить

          Людей из-за угла не может быть

          В моих глазах триумфом. Хорошо

          

          Все это непременно, чтоб отмстить

          Злодеям, чьи дела успели вызвать

          Подобное отмщенье; но когда бы

          Нашлось из них хоть несколько достойных,

          

          Я рад бы это сделать в интересе

          Самих себя, чтоб не сквернить совсем

          Прекрасной нашей цели. Вот, что я

          Хотел сказать и, признаюсь, не вижу

          

                    ДАГОЛИНО.

                                                  Не бойся,

          Любезный друг Бертрам! Подозревать

          Тебя никто не думает, но только

          

          Принудили прибегнуть к этим средствам;

          Но мы, свершивши все, омоем кровь

          В источнике свободы.

Входят и дож переодетый.

                    ДАГОЛИНО.

                                        Здравствуй, друг

          Бертуччьо!

                    .

                    Здравствуй, здравствуй! Ты явился

          Сегодня позже срока. Кто с тобой?

                    КАЛЕНДАРО.

          Пора ему назваться. Я сказал

          

          Приводишь новобранца, и они

          Готовы все принять его: так твердо

          Мы верим в то, что избранный тобой

          Нам будет всем по сердцу. Пусть же он

          

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                              Приблизься, новый брат.

(Дож откидывает плащь).

                    ЗАГОВОРЩИКИ.

          

          Обоим им - и подлому Бертуччьо,

          И гнусному тирану!

                    КАЛЕНДАРО (обнажая меч).

                                        

          Кто тронет их - простится тотчас с жизнью.

          Я вам сказал: ни с места! Или вас

          Так испугал безпомощный старик,

          Пришедший к нам один и без оружья?

          

          Здесь кроется?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                              Зачем ты им мешаешь?

          Пускай они убьют самих себя,

          

          Ведь слиты с нашей жизнью!

                    ДОЖ.

                                                  Пусть разят!

          Я доказал своим сюда приходом,

          Что не страшна мне смерть ужасней вдвое

          

          Они меня. О, доблесть без примера!

          Дитя родное трусости! Смотрите,

          Вот шайка храбрецов, готовых смело

          Зарезать старика! И эти люди,

          

          Дрожат, как лист, завидев одного

          Патриция! Чего ж вы ждете? Режьте

          Меня, когда хотите! Я не стану

          Препятствовать вам в этом. Это ль люди

          

          Разсказывал Бертуччьо? Стоит им

          Взглянуть в лицо!

                    КАЛЕНДАРО.

                                        Клянусь душой, он прав!

          

          Была y нас в Бертуччьо, чтоб в одну

          Минуту увлеченья быть готовым

          Убить его и гостя, что привел

          Он в наш кружок. Оставьте ваши шпаги,

          

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                        Я не хочу

          Теперь и говорить. Должны б вы были,

          Как кажется, меня получше знать,

          

          В измене вам. Не вы ли сами дали

          Мне в руки власть приискивать все меры

          К успеху нашей цели; где ж пример.

          Чтоб я ошибся в средствах? Вы должны бы

          

          Кого-нибудь в наш круг, то новобранец

          Придет по доброй воле, чтобы быть

          Нам братом или жертвой.

                    ДОЖ.

                                                  Кем же мне

          

          Меня невольно думать, что свободы

          На выбор мне не будет.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                                  Верьте мне,

          

          Постигла вас, то мы погибли б оба

          От рук безумцев этих. Но они,

          Как видите, придя в себя, стыдятся

          Минуты увлеченья и склоняют

          

          Действительно такие, как я вам

          Их описал. Скажите им теперь,

          Что следует.

                    КАЛЕНДАРО.

                              

          Мы слушать вас.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО (заговорщикам).

                              Вы здесь теперь не только

          

          К победе, чем когда-нибудь. Клянусь,

          Слова мои правдивы!

                    ДОЖ.

                                        Вы во мне

          Здесь видите безпомощного старца,

          

          Вчера же я во всем величьи блеска

          Сидел на гордом троне, с виду точно

          Похожий на царя прекрасных наших

          Ста островов, одетый в пышный пурпур,

          

          Не вашей иль моей, но нашей гордой

          Владыки - Синьории! Вам известно,

          Чем был я там, иль должно быть известно;

          Но для чего явился я сюда -

          

          Униженных всех более друзей.

          Тот, кто понес такое оскорбленье,

          Что даже усумниться мог - червяк он

          Иль человек? - пусть спросит он в своем

          

          Причине сам пришел сюда! Мое

          Несчастье вам известно всем. 0 нем

          Кричали много все; но голос этих

          Непризванных людей решил вопрос

          

          Законные, чей приговор прибавил

          К обиде старой новую. Увольте

          Меня от повторенья! Оскорбленье

          Живет во мне - и потому рассказ

          

          Пожалуй, вас заставит заподозрить

          Меня в излишней слабости души,

          A я сюда пришел, чтоб возбудить

          И в самых твердых мужество, заставить

          

          И жалобы, как средство слабых женщин.

          Но вас, надеюсь я, не надо будет

          Мне даже возбуждать. Обиды наши

          Возникли из всеобщого несчастья

          

          Названье государства! Как мы можем

          Действительно назвать такой союз,

          Где нет главы и, вместе, нет народа?

          У нас все недостатки древней Спарты,

          

          И мужества. Вожди лакедемонян

          Известны были храбростью, a наши

          Погрязли в сибаритстве. Мы им служим,

          Как жалкие рабы, и всех презренней

          

          В пурпурные одежды: этот пурпур

          Похож на то, как греки заставляли

          Невольников нарочно напиваться

          В потеху детям. Вы собрались здесь,

          

          Насмешки этой дерзкой над названьем

          Правительства; низвергнутьэтот призрак,

          Способный быть заклятым только кровью;

          A там - когда удастся нам - съумеем

          

          Отечества; воздвигнем государство,

          Где будут все равны перед законом,

          Без глупых притязаний на равенство

          В анархии. Подобная свобода

          

          Прекрасном стиле портик, где колонны

          Взаимно заставляют видеть силу

          Одна другой, a вместе - все так стройно,

          Так хорошо, что невозможно тронуть

          

          Гармонии всего. Я к вам являюсь

          Просить в великом деле вашем доли

          Участья для меня, когда вы только

          Мне верите; когда же нет, то жизнь

          

          Я больше рад погибнуть от свободных

          И смелых рук, чем властвовать тираном

          В руках других тиранов! Никогда

          Не действовал я так и никогда

          

          Историю отцов моих; спросите

          У тех людей, в чьих городах я был

          Правителем - все скажут вам наверно,

          Что я тираном не был, a - напротив -

          

          Униженных. Когда б я согласился

          Быть тем, чего искал себе сенат,--

          Бездушным автоматом, облеченным

          В богатое тряпье, сидеть на троне

          

          Лишь только приговоры, быть бичем

          Несчастному народу, льстить Сенату

          И Сорока, преследовать, что может

          Не нравиться Совету Десяти,

          

          Тогда, уверен я, не оправдали б

          Они того, кто дерзко мне нанес

          Такое оскорбленье. Если я

          Страдаю так, то в этом виновата

          

          Уж многие, и будет день, когда

          Узнают все; a до того - клянусь я

          Отдать на службу делу весь остаток

          Моих последних дней, всю власть - не дожа,

          

          Не мало славных дел, покуда не был

          Унижен званьем дожа, и способен

          Пока еще работать и умом,

          И силами! На эту ставку я

          

          Был истинно), остаток жизни (чем

          Рискую меньше всех, затем что мне

          Уже не долго жить), надежды, душу,

          Все радости. Таким я предлагаю

          

          Быть вам вождем! Решайте же, согласны ль

          Иметь своим вы герцога, который

          Свой бросил трон и сделался ничем,

          Желая быть со всеми вами равным?

                    .

          Да здравствует Фальеро! Он свободу

          Нам даст, друзья!

                    ЗАГОВОРЩИКИ.

                                        Да здравствует Фальеро!

                    .

          Ну что, товарищи! удачно ль я

          Ввел к вам его? Не правда ль, что такой

          Сообщник должен стоить целой рати?

                    ДОЖ.

          Довольно! перестаньте! Нам не время

          

          Ваш я иль нет?

                    КАЛЕНДАРО.

                              Не только наш ты ныне,

          Но первый между нами, как доселе

          

          Вождем и полководцем!

Марино Фальеро. Действие третье

                    ДОЖ.

                                                  Полководцем

          Я был на славномь поле Зарской битвы;

          Титулом же вождя меня почтили

          

          Венеции - так неприлично мне,

          Казалось бы, спуститься до того,

          Чтоб сделаться теперь вождем толпы,

          Хотя и патриотов. Пусть уж лучше,

          

          От звания, в котором был рожден,

          Останусь равен прочим, без претензий

          На новые титулы. Но, однако,

          Пора вернуться к делу. Израэль

          

          Они довольно смелы, но возможны,

          Когда я вместе с вами. Исполненья ж

          Не надо отлагать.

                    КАЛЕНДАРО.

                                        

          Готовы мы хоть тотчас же. Я отдал

          Все приказанья, нужные к возстанью

          В назначенное время - хоть теперь же

          Когда ж ударит час?

                    ДОЖ.

                                        

                    БЕРТРАМ.

          Так рано?

                    ДОЖ.

                    Рано? Поздно! Каждый миг

          Отсрочки может только увеличить

          

          Теперь, когда я с вами. Или вам

          Неведомы все происки Сената,

          Совета Десяти, всех их шпионов,

          И зорких глаз, которыми следят

          

          Их герцогом, которого избрали

          Своим согласьем сами? Нет: коль скоро

          Разить - разите тотчас, чтобы гидра,

          Ужаленная в сердце, потеряла

          

                    КАЛЕНДАРО.

                                                  Готов я

          И сердцем и мечем! Отряды наши

          Разставлены в указанных местах

          

          Друзей с оружьем в каждом. Все они

          Готовы встать по первому сигналу.

          Мы сами разойдемся точно также

          К своим постам. Скажите лишь, когда

          

                    ДОЖ.

                              Когда раздастся звон

          Больших колоколов святого Марка

          (Вы знаете, что это может быть

          Исполнено лишь по приказу дожа,

          

          Лишь эта привилегия), сбирайтесь

          Немедленно на площадь.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                                  A потом?

                    ДОЖ.

          

          Направятся отряды, разглашая

          Везде на перекрестках, что с разсветом

          Замечен ими генуэзский флот,

          Идущий прямо к городу. Дворец

          

          Племянник мой с отрядом и с другими

          Служителями дома. Звон на башне

          Послужит вам сигналом, чтоб кричать:

          "Спаси нас, Марк! враги идут на город!"

                    .

          Я понял все, но - дальше! продолжайте!

                    ДОЖ.

          Патриции сбегутся впопыхах

          В собрание Совета (поступить

          Иначе им нельзя, в виду грозящей

          

          С высокой башни Марка, их патрона);

          A раз они сберутся, нам легко

          Тогда скосить их будет, как колосья,

          Мечем, взамен серпов. Пусть пять иль шесть

          

          Не трудно будет справиться, когда лишь

          Мы кончим с большинством.

                    КАЛЕНДАРО.

                                                  О, если б только

          

          Мы станем их рубить, a не царапать!

                    БЕРТРАМ.

          Я попрошу лишь сделать вам вопрос,

          Который предлагал еще до срока,

          

          Достойного сообщника, который

          Усилил так уверенность в успехе

          И нашей безопасности. Ужели

          Вы не хотите даже и теперь

          

          И пощадить из осужденных жертв

          Хоть нескольких? Ужель погибнут все?

                    КАЛЕНДАРО.

          Я поручусь, что встретившие в битве

          

          Такое ж состраданье, на какое

          Привыкли мы разсчитывать, когда

          Имели дело с ними.

                    ЗАГОВОРЩИКИ.

                                        

          Теперь ли говорить о состраданьи?

          Оказывал ли кто-нибудь из них

          Хоть тень участья к нам?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                        

          Несчастным состраданьем говоришь

          Нелепости! А, сверх того, оно

          Обидно для друзей твоих и, вместе,

          Для их святого дела. Неужели

          

          Спастись из них хоть нескольким, они

          Останутся в живых лишь для того,

          Чтоб мстить за остальных? A также я

          Тебя спрошу, каким ты хочешь средством

          

          Все, что они ни делали, всегда

          Лишь было выраженьем общей воли

          Всей шайки их, направленной к тому,

          Чтоб нас давить и мучить. Я согласен

          

          Живыми их детей, но соглашаюсь

          С сомненьем и на это. Если ловчий

          Берет живьем в логовище тигренка,

          То верно не придет ему охота

          

          Не хочет он погибнуть. Впрочем, я,

          За тем, чтоб разрешить мое сомненье,

          Готов исполнить то, что скажет нам

          По этому вопросу дож Фальеро,

          

          Прося его совета.

                    ДОЖ.

                              Не смущайте,

          Прошу, меня. Решите это сами!

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

          

          Порядочнее прочих. Мы, ведь, знаем

          Лишь только их публичные пороки,

          Которыми они успели стать

          Равно нам ненавистны. Если вы

          

          Кого-нибудь - решайте: мы исполним.

                    ДОЖ.

          Отец Дольфино был мне верным другом,

          С Ландо мы бились вместе, Марк Корнаро

          Служил при мне, во время моего

          

          Однажды жизнь - обязан-ли спасать

          Ему ее я дважды? О, когда бы

          Я, сделав это, вместе мог спасти

          Венецию! Они иль их отцы

          

          Пока не стал я дожем, и отпали

          Прочь от меня, как отпадают листья,

          Оторванные ветром от цветка,--

          И вот теперь стою я, как изсохший,

          

          Возможности кого-нибудь прикрыть.

          Когда я так оставлен был, так пусть же

          Погибнут и они до одного!

                    КАЛЕНДАРО.

          

          Венеции.

                    ДОЖ.

                    Вы, зная хорошо

          Несчастия и бедствия отчизны,

          Не можете, однако, знать вполне,

          

          Живой иль честной мысли, всяким узам,

          Скрепляющим людей, всему, что только

          Найти возможно лучшого на свете,

          Разлит во всех несчастных учрежденьях

          

          Мной названные люди почитались

          Когда-то мне друзьями; я любил их

          От всей души; они платили мне

          За это тем же самым; вместе мы

          

          Делили пополам; союз родства

          Связал меня со многими; всю жизнь

          Душой мы жили в душу, пожиная

          Плоды трудов и почестей с годами.

          

          Желанья их, a вовсе не моя

          Настойчивость, устроили, что я

          Был выбран ими герцогом - и с этим

          Исчезло все: союз родства и дружбы,

          

          В поступках и мышлении, утрачен

          Тот светлый дух, с которым постоянно

          Встречаются товарищи, чьей дружбе

          Исполнились уже десятки лет,

          

          Невольно привлекается картиной

          Минувшого, при мысли о друзьях,

          Когда-то молодых, давно сошедших

          Теперь уже в могилу, из которых

          

          Печальных старика, взамен толпы

          Веселой, беззаботной молодежи,

          Трудившейся когда-то заодно,

          И чьи дела, без теплой речи этих,

          

          Векам одним бы мрамором. О, горе

          Ужель я должен это совершить.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

          Синьор, вы смущены! Теперь не время

          

                    ДОЖ.

                                        Не безпокойся!

          Мое решенье принято! Я кончу

          В двух-трех словах. Мне хочется лишь вам

          Воочью показать все недостатки

          

          Как сделался я дожем, иль - верней -

          Был ими сделан дожем, улетела

          Навеки память прошлого. Я умер

          Для них для всех, иль, лучше говоря,

          

          И жизнь в кругу друзей; я стал чужим

          Для каждого; со мною перестали

          Намеренно сближаться, из боязни

          Быть заподозренным; любить никто

          

          Подобных чувств; со мною враждовали,

          Как требует политика; смеялись

          Надменно надо мной, считая это

          За признак чувств патриция, и даже

          

          Отечества, суд справедливый в деле

          Касавшемся меня, почелся б знаком

          Опасного пристрастья. Герцог стал

          Невольником y подданных, врагом

          

          С тех пор моею стражей; внешний блеск

          Сменил мою свободу; платье дожа

          Одно осталось знаком скудной власти;

          Тюремщики присвоили себе

          

          Мне стали инквизиторы. Не ад ли

          Такая жизнь? Одно осталось мне:

          Покой в семейной жизни; но и он

          Отравлен злобой их. Мои пенаты

          

          Где царствует теперь одно презренье

          И дерзкая насмешка.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                        Оскорбленье,

          

          Себя заставит ждать: промчится ночь -

          И вы за все отплатите.

                    ДОЖ.

                                        Я долго

          Терпел и ждал - терпел, страдая тяжко;

          

          Сдержать наплыва горечи. Обида,

          Которую осмелились они-

          Не только что оставить без возмездья,

          Но даже оправдать - решила все!

          

          В которой отказали мне давно уж

          До этого они, когда клялись передо мной

          В своей фальшивой верности, создав

          В замену прежней дружбы - государя,

          

          Которую не значит ничего

          Разбить, когда захочется. С тех пор

          Я окружен надменною толпой

          Сенаторов, готовых поминутно

          

          У них не отнял власти, сам же дож,

          Бояться должен подлой этой шайки

          Озлобленных тиранов. Потому

          Я больше не имею никакой

          

          Ее не могут требовать. Она

          Разрушена их собственным стараньем,

          И я в лице их вижу лишь тиранов,

          Ответственных за бездну преступлений.

          

                    КАЛЕНДАРО.

          К оружию, друзья! Идемте бодро

          К своим постам! Сегодняшняя ночь

          Последняя, Бог даст, для разговоров!

          

          Поутру с башни Марка - клятву дам -

          Меня не встретит сонным!

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                                  Расходитесь

          

          Вот лозунг наш! Не забывайте бед,

          Какия терпим мы, и прав, которых

          Добиться дали слово! В эту ночь,

          Бог даст, все будет кончено. Дождитесь

          

          Вперед без замедленья! Я иду

          Сейчас к отряду сам. Исполнить долг

          Обязан честно каждый. Герцог также

          Вернется во дворец, чтоб приготовить

          

          Прощайте же теперь и пожелаем

          Вновь встретиться свободными людьми!

                    КАЛЕНДАРО.

          Наш славный дож, даю вам обещанье,

          

          Пред вами меч, с насаженной на нем

          Кровавой головой Микэля Стено!

                    ДОЖ.

          О нет, нет, нет: оставь его к концу!

          Не стоит отвлекать себя от дела

          

          Почетнее его. Обида Стено

          Была лишь только частным выраженьем

          Той низости и гнусного разврата,

          В каких погрязла нынче вся толпа

          

          Не смел бы и подумать он решиться

          На что-нибудь подобное. К тому же

          Я слово дал забыть о личной мести

          В виду величья дела, на какое

          

          Ничтожный раб - мы требуем возмездья

          С хозяина, и если он откажет

          В том, что просили мы, тогда обида

          Становится важней, и мы должны

          

                    КАЛЕНДАРО.

                              Конечно, так; но Стено

          Был первою и главною причиной

          Союза с вами, чем все дело наше

          

          Успеха в будущем, a потому

          Мне хочется достойно наградить

          Его за то. Могу ль я это сделать?

Марино Фальеро. Действие третье

                    ДОЖ.

          Ты хочешь отрубить врагам лишь руки,

          

          A я его учителя. Ты ищешь

          Отомстить лишь только Стено, я - Сенату.

          Нельзя себя позволить увлекать

          Вопросом частной мести перед делом,

          

          Должно упасть на головы врагов,

          Как огненный поток, ниспавший с неба

          И всех их истребить, подобно волнам,

          Когда-то поглотившим даже пепел

          

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                                        К постам, друзья!

          Что до меня, я провожу лишь дожа

          До места нашей встречи. Мы должны

          

          Следившого за нами, a затем

          Я тотчас же бегу к своим отрядам,

          Готовым ко всему.

                    КАЛЕНДАРО.

                              

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

          Успеха всем!

                    ЗАГОВОРЩИКИ.

                              Себя не осрамим!

          

(Заговорщики, простясь с дожем и Бертуччио, уходят под предводительством Календаро).

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

          Погибнут все! В успехе нет сомненья!

          Теперь, синьор, вы сделаться должны

          

          Прославится славней, чем имена

          Славнейших из героев! Мы видали

          Не раз царей, сраженных под кинжалом

          Свободного народа. Цезарь пал.

          

          Диктаторов; a чернь свергала их,

          Но видел ли хоть кто нибудь на свете

          Властителя который вздумал сам

          Расторгнуть цепь несчастного народа?

          

          Они всегда стараются, напротив,

          Стеснить народ, сковать его цепями,

          A ежели когда-нибудь дают

          Минутную свободу, то затем лишь,

          

          Других свободных наций для войны,

          Чтоб рабство породило также рабство!

          И в мире нет достаточной добычи,

          Которая могла б насытить алчность

          

          Приняться и за дело! Чем труднее

          Свершить его, тем радостней награда.

          О чем же вы задумались? Минуту

          Тому назад вы, кажется пылали

          

                    ДОЖ.

                                                  Неужели

          Возврата нет - и все должны погибнуть?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

          О ком вы говорите?

                    ДОЖ.

                                        

          Сенаторах, мне родственных по плоти,

          И по делам.

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                              Вы сами приговор

          

                    ДОЖ.

          Да, для тебя он может показаться,

          Не спорю, справедливым; ты плебей,

          Ты Гракх толпы, трибун её, оратор

          Бунтовщиков! Я не виню тебя:

          

          Они тебя теснили, оскорбляли,

          Точь в точь как и меня; но никогда

          Не ел ты с ними хлеба, не делил

          На пире братской чаши, не скорбел

          

          Улыбка их в тебе не возбуждала

          Таких же сладких чувств иль их обмена.

          Я помню дни, когда на головах

          На наших юных волосы чернели,

          

          Веселою толпою устремлялись

          На группы островов Архипелага,

          Отторгнутых y злобных мусульман...

          Могу ли обагрить теперь я руки

          

          Не сделавшись почти самоубийцей?

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

          О, дож! Ребенку даже неприлична

          Такая нерешительность! Коль скоро

          

          Уже второго детства - призовите

          Всю крепость ваших нервов, не заставьте

          Меня краснеть за вас! Клянусь, я рад

          Скорее отказаться от успеха

          

          Привык всегда глубоко уважать -

          Внезапно впавшим, вопреки сознанью

          Высоких дел, в такую бабью слабость.

          Вы лили в битвах кровь свою и вражью,

          

          Какой-нибудь десяток лишних капель

          Из жил вампиров этих - палачей,

          Которые при этом отдадут

          Лишь то, что ими высосано было

          

                    ДОЖ.

                                        Будь ко мне

          Немного снисходительней! Я твердо

          Пойду за вами вслед и не отстану

          От вас в разгаре битвы. Колебанья

          

          Ta именно уверенность, с которой

          Решился я на все, и заставляет

          Меня так содрогаться. Но оставим

          Об этом разговор. Пускай ему

          

          Ночь темная, да ты; вы оба, знаю,

          Доносам непричастны. Грянет час -

          И колокол на башне прогудит

          Предсмертный час для многих из живущих

          

          Подсечено сегодня на корню

          Древнейших родословных, и безплодно

          Развеются кровавые останки

          Их отпрысков. Я так хочу - и должен

          

          Меня остановить! Но неужели

          Не вправе содрогнуться я при мысли

          О том, чем был когда-то я и чем

          Сбираюсь быть? Так не судите ж строго

          

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                              Мужайтесь! Будьте тверды!

          Я, признаюсь, никак не понимаю,

          Чем вы себя так мучите. Я сам

          

          По вашей доброй воле - и свободны

          На выбор и теперь.

Марино Фальеро. Действие третье

                    ДОЖ.

                                        О, без сомненья,

          Ты с прочими не можешь быть смущен!

          

          Я тотчас бы пронзил тебя, не сделав

          При этом преступленья, так как этим

          Спас тысячи бы жизней, Ты не можешь

          Терзаться гнетом совести! Тебе

          

          A каждый из патрициев - мишенью

          Для выстрела. Ты, кончив все, омоешь

          Спокойно кровь от рук твоих и будешь

          Доволен и счастлив, тогда как я,

          

          Тебя и всех товарищей - что должен

          Потом я буду чувствовать? О, Боже!

          Мне говорят, что я здесь поступил

          Вполне по доброй воле. Если это

          

          Ошибся в заключеньи: ты найдешь

          Во мне себе союзника в убийстве

          (За это я ручаюсь) и притом

          Надежного; но верь, что в этом деле

          

          Влекут, наоборот, меня назад;

          Я обуян какой то адской силой,

          И, точно злобный демон, совершаю

          Преступное по долгу, зная твердо,

          

          Идем вперед! Сбирай своих друзей!

          Я также поспешу созвать отряды

          Моих сообщников. Будь убежден,

          Что звон святого Марка этой ночью

          

          Спать вечным сном Сенат! Задолго прежде,

          Чем осветит Адриатику солнце,

          Поднимется предсмертный вопль, в котором

          Заглохнет ропот волн её, под криком

          

          Идем! Идем!

                    ИЗРАЭЛЬ БЕРТУЧЧИО.

                              От всей души - лишь будьте

          Решительней! Не дайте овладеть

          

          Припомните, как тяжко оскорбляли

          Они все нас. Та жертва, что сегодня

          Приносим мы, окупится годами

          Довольства и свободы для спасенной

          

          Спокойно обезлюдив целый край,

          Нимало не смущаются свершенным,

          Тогда как вас страшит необходимость

          Предать достойной каре двух иль трех

          

          Излишнее участье недостойней,

          Чем самый приговор, которым был

          Оправдан враг ваш Стено!

                    ДОЖ.

                                                  Вот слова,

          

          Всю душу мне. Идем! Пора за дело!

(Уходит).



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница