| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1823 |
| Категория: | Поэма |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Дон-Жуан. Песнь вторая
ПЕСНЬ ВТОРАЯ.
І.
О вы, всехъ странъ известныхъ педагоги!
Учениковъ не забывайте сечьѵ
Ихъ кожи не жалея; будьте строги!
Ведь боль отъ зла ихъ можетъ уберечь.
О томъ, какъ Донъ Жуанъ съ прямой дороги
Оригинально сбился, велъ я речь;
А лучшая изъ матерей не мало
О воспитаньи сына хлопотала.
II.
Будь въ школу, въ третiй иль четвертый классъ
Онъ помещенъ, - серьезныя занятья
Его бы удержали отъ проказъ.
Такъ было бы на севере; изъятье,
Быть можетъ, въ этомъ случае какъ разъ
Испанiя; все жъ не могу понять я,
Какъ юноша-шалунъ въ шестнадцать летъ
Могъ натворить нежданно столько бедъ!
Но головы ломать не надо много,
Чтобъ стало ясно все: Жуана мать
Умомъ стремилась въ даль, а педагога,
Что былъ при немъ, не грехъ осломъ назвать;
Къ тому жъ красотка встретилась дорогой
(Безъ этого скандалу бъ не бывать!);
Помогъ и старый мужъ, съ женой пригожей
Не ладившiй; помогъ и случай тоже.
IV.
Что жъ делать! Мiръ вкругъ оси осужденъ
Вращаться. Съ нимъ и мы всегда въ движеньи;
Среди заботъ проходитъ жизнь, какъ сонъ.
Соображаясь съ силою волненья,
Мы паруса меняемъ; чтимъ законъ;
Насъ мучитъ врачъ; святыя наставленья
Даетъ намъ попъ; любовь, вино, борьба,
Порой успехъ - вотъ смертнаго судьба.
V.
Жуанъ былъ посланъ въ Кадиксъ. (Добрымъ словомъ
Въ былые дни онъ центромъ былъ торговымъ,
Покаместъ Перу не порвалъ оковъ.
Красавицъ целый рой живетъ подъ кровомъ
Его жилищъ. Не нахожу я словъ,
Чтобъ о походке дамъ вамъ дать понятья -
Подобье ей не въ силахъ и прибрать я.
VI.
Арабскiй конь, воздушная газель,
Лесной олень... Какое изобилье
Сравненiй! Все жъ не попадаю въ цель.
Упомяну ль о юбке и мантилье?
Остановиться тутъ не лучше мне ль,
Не то всю песнь, безъ всякаго усилья,
Имъ посвящу. О муза, перестань,
Волнуясь, имъ платить хваленiй дань!
VII.
Могу ль не говорить я о вуали,
Что донна белоснежною рукой
Отбрасываетъ, взоръ острее стали
Вы разве, истомяся. не страдали?
Забыть нельзя край страсти огневой,
Где изъ-подъ дымокъ, схожихъ съ фаццiоли,
Глаза красавицъ жгутъ сердца до боли.
VIII.
Но вновь къ разсказу! Въ Кадиксъ посланъ былъ
Жуанъ, но мать ему велела строго
Не оставаться въ немъ. Кто не грешилъ
На суше, где соблазновъ всякихъ много?
Надеялась она, что сердца пылъ
Остудитъ въ немъ далекая дорога.
На корабле, отъ шашней удаленъ,
Могъ плавать, какъ въ ковчеге Ноя, онъ.
IX.
Напутствiе прослушалъ мой повеса
И, денегъ взявъ, укладываться сталъ.
Грустила, разставаясь съ нимъ,Инесса
(Онъ на четыре года уезжалъ).
Безъ слезъ разлуки нетъ; но фактъ, что беса
Съ инструкцiей (что, впрочемъ, не прочелъ онъ)
Жуанъ селъ на корабль, унынья полонъ.
X.
Инесса между темъ, съ сынкомъ простясь,
Устроила воскресныя собранья,
Чтобъ отучать мальчишекъ отъ проказъ;
Имъ строгiя давая назиданья,
Она пребольно секла ихъ не разъ.
Такъ удалось Жуана воспитанье,
Что поколенье новое отъ зла
Спасти - ей мысль блестящая пришла.
XI.
Корабль понесся въ даль. Вокругъ бурливо
Клубились волны; сильный ветеръ дулъ;
На свете нетъ ужаснее залива;
Его ревущихъ волнъ знакомъ мне гулъ.
Чрезъ бортъ обдать васъ пеной имъ не диво.
Жуанъ съ тоской на родину взглянулъ.
Ему прощаться съ нею было ново,
XII.
Невольная тоска сжимаетъ грудь,
Когда родимый край скрываетъ лоно
Безбрежныхъ водъ. Въ дни юности взглянуть
На этотъ грустный видъ нельзя безъ стона...
Когда я уезжалъ въ далекiй путь,
Мне помнится, что берегъ Альбiона
Пятномъ казался белымъ. Прочихъ странъ
Цветъ съ моря синеватый, какъ туманъ.
XIII.
Жуана грудь отъ мукъ рвалась на части;
Скрипелъ корабль, что волны въ даль несли;
Свирепо ветеръ дулъ, трещали снасти;
Какъ точка, Кадиксъ виденъ былъ вдали.
Морской болезни хуже нетъ напасти;
Чтобъ съ нею вы знакомства не свели,
Рекомендую бифштексъ, какъ лекарство:
Онъ васъ спасетъ отъ этого мытарства.
XIV.
И въ сердце Донъ Жуана, мукой сжатомъ,
Заныла скорбь. Тяжелъ разлуки гнетъ!
Присуще это чувство и солдатамъ,
Что въ дальнiй снаряжаются походъ;
Какъ сердце чутко къ горестнымъ утратамъ!
Съ местами нелюбимыми подчасъ
Разлука опечаливаетъ насъ.
XV.
А Донъ Жуанъ и съ матерью, и съ милой
Разстался (не съ законною женой)!
Поэтому понятно, что уныло
Прощался онъ съ родимою страной.
Когда и те, что даже намъ постылы,
Насъ заставляютъ слезы лить порой,
О милыхъ какъ не плакать! (Мы готовы
Тужить о нихъ, пока нетъ скорби новой).
XVI.
У вавилонскихъ рекъ, тоской томимъ,
Рыдалъ еврей, скорбя о дняхъ счастливыхъ;
Да муза-то моя не изъ слезливыхъ!
Все жъ для забавы людямъ молодымъ
Не дурно путешествовать. Снабдивъ ихъ
Инструкцiей такой, въ ихъ чемоданъ,
Надеюсь, попадетъ и мой романъ.
XVII.
Взволнованный Жуанъ стоялъ, сливая
Соль жгучихъ слезъ страданья съ солью водъ...
"Прелестное къ прелестному!" Питая
Къ цитатамъ страсть, пустилъ я эту въ ходъ.
Такъ королева говоритъ, рыдая,
Когда на гробъ Офелiи кладетъ
Цветы. Жуанъ, убитый горькой долей,
Поклялся, что грешить не будетъ боле.
XVIII.
"Прости, мой край родной! Быть можетъ, мне
Тебя не видеть вновь и безнадежно
Скитальцемъ я въ далекой стороне
Умру, стремясь къ тебе душой мятежной.
Прости, о мать, и ты, мой ангелъ нежный!
(Тутъ Джулiи посланье, полнъ тоски,
Онъ перечелъ, не пропустивъ строки).
XIX.
Тебя ль забыть? твой рабъ я до могилы!
Скорее испарится океанъ,
Скорей земля, подъ гнетомъ вражьей силы,
Преобразится въ воду иль туманъ,
Чемъ изгоню изъ сердца образъ милый!
Неизлечима боль сердечныхъ ранъ!*
(Тутъ качка началася и съ испугомъ
Онъ счеты сталъ сводить съ морскимъ недугомъ).
XX.
"О Джулiя! (припадокъ сталъ сильней)
Къ тебе взываю каждую минуту!
(Баттиста, Педро, эй, вина скорей!
Немедленно свести меня въ каюту!)
О Джулiя! ты страсть души моей!
(Где жъ Педро? Ну, достанется же плуту!)
" (Припадокъ тошноты
Тутъ разомъ все смутилъ его мечты).
XXI.
Тотъ сердца гнетъ (скорее гнетъ желудка),
Которому не можетъ врачъ помочь,
Онъ ощущалъ. Утрата, злая шутка,
Измена, что порой черна какъ ночь,
Его раждаютъ. Силою разсудка
Не отогнать такую тяжесть прочь!
Жуанъ сильнее выразилъ бы горе,
Не будь такимъ ужаснымъ рвотнымъ море.
XXII.
Любовь, съ капризами дружна;
Легко мирясь съ недугомъ благороднымъ,
Боится жабъ и насморковъ она,
Къ нимъ относясь съ презренiемъ холоднымъ.
Любовь слепа, а все же ей вредна
Простуда глазъ; въ порыве сумасбродномъ
Она укажетъ тоже вамъ порогъ,
Когда, чихнувъ, прервете нежный вздохъ.
Но злейшiе враги ея - не скрою -
Желудка боль и рвота. Хмуря бровь,
Она отъ нихъ стремится вдаль, стрелою.
При случае она прольетъ и кровь,
Припарка же ей смерть несетъ съ собою!
Какъ видите, сильна-жъ была любовь
Жуана, если, корчась отъ недуга,
Все помнилъ онъ оставленнаго друга.
XXIV.
Понесся Донъ-Жуанъ на корабле,
Носившемъ имя Santa Trinitada,
Въ Ливорно. (Этотъ портъ всегда въ числе
Техъ местъ, что посетить туристу надо).
Тамъ, поселившись на чужой земле,
Давно ужъ жилъ испанскiй домъ Монкадо.
Къ нему Жуанъ, съ нимъ связанный родствомъ,
Отправленъ былъ съ приветомъ и письмомъ.
XXV.
При Донъ Жуане были три лакея
Не мало языковъ, теперь слабея
Отъ тошноты, безъ языка лежалъ.
Онъ къ суше рвался мысленно, бледнея
И проклиная каждый новый валъ;
Вода при этомъ, къ ужасу Педрилло,
Къ нему попавъ, постель его смочила.
XXVI.
Его недаромъ мучила тоска:
Еще подулъ сильнее ветеръ къ ночи!
(Не устрашаетъ буря моряка,
Тому жъ, кто свыкся съ сушею, нетъ мочи
Волненья скрыть, когда она близка).
Сгущалась тьма; отъ молнiй слепли очи;
Матросамъ паруса убрать пришлось,
Чтобъ шквалъ, въ порыве яромъ, мачтъ не снесъ.
XXVII.
Въ часъ ночи шквалъ нагрянулъ рьянъ и гневенъ;
Корабль онъ съ трескомъ на бокъ повалилъ;
Ударясь въ бортъ, разрушилъ ахтеръ-штевенъ,
Видъ корабля и такъ ужъ былъ плачевенъ,
А тутъ и руль валами сорванъ былъ;
Къ тому жъ вода вливалась въ трюмъ. Насосы
Съ отчаяньемъ пустили въ ходъ матросы.
XXVIII.
Одни качали воду; суетясь,
За бортъ другiе лишнiй грузъ бросали;
Вотъ, наконецъ, пробоина нашлась,
Но отъ крушенья имъ спастись едва ли!
Вода, какъ прежде, съ ревомъ въ трюмъ лилась...
Въ пробоину совать товары стали,
Ковры, рубашки, куртки, чтобъ пресечь
Потопъ, - увы! не унималась течь.
XXIX.
А все они трудились бы напрасно
И все жъ беда надъ ними бы стряслась,
Когда бъ насосы, действуя прекрасно,
Не выручали ихъ. Они не разъ
Спасали моряковъ въ моментъ опасный.
Тоннъ пятьдесятъ воды - оплотъ безценный.
Ихъ производитъ мистеръ Мэннъ почтенный.
XXX.
Къ разсвету буря стала утихать.
Хоть три еще работали насоса,--
Явилася надежда течь прервать;
Но предаваться радости пришлося
Не долго. Буря, заревевъ опять,
Порвала цепи пушекъ; началося
Волненье и, зловещихъ полонъ силъ,
Корабль на бимсы ветеръ повалилъ.
XXXI.
Корабль, разбитый бурей, безъ движенья
Лежалъ. Лилась на палубу вода
Изъ трюма. Видъ унылый разрушенья
Нельзя забыть. Тяжелая беда,
Пожары, битвы, бури и крушенья
Намъ до могилы памятны всегда.
Не любятъ ли пловцы и водолазы,
XXXII.
Срубили и форъ-стеньги, и бизань,
Чтобъ облегчить корабль, но онъ, уныло
Накренясь и недвиженъ, какъ чурбанъ,
Лежалъ средь волнъ. Ему беда грозила;
И вотъ срубить бушпритъ приказъ былъ данъ,
А также и фокъ-мачту. Съ страшной силой
Тогда корабль, что облегченъ былъ темъ,
Воспрянулъ вдругъ, а ужъ тонулъ совсемъ!
XXXIII.
Легко понять, что въ этотъ часъ опасный
Сердца пловцовъ щемили страхъ и боль;
Мириться съ перспективою ужасной -
Быть поглощеннымъ волнами - легко ль!
Иные моряки, когда напрасны
Надежды на спасенье, алкоголь
И ромъ тянуть готовы, льнутъ и къ грогу"
Чтобъ смело встретить дальнюю дорогу.
XXXIV.
Дарятъ душе покой. Тутъ, съ смертью въ споре,
Кто спиртъ тянулъ, кто распевалъ псаломъ,
Кто грабилъ. Басомъ въ этомъ грозномъ хоре
Былъ океанъ, а ветеръ дискантомъ.
Страхъ вылечилъ больныхъ. Ревело море
И вторило, вздымаясь къ небесамъ,
Проклятьямъ, воплямъ, стонамъ и мольбамъ.
XXXV.
Безъ мятежа не обошлось бы дело,
Когда бы, съ пистолетами въ рукахъ,
Жуанъ не спасъ вина. Оторопела
Толпа, а лучше ль умирать въ волнахъ,
Чемъ отъ огня? Толпа хоть и шумела,
Но удержалъ ее невольный страхъ;
Предъ темъ, чтобъ утонуть въ пучине моря,
Ей утонуть въ вине хотелось съ горя.
XXXVI.
Народъ ревелъ: "Дай грогу! Черезъ часъ
Мы все равно погибнемъ отъ крушенья!"
"Пускай, - сказалъ Жуанъ, - меня и васъ
Ждетъ скоро смерть и не найти спасенья,
Людьми умремъ, не какъ скоты!" Отказъ
Его былъ строгъ и смолкли все въ смущеньи;
Умерилъ онъ и гувернера прыть,
Дерзнувшаго стаканъ вина просить.
XXXVII.
Глубоко старикашка былъ взволнованъ,
Молился, плакалъ, каялся въ грехахъ,
Божился, что исправиться готовъ онъ;
Что если только минегь этотъ страхъ,
Отъ Саламанки, къ ней душой прикованъ,
Всю жизнь не отойдетъ онъ ни на шагъ
И въ роли Санхо-Пансо съ Донъ Жуаномъ
Не будетъ ездить вновь по разнымъ странамъ.
XXXVIII.
Надежды лучъ ихъ снова озарилъ;
Къ разсвету ветеръ стихъ; хоть прибывала
По прежнему вода, корабль все плылъ,
Лишенъ снастей; вотъ солнце засiяло...
Все принялись, но течь одолевала;
Кто былъ сильней, тотъ въ ходъ пускалъ насосъ,
А слабымъ паруса сшивать пришлось.
XXXIX.
Подъ киль поддели парусъ и казалось,
Что съ этимъ течь какъ будто унялась;
Надежды все же мало оставалось;
Но хорошо прожить и лишнiй часъ:
Когда же слишкомъ поздно смерть являлась?
Хоть умирать приходится лишь разъ,
Совсемъ не обязательно, поверьте,
Попавъ въ заливъ Лiонскiй, рваться къ смерти.
XL.
Туда-то ихъ корабль и загнанъ былъ
По воле волнъ. Онъ несся на просторе
Безъ мачты, безъ руля и безъ ветрилъ,
А не до чинки было: какъ на горе,
Безъ перерывовъ гневно ветеръ вылъ
И, гибель имъ суля, ревело море;
Онъ, правда, плылъ, но съ уткой не былъ схожъ.
XLI.
Немного ветеръ стихъ, но такъ ихъ судно
Разбито было бурей, что на немъ
Держаться дольше было безразсудно;
Къ тому жъ судьба съ другимъ опаснымъ зломъ
Имъ стала угрожать борьбою трудной:
Запасъ воды все таялъ съ каждымъ днемъ,
О береге жъ и не было помину;
Лишь ночь плыла и ветеръ злилъ пучину,
XLII.
Вода врывалась въ трюмъ со всехъ сторонъ
А все пловцы боролися съ судьбою;
Но вотъ разбитыхъ помпъ раздался звонъ..
Безпомощно корабль поникъ кормою.
По милости лишь волнъ держался онъ;
А милость ихъ имеетъ сходство съ тою,
Что проявлять привыкъ изъ века въ векъ
Въ борьбе междоусобной человекъ.
Въ то время къ капитану плотникъ старый
Приблизился и объявилъ, въ слезахъ,
Что не спастись отъ этого удара.
Старикъ, что часто плавалъ на судахъ
И велъ не разъ борьбу съ стихiей ярой -
Тутъ слезы лилъ, но ихъ плодилъ не страхъ:
Беднякъ имелъ семью. Какая мука
Для гибнущаго съ милыми разлука!
XLIV.
Корабль склонилъ корму и сталъ тонуть.
Смешалось все; здесь слышались моленья,
Обеты тамъ. (Когда ужъ конченъ путь,
Какая польза въ нихъ)? Ища спасенья,
Иные стали ялъ къ воде тянуть.
Тутъ кто-то у Педрилло отпущенья
Греховъ просилъ, - но, и въ смущеньи строгъ,
Его отправилъ къ чорту педагогъ.
XLV.
Кто къ койке льнулъ; кто, скрежеща зубами,
Кто въ даль гляделъ безумными очами;
Иной нарядъ богатый надевалъ;
Те, что бодрее были, надъ ладьями
Трудились. Если не нагрянетъ шквалъ,
Бороться съ моремъ можетъ долго лодка,.
Средь разъяренныхъ волнъ несяся ходко.
XLVI.
Грозила морякамъ еще беда:
Въ то время, какъ они боролись съ моремъ,
Припасы ихъ попортила вода.
Сравнится ль что нибудь съ подобнымъ горемъ!
Ведь голодъ насъ пугаетъ и тогда,
Когда мы безнадежно съ смертью споримъ;
Две бочки сухарей и масла - вотъ
XLVII.
Попытка въ трюмъ сойти имъ удалася:
Они достали хлеба, что подмокъ,
Съ водою пресной бочку для баркаса,
(Такого не могло бъ хватить запаса
На завтракъ даже имъ!) Среди тревогъ
Про ромъ они, однако, не забыли:
Его боченокъ целый прикатили.
Две шлюпки раньше шквалъ еще разбилъ,
На нихъ нагрянувъ съ силой небывалой;
Баркасъ же не вполне надеженъ былъ:
Ему весло, что юнга, ловкiй малый,
Роль паруса играло одеяло;
Къ тому жъ въ баркасъ и ялъ могла попасть
Команды небольшая только часть.
XLIX.
Какъ занавесъ. За нимъ, казалось, скрытъ
Зловещiй врагъ, что съ злобою змеиной,
Отъ взоровъ прячась, жертву сторожитъ.
Оделись мракомъ тяжкiя картины
Двенадцать дней объятьями своими
Душилъ ихъ ужасъ; смерть теперь предъ ними.
L.
Пытались сколотить изъ бревенъ плотъ;
Всехъ разсмешила бъ, а теперь лишь тотъ
Смеяться могъ, кто пьянъ. Не понимая
Опасности, какъ жалкiй идiотъ,
Хохочетъ пьяный, ужасъ нагоняя
Въ тотъ мигъ пловцовъ спасти бы чудомъ могъ!
LI.
Боченки, доски, реи - все спустили,
Что только можетъ въ крайности помочь;
Надежду все жъ они не гнали прочь;
Въ часу девятомъ лодки отвалили;
Лишь тусклымъ блескомъ звездъ сiяла ночь;
Корабль, кормою внизъ, нырнулъ и вскоре,
LII.
Тогда отъ моря къ небу возлетелъ
Прощальный вопль; храбрецъ стоялъ безмолвный;
Стоналъ лишь, трусъ; иной, что смерть хотелъ
Въ пучину, проклиная свой уделъ;
Зiяющую пасть разверзли волны
И въ схватке съ ними сгинулъ въ бездне водъ
Корабль, какъ вождь, что съ смертью смерть несетъ.
Раздался общiй вопль, пучине вторя,
Онъ какъ ударъ пронесся громовой;
Затемъ утихло все, лишь съ ревомъ моря.
Сливался урагана дикiй вой,
Еще кой-где во тьме звучалъ порой
Унылый крикъ пловца, что съ горькой долей,
Лишившись силъ, не могъ бороться боле.
LIV.
Успели въ лодки. Буря не стихала
И ветеръ дулъ. До берега добресть
По прежнему надежды было мало.
Хоть всехъ пловцовъ не трудно было счесть
Для нихъ въ ладьяхъ. Баркасъ въ себе вмещалъ
До тридцати пловцовъ, а девять - ялъ.
LV.
Душъ до двухсотъ разсталися съ телами!
Въ чистилище, преследуемъ чертями,
Онъ жарится, пока подъ нимъ углей
Попъ не зальетъ усердными мольбами.
А скоро ль о крушеньи до людей
Не мало стоятъ, къ раю путь трудненекъ.
LVI.
Жуану удалося сесть въ баркасъ;
Онъ поместилъ туда же педагога
(Съ Педрилло поменявшись ролью), строго
Держалъ его. Старикъ, всего боясь,
Лишь жалобно стоналъ, объятъ тревогой.
Баттистъ, слуга Жуана, въ океанъ
LVII.
Насчетъ вина и Педро техъ же правилъ
Держался. Онъ въ баркасъ не могъ попасть
И, утонувъ, вино водой разбавилъ.
Его спасти кто бъ мысли не оставилъ,
Когда пучина, разверзая пасть,
Ихъ всехъ втянуть въ свои стремилась недра?
Да и въ ладье не поместился бъ Педро.
Собачка, что Жуанъ съ собою везъ,
Погибель чуя, лаяла и выла.
(Природой данъ собакамъ чуткiй носъ!)
Разстаться съ ней Жуану грустно было:
Принадлежалъ. (Въ воспоминаньяхъ сила!)
И вотъ предъ темъ, чтобы спрыгнуть въ ладью,
Въ нее швырнулъ собачку онъ свою.
LIX.
Другую жъ сунулъ пестуну въ карманъ;
Педрилло, смятый горькою судьбою,
Казалось, превратился въ истуканъ
Отъ страха и унынья. Подъ грозою
И веря, что поправить можно дело,
Отъ смерти спасъ и пса, и дядьку смело.
LX.
Баркасъ бежалъ по гребнямъ волнъ седыхъ,
Что паруса лишиться каждый мигъ
Опасность имъ тяжелая грозила.
Нещадно обливали волны ихъ,
Встречаяся съ кормой, что леденило
Средь бурныхъ волнъ у нихъ въ глазахъ пропалъ.
LXI.
Погибло девять душъ съ крушеньемъ яла;
Баркасъ же продолжалъ нестися въ даль;
Прибитаго къ веслу, онъ могъ едва ль
Спастись. Хоть смерть, какъ прежде, угрожала
Пловцамъ, имъ жертвъ крушенья стало жаль;
Ихъ также опечалилъ фактъ плачевный,
LXII.
Надъ мрачной бездной огненнымъ шаромъ
Вставало солнце, бурю предвещая;
Имъ оставалось думать лишь о томъ,
По чарочке пловцамъ былъ розданъ ромъ
(Полунагихъ скитальцевъ буря злая
Лишила силъ); а хлеба, что подмокъ,
Едва достался каждому кусокъ.
Ихъ было тридцать; такъ они столпились,
Что пальцемъ шевельнуть никто не могъ;
Поочередно спать одни ложились
На мокромъ дне ладьи; полны тревогъ,
Ихъ обдавало съ головы до ногъ
Водой. Какъ въ лихорадке всехъ знобило;
Имъ покрываломъ небо только было.
LXIV.
Известно, что и трудные больные
Встаютъ съ одра, когда ихъ съ света сжить
Не ищутъ - другъ, супруга иль родные;
Отъ ножницъ Паркъ спасаетъ жизни нить
Отчаянье - врагъ жизни; человекъ
Въ его когтяхъ кончаетъ скоро векъ.
LXV.
Живетъ всехъ дольше тотъ, кто обезпеченъ
Необъяснимъ, но онъ давно замеченъ;
Такъ смертный радъ пожить на счетъ чужой,
Что делается тотчасъ долговеченъ;
Жидъ-ростовщикъ - тому примеръ прямой:
Но съ ними, какъ всегда, трудна расплата!
LXVI.
Хоть целый мiръ лишенiй, бедъ и зла
Въ уделъ пловцамъ достался; хоть покоя
Утесъ боится ль волнъ, межъ ними стоя?
Всехъ мореходовъ доля тяжела;
Припомните судьбу ковчега Ноя,
Ему не мало мыкаться пришлось;
LXVII.
Все люди плотоядны; имъ и сутки
Прожить безъ пищи тягостно. Они,
Какъ кровожадный тигръ, къ добыче чутки;
Хоть такъ у нихъ устроены желудки,
Что есть могли бы овощи одни,
Но людъ рабочiй только съ мясомъ друженъ
И кормъ иной ему совсемъ не нуженъ.
На третiй день внезапный штиль насталъ
И улеглись ревевшихъ волнъ громады,
Пловцы, какъ черепахи возле скалъ,
Заснули мертвымъ сномъ, полны отрады;
Зловещiй голодъ мучить безъ пощады,
Они, съ благоразумiемъ простясь,
Весь порешили свой запасъ.
LXIX.
Спастися имъ ужъ было мудрено;
Возможно ли надеяться на судно,
Когда съ однимъ плохимъ весломъ оно?
Они же истребили безразсудно
Себя пустой надеждою дурача,
Что скоро улыбнется имъ удача.
LXX.
Четвертый день... А океанъ дремалъ,
Вотъ пятый день! Все мертвый штиль стоялъ,
Виселъ какъ тряпка парусъ, къ ветру чуткiй.
Лениво вдаль катился синiй валъ...
(Съ однимъ весломъ имъ приходилось жутко!)
Тутъ съеденъ былъ Жуана верный песъ.
LXXI.
Питалъ своею шкурой экипажъ онъ
Весь день шестой. Жуану песъ былъ милъ
Но день спустя решенье изменилъ;
Его терзавшiй голодъ былъ такъ страшенъ,
Что лапку пса онъ съ дядькой разделилъ.
Педрилло въ мигъ кусокъ упряталъ гадкiй,
LXXII.
Седьмой ужъ день! Ни ветра нетъ, ни тучъ;
Они лежатъ какъ трупы безъ движенья;
Тела ихъ жжетъ палящiй солнца лучъ;
А ветеръ спитъ и океанъ певучъ!
Ихъ дикихъ взглядовъ страшно выраженье;
Въ нихъ ясно виденъ думъ ужасныхъ следъ:
Где прежде былъ морякъ - тамъ людоедъ.
Какое-то чудовищное мненье
Чуть слышно кто-то высказалъ. Оно
Ихъ облетело всехъ въ одно мгновенье:
Всехъ та же мысль ужъ мучила давно!
И кинуть жребiй было решено,
Чтобъ рокъ наметилъ жертву, чье закланье
Имъ средство дастъ продлить существованье.
LXXIV.
Они и обувь съели, и фуражки;
Хоть не легко подобный крестъ нести,
Все жъ наступилъ моментъ расплаты тяжкiй;
Но такъ какъ не могли они найти
Насильственно (я Музы слышу стонъ!)
Жуанъ записки милой былъ лишенъ.
LXXV.
Вотъ жребiи все смешаны и взяты;
И ужасомъ, и трепетомъ объяты;
Казалось, что въ нихъ голодъ даже стихъ;
Они ль въ злодействе этомъ виноваты!
Нетъ! голодъ жертвы требовалъ отъ нихъ;
Такъ жаждалъ крови коршунъ Прометея.
LXXVI.
Педрилло бедный рокомъ выбранъ былъ...
Въ несчастьи твердъ, онъ выразилъ желанье,
Изъ жилы кровь - и умеръ безъ страданья.
Онъ ревностнымъ католикомъ почилъ.
Распятью давъ съ молитвою лобзанье,
Ученый мужъ, религiей согретъ,
LXXVII.
Врачу за тяжкiй трудъ досталось право
Какой угодно взять себе кусокъ;
Но, жажду утоливъ струей кровавой
Дрожавшею отъ голода оравой
Разсеченъ былъ на части педагогъ;
Акулы поживились лишь кишками,
Пловцы все остальное съели сами.
Лишь два иль три пловца, смутясь душой
(Хоть всемъ имъ приходилось очень туго),
Отъ трапезы отпрянули такой,
Полны и отвращенья и испуга.
Провизiей къ столу не могъ онъ друга
И ментора считать! Онъ даже псомъ,
Какъ знаете, лишь закусилъ съ трудомъ.
LXXIX.
Наевшiйся въ неистовство впадалъ;
Изъ устъ его лились богохуленья;
Катаясь въ корчахъ, залпомъ онъ глоталъ
Морскую воду; полонъ озлобленья,
Ревелъ, какъ зверь, и, обливаясь пеной,
Прощался съ жизнью съ хохотомъ гiены.
LXXX.
Скосила многихъ смерть; но какъ была
Иныхъ такая жизнь съ ума свела;
Сгубила ихъ лишенiй тяжкихъ жгучесть;
Другихъ все голодъ мучилъ. (Полонъ зла,
Онъ проявлялъ тревожную живучесть!)
Хотелось имъ пролить людскую кровь!
LXXXI.
Теперь у нихъ былъ шкиперъ на примете:
Онъ всехъ жирнее былъ. Хоть ихъ зубамъ
Но тучностью такъ угодилъ пловцамъ,
Что врядъ ли долго пожилъ бы на свете,
Когда бъ его не спасъ подарокъ дамъ;
Подарокъ тотъ вручили по подписке
LXXXII.
Еще не весь обглоданъ былъ мертвецъ
Но на него все съ ужасомъ взирали
И имъ питаться редкiй могъ пловецъ.
Что голодъ причинялъ, сосалъ свинецъ.
Когда жъ пловцы нечаянно поймали
Двухъ птицъ морскихъ, тогда они совсемъ
Питаться перестали трупомъ темъ.
Васъ въ дрожь приводитъ страшная картина!
Но вспомните, какъ, кончивъ повесть, радъ
Былъ грызть врага въ геенне Уголино;
Когда въ аду враговъ своихъ едятъ,
Не есть друзей, особенно коль складъ
Запасовъ пустъ и нетъ ужъ провiанта?
Чемъ хуже эта быль разсказа Данта?
LXXXIV.
Ловилъ его такъ жадно путникъ каждый,
Какъ пьетъ земля струи небесныхъ водъ
Въ палящiй зной. Кто безъ воды однажды
Среди пустыни делалъ переходъ,
Тотъ, воду чтя, не разъ о томъ жалелъ,
Что съ истиной въ колодце не сиделъ.
LXXXV.
Обильный дождь все шелъ безъ перерыва;
Пловцы достали; воду бережливо
Все стали выжимать изъ нихъ въ кувшинъ.
Хотя съ напиткомъ этимъ кружку пива
Рабочiй не сравнилъ бы ни одинъ,--
Казался морякамъ небесной манной.
LXXXVI.
Какъ нектаръ благодатный дождь смочилъ
Ихъ горла, раскаленныя, какъ горны,
Такъ языки страдальцевъ были черны,
Какъ у скупца, что жалобно просилъ
Въ аду хоть каплю влаги благотворной,
Но получилъ отъ нищаго отказъ.
LXXXVII.
Тамъ были два отца межъ жертвъ крушенья,
И каждый по сынку съ собою везъ;
Тотъ мальчикъ, что былъ крепкаго сложенья,
И первымъ палъ. "То воля Провиденья",
Сказалъ отецъ сурово и безъ слезъ
Смотрелъ, какъ трупъ единственнаго сына
Навеки скрыла мрачная пучина.
Другой ребенокъ бледенъ былъ съ лица;
Онъ былъ и худъ, и слабъ; но въ горькой доле
Съ судьбою злой боролся до конца;
Ему не изменяла сила воли;
Желая скрыть мучительныя боли,
Желая утаить, что близокъ мигъ,
Когда судьба навекъ разлучитъ ихъ.
LXXXIX.
И пену съ бледныхъ губъ его стиралъ;
Когда жъ дождя нежданная прохлада
Ребенка, что въ мученьяхъ угасалъ,
Мгновенно оживила и отрадой
Въ его уста воды онъ влилъ немного,
Но ужъ пришла не во-время подмога.
ХС.
Ребенокъ умеръ. Бледный трупъ схватилъ
Все отъ него очей не отводилъ.
Онъ долго такъ стоялъ, страданья полный,
Не находя для разставанья силъ;
Когда жъ безгласный трупъ умчали волны -
Отъ муки корчась, разомъ рухнулъ онъ.
XCI.
Вдругъ радуга блеснула надъ пловцами;
Она, прорезавъ тучи, обвилась
Въ лазурь пучины зыбкой уперлась.
Она сiяла чудными цветами,
Лучеобильнымъ знаменемъ носясь;
Затемъ, увы! согнулась светлой аркой
ХСІІ.
Исчезъ небесныхъ сферъ хамелеонъ,
Что созданъ испареньями и светомъ,
Что въ золото и пурпуръ облаченъ,
Въ своихъ лучахъ соединяетъ онъ
Все краски и цвета. Съ нимъ сходенъ въ этомъ
Подбитый боксомъ глазъ. (По временамъ
Приходится безъ маски драться намъ).
Та радуга была хорошимъ знакомъ;
Мы знаменьями въ горе дорожимъ;
До нихъ и грекъ, и римлянинъ былъ лакомъ:
Надежды лучъ душе необходимъ;
Какъ древнiе, мы предсказанья чтимъ;
Калейдоскопъ небесъ, блеснувъ нежданно,
Сроднилъ пловцовъ съ надеждою желанной.
ХСІѴ.
Надъ головами путниковъ, хотела
На мачту сесть, хоть полонъ былъ баркасъ.
(Похожая перомъ на голубь белый,
Она отъ стаи, видно, отделясь,
До ночи все она кружилась такъ,
Что было сочтено за добрый знакъ.
ХСѴ.
Найдя, что мачта ихъ не такъ надежна,
Онъ поступилъ умно и осторожно:
Не то его бъ плачевенъ былъ уделъ;
Такъ голодъ мучилъ путниковъ безбожно,
Такъ ихъ томилъ, что если бъ съ веткой селъ
Онъ ими бъ былъ и съ веткою проглоченъ.
ХСѴI.
Настала ночь и ветеръ сталъ сильней;
На небесахъ заискрились светила
Томилися пловцы, что жизни сила
Въ нихъ гасла вместе съ мыслью. Средь зыбей
Однимъ вдали виднелся берегъ милый;
Кто залпы пушекъ слышалъ; кто прибой;
ХСѴІІ.
Къ разсвету ветеръ стихъ; вдругъ часового
Раздался крикъ: "Земля, земля видна!
Пусть родины мне не увидеть снова,
"
Ихъ описать восторгъ безсильно слово;
Вмигъ къ берегу ладья обращена;
Действительно ихъ ослепили взоры
Прибрежныхъ скалъ туманные узоры.
ѴІІІ.
У многихъ слезы брызнули изъ глазъ;
Одни со страхомъ берегъ озирали,
Надежде светлой ввериться боясь;
Другiе въ этотъ мигъ молиться стали
На дне баркаса трое сладко спали;
Ихъ всячески прервать старались сонъ,--
Но непробуднымъ оказался онъ.
ХСІХ.
Отрадный даръ: имъ удалось поймать
Большую черепаху, что собою
Ихъ целый день питала; въ нихъ опять
Воскресъ упавшiй духъ: всемъ неземною-
Пловцы, уйдя отъ смерти неминучей,
Не верили, что спасъ ихъ только случай*
С.
Къ скалистымъ берегамъ ихъ ветеръ несъ
По мере приближенья къ нимъ. Утесъ,.
Что поражалъ ихъ массою безцветной,
Легко могъ представлять собой Родосъ
Иль Кандiю, иль Кипръ; могъ быть и Этной;
>
Что той страны никто изъ нихъ не зналъ.
CI.
Межъ темъ пловцовъ къ земле теченьемъ гнало;
Ладью Харона, везшую теней
Лишь уцелело четверо людей,
И въ техъ ужъ было силы слишкомъ мало,
Чтобъ сбросить мертвыхъ съ лодки; а за ней
Давно гналися две акулы смело,
СІІ.
Удары всевозможные судьбы -
Лишенья, голодъ, жажда, зной, кручина -
Ихъ довели до страшной худобы;
Лишь четверо спаслись изъ всей гурьбы;
Трупъ ментора былъ главною причиной
Ихъ смертности: кто имъ питался - пилъ
Морскую воду и лишался силъ.
Все ближе берегъ; все ясней узоры
Прибрежныхъ скалъ; ужъ слышенъ ароматъ
Густыхъ лесовъ, что покрываютъ горы
И сладкiй отдыхъ путнику сулятъ;
Пловецъ предмету всякому былъ радъ,
Что заслонялъ зловещiя картины
Безбрежной, мрачной, бешеной пучины.
СІѴ.
И берегъ былъ пустыненъ и безлюденъ;
Но поскорей добраться до земли
Хотелось имъ; хоть къ ней былъ доступъ труденъ,
Они къ земле прямымъ путемъ пошли;
На острый рифъ баркасъ наткнулся ихъ
И вдребезги разбился въ тотъ же мигъ.
CV.
Жуанъ въ своемъ родномъ Гвадалквивире
И какъ пловецъ наврядъ ли въ целомъ мiре
Соперника бъ нашелъ. Я убежденъ,
Что Геллеспонтъ, его громадной шири
Не устрашась, могъ переплыть бы онъ.
Леандру, мне и мистеръ Экенгеду).
CVI.
Больной Жуанъ тутъ стариной встряхнулъ
И
Его не устрашалъ ихъ грозный гулъ
И къ берегу направился онъ рьяно;
Все жъ гибель угрожала отъ акулъ,
Но жертвой ихъ товарищъ сталъ Жуана;
И только онъ добрался до земли.
CVII.
Но если бы волна не подкатила
Къ нему весла разбитаго въ тотъ мигъ,
Онъ никогда земли бы не достигъ;
Съ волнами вновь бороться можно было,
И несмотря на грозный натискъ ихъ,
То вплавь, то вбродъ, съ прибоемъ гневнымъ споря,
СѴІІІ.
Тогда, чтобъ новый валъ его не могъ
Унесть съ собой, почти лишенъ дыханья,
Онъ руки врылъ въ береговой песокъ;
На месте, где былъ выброшенъ, онъ легъ,
И если сохранялъ еще сознанье,
То лишь настолько, чтобъ жалеть о томъ,
Что не погибъ въ пучине съ кораблемъ.
Онъ встать хотелъ, собравъ остатокъ силы,
Но, руки и колена въ кровь разбивъ,
Упалъ опять. Затемъ онъ взглядъ унылый
На мрачный берегъ бросилъ, еле живъ;
Спаслись, какъ онъ; но былъ безлюденъ рифъ:
На немъ лежалъ одинъ лишь трупъ безгласный
Пловца, что кончилъ векъ въ борьбе напрасной.
СХ.
Все вихремъ передъ нимъ кружиться стало
И онъ лишился чувствъ, держа въ руке
Весло, что въ лодке мачту заменяло,
Лежалъ онъ неподвижно на песке,
Такъ бледенъ былъ Жуанъ, такъ слабъ и хилъ,
Что жалость онъ и въ камне бъ пробудилъ.
СХІ.
Жуанъ не зналъ, какъ долго продолжалось
Онъ силы не имелъ; ему казалось,
Что въ мраке утопали день и ночь
И что земля навеки съ нимъ разсталась.
Но вотъ тяжелый сонъ умчался прочь
Хоть съ нею смерть со злобою боролась.
СХІІ.
Открывъ глаза, онъ ихъ закрылъ опять;
Картины бедъ, отчаянья, крушенья
Томясь въ бреду, онъ клялъ свое спасенье,
Но понемногу бредъ сталъ утихать;
Глаза открылъ онъ снова на мгновенье
И увидалъ, смутясь, передъ собой
СХІІІ.
Она надъ нимъ склонялася уныло;
Несчастнаго спасти хотелось ей;
Она водой его виски мочила
Разсталася зловещая могила,
Чтобъ не могла его во цвете дней
Похитить смерть; и что же? Стонъ больного
Далъ знать, что къ жизни онъ вернулся снова.
Ѵ.
Морскую воду выжала она
Изъ локоновъ его рукою белой,
Для подкрепленья давъ ему вина
И юноши полунагое тело
Она его своимъ дыханьемъ грела
И, внявъ влеченью сердца своего,
Встречала вздохомъ каждый вздохъ его.
СХѴ.
Чемъ барыня была, но посильней,
Оне вдвоемъ Жуана торопливо
Перенесли въ пещеру. Скоро въ ней
Огонь былъ разведенъ; пещеру живо
Обрисовавъ на темномъ фоне ясно
Островитянки юной ликъ прекрасный.
СХѴІ.
Уборомъ головнымъ служили ей
Среди ея каштановыхъ кудрей;
Те кудри сзади косами спадали,
Касаясь пятъ ея волной своей;
А выше ростомъ женщина едва ли
Являли въ ней осанка, поступь, станъ.
CXVII.
Ея жъ глаза чернее смерти были
И черныя ресницы, бахромой
Когда же изъ-подъ нихъ сверкалъ порой
Молнiеносный взглядъ, онъ безъ усилiй
Вонзался въ душу острою стрелой
И сходенъ былъ съ проснувшимся вдругъ гадомъ,
СХѴІІІ.
Былъ бледенъ лобъ ея, а цветъ лица
Напоминалъ румяный лучъ заката;
Ея пурпурный ротикъ жегъ сердца;
Была достойна кисти иль резца.
Но скульпторовъ ценю я маловато:
Ихъ жалки идеалы, - лица есть,
Что не подъ силу имъ воспроизвесть.
Такое мненье высказалъ я прямо,
Но высказалъ его не безъ причинъ:
Я былъ знакомъ съ одной ирландской дамой,
Чей бюстъ не могъ художникъ ни одинъ
Когда она отъ летъ и отъ морщинъ
Поблекнетъ, светъ разстанется съ красою,
Несписанною смертною рукою.
СХХ.
Явившаяся въ гротъ островитянка
Въ одежде, поражавшей пестротой;
Совсемъ не такъ наряжена испанка:
Ея костюмъ пленяетъ простотой,
Мантилья, что блаженство въ душу льетъ.
(Надеюсь, эта мода не пройдетъ!)
СХХІ.
Имелъ съ такимъ костюмомъ сходства мало
Изъ разноцветныхъ тканей состояла
Ея одежда; камней ценныхъ рядъ
Блестелъ въ ея кудряхъ, а покрывало
Ея изъ кружевъ было. Да, богатъ
Что безъ чулка являлась въ туфле ножка.
СХХІІ.
Нарядъ другой девицы былъ скромней;
Не золото, а серебро блестело
Вуаль она дешевую имела,
И вообще осанкою своей
Не поражала гордою и смелой;
Ея коса была не такъ длинна;
СХХІІІ.
Съ любовью за больнымъ оне ходили;
Онъ ими былъ накормленъ и одетъ.
(Въ сердечности - чтобъ тамъ ни говорили -
И вотъ оне бульонъ ему сварили.
(Не понимаю, почему поэтъ
Не воспеваетъ супа, взявъ примеромъ
Ахилла пиръ, что былъ воспетъ Гомеромъ!)
Ѵ.
Чтобъ этихъ дамъ за сказочныхъ принцессъ
Вы не могли принять, сниму съ нихъ маску;
Писатели, давая тайне весъ,
Пускаютъ въ ходъ туманную окраску,
Но я романъ не превращаю въ сказку:
Вы видите теперь передъ собой
Прислужницу съ своею госпожей.
СХХѴ.
Но занялся другимъ онъ ремесломъ
И выступилъ на поприще пирата,
Контрабандистомъ былъ же онъ притомъ.
Прошли года и зажилъ онъ богато,
Ведя дела съ искусною сноровкой,
Онъ миллiонъ пiастровъ нажилъ ловко.
СХХѴІ.
Пиратъ ловилъ не рыбу, а людей,
И каждый годъ не мало кораблей
Захватывалъ; сбывалъ затемъ товары,
Не забывая выгоды своей;
Рабами онъ турецкiе базары
Богатство очень многимъ принесло.
СХХѴІІ.
Такъ старый грекъ награбилъ денегъ много,
Что выстроилъ на острове одномъ
И, плавая въ довольстве, зажилъ въ немъ.
Никто не зналъ, конечно, кроме Бога,
Какъ много крови стоитъ этотъ домъ!
Разбойникъ старый былъ свирепъ и злобенъ,
CXXVIII.
Единственную дочь пиратъ имелъ;
Гайдэ была невестою завидной;
Но блескъ ея приданаго бледнелъ
Искателей ея руки уделъ
Плачевенъ былъ: ихъ ждалъ отказъ обидный;
Красавица гнала нещадно ихъ:
Явиться и получше могъ женихъ.
Гуляя по прибрежью въ часъ заката,
Случайно у подножья мрачныхъ скалъ
Увидела Жуана дочь пирата;
Полунагой, онъ на песке лежалъ,
Она уйти хотела; но страдалъ
Красивый незнакомецъ, и невольно
Проснулась жалость въ деве сердобольной.
СХХХ.
Не привела; она бы темъ сгубила
Беднягу: мышь нельзя сводить съ котомъ;
Обмершаго не воскреситъ могила.
Старикъ былъ полнъ νοος (нусъ). Ему притомъ
Онъ принялъ бы его, лечить бы сталъ,,
Но на базаръ затемъ его бъ послалъ.
CXXXI.
Гайдэ, окончивъ съ Зоей совещанье
Жуана въ гротъ ввела. Прiйдя въ сознанье,
Когда онъ очи черныя открылъ,
Такой порывъ живого состраданья
Сердца островитянокъ охватилъ,
Ведь къ раю путь - о страждущихъ забота.
СХХХІІ.
Оне костеръ немедленно зажгли;
На берегу валялося не мало
Тутъ гибли то-и-дело, и лежала
Обломковъ масса, гнившая въ пыли.
Имъ потому могло бы матерьяла
И на двадцать хватить костровъ такихъ:
СХХХІІІ.
Свою соболью шубу превратила
Гайдэ въ постель, чтобъ сладостенъ и тихъ
Былъ сонъ его, и юношу накрыла
Чтобъ сыростью его не охватило,
Ему по юбке каждая изъ нихъ
Оставила и съ пищей для Жуана
Условились оне явиться рано.
Ѵ.
Затемъ оне ушли и мертвымъ сномъ
Заснулъ Жуанъ. (Кто знаетъ, кроме Бога,
Проснутся ль те, что съ жизненнымъ путемъ
Разсталися, простясь съ земной тревогой?)
Забылъ, что бедъ и мукъ онъ вынесъ много,
А грезы сна порой такъ мучатъ насъ,
Что плачемъ мы и въ пробужденья часъ!
CXXXV.
Гайдэ же, покидая темный гротъ,
Остановилась вдругъ, полна волненья:
Ей чудится, что онъ ее зоветъ
По имени. Игра воображенья:
Она забыла, веря чувствъ обману,
Что имя то неведомо Жуану.
СХХХѴІ.
Гайдэ домой задумчиво пошла
Но Зоя и сама все поняла,
Сама желанье то предупредила.
Она была постарше, а порой
Два лишнихъ года въ молодости - сила!
Служила мать-природа школой ей.
СХХХѴІІ.
Взошла заря. Жуанъ все спалъ упорно;
Царило вкругъ молчанье; солнца светъ
Такъ много перенесъ тяжелыхъ бедъ
Несчастный Донъ Жуанъ, что въ сне безспорно
Нуждался онъ и въ отдыхе. Мой дедъ,
Оставивъ намъ свои "повествованья",
CXXXVIII.
Гайдэ уснуть спокойно не могла;
Ей снилися крушенья, бури, мели,
На берегу красивыя тела,
И вотъ она, едва заря взошла,
Свою служанку подняла съ постели
И разбудила всехъ отцовскихъ слугъ:
Такой капризъ въ нихъ пробудилъ испугъ.
Она сказала имъ, что встала рано,
Чтобъ посмотреть на солнечный восходъ;
Действительно, какъ волны океана
И небо хороши, когда встаетъ
Щебечутъ птички. Мглы тяжелый гнетъ
Природа сбросить съ плечъ тогда такъ рада,
Какъ трауръ, что носить по мужу надо.
CXL.
Не спавши ночь. Отъ доктора не ждите
За то похвалъ; но я даю советъ,
Когда здоровье вы сберечь хотите,
А также кошелекъ, - вставать чемъ светъ.
На памятнике начертать своемъ,
Что на заре вы разставались съ сномъ.
CXLI.
Гайдэ, при встрече съ утренней зарею,
Отъ страстнаго волненья кровь струею
Къ ея лицу стремилась, щеки ей
Румяня; такъ встречаясь со скалою,
Струи сливаетъ въ озеро ручей,
Оно не красно только - вотъ въ чемъ горе.
CXLII,
Гайдэ съ горы спустилася стремглавъ
И, грезъ полна, пошла къ пещере шибко.
Ее лобзала съ нежною улыбкой
Аврора. Ихъ обеихъ увидавъ,
За светлую богиню вы ошибкой
Легко бы деву горъ принять могли,
CXLIII.
Она вошла въ пещеру. Безтревожно,
Съ ребенкомъ схожъ, все спалъ еще Жуанъ;
Съ испугомъ (сонъ за смерть принять ведь можно!)
Накрыла друга шубкой осторожно,
Чтобъ повредить ему не могъ туманъ;
Затемъ, сходна съ могилою безмолвной,
Въ него вперила взоръ, участья полный.
Какъ херувимъ надъ праведнымъ, она
Надъ нимъ склонялась, сонъ его покоя;
Вокругъ него царила тишина;
Едва былъ слышенъ легкiй шумъ прибоя;
На берегу варила завтракъ Зоя:
Не трудно догадаться было ей,
Что пища будетъ имъ всего нужней.
CXLV.
Пробудится, какъ только сонъ пройдетъ;
Ее къ тому жъ тревожилъ утра холодъ
(Влюбленныхъ только греетъ страсть!) - и вотъ,
Душистый кофе тутъ же былъ ей смолотъ
Она съ собою также захватила;
Любовь все это даромъ подносила.
CXLVI.
Жуана собралась она будить,
Но поспешила пальчикъ приложить
Гайдэ къ губамъ, чтобъ сладкiй сонъ больного
Прервать она не смела. Ей сварить
Пришлося для Жуана завтракъ новый.
И безконечнымъ имъ казался онъ.
CXLVII.
Лежалъ спокойно юный чужестранецъ;
Но на его худомъ лице игралъ
Такъ золотитъ заря вершины скалъ.
Не мало тяжкихъ мукъ узналъ страдалецъ;
Лишенный силъ въ пещере онъ лежалъ;
Его же волоса следы носили
CXLVIII.
Такъ тихо передъ ней лежалъ Жуанъ,
Какъ спитъ ребенокъ съ матерью родною;
Спокойно, какъ уснувшiй океанъ;
Красивъ, какъ пышный розанъ южныхъ странъ;
Какъ юный лебедь чистъ; того не скрою,
Что видъ онъ привлекательный имелъ,
Да жаль, что исхудалъ и пожелтелъ!
Жуанъ открылъ глаза неторопливо
И верно погрузился бъ снова въ сонъ,
Когда бъ островитянки ликъ красивый
Не увидалъ, смутясь душою, онъ;
И даже въ часъ молитвы отъ Мадоннъ
Не отводилъ очей, любуясь ими
И не мирясь съ угрюмыми святыми.
CL.
И бледный ликъ островитянки милой
Вперилъ глаза взволнованный Жуанъ.
Она, краснея, съ нимъ заговорила
По-гречески, съ акцентомъ южныхъ странъ
Что бледенъ онъ и слабъ, и потому
Не говорить, а надо есть ему.
CLI.
Та речь лилась, какъ птички щебетанье;
Но нежный голосъ, полный обаянья,
Его своими чарами увлекъ.
Такiе звуки будятъ въ насъ рыданья;
Струится безъ причины слезъ потокъ,
Мотивамъ, словно льющимся изъ рая.
CLII.
Такъ иногда отрадной грезой сна
Намъ кажется волшебный звукъ органа,
Привратникъ на лицо - и нетъ обмана.
О, Боже! какъ действительность скучна!
Невыносимъ слуга, что утромъ рано
Нашъ прерываетъ сонъ: ночной порой
CLIII.
Прервалъ все грезы моего героя
Проснувшiйся въ немъ голодъ; сладокъ былъ
Видъ вкусныхъ блюдъ, что, на коленяхъ стоя,
Готовила съ большимъ искусствомъ Зоя.
Жуанъ все мысли къ пище устремилъ
И сталъ мечтать, отъ жадности трясяся,
О томъ, какъ бы достать кусочекъ мяса.
Но мясо - редкость тамъ; на островахъ,
Что гневно точатъ волны океана,
Понятья не имеютъ о быкахъ;
Тамъ водятся лишь овцы да бараны,
Безлюдны и убоги эти страны;
Но острова и побогаче есть;
Къ нимъ надо островокъ Гайдэ отнесть.
CLV.
Невольно къ Пазифае мысль летитъ;
Она коровью шкуру надевала -
И что жъ? Царицу бедную язвитъ
За развращенный вкусъ злословья жало.
Въ героевъ превратить критянъ желая,
Пеклась о скотоводстве Пазифая.
CLVI.
Безъ ростбифа - то знаетъ целый светъ -
Они къ тому же любятъ громъ победъ;
Теперь у нихъ война на главномъ плане,
Хоть эта страсть плодитъ не мало бедъ;
Любили это также и критяне,
Что Пазифаи чтутъ они законъ.
CLVII.
Но далее. Видъ пищи былъ такъ сладокъ
И представлялъ такъ много благъ собой,
Почувствовалъ немедля мой герой.
На завтракъ, несмотря на силъ упадокъ,
Накинулся онъ съ жадностью такой,
Что не могли бъ тягаться, думать смею,
CLVIII.
Гайдз съ Жуаномъ няньчилась, какъ мать,
И юношу на славу угощала:
Онъ продолжалъ все блюда уплетать,
По слухамъ (не случалось ей читать!),
Что голодавшимъ надо есть сначала
Давать немного, иначе они
Отъ лишней пищи могутъ кончить дни,
Тутъ Зоя принялась за дело рьяно
И, вместо словъ, пустила руки въ ходъ;
Она, тарелку вырвавъ у Жуана,
Сказала, что, объевшись, онъ умретъ,
И столько ей наделалъ онъ хлопотъ;
Когда бы лошадь даже столько съела,
И та бы отъ обжорства заболела.
CLX.
Болтался онъ лохмотьями на теле,
Но ни скрывать, ни греть его не могъ.
Оне сожгли те тряпки и одели
Жуана сами съ головы до ногъ,--
Хоть былъ Жуанъ безъ туфель и чалмы,
Принять его могли бъ за турка мы.
CLXI.
Одевъ его, Гайдэ болтать съ нимъ стала;
Но, этимъ не смущаяся ни мало,
Съ участiемъ живымъ внималъ онъ ей;
Она же съ protégé своимъ болтала,
Любуяся огнемъ его очей,
Что онъ ея не понялъ разговора.
CLXII.
При помощи улыбокъ, знаковъ, глазъ,
Тогда въ лице Жуана, полномъ пыла,
И что жъ? Гайдэ въ ней все понятно было!
Не мало задушевныхъ, теплыхъ фразъ
Она прочла въ той книге, сердцу милой;
Ей выражалъѵпонятiй целый рядъ
CLXIII.
Жуанъ усердно повторялъ за нею
Слова, съ ея сродняясь языкомъ;
Очей Гайдэ - я скрыть того не смею -
Сравнитъ ли звезды съ книгою своею
Любующiйся небомъ астрономъ?
Такъ съ азбукой, безъ книгъ и безъ указокъ,
Сроднилъ Жуана блескъ прелестныхъ глазокъ.
Прiятно изучать чужой языкъ
Посредствомъ глазъ и губокъ милой.Надо
Притомъ, чтобъ были юны ученикъ
И менторъ. О! тогда урокъ отрада!
А нетъ - пожатье рукъ тебе награда;
Въ антрактахъ поцелуй звучитъ порой.
Что знаю я - такъ выучено мной.
CLXV.
Пять, шесть; но, не имевъ учителей,
По-итальянски я не понимаю;
Наврядъ ли въ языке страны моей
Могу считаться сильнымъ: изучаю
Поэтовъ же родныхъ я въ грошъ не ставлю
И ихъ читать себя я не заставлю.
CLXVI.
Покинувъ светъ, где былъ я моднымъ львомъ,
Съ которыми я прежде былъ знакомъ;
Забылъ и техъ, которыхъ рвалъ на части:
Все это лишь преданья о быломъ.
Мне не страшны теперь судьбы напасти,
И для меня ужъ не вернется онъ.
CLXVII.
Займусь опять Жуаномъ; онъ прилежно
Твердилъ свои слова, участiемъ согретъ;
Должны наружу. Можно ль солнца светъ
Отъ взоровъ скрыть? Таить огонь мятежный
И у монахинь даже силы нетъ.
Въ Жуане страсть проснулась ураганомъ,
СХѴІІІ.
Съ техъ поръ она, что день, въ разсвета часъ
Въ пещеру къ Донъ Жуану приходила;
Онъ долго спалъ; Гайдэ, надъ нимъ склонясь
Она съ него не отводила глазъ
И ручкою ласкала локонъ милый,
Едва дыша; такъ, неженъ и легокъ,
Играетъ съ розой южный ветерокъ.
Совсемъ воскресъ Жуанъ, больной и хилый,
И съ каждымъ днемъ все делался свежей,
Здоровье и безделье страсти милы:
Для пламени любви они елей,
Церера тоже съ жатвою своей
И Бахусъ со своей блестящей свитой
Помощники и слуги Афродиты.
CLXX.
(Безъ сердца счастье можемъ ли найти мы?),
Церера намъ свои дары несетъ
(Они любви, какъ намъ, необходимы),
Струи вина въ нашъ кубокъ Бахусъ льетъ
Но кто жъ даритъ все эти блага намъ?
Нептунъ ли, Панъ иль Громовержецъ самъ?
CLXXI.
Жуанъ, проснувшись, виделъ предъ собою
И вместе съ ней смазливенькую Зою;
Но это я ужъ говорилъ не разъ
И надоесть боюсь. Вернусь къ герою
Моей поэмы. Въ море, въ раннiй часъ,
Онъ завтракалъ съ Гайдэ, восторга полный.
CLXXII.
Купался онъ при ней, но такъ была
Невинна дочь полуденнаго края,
Жуанъ былъ для нея виденьемъ рая,
Той светлой грезой сна, что не могла
Она не полюбить, о ней мечтая.
Безъ нежнаго участья счастья нетъ:
CLXXIII.
Она въ него впивалась страстнымъ взглядомъ;
Любви полна, къ нему склоняла станъ:
Когда онъ находился съ нею рядомъ,
Ея богатствомъ былъ, безценнымъ кладомъ,
Что подарилъ ей въ бурю океанъ;
Ея и первой, и последней страстью;
Жизнь безъ него была для ней напастью.
Такъ месяцъ пролетелъ; хоть каждый день
Гайдэ зарею друга посещала,
Никто не зналъ на острове, что сень
Пещеры иностранца укрывала.
Но отбылъ въ даль пиратъ. Какъ встарь бывало,
Онъ не за светлой Іо гнался вследъ:
Нетъ, страстью къ грабежу онъ былъ согретъ.
CLXXV.
Трехъ изъ Рагузы плывшихъ кораблей
Съ богатымъ грузомъ въ Хiосъ. Дочь пирата
Свободы дождалась отрадныхъ дней;
Нетъ у нея ни матери, ни брата;
У христiанъ свободны жены; редко
Ихъ охраняетъ запертая клетка.
CLXXVI.
Къ Жуану чаще стала приходить
Настолько онъ успелъ ужъ изучить
Ея языкъ, что пригласилъ съ собою
Ее гулять. Изъ грота выходить
Онъ прежде только могъ ночной порою.
Смотреть, какъ лучъ заката въ море гасъ.
CLXXVII.
На берегъ дикiй, пеною покрытый,
Ревя и злясь, обрушивался валъ.
Утесы, мели, рядъ подводныхъ скалъ
Тому служили острову защитой;
Лишь летомъ ревъ пучины утихалъ,
Тогда волна ласкала съ песнью нежной,
CLXXVIII.
У берега кипевшая волна
Была сходна съ клокочущею влагой
Шампанскаго. Что сладостней вина?
Сродняютъ насъ. Какъ проповедь скучна,
Когда отрадны намъ земныя блага!
Все жъ буду воспевать, хоть это грехъ,
Вино, красавицъ, пиршества и смехъ.
Для мыслящихъ существъ въ вине есть сладость;
Даритъ намъ упоенiе оно,
Какъ слава, страсть, богатство. Жизнь не радость,
Коль поле жизни въ степь превращено.
Итакъ, советъ даю я пить вино,
Хоть голова болеть съ похмелья можетъ,
Но средство есть, что отъ того поможетъ.
CLXXX.
И дивнымъ вы питье найдете это;
Утехи Ксерксъ и тотъ не зналъ такой!
Въ жару - струи холоднаго шербета;
Студеная волна - въ степи сухой;
Блеститъ, по вкусу приходяся всемъ,
Все это меркнетъ предъ напиткомъ темъ.
CLXXXI.
Вернусь къ разсказу. Берегъ, небо, море
Песокъ лежалъ недвижно; на просторе
Не злился ветеръ; смолкло все кругомъ;
Лишь иногда дельфинъ, съ волною въ споре,
Плескался и, чуть двигая крыломъ,
Лизала скалы бездна голубая.
CLXXXII,
Уехалъ за добычею пиратъ,
Оставивъ дочь, что вольной птичкой стала;
При ней одна лишь Зоя состояла
Служанкой; ей готовила нарядъ
Да по утрамъ ей косы заплетала,
У госпожи своей прося порой
CLXXXIII.
Былъ тихiй часъ, когда лучи заката
Скрываются за синею горой;
Когда природа сонная объята
Когда высокихъ горъ крутые скаты
Сливаются съ безбрежною водой
И въ розовыхъ лучахъ зари далеко
Вечерняя звезда блеститъ, какъ око,
По раковинамъ хрупкаго песка
И камешкамъ идетъ Гайдэ съ Жуаномъ;
Въ его руке дрожитъ ея рука;
Она идетъ, къ нему склоняясь станомъ.
Подземный залъ, что вырытъ океаномъ,
Они въ него вошли и тамъ, сплетясь
Руками, не спускали съ неба глазъ.
CLXXXV.
Надъ головами ихъ небесный сводъ;
Всходившiй месяцъ въ волнахъ отражался
И словно выплывалъ изъ лона водъ;
Чуть слышно ветеръ съ волнами шептался;
Въ порыве страсти, пламенномъ, могучемъ,
Слилися ихъ уста въ лобзаньи жгучемъ.
CLXXXVI.
Слились въ томъ поцелуе огневомъ
Какъ въ фокусе, и отразилось въ немъ
Огня небесъ волшебное сiянье,
Лишь молодость со светомъ и тепломъ
Плодитъ такiя жгучiя лобзанья,
И, какъ пожаръ, горитъ въ груди любовь.
CLXXXVII.
Порывы страсти сдерживать напрасно,
Темъ больше измерять. Безъ фразъ пустыхъ
И ихъ уста слилися въ тотъ же мигъ;
Къ цветамъ не такъ ли пчелы рвутся страстно,
Чтобъ светлый медъ высасывать изъ нихъ?
Но только тутъ сердца цветами были
CLXXXVIII.
Ихъ не томилъ уединенья гнетъ,
Мучительный для узника. Внимая
Таинственному плеску сонныхъ водъ,
Глядя на берегъ, небо, море, гротъ,
Они, другъ друга страстно обнимая,
Весь забывали мiръ: жизнь сферъ земныхъ
Казалась имъ заключена лишь въ нихъ.
Ихъ не страшила тьма; враговъ опасныхъ
Пустынный край въ себе таить не могъ;
Любовь сжигала ихъ; порывовъ страстныхъ
Былъ выраженьемъ только нежный вздохъ,
Любви онъ и оракулъ, и залогъ!
Съ техъ поръ, какъ змiй разъединилъ насъ съ раемъ,
Мы слаще ничего любви не знаемъ.
СХС.
Не требовала клятвъ и не давала
Сама обетовъ верности. Она
Не ведала, что страсть плодитъ не мало
Опасностей, Одной любви верна,
Любовника, ему отдавшись въ пленъ.
Къ чему обеты, если нетъ изменъ?
CXCI.
Она любила искренно и нежно,
Когда бы могъ огонь любви мятежной
Сжигать сердца и души, страстный пылъ
Ихъ въ пепелъ превратилъ бы неизбежно.
Когда порой ихъ страсть лишала силъ,
Одна любовь Гайдэ съ Жуаномъ снилась.
СХСІІ.
Увы! они такъ были хороши
И молоды! Имъ съ страстною тревогой
Соблазновъ всевозможныхъ въ свете много;
Не трудно заблудиться ей въ глуши
И въ адъ тогда прямая ей дорога;
Тамъ вместе съ злыми будутъ жечь и техъ,
СХСІІІ.
Увы! грехопаденье угрожало
Чете влюбленной, а ея милей
Не виделъ мiръ съ техъ поръ, какъ Ева пала,
Гайдэ не разъ о демонахъ слыхала
И вечныхъ мукахъ ада; тутъ-то ей
О нихъ со страхомъ надо помнить было,--
Она жъ, отдавшись страсти, все забыла.
Ѵ.
Сверкали очи ихъ. Гайдэ рукой
Его держала голову; дыханье
Сливалось ихъ. Покрытъ ея косой,
Жуанъ склонялся къ милой; замиранье
Влюбленные лишалися сознанья;
Они, съ античной группою сходны,
Другъ къ другу льнули, трепета полны.
СХСѴ.
Онъ сладко на груди заснулъ у ней;
Она жъ, не зная сна, полна участья,
Лелеяла его рукой своей;
То къ небу взоръ ея влекло отъ счастья,
Она имъ любовалась, утопая
Въ блаженстве и границъ ему не зная.
СХСѴІ.
Ребенокъ, что любуется огнемъ;
Морякъ, что въ битве справился съ врагомъ;
Арабъ, что гостю выразилъ участье;
Скупецъ, что надъ своимъ дрожитъ добромъ,--
Быть можетъ, и вкушаютъ сладость счастья,
Предмета думъ оберегаетъ сонъ.
СХСѴІІ.
Найдется ль что-нибудь на свете краше?
Онъ тихо спитъ, не зная, что даетъ
Его тревогъ, волненiй, думъ, заботъ
Не знаемъ мы, а слита съ жизнью нашей
Вся жизнь его. Сонъ безмятежный тотъ
Со смертью схожъ, но въ немъ лишь дышитъ сладость;
CXCVIII.
Подъ ропотъ волнъ такъ нежно стерегла
Гайдэ Жуана сонъ, покорна власти
Любви, что въ душу ей восторгъ влила;
Среди песковъ и скалъ она нашла;
Тамъ не могли имъ угрожать напасти,
И ведалъ только звездъ дрожащiй светъ,
Что ихъ счастливей въ мiре смертныхъ нетъ.
Любовь для женщинъ - мука и отрада;
Но все жъ игра опасная - любовь:
Со счастьемъ имъ навекъ проститься надо,
Когда она изменитъ, хмуря бровь;
И имъ мила она, какъ тигру кровь;
Ведь мука ихъ всегда сильней удара,
Что, мстя, оне врагу наносятъ яро.
СС.
Когда же къ нимъ мужчины справедливы?
Съ изменами сродняетъ ихъ среда;
Какъ редко бракъ встречается счастливый!
Что жъ ждетъ ихъ впереди? Почти всегда
Наряды, дети, сплетни, ханжество
И кроме лжи и скуки - ничего.
CCI.
Одне себе любовниковъ заводятъ;
Иныя въ ханжестве свой векъ проводятъ;
Другiя, не страшась тяжелыхъ бедъ,
Себя позоря, отъ мужей уходятъ,
И ужъ потомъ нигде имъ места нетъ;
Романы пишутъ. (Такъ чудить не ново ль?)
ССІІ.
Родясь въ стране, где солнце жжетъ, какъ страсть,
Гайдэ была чужда приличьямъ света;
Ея лучами знойными согрета,
И лишь къ тому могла въ объятья пасть,
Кто избранъ ей. Бояться несть ответа
За страстный пылъ могло ль страстей дитя,
ССІІІ.
Какъ сладки сердца страстныя бiенья
Въ причинахъ и въ последствiяхъ своихъ!
Ни совести немыя угрызенья,
Такъ драгоценны эти треволненья,
Что я, сознаться надо, не постигъ,
Какъ Кэстельри, идя путемъ обычнымъ,
Не обложилъ налогомъ ихъ приличнымъ!
Ѵ.
Свершилося! Обвенчаны они!
Свидетелями брака были волны;
Свечами - звездъ далекiе огни;
Прибрежный лесъ таинственности полный,
А брачнымъ ложемъ ихъ былъ гротъ безмолвный.
Весь мiръ для нихъ сталъ раемъ и вдвоемъ,
Какъ ангелы, они носились въ немъ.
ССѴ.
Рабомъ - Антонiй; властелиномъ - Титъ;
Овидiй - менторомъ; Катуллъ - поэтомъ!
Чулкомъ же синимъ - Сафо, что обидъ
Не мало нанесла тебе предъ светомъ!
Любовь - богиня зла; ей мiръ тревожимъ;
Все жъ дьяволомъ ее назвать не можемъ!
ССѴІ.
Она, великихъ не щадя людей,
Какъ Велисарiй, - Цезарь и Помпей
И Магометъ ея узнали жало,
Весь мiръ наполнивъ славою своей.
Мы сходства въ ихъ судьбе найдемъ не мало:
Но съ лаврами носили и рога.
ССѴІІ.
Любовью созданъ не одинъ философъ
И Аристиппъ, и Эпикуръ народъ
Поднявъ такихъ, что нравственность клянетъ;
Не бойся люди делать чорту взносовъ,
Успешно афоризмъ пошелъ бы въ ходъ:
"Пей, ешь, люби! другихъ нетъ въ жизни правилъ!"
CCVIII.
Но Джулiю ужель могъ позабыть
Такъ скоро Донъ Жуанъ? Я въ затрудненье
Вопросомъ темъ поставленъ. Вы винить
Всегда людей готова въ грехъ вводить;
А иначе найти ли объясненье
Тому, что предъ кумиромъ новымъ пасть
Всегда мы рады, прежнихъ свергнувъ власть!
Но я непостоянства врагъ заклятый;
Мне жалки те, что только чтутъ законъ
Своей мечты игривой и крылатой;
Я жъ верности воздвигнулъ въ сердце тронъ
Однако я вчера былъ потрясенъ
Нежданной встречей: обмеръ я отъ взгляда
Миланской феи въ вихре маскарада.
ССХ.
"Твердымъ будь!
Измену не оставлю безъ протеста*,
Не бойся! молвилъ я; но что за грудь,
Что за глаза! То дама иль невеста,
Хотелось бы узнать мне какъ-нибудь...
"ни съ места!"
Съ осанкою гречанки прежнихъ дней,
Хоть итальянки былъ костюмъ на ней.
CCXI.
И я ей внялъ. Окончу разсужденье:
Есть только дань восторговъ и хваленья.
Что красоте все смертные несутъ,
Къ ней чувствуя невольное влеченье.
Такъ скульптора насъ восхищаетъ трудъ!
Служа красе, мы идеалу служимъ.
БАРКА, НА КОТОРОЙ СПАССЯ ДОНЪ-ЖУАНЪ.
(La barque de Don-Juan).
Картина Делакруа (Eugиne Ddacroix).
Въ томъ чувстве пышетъ неподдельный жаръ
Любви къ тому, что чисто и прелестно;
Оно небесъ и звездъ волшебный даръ;
Какъ безъ него на свете было бъ тесно!
И если плоть, волнуясь неуместно,
Порой въ общеньи съ нимъ - причина та,
Что плоть разжечь способна и мечта.
ССХІІІ.
Но вместе съ темъ какъ тягостно оно!
О, еслибъ все одинъ и тотъ же вечно
Любить предметъ намъ было суждено,
Какъ много тратъ и горести сердечной
Мы экономiй сделали бъ не мало,
И печени, и сердцу легче бъ стало.
ССХІѴ.
Какъ съ небомъ сердце схоже! Такъ же въ немъ,
Неся съ собою холодъ, мракъ и громъ.
Въ насъ будятъ страхъ ихъ гневныя угрозы,
А все жъ оне кончаются дождемъ:
Такъ и отъ бурь сердечныхъ льются слезы...
Я вспомнилъ климатъ родины моей).
ССХѴ.
Врачъ желчи печень, но она не можетъ
Успешно роли выполнить своей:
Что прочiя къ ней льнутъ, какъ кучи змей,
И, въ ней киша, ея страданья множатъ;
Гневъ, зависть, злоба, мщенье, ревность - въ ней
Все сплетены. Нетъ грани ихъ порывамъ
CCXVI.
Я более двухсотъ вамъ далъ октавъ,
И здесь кладу перо, - мне отдыхъ нуженъ;
Въ поэме будетъ всехъ двенадцать главъ,
Затемъ, поклонъ читателю отдавъ,
Анализы прерву, хоть съ ними друженъ.
Коль за себя успешно постоятъ
Жуанъ съ Гайдэ - тому я буду радъ.