Дон-Жуан.
Песнь седьмая

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Жуан. Песнь седьмая (старая орфография)

ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ

                              I.

          Любовь и слава - шаткия опоры.

          О них твердят, но редко пред собой

          Мы видим их; оне, как метеоры,

          Проносятся, пленяя нас красой;

          Мы тщетно обращаем к небу взоры,

          Чтоб видеть их, и путь свой ледяной,

          Мгновенье озаренный их лучами,

          Мы продолжаем, скованы цепями.

                              II.

          Как жизнь, разнообразен мой роман;

          С ним сходен свет полярного сиянья,

          Ласкающого лед далеких стран.

          Не все ж свои оплакивать страданья

          И так как жизнь - лишь горестный обман,

          Что может привести в негодованье,

          И выставка пустая, то не грех

          Дарить всему на свете только смех.

          И что ж? Меня, творца поэмы этой,

          Со всех сторон озлобленно язвят

          За то, что я не верю правде света

          И зло во всем как будто видеть рад;

          Безжалостно на части рвут поэта.

          Я не пойму, чего они хотят:

          О том же Данте говорил со стоном

          И Сервантес с премудрым Соломоном

                              IV.

          Земную жизнь не ценят высоко

          Платон, Свифт, Лютер, Тилотсон и Весли,

          Руссо, Маккиавель, Ла-Рошфуко...

          Меня и их винить возможно ль, если

          С судьбою нам мириться не легко?

          Коль правы мы, ответ за это несть ли?

          К тому ж ни вам, ни мне не разрешить.

          Что лучше: век окончить или жить.

                              V.

          Сократ сказал, что наши все познанья

          Поэтому имеем основанье

          Всех мудрецов приравнивать к ослам;

          Великий Ньютон, тайны мирозданья

          Открывший людям, сознается сам,

          Что к правде путь для смертных не проложен

          И что пред ней он жалок и ничтожен.

                              VI.

          Екклезиаст гласит: "все суета".

          Духовные отцы не раз на деле

          Доказывали нам, что не мечта

          Подобный взгляд. Поэмы часто пели

          О том, что жизнь ничтожна и пуста,

          И мудрецы согласны с ними. Мне ли

          Поэтому, во избежанье ссор,

          Скрывать о жизни строгий приговор!

                              VII.

          О, люди или псы! (За честь считайте,

          Что мною вы со псами сравнены:

          Что по заслугам вы оценены;

          На музу, сколько вам угодно, лайте:

          Ей ваши крики вовсе не страшны,

          Как волчий вой луне. Все муза светит

                              VIII.

          "Я вдохновлен любовью и войной".

          (Цитата не верна; бояся споров,

          В том сознаюсь, но смысл её такой).

          И вас прошу последовать за мной

          В тот город осажденный, что Суворов

          Со всех сторон искусно обложил.

          Как альдермэн мозги, он кровь любил.

          Построенный на отмели Дуная,

          В восточном стиле, город Измаил

          Стоял, весь левый берег защищая,

          И крепостью перворазрядной был.

          Разбив врагов, ее Суворов срыл.

          Верст шесть считалось крепостного вала;

          Она ж от моря в ста верстах стояла.

                              X.

          Хотя фортификации законы

          Так размещать построек не велят.

          В защиту стен какой то грек ученый

          Возвел искусно массу палисад

          Он ими наносил лишь вред себе,

          Врагам давая перевес в стрельбе.

                              XI.

          Плохой Вобан для правильной защиты

          Он нес умел устроить.путь прикрытый*,

          Постройкам надлежащий дать размер;

          Форпосты были им совсем забыты

          (Простите, что пишу как инженер);

          А рвы вкруг них, как океан, глубоки.

                              XII.

          Еще один громадный бастион,

          С проходом узким, возвышался с края;

          Одна была с барбетом, а другая

          Стояла в казематах; с двух сторон

          Оне громили берега Дуная;

          А справа, на горе крутой редут

                              XIII.

          Все ж Измаил открытым оставался

          Со стороны Дуная. Этот вход

          Оберегать никто и не старался:

          Когда ж он на Дунае показался,

          Неисправим был промах: где же брод

          Найти в реке глубокой? Полны страха,

          На помощь турки стали звать Аллаха.

          Хочу воспеть, войны и славы бог,

          Я храбрых русских, к приступу готовых.

          Я был бы рад, коль описать бы мог

          Дела людей, в цивилизацьи новых.

          Не мог страшнее быть бойцов суровых,

          Чьи имена полны слогов таких,

          Что невозможно выговорить их.

                              XV.

          Созвучья этих мелодичных слов

          С двенадцатью согласными. Тут были:

          Арсеньев, Майков, Львов и Чичагов,

          И о других газеты говорили.

          Но славы не хочу тревожить слуха:

          У ней труба, так верно есть и ухо.

                              XVI.

          Поэтому имен прервал я нить,

          Подумайте: легко ль в стихи вклеить

          Фамилии на: ишкин, ускин, овский!

          Все ж об иных я должен говорить.

          Куракин, Мусин-Пушкин были там,

          Погибель и позор суля врагам.

                              XVII.

          То были люди чести и совета,

          Ни муфтиев они, ни Магомета,

          Конечно, не страшилися ничуть

          И были бы готовы - верно это -

          Их шкурой барабаны обтянуть,

          Иль при покупке стань она дороже.

                              XVIII.

          Здесь находились люди разных стран,

          Которых страсть к добыче привлекала;

          Иль крупный чин схватить, заботясь мало

          О троне и отчизне;англичан

          При русском войске масса состояла;

          Вы Томсонов могли б шестнадцать счесть

                              XIX.

          Все Томсоны, в честь славного поэта,

          Носили имя Джемми, чем судьба

          Их крайне обласкала; имя это

          Сюда стеклась со всем окраин света

          Почтенных Смитов целая гурьба.

          Один из них был тот полковник бравый,

          Что в Галифаксе увенчался славой.

          По именам всех Смитов перечесть

          Я не берусь. Петры меж ними были

          (О трех из них у нас известья есть);

          Затем встречались Джэки, Вили, Били.

          О Смитах, что отличья получили.

          Славнейшого из них родной отец

          Известный в Кумберлэнде был кузнец.

                              XXI.

          Но не могу блестящий аттестат

          Достаточным признать вознагражденьем

          За то увечье, что нанес снаряд;

          Шекспир вполне с моим согласен мнением;

          За них - так любим мы Шекспира драмы -

          Патент на ум готовы дать всегда мы.

                              XXII.

          При армии была французов рать,

          Но смею ль я о них упоминать?

          Пожалуй, доживешь до дней тяжелых!

          Французов ведь привык на части рвать

          Джон-Буль; и раз что за врагов он счел их,

          С враждебностью на них все смотрит он.

                              XXIII.

          Преследовали русские две цели:

          На острове построив бастион,

          Орудьями громить со всех сторон,

          Ни зданий не щадя, ни цитадели.

          Амфитеатром был построен он,

          А потому легко до основанья

                              XXIV.

          Еще у них коварный был разсчет

          Воспользоваться города пожаром,

          Чтоб в щепки обратить турецкий флот.

          Безпечно он стоял близ этих вод,

          Сраженный непредвиденным ударом;

          При этом враг легко бы сдаться мог,

          Не будь он только бешен как бульдог.

          Не следует пренебрегать врагами.

          За то погибли Чичисков и Смит,

          Один из тех, что уж воспеты нами,

          Чье имя дружно с рифмами на "ит";

          И мысль меня совсем не удивит,--

          Так много их разбросано по свету,--

          Что сам Адам носил фамилью эту.

                              XXVI.

          Воздвигнутых войсками недалеко

          От крепости. Старались поскорей

          Устроить их, а в спешке мало прока.

          (Стихи, и те врага встречают в ней).

          Тяжел был для вождя такой удар:

          Одна резня приносит славу в дар.

                              XXVII.

          Отсрочка боя - грустное событье;

          Хотел ли уменьшить кровопролитье

          Подрядчик непринятьем нужных мер,

          Спасая этим душу, - объяснить я

          Вам не берусь, но батарей размер

          И с каждым днем росло число убитых.

                              XXVIII.

          Флот тоже мало пользы приносил;

          Стрелял он неудачно, хоть и рьяно;

          Их фитили сгорели слишком рано,

          И взрыв среди реки не причинил,

          Конечно, ни малейшого изъяна

          Противникам. С зарей раздался взрыв,

                              XXIX.

          Лишь в семь часов, в минуту пробужденья,

          Заметили они плывущий флот,

          Что продолжал отважное движенье

          Он к девяти часам без затрудненья

          На якорь стал близ крепости, и вот

          Бомбардировку начала эскадра

          И ей в ответ посыпалися ядра.

          Полдня ее громил турецкий стан,

          Но и она отстреливалась ловко

          И, метко поражая мусульман,

          Давила их геройскою сноровкой;

          Нельзя взять верх одной бомбардировкой;

          К тому же неприятель захватил

          Один корабль, другой же взорван был.

                              XXXI.

          Здесь понесли значительный урон;

          Но, видя, что враги бросают сечу,

          Накинулись на них со всех сторон;

          Тут граф Дамас понесся к ним на встречу

          Что описаньем жаркой схватки этой

          Наполнить можно б целый лист газеты.

                              XXXII.

          "Я исписал бы несколько томов,

          ",--

          Гласит историк. "Русских удальцов

          Успехом увенчалися усилья".

          О русских он не тратит много слов,

          За то приводит громкия фамильи

          И называет Ланжерона нам

                              XXXIII.

          С Дамасом и де-Линем. Безпристрастья

          Пример историк должен подавать;

          А то об них могли б вы не слыхать.

          Как видно, и для славы нужно счастье.

          Но, впрочем, принц де-Линь пустил в печать

          Записки, что полны самохваленья,

                              XXXIV.

          Героев много видел этот день;

          Но многих ли в венках, из лавров свитых,

          Укрыла от забвенья славы сень?

          Забвения на всех ложится тень.

          И много ль их сограждан именитых,

          Героев современных эпопей,

          Что след оставят в памяти людей?

          Не привела блестящая атака

          К желанной цели; крепость не сдалась;

          Чтоб враг не видел в том безсилья знака,

          Взять приступом ее старик Рибас

          Заспорили, на штурм не согласясь,

          Произнесли речей при этом кучу,

          Но повтореньем их вам не наскучу.

                              XXXVI.

          За это безпримерно отличенный;

          Как метеор блеснул он и исчез.

          Внезапною болезнью пораженный,

          Один в степи, под куполом небес,

          Так гибнет саранча среди полей,

          Безжалостно опустошенных ей.

                              XXXVII.

          То был Потемкин. В этот век отличья

          Когда чины дают в удел величье,

          Он был велик и славою богат.

          Хоть попирал он совесть и приличья,

          А всякий был пред ним склоняться рад.

          Она ж людей ценила по заслугам.

                              XXXVIII.

          Пока совет решал, как поступить,

          Рибас послал к Потемкину курьера

          Одобрить им предложенные меры.

          Не знаю я, чем это объяснить.

          Меж тем, под грохот пушек, инженеры

          Воздвигли, чтобы крепость взять верней,

                              XXXIX.

          Ответ пришел почти чрез две недели,

          Когда уж с частью войска флот отплыл

          И отступить от крепости хотели.

          Бойцов, что отличиться не успели:

          Назначен был вождем всех русских сил

          Любимец битв и враг интриг и споров -

          Фельдмаршал, знаменитый князь Суворов.

          Ему письмо Потемкин написал,

          Достойное спартанца. Долг тяжелый

          Когда бы то письмо продиктовал

          В защиту воли, родины, престола,--

          Но срам ему, как чаду произвола!

          "Во что бы то ни стало," - так гласил

          Потемкина указ, - "взять Измаил!*

                              XLI.

          "Да будет свет" - и с тьмою в споре

          Свет озарил весь мир. "Чтоб кровь лилась!" -

          Рек смертный - и её пролилось море.

          Сын ночи молвил: "Fiat" - и стряслась

          Нежданная беда, рождая горе

          Все вкруг себя война нещадно губит

          И не одни сучки, но корни рубит.

                              XLII.

          Увидев уходящия войска,

          Но как была их радость коротка!

          Победу над врагом считая верной,

          Мы на него взираем свысока,

          И часто результат выходит скверный.

          Принявший за действительность обман.

                              XLIII.

          Раз увидали мчавшихся дорогой

          Двух всадников вдали. Наружность их

          Что их сочли за казаков простых.

          В поту, в пыли, снаряжены убого,

          Они неслися на конях лихих,

          Без багажа, в наряде небогатом:

                              XLIV.

          Джон Буля, друга всяких крепких вин,

          Иллюминаций радует сиянье;

          Глядя на них, он забывает сплин;

          Владать в печаль не видит он причин

          И рад лишиться денег и сознанья

          И даже вечной глупости своей,

          Чтоб блеск увидеть праздничных огней.

          Увы, Джон Буль, совсем лишившись зренья,

          Уж проклинать своих не может глаз:

          В долгах он видеть стал обогащенье;

          В налогах всевозможных - счастье масс;

          Пусть голод в дверь стучится: не страшась

          Тех бед, что грозный гость прольет без меры,

          Джон Буль твердит, что голод - сын Цереры.

                              XLVI.

          Пером не описать такой картины!

          Суворов славы вестником предстал.

          Как метеор, что светит над трясиной

          И манит в топь, фельдмаршал засиял

          Все верили, что он непобедим,

          И были рады следовать за ним.

                              XLVII.

          Лишь появился вождь, одушевленье

          Все изменило вид; воскресло рвенье;

          Войскам предстал давно желанный брег.

          К атаке начались приготовленья,

          С надеждою на славу и успех;

          Тяжелый труд порой бывает сладок.

                              XLVIII.

          Великий человек толпу ведет

          И безконтрольно управляет ею.

          Так за собачкой маленькой своею

          Ползет слепец; так ветру лоно вод

          Послушно, с ним в борьбу вступить не смея;

          Так, потрясая Колокольчик свой,

                              XLIX.

          Воскресший лагерь, в радостном порыве,

          Казалось, свадьбу весело справлял,

          (Метафоры нельзя найти счастливей;

          Где свадьба, там и ссора в перспективе).

          Геройский дух все войско обуял.

          Переворота кто же был виною?--

          Старик, умевший управлять толпою.

          Весь лагерь был в работу погружен,

          Приготовляясь к штурму. Бредя славой,

          Отряд передовой, из трех колонн,

          Лишь знака ждал, чтоб в бой вступить кровавый.

          Такого же значенья и состава;

          Затем отряда третьяго полки

          Готовились атаку весть с реки.

                              LI.

          Совет военный тотчас созван был;

          На этот раз, без личностей и прений*

          Он все единогласно утвердил.

          (Плодит единогласие решений

          Все взвесил и, готовясь к битве славной,

          Учил солдат штыком владеть исправно.

                              LII.

          Учил он рекрут, как простой капрал,

          Водил их через рвы и приучал

          К огню, их в саламандры превращая;

          По лестницам их лазить заставлял,

          Готовясь к штурму. (Лестница такая -

          С той, что Иаков увидал во сне).

                              LIII.

          Убрав ряд фашин алыми чалмами,

          Приказывал солдатам он своим

          Вступая в бой, как бы с врагом самим.

          Он шел к победе разными путями.

          Иные мудрецы, труня над ним,

          Усматривали в этом лишь нелепость.

                              LIV.

          Настал канун атаки. Лагерь стих.

          Не слышалось ни возгласов, ни шума;

          Когда борьбы тяжелый близок миг,

          Те, что хотят ценой всех сил своих

          Победу одержать; за думой дума

          К ним крадется. Былые вспомнив дни,

          О милых сердцу думают они.

          Молясь, остря, весь преданный причудам,

          То ловкий шут, то демон, то герой,

          Суворов был необъяснимым чудом.

          За всем следя, он план готовил свой

          Как арлекин, носясь перед толпой,

          Он мир дивил то шуткой, то погромом,

          И был сегодня Марсом, завтра - Момом.

                              LVI.

          Раз казаки наткнулися дорогой

          На кучку подозрительных людей.

          То было накануне штурма. Строго

          К ним отнесясь, схватили их скорей.

          По-русски и кой-как им объяснил,

          Что в армии когда-то он служил.

                              LVII.

          Немедленно с товарищами вместе

          (Чинить допрос удобнее на месте).

          Хотя в одежде истых мусульман

          Они явились, все ж, скажу без лести,

          Легко признать в них было христиан.

          Судя по ней, не трудно впасть в по грешность.

                              LVIII.

          Суворов в это время, горячась,

          В одном белье производил ученье.

          Он расточал и брань, и наставленья,

          Смотря на плоть людскую, как на грязь,

          С горячностью отстаивал он мненье,

          Что смерть, когда причиной ей война,

                              LIX.

          Суворов, не спуская с пленных взгляда,

          Когда они предстали перед ним,

          Спросил: "Откуда вы?" - "Мы из Царь-града,--

          От турок" - "Кто же вы?" - "Об этом надо

          Нас разспросить точнее вам самим".

          Должно быть знал прибывший, что Суворов

          Не терпит фраз и долгих разговоров.

          "Как вас зовут?" - "Я Джонсон, а со мной

          Жуан, что мне товарищ. С нами тоже

          Две женщины и евнух". - "За собой

          Таскать балласт излишний непригоже",--

          Вас помню, а того, что помоложе,

          Я вижу в первый раз. Да вы никак

          Служили в гренадерах?" - "Точно так".

                              LXI.

           "Вы были под Виддином?" - "Был", - "Ходили

          На приступ?" - "Да" - "Что ж делали потом?"

           - "Не знаю, право, сам". - "В Виддин не вы ли

          Вступили первым?" - "Шел я на-пролом,

          Не отставая от других". - "Где были

          " - "Я в плен захвачен был врагом,

          Когда от раны впал в изнеможенье".

           - "Отмстим за вас, и страшно будет мщенье.

                              LXII.

          Где ж вы теперь намерены служить?"

           "Мне все равно".--,Я знаю, что вы рады

          Врагам за оскорбленья отплатить

          И будете громить их без пощады.

          Но как же с этим юношей нам быть?"

           - "Об нем вам безпокоиться не надо:

          Такой же, как в любви, затмит нас всех".

                              LXIII.

          "Так пусть же в штурме примет он участье!"

          Жуан поклоном выразил привет.

          "На ваше счастье,

          Ваш полк в атаку бросится чем свет;

          На крепость до зари хочу напасть я

          И произнес торжественный обет,

          Что Измаила уж не будет боле:

                              LXIV.

          Уверен я, вас много ждет наград!"

          Затем Суворов, крепкими словцами

          Приправив речь, стал вновь учить солдат

          Достиг того, что каждый был объят

          Желаньем в грозный бой вступить с врагами,

          Чтоб их зато нещадно разгромить,

          Как смели в спор с царицею вступить.

          К Суворову, что продолжал ученье,

          Решился Джонсон снова подойти,

          Заметив, что его расположенье

          Съумел снискать и у него в чести.

           "Нас радует, - сказал он, позволенье

          Пасть первыми; но где ж нам путь найти?

          Пристроив нас к местам, и мне, и другу

          Вы этим оказали бы услугу".

                              LXVI.

           "Вы правы; я совсем забыл о том.

          Вернитесь к прежней службе. Путь счастливый!

          Вас подвезут к полку, что под ружьем,

          Чтоб пост занять немедленно могли вы;

          А вы в распоряжении моем

          Здесь женщинам, конечно, места нет.

          Их отвести в обоз иль лазарет!*

                              LXVII

          Но женщины сопротивляться стали,

          К повиновенью. Там оне едва ли

          Нашли б для ослушания предлог.

          С слезами на глазах оне возстали,

          Под тяжким гнетом горестных тревог;

          Когда цыплят спасает от насилья.

                              LXVIII.

          Оне защиты ждали от друзей,

          Которых удостоил разговором

          О, люди, люди! долго ль вашим взорам

          Все будет люб свет призрачных лучей,

          Что слава льет, носяся метеором,

          И долго ль морем будет литься кровь,

                              LXIX.

          Суворов видел слез и крови море

          И был привычен к горестям людским,

          Однако ж с сожалением во взоре

          Не трогает вождя народов горе,

          Он может быть к толпе неумолим;

          Но случай единичного мученья

          Порой в нем пробуждает сожаленье.

          Бывал, вне боя, и Суворов слаб.

          Он ласково сказал: "Эх, Джонсон, право,

          На кой вы.чорт пригнали этих баб?

          Возиться с ними вовсе не забава...

          Их удалю от мест борьбы кровавой.

          Солдат с женой в бою - плохой солдат,

          Коль года нет еще, что он женат!"

                              LXXI.

           "Не наши, а чужия это жены,--

          Суворову тут Джонсон возразил,

           - Не допускают строгие законы,

          Чтоб на войне с женою воин был.

          И мне ль переступать через препоны,

          Когда жена, как шмель, жужжит над ухом,

          Храбрейший воин может падать духом.

                              LXXII.

          Те женщины - турчанки. Не боясь

          Оне с слугой спасли от смерти нас

          И следуют за нами. Ряд лишений

          Случалось мне испытывать не раз,

          А им не перенесть таких мучений.

          Мы просим, чтоб вы их поберегли".

                              LXXIII.

          В унынье впали дочери гарема,

          Утратив веру в власть своих друзей.

          Старик, пугавший внешностью своей,

          Который простоту избрав системой,

          Чуждался всяких пышностей, затей,

          А между тем вселял не меньше страха,

                              LXXIV.

          Вполне им было ясно, что он мог

          Распоряжаться полным властелином,

          А в их глазах был жалок и убог.

          Весь в золоте, держась как некий бог,

          Являлся он сияющим павлином.

          Дивило их не мало, что попасть

          В такую обстановку может власть.

          Не понимавший нежностей Востока,

          Их вздумал Джонсон утешать сперва;

          Жуан же поклялся мечом пророка,

          Что к ним с зарей придет; свои права

          Всю армию. И что ж? Его слова

          Мгновенно принесли им утешенье -

          Так женщины склонны на увлеченье.

                              LXXVI.

          Оне ушли. Начаться скоро бою!

          (Ту силу, что решает участь масс,

          Назвать ли Провидением, судьбою

          Иль случаем? Неразрешим для нас

          Занять места друзьям лора пришла,

          Чтоб город сжечь, не сделавший им зла.

                              LXXVII.

          Суворов, чтобы выиграть сраженье,

          Он частностям не придавал значенья,

          Была б лишь цель достигнута верней,'

          И, смерть неся, смотрел без сожаленья

          На гибель стран и бедствия людей.

          Его жену и близких огорчало.

                              LXXVIII.

          Он за ничто двух женщин скорбь считал.

          Меж тем подготовлялась канонада.

          И скрасилась бы ею Илиада.

          Когда бы о мортирах он слыхал,

          Но не о Трое говорить мне надо:

          О пушках, бомбах, ядрах и штыках,

                              LXXIX.

          Гомер! прошли безчисленные годы,

          А мир все полон славою твоей,

          Ты описал, воспев царей походы,

          В наш век над ним трунят враги свободы

          И порохом хотят её друзей

          Повергнуть в прах. Пускай, ей яму роя,

          Осадой ей грозят: она не Троя.

          Гомер безсмертный! греческий листок,

          Откуда черпал ты свои - известья,

          Таких ужасных дел и знать не мог,

          Какия собираюсь перечесть я.

          Пред океаном! Все ж, в наш век нечестья,

          Хоть древним уступаем мы вполне

          В поэзии, мы их сильней в резне.

                              LXXXI.

          Лишь в фактах проявляет образ свой,

          Но бедной музе, их передавая,

          Иные скрыть приходится порой.

          Близка, однакож, схватка роковая!

          Героев тени ждут победных песен,

          Чтоб славу их веков не скрыла плесень.

                              LXXXII.

          К тебе взываю я, кумир молвы,

          К вам, греки, что сражалися, как львы,

          Когда вас Леонид вел в бой кровавый!

          К вам, "Комментарьи" Цезаря,чтоб вы

          Своею увядающею славой

          На помощь к бедной музе шли моей!

                              LXXXIII.

          Да, увядает славное былое!

          Так выразиться право я имел:

          Их всех не счесть, а слава - их удел;

          Какие ж благодатные устои

          Наследьем нам от этих громких дел?

          Увы! они безплодны, да и сами

                              LXXXIV.

          Отличья всевозможные должны

          Нестись к героям длинной вереницей;

          Сроднились с ними ленты и чины,

          Награды честолюбцам так нужны,

          Как юноше мундир, как веер львице.

          Но что ж такое слава? Право, нет

          Возможности на это дать ответ.

          Сравнив ее с свиньей, что рыщет в поле,

          Я вам бы, может быть, не угодил,

          Так с шхуною, что носится на воле,

          Не лучше ли, чтоб я ее сравнил

          Здесь кончу, чтоб не выбиться из сил.

          Когда опять займусь своей поэмой,

          Кровавый штурм моею будет темой

                              LXXXVI.

          Тревожит ночи грозное молчанье:

          То крадутся войска и, скрыты мглой,

          К стенам подходят, затаив дыханье;

          Едва заметно, сквозь туман ночной,

          Но скоро их затмит зловещий дым,

          Все застилая облаком густым.

                              LXXXVII.

          Не долго ждать - и гром орудий грянет.

          Борьбы на жизнь и смерть для войск настанет.

          Они сплотятся, как с горой гора.

          Сольется вместе, лишь разсвет проглянет,

          С Аллахом турок русское ура!

          Без отзвука потонут в шуме битвы.