| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1823 |
| Категория: | Поэма |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Дон-Жуан. Песнь девятая
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ.
I.
О, Веллингтонъ! Благодаря французамъ,
Что съ радости и съ горя все острятъ,
Ты прозванъ Vilain-ton; но ты союзомъ
Съ всемiрною известностью богатъ;
Хоть пенсiи твои тяжелымъ грузомъ
На злополучной родине лежатъ.
Тебя везде и всюду превозносятъ
И грязи комъ тебе въ лицо не бросятъ.
II.
Однакожъ ты безчестно поступилъ
Съ Кинердомъ, не оставшись слову веренъ;
Къ тому же ты не разъ душой кривилъ;
Но сплетенъ повторять я не намеренъ.
Себя ты предъ потомствомъ очернилъ,
А судъ его не будетъ лицемеренъ!
Хоть ты достигъ весьма преклонныхъ летъ,
Давно ль тебя призналъ героемъ светъ?
Британiи неимоверны траты,
Чтобъ наградить тебя; скажи, не ты ль,
Чиня Европы старыя заплаты,
Легитимизма вновь скрепилъ костыль?
Твоихъ деянiй жалки результаты;
Поддерживать напрасно тленъ и гниль!
Хоть Ватерло - блестящая эпоха,
Что жъ подвигъ твой такъ воспеваютъ плохо?
IV.
Безспорно, ты "головорезъ" лихой
(Темъ прозвищемъ обязанъ ты Шекспиру),
Но пользу ли принесъ кровавый бой -
О томъ судить не королямъ, а мiру;
Одинъ кружокъ лишь возвеличенъ твой
Да ты, что уподобился кумиру;
Другимъ же причинила только зло
Нещадная резня при Ватерло.
V.
Я лести врагъ и замечаю пятна,
И любишь восхваленья, что понятно:
Тебе прiелся вечный схватокъ громъ;
Одна лишь похвала тебе прiятна;
Ты радъ, когда тебя зовутъ притомъ
Спасителемъ народовъ неспасенныхъ
И другомъ странъ досель порабощенныхъ.
VI.
Я высказалъ, что думалъ. Безъ заботъ
Садись за столъ; отъ трапезы богатой
Ты часовымъ, стоящимъ у воротъ,
Пошли подачку; и они когда то
Сражались, но нужды ихъ давитъ гнетъ;
Народъ безъ хлеба; хоть не даромъ плата
Взимается тобою, - на мой взглядъ
Ты часть пайка отдать бы могъ назадъ.
VII.
Я надъ твоею не глумлюся славой,
Да можно ли тебя критиковать?
Другiя времена, другiе нравы:
Ты, какъ ирландцы, любишь есть приправы
Съ картофелемъ, но не тебе жъ пахать!
Ты полмильона взялъ, - сознаться надо,
Что черезчуръ ужъ велика награда.
VIII.
Въ былые дни наградъ не зналъ герой:
На похороны денегъ не оставилъ
Эпаминондъ, окончивъ путь земной;
Великiй Вашингтонъ себя прославилъ,
Свободу даровавъ стране родной,
Но онъ иныхъ, чемъ ты, держался правилъ;
Хоть разорилъ свою отчизну Питтъ,
Но онъ вполне былъ безкорыстный бриттъ.
IX.
Въ рукахъ имелъ ты власть, и, безъ сомненья,
Спасти Европу могъ бы отъ цепей
И заслужить ея благословенья.
Что жъ сделалъ ты для страждущихъ людей?
Такъ мало, какъ никто. За что жъ хваленья?
На Англiю обрушились все беды,--
Глядя на нихъ, кляни свои победы!
X.
Въ своихъ стихахъ я зло карать привыкъ;
Мне сладкiй голосъ лести ненавистенъ;
Внимая мне, твой омрачится ликъ:
Въ газетахъ не прочтешь подобныхъ истинъ;
Делами, но не духомъ ты великъ,
Къ тому же далеко не безкорыстенъ.
Стремиться къ высшей цели ты не могъ,
И мiръ, какъ прежде, беденъ и убогъ.
XI.
Смеется смерть...Порвавъ съ землей оковы,
Намъ оставляетъ жизнь немой скелетъ.
(Такъ скрывшееся солнце съ силой новой
Другимъ странамъ даритъ тепло и светъ).
Надъ чемъ въ тоске мы слезы лить готовы,
Смеется смерть; отъ ней пощады нетъ.
Скелета ротъ безъ губъ и безъ дыханья
XII.
Смотрите, какъ скелетъ, что глухъ и немъ,
Смеется съ злой гримасою надъ нами
И злобно издевается надъ темъ,
Чемъ былъ недавно самъ. Когда крылами
До насъ коснется смерть, ея ничемъ
Не удалишь; костлявыми руками
Со всехъ содрать придется кожу ей.
(А кожа всякихъ платьевъ намъ ценней).
XIII.
Смеется смерть своимъ беззвучнымъ смехомъ,
И жизнь примеръ съ нея должна бы брать;
Она могла бъ, служа ей вернымъ эхомъ,
Все призрачныя блага попирать,
Ничтожества на насъ лежитъ печать.
Ничтожны мы, какъ капли въ бурномъ море,
Да и земля лишь атомъ въ звездномъ хоре.
XIV.
"Быть иль не быть - вопросъ лишь только въ томъ",
Сказалъ Шекспиръ. Мечтой неуловимой
Я никогда не тешился, влекомъ
Любовью къ славе призрачной и мнимой.
Отрадней быть здоровымъ беднякомъ,
Что счастья дать не можетъ громъ победъ,
Когда нельзя переварить обедъ.
XV.
О, dura ilia messorum! Надо
Для жертвъ катарра, что страшнее яда:
"Желудкомъ здравъ трудящiйся народъ",
Инымъ добыть насущный хлебъ отрада;
Другихъ же только радуетъ доходъ.
Кто крепче спитъ, тоски не зная вечной
XVI.
Быть иль не быть? - такъ ставится вопросъ
А жизнь, по мне, таинственней загадки;
И что жъ? - о ней понятiя такъ шатки,
Что, право, все они туманней грезъ:
То ей хвалы, то на нее нападки;
Иные рады руки къ ней простерть;
XVII.
Que sals-je? - девизъ Монтэня. Аксiомой
Считаютъ, что намъ чуждъ познанiй светъ
Что съ бреднями однеми мы знакомы
Чужое принимаемъ за свое мы;
Познанья наши - только детскiй бредъ:
Такъ сбивчивы и шатки наши мненья,
Что сомневаться можно и въ сомненье.
Съ Пиррономъ мне скитаться не съ руки
По бездне мысли плавать безразсудно!
Опасности отъ бурь тамъ велики;
Нагрянетъ шквалъ - какъ разъ потонетъ судно;
Такъ плавать утомительно и трудно;
Не лучше ли прiютъ на берегу,
Где отдохнуть средь раковинъ могу?
XIX.
Сгубила Ева жадностью своей,
Молитва намъ должна служить лекарствомъ
Отъ всякихъ бедъ: такъ обратимся къ ней,
Чтобы найти исходъ своимъ мытарствамъ.
Не гибнетъ; но его проступки, где вы?
Ужъ не видалъ ли онъ паденья Евы?
XX.
Какъ часто грезы тешатъ насъ одне!
Постичь и космогонiю вполне
Я не могу, - и филантроповъ тоже;
Что значитъ мизантропъ? скажите мне!
Къ ихъ сонму причислять меня за что же?
Такъ часто человекъ свирепъ, какъ волкъ!
XXI.
Я съ Меланхтономъ схожъ и Моисеемъ
Терпимостью и кротостью своей;
Хоть я порой не сдерживалъ страстей
И ходъ давалъ всегда своимъ идеямъ,
Но безъ причинъ не задевалъ людей.
За что жъ въ поэте мизантропа видятъ?
XXII
Но вновь пора приняться за разсказъ.
Что онъ хорошъ - не сомневаюсь въ этомъ;
Хоть не совсемъ понятенъ онъ для васъ,
Когда нибудь пробьетъ желанный часъ,
Когда онъ будетъ понятъ целымъ светомъ.
Теперь, его изгнанiе деля,
Одинъ его красой любуюсь я.
Герой моей поэмы (вашъ онъ тоже,
Надеюсь я) отправленъ въ Петроградъ,
Что создалъ Петръ Великiй, силы множа,
Чтобъ тьмою не былъ край его объятъ.
Мне жаль, что самъ Вольтеръ кадить ей радъ;
Но въ этомъ брать примеръ съ него не стану
И деспотизмъ карать не перестану.
XXIV.
Не только на словахъ, но и на деле,
За мысль и за свободу. Съ тяжкимъ зломъ,
Что рабство создаетъ, мириться мне ли?
Борьбу я увенчаю ль торжествомъ -
Но все, что человечество гнететъ,
Всегда во мне противника найдетъ.
XXV.
Я вовсе не намеренъ льстить народу;
Готовые всегда, ему въ угоду,
Все разрушать, толпу къ себе маня,
Чтобъ властвовать надъ ней. Зову свободу,
Но къ демагогамъ не пристану я;
Веду борьбу, (Увы, теперь все немы!)
XXVI.
Я всякихъ партiй врагъ, и оттого
Все партiи озлоблю, безъ сомненья;
Кто держится противнаго теченья.
Ничемъ не связанъ я, и никого
Я не боюсь. Пусть, полны озлобленья,
Шакалы рабства поднимаютъ вой,--
XXVII.
Съ шакалами, что близъ руинъ Эфеса
Стадами мне встречались, я сравнилъ
Противниковъ свободы и прогресса,
(Они безъ власти не имеютъ веса);
Не я шакаловъ этимъ оскорбилъ;
Шакалы кормятъ льва, тогда какъ эти
Для пауковъ лишь разставляютъ сети.
Народъ, очнись отъ сна! Не дай себя
Опутать ихъ зловещей паутиной;
Иди впередъ, тарантуловъ губя!
Бояться ихъ не будетъ ужъ причины;
Когда жъ протестъ раздастся хоть единый?
Теперь одно жужжанье тешитъ слухъ
Пчелъ Аттики и злобныхъ шпанскихъ мухъ.
XXIX.
И важныя депеши везъ съ собой:
Въ нихъ посвятилъ шутливую страницу
Борьбе кровавой русскихъ силъ герой.
Победою онъ радовалъ царицу,
Взирала, о потеряхъ не жалея,
Когда успехъ венчалъ ея затеи.
XXX.
Жуанъ въ кибитке ехалъ. Хуже нетъ
Натерпишься не мало всякихъ бедъ;
Езда такая стоитъ доброй таски.
Жуанъ, надеждой светлою согретъ,
Все виделъ только въ розовой окраске;
Но о рессорахъ онъ вздыхалъ не разъ.
XXXI.
Жуанъ гляделъ съ заботливостью нежной
На спутницу свою. Тяжелый путь
Толчки вамъ мнутъ бока и давятъ грудь;
Подъ гнетомъ ихъ страданья неизбежны.
О путникахъ не думаютъ ничуть;
Одна природа чинитъ здесь дорогу,
XXXII.
Онъ въ полномъ смысле фермеръ этихъ странъ;
У насъ же въ эти тягостные годы
Злосчастный фермеръ скрылся, какъ туманъ.
И власть опустошивъ его карманъ,
Погибла съ Бонапартомъ въ часъ невзгоды.
Смешной контрастъ на умъ приходитъ мне:
Палъ Цезарь - и овесъ упалъ въ цене.
Жуанъ смотрелъ на девочку съ любовью.
Онъ спасъ ее; блестящъ такой трофей:
Онъ жало притупляетъ и злословью!
По мне, Жуанъ за подвигъ свой славней,
И всехъ дивилъ жестокостью своей.
(Желудкомъ онъ страдалъ и, злобы полный,
Любилъ смотреть, какъ крови льются волны),
XXXIV.
Даря участье доле сиротливой,
Чемъ, смерть неся, за лаврами идти,
Взрощенными залитой кровью нивой.
Душе не можетъ счастья принести
Что слава, если совесть не чиста?--
Лишь звукъ пустой, лишь жалкая мечта!
XXXV.
Писатели! къ вамъ всемъ безъ исключенья
Которые, продавъ заране мненья,
Въ налогахъ разныхъ видятъ счастье массъ,--
И къ бардамъ, сытымъ громомъ обличенья,
Которые, обидеть не боясь
Что полъ-страны нужда и голодъ губятъ.
XXXVI.
Писатели!.. Но а propos de bottes
Я мысль свою забылъ! (И съ мудрецами
Хотелось мне искусными словами
Всехъ успокоить - власти и народъ,
Миря лачуги съ пышными дворцами.
Я верно бы безценный далъ советъ,
XXXVII.
Когда нашъ мiръ, изъ хаоса рожденный,
Вторично будетъ въ хаосъ превращенъ;
Когда онъ, на погибель обреченный,
Разрушенный, раздавленный, сожженный,
И допотопнымъ мiромъ станетъ онъ,--
Быть можетъ, къ удивленiю потомковъ,
Мой трудъ найдутъ среди другихъ обломковъ.
Въ томъ ничего несбыточнаго нетъ.
(Къ трудамъ Кювье питаю я почтенье).
Разсматривать служившiй вамъ предметъ
Грядущiя такъ будутъ поколенья,
Какъ смотримъ мы, полны недоуменья,
На остовы гигантовъ прежнихъ дней
И крокодиловъ сгинувшихъ морей.
XXXIX.
Всехъ изумитъ фигурою своей
Вопросъ, какъ добывалъ онъ кормъ желанный,
Чтобъ сытымъ быть, займетъ тогда людей,
Что карликами будутъ. Безпрестанно
И человекъ - хоть видятъ въ немъ кумира -
Лишь гробовой червякъ иного мiра.
XL.
Когда народъ появится опять
Съ трудомъ свой хлебъ насущный добывать,
Пахать, молоть и жать, - съ тоской унылой,
Какъ мы, платить налоги, воевать,
Найдя случайно старыя могилы,
Скелеты наши ставя на показъ?
XLI.
Увы! я философствую не въ меру,
Но "время соскочило съ колеи",
Порывы не могу сдержать свои
И въ путь прямой давно утратилъ веру:
Все то, что можетъ мне на умъ придти,
Въ свои стихи вношу я безъ отсрочки,
.
XLII.
Хоть я блуждалъ не нало, перейти
Спешу, однакожъ, къ своему роману.
Героя я оставилъ на пути;
(У многихъ описанiя въ чести;
Мне жъ - не до нихъ!) Я возвращусь къ Жуану,
Не тратя безполезно много словъ,
Въ столице пышной крашеныхъ снеговъ.
И вотъ, въ одной изъ залъ дворца, съ толпою
Чиновъ двора и дамъ Жуанъ стоитъ,
Въ мундире аломъ съ черною каймою;
Мундиръ ему даетъ блестящiй видъ.
Надъ шляпою его султанъ дрожитъ*
Какъ рваный парусъ, бурею задетый;
Въ рейтузахъ онъ топазоваго цвета,
XLIV.
Портной, какъ чародей, всегда представить
Имеетъ редкiй даръ товаръ лицомъ,
Иглой, какъ бы жезломъ, умея править.
Жуаномъ все любуются кругомъ.
И тотчасъ же предъ вами Купидонъ
Въ артиллериста будетъ превращенъ.
XLV.
Повязка, съ глазъ упавъ, послушна магу,
Въ ножны преобразится, стрелы - въ шпагу,
Что ихъ острее; луку будетъ данъ
Видъ треуголки; крылышки, давъ тягу,
Вернутся эполетами. Въ обманъ*
И за Амура будетъ принятъ ею.
XLVI.
Императрица улыбнулась. Дворъ
Смутился, Дамы все пришли въ волненье;
(Не помню, кто тогда имелъ значенье).
Такихъ не мало видели съ техъ поръ,
Какъ началось блестящее правленье
Царицы. Все временщики тогда
XLVII.
Жуанъ безъ бороды, и худъ, и строенъ,
Совсемъ не подходилъ фигурой къ нимъ;
Но онъ отличiй всякихъ былъ достоинъ
Въ глаза бросалось, что онъ храбрый воинъ,
Притомъ же и въ страстяхъ неукротимъ.
Царица, схоронившая Ланского,
Такимъ, какъ онъ, могла увлечься снова.
Щербатова, Мамонова, ну словомъ
Кого нибудь на овъ или на инь --
Мысль испугала и - не безъ причинъ,
Не вспыхнула любовь пожаромъ новымъ.
Смутился духомъ рослый властелинъ,
Что занималъ въ те времена въ столице
"Высокiй постъ доверья" при царице.
Легко понять, что взволновался тотъ,
Кто занималъ "доверья постъ высокiй".
Какъ этой фразы сделать переводъ?
О, дамы, если смыслъ ея глубокiй
Загадки ключъ; речей его потоки -
Пустой подборъ витiеватыхъ фразъ,
Что съ толку сбить легко съумеютъ васъ.
L.
Котораго загадочны слова,
Но действiя ясны! Ему отрада
Лишь попирать священныя права,
Которыя для смертнаго награда.
И безъ него найду я объясненье,
Вотъ анекдотъ, что не лишенъ значенья.
LI.
У итальянской дамы какъ-то разъ
- Скажите, въ чемъ обязанность у васъ
Кавалiеръ-сервенте, что упрямо
Съ синьоръ замужнихъ не спускаетъ глазъ?"
Такъ итальянка отвечала прямо:
"Чтобъ отношенья эти уяснить,
Вы ихъ должны себе вообразить".
LII.
Прошу и васъ, читатели, теперь я
Себе вообразить, что делалъ тотъ,
"высокiй постъ доверья",
Дававшiй деньги, силу и почетъ.
Не дорожить имъ - было бъ лицемерье:
Легко ль терять своей удачи плодъ?
И потому достигнувшiе цели
LIII.
Наружностью Жуанъ былъ верно схожъ
Съ Парисомъ, злымъ виновникомъ погрома
Злосчастной Трои. Светъ черезъ него жъ
Кого они не приводили въ дрожь?
Исторiя разводовъ мне знакома.
Она гласитъ, что гибель Трои - счетъ,
Уплаченный впервые за разводъ.
Царица все любила; исключенье -
Супругъ ея, что сердцу не былъ милъ
И потому отправленъ въ заточенье.
Гигантовъ, полныхъ мужества и силъ,
Къ изящному въ ней было, и служилъ
Тому Ланской, столь милый ей, примеромъ,
Хотя плохимъ онъ былъ бы гренадеромъ.
LV.
Таинственная дверь небытiя
И жизни - неба вечная угроза,
Ты и закатъ, и вместе съ темъ заря!
Постичь тебя - несбыточная греза;
Но ты съ техъ поръ причина, безъ сомненья,
Погибели его и возвышенья.
LVI.
Зовутъ тебя причиной всякихъ бедъ.
Мы чрезъ тебя рождаемся на светъ
И отъ тебя къ тебе жъ идемъ обратно;
Мiры ты населяешь; спора нетъ,
Все безъ тебя погибло бъ безвозвратно;
Ты - океанъ, несущiй жизнь съ собой.
LVII.
Императрица миромъ и войною
Располагать по прихоти могла,--
Съ почетомъ и радушьемъ приняла;
Когда же увидала предъ собою
Коленопреклоненнаго посла,
Остановилась вдругъ, не вскрывъ пакета,
LVIII.
Лишь мигъ на немъ остановивъ свой взоръ,
Она затемъ съ величiемъ царицы,
Скрывая чувствъ нахлынувшихъ напоръ,
За ней следилъ съ подобострастьемъ дворъ,
И вотъ съ ея улыбкою все лица
Мгновенно прояснились. Красоты
Печать носили царскiя черты.
Она прочла о взятьи Измаила,
И слава торжествующимъ лучомъ
Ея лицо волшебно озарила;
Такъ тонетъ море въ блеске золотомъ
Одной победы? Сухъ и подъ дождемъ
Песокъ немыхъ пустынь; въ реке кровавой
Готовъ купаться тотъ, кто жаждетъ славы.
LX.
Невольно улыбнулася при этомъ.
(Фельдмаршала кровавая война
И груды труповъ сделали поэтомъ!)
Количествомъ потерь потрясена,
Смятенiе свое съумела скрыть
И разомъ грустныхъ думъ прервала нить.
LXI.
Весь дворъ ея улыбка осветила,
Какъ после злыхъ засухъ цветникъ унылый,
Отъ ливня увидавшiй снова светъ.
Когда жъ императрица, что любила
Прекрасное не менее победъ,
Все замерли въ волненiи глубокомъ.
LXII.
Грозна въ минуты гнева, съ пышнымъ станомъ,
Но величавой грацiи полна,
Кто видитъ прелесть въ сочномъ и румяномъ.
Въ делахъ сердечныхъ чуждая обманамъ,
Сочувствiемъ за все платя сполна,
Она и векселя божка Эрота
LXIII.
Преградъ не допуская, ни помехъ,
Она прямымъ путемъ стремилась къ цели
И щедрою рукой дарила техъ,
Кого хоть разъ увенчивалъ успехъ,
Того въ пути ужъ не страшили мели;
Хоть гневъ ея народовъ не щадилъ,
Въ ней человекъ опору находилъ.
Загадки непонятныя - мужчины,
А женщины - подавно. Въ голове
У нихъ бушуютъ вихри и пучины,
Опасныя во всемъ ихъ существе;
Какъ ветеръ, шелестящiй по траве...
Законъ для нихъ - одинъ порывъ сердечный!
Избиты эти истины, но вечны.
LXV.
Сначала мысль о взятьи Измаила
Екатерины охватила умъ;
Затемъ она награды обсудила,
Не
И, наконецъ, вниманье обратила
На юнаго гонца, что ей принесть
Былъ удостоенъ счастья эту весть.
LXVI.
У ногъ Екатерины. Ею былъ
Замеченъ онъ. Ценя ея вниманье,
Съ надеждою онъ взоръ къ ней устремилъ.
Стоящимъ на горе среди сiянья
Найди Жуанъ надежную опору,
Взобраться бы и онъ съумелъ на гору.
LXVII.
Когда любви мы слышимъ сладкiй гласъ
Волшебный зовъ порабощаетъ насъ.
(Такъ разомъ спиртъ огонь вливаетъ въ жилы).
Сочувствiе, нежданно появясь,
Все поглощаетъ жизненныя силы,
Лишь слезы осушить ему не въ мочь.
LXVIII.
Когда же самолюбiе при этомъ
Утешено отличьемъ, и для всехъ
Сочувствiе растетъ; намъ льститъ успехъ;
Быть отличеннымъ передъ целымъ светомъ
Не мало самолюбiю утехъ
Приноситъ въ даръ, и хорошо ли, худо ль -
LXIX.
Жуанъ былъ въ техъ годахъ, когда намъ милъ
Призывъ любви; когда, съ разсудкомъ въ ссоре,
Борьбу со львами весть, какъ Данiилъ,
И внутренно сжигающiй насъ пылъ
Тушить готовы въ первомъ встречномъ море;
Такъ солнце гаситъ светъ въ пучине водъ,
Когда къ Фетиде светлый богъ идетъ.
И выгодно, и вместе лестно было
Къ царице въ милость случаемъ попасть;
Нещадно лишь враговъ она разила,
Но щедро награждать умела страсть.
Къ ея ногамъ готовъ былъ всякiй пасть,
И тотъ, кого царица отличала,
Вкушалъ лишь медъ, пчелы неслыша жала.
LXXI.
Всехъ серые глаза ея пленяли;
Ми знаемъ, какъ всесиленъ этотъ цветъ;
Такими же глазами обладали
Шотландская Марiя и победъ
Что и Минерва, чтобъ пленять людей,
Такой же цветъ избрала для очей.
LXXII.
Императрицы лестное вниманье,
Съ величiемъ и властью въ сочетанье,
Ея обворожительный приветъ,
Къ Жуану обращенный, средь собранья,
Где налицо былъ всей столицы цветъ,--
Совсемъ вскружило голову Жуану.
LXXIII.
Другого и не надо для любви;
Она лишь эгоизма проявленье
Что, угасая, губитъ увлеченье;
Порою предъявлять права свои
Готова страсть; но это исключенье,
И потому любовь признать нельзя
LXXIV.
Любви разнообразныхъ видовъ много;
Есть та любовь, что выдумалъ Платонъ;
Одна насъ заставляетъ жить для Бога;
Увы! поэта рифма держитъ строго;
Гонясь за ней, онъ часто принужденъ
Грешить и противъ смысла). Въ заключенье
Есть чувственности страстныя стремленья.
Кто чувственности пламенемъ объятъ,
Тотъ къ женщине стремится, какъ къ богине,
Онъ передъ ней во прахъ склоняться радъ,
Уподобляя милую святыне.
Уныло въ мраке тонетъ; жаль, что въ глине,
Какъ пленница, душа заключена,
Когда волшебныхъ грезъ она полна!
LXXVI.
(Духовныхъ лицъ доходныя статьи).
Любви безгрешной также чту законы;
Но есть еще и третiй родъ любви,
Которому известныхъ летъ матроны
И, сохраняя прежнiе союзы,
Къ нимъ подбавляютъ тайныхъ браковъ узы.
LXXVII.
Иду опять проселочнымъ путемъ,
Анализовъ довольно; перейдемъ
Теперь опять, читатели, къ роману.
Царицы неожиданный прiемъ,
Какъ вамъ известно, голову Жуану
На юношу приветный бросивъ взоръ.
LXXVIII.
Во всехъ углахъ шептаться дамы стали;
У старыхъ обозначились ясней
Съ улыбочками дамы въ цвете дней
Другъ другу эту весть передавали;
Не мало привела она людей
Въ отчаянье; отъ зависти и злобы
LXXIX--LXXX.
О томъ: кто этотъ юный новичекъ?--
Посламъ всехъ странъ пришлось осведомляться.
Возвыситься онъ могъ въ короткiй срокъ.
Имъ грезился уже рублей потокъ,
Что долженъ въ сундукахъ его скопляться,
Помимо орденовъ, наградъ иныхъ
А также - многихъ тысячъ крепостныхъ.
Царица, добротой всегда согрета,
Ее умела проявлять во всемъ;
Какъ передъ ней бледна Елизавета,
Скупая и бездушная притомъ,
Старухой умерла, скорбя о немъ!
Ея и злость, и скаредность, понятно,
На санъ ея и полъ бросаютъ пятна.
LXXXII.
Посланники всехъ европейскихъ странъ
Столпились съ поздравленьями - еще бы!
Вокругъ того, кому высокiй санъ
Въ ближайшемъ безъ сомненья будетъ данъ
Ведь наши дамы любятъ красоту,
Ведущую къ высокому посту.
LXXXIII.
Всеобщаго вниманiя предметомъ,
Спокойно относился онъ къ приветамъ,
Какъ будто съ малолетства важный санъ
Его ужъ прiучилъ царить надъ светомъ;
Ему самой природою былъ данъ
Не много говорилъ Жуанъ, но кстати.
LXXXIV.
Затемъ императрицею самой
Былъ порученъ особому вниманью
И светъ, ея послушенъ приказанью,
Къ нему отнесся съ лаской и хвалой.
Непостояненъ светъ; его влiянью
Опасно поддаваться; жалокъ тотъ,
LXXXV.
Здесь отдохну, и вотъ остановилъ я
Пегаса; до ужасной высоты
Добрался онъ, но тяжкiя усилья
Кружится голова; какъ мельницъ крылья,
Пестреютъ предо мной мои мечты;
Чтобъ мозгъ и нервы привести въ порядокъ,
Спущусь въ луга - тамъ отдыхъ будетъ сладокъ.