| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1823 |
| Категория: | Поэма |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Дон-Жуан. Песнь шестнадцатая
ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ.
I.
Учили персовъ встарь: стрелять изъ лука,
Владеть копьемъ и гнать сурово ложь.
Взрощенъ былъ славный Киръ такой наукой;
Сроднилась съ ней и наша молодежь;
Но только ей коня загнать не штука
И для нея тогда лишь лукъ хорошъ,
Когда съ двойной онъ сделанъ тетивою;
Все лгутъ притомъ, но спины гнутъ дугою.
II.
"Печальный фактъ немыслимъ безъ причинъ",
Но недосугъ мне заниматься ими.
Хотя грешокъ за мною не одинъ,
Хоть я бродилъ проселками глухими,
Все жъ мною созданъ целый рядъ картинъ,
Что поражаютъ красками своими;
Притомъ всегда я искренность ценилъ
И велъ борьбу со зломъ по мере силъ.
Я въ мненьяхъ твердъ; что сказано, то свято.
Всегда я къ цели смело шелъ впередъ,
И песнь моя лишь правдою богата,
Хоть жолчь я подливалъ порою въ медъ,
Но горечи, однако, маловато
Въ моихъ словахъ, коль примете въ разсчетъ,
Что съ музой говорить мы не стеснялись
De rebus cunctis et quibusdam aliis.
IV.
Провозгласилъ не мало истинъ я,
Но будетъ всехъ безспорней, безъ сомненья
Та, о которой речь пойдетъ моя.
Вы верить не хотите въ привиденья,--
Но знаете ль вы тайны бытiя?
Необъяснимы многiя явленья.
Я докажу, что призраки - не дымъ;
Колумбъ былъ правъ, а кто жъ не спорилъ съ нимъ?
V.
Иные верятъ хроникамъ Тюрпина
Чудесное - основа и причина.
Сомненья все разсеять можетъ вмигъ
Авторитетъ святого Августина,
Онъ, что вполне религiю постигъ,
Чудесное условьемъ веры ставитъ
И "quia impossibile" лишь славитъ.
VI.
Итакъ всему, что невозможно, светъ
Обязанъ смело верить. Это ясно;
Къ тому же верить на-слово советъ
Я всемъ даю. Есть темы, что напрасно
Оспаривать; отъ пренiй толку нетъ;
Вопросы есть, что поднимать опасно;
Чемъ яростней нападки, темъ сильней
Пускаетъ корни ложь въ сердца людей.
VII.
Заметьте, что ужъ шесть тысячелетiй
Въ явленья духовъ веритъ родъ людской;
Хоть здравый смыслъ, бичуя бредни эти,
Все жъ суеверье царствуетъ на свете;
Наверно, что-то сильное горой
Стоитъ за духовъ, имъ служа защитой -
Такъ какъ же ихъ преследовать открыто?
VIII.
И танцамъ, и веселой болтовне
Насталъ конецъ; порядкомъ все устали
И разошлись, мечтая лишь о сне;
Оконченъ пиръ; ужъ речи нетъ о бале;
Какъ облако, что таетъ въ вышине,
Последняя исчезла дама; въ зале
Все смолкло; только были въ ней видны
Блескъ догоравшихъ свечъ и светъ луны,
IX.
Конецъ пировъ веселыхъ схожъ съ бокаломъ,
Что пеной серебристой неодетъ;
Съ системой философскою, что жаломъ
Язвитъ сомненье злое, тяжкiй вредъ
Темъ нанося заветнымъ идеаламъ;
Иль съ волнами, что после бури стонутъ,
Хоть небеса въ лазури яркой тонутъ.
X.
И опiумъ съ нимъ сходенъ. Таково
И сердце человека. Дать понятья
О немъ нельзя. Сравненья для него
Не въ состояньи даже и прибрать я -
Такъ намъ никто не скажетъ, изъ чего
Приготовлялся тирскiй пурпуръ. Платья
Онъ украшалъ тирановъ. Дай то Богъ,
Чтобъ такъ, какъ онъ, ихъ следъ исчезнуть могъ!
XI.
Несносно одеваться! скучно тоже
Снимать нарядъ; печаленъ нашъ уделъ!
Халатъ, хотя съ нимъ платье Несса схоже,
Нашъ верный другъ и намъ не надоелъ;
Въ часы хандры онъ намъ всего дороже.
О дне, погибшемъ даромъ, Титъ скорбелъ,
А дней такихъ какъ много въ жизни нашей!
XII.
Прiйдя къ себе, взволнованъ былъ Жуанъ;
Невольно онъ все думалъ объ Авроре;
Чтобъ облегчить судьбу сердечныхъ ранъ,
Онъ могъ бы философствовать, чемъ въ горе
Намъ утешаться легкiй способъ данъ;
Но дело въ томъ, что мы всегда съ нимъ въ ссоре,
Когда онъ оказать бы помощь могъ.
Жуанъ вздыхалъ, но часто грустенъ вздохъ.
XIII.
Итакъ, вздыхалъ онъ томно, взоръ бросая
На полную луну. Какъ часто въ ней
Подругу находила скорбь немая!
Луна - всехъ вздоховъ грустный мавзолей;
Слова: "О, ты- безсчетно повторяя,
Онъ отъ нея не отводилъ очей
И былъ готовъ ей посвятить посланье, -
Луна ведь любитъ нежныя признанья.
XIV.
На лунный светъ глядятъ съ любовью нежной;
Онъ ихъ живитъ и укрепляетъ духъ.
(При этомъ и простуды неизбежны).
Онъ нежныхъ тайнъ поверенный и другъ;
Мечты людей и океанъ безбрежный
Ему подвластны; также свой законъ
Даетъ сердцамъ (коль верить песнямъ) онъ.
XV.
Жуанъ не спалъ, плененъ мечтой игривой;
Подъ сводами готическихъ палатъ
Былъ ясно слышенъ ропотъ волнъ залива;
Заснувшiй мiръ молчаньемъ былъ объятъ.
Какъ водится, дрожа, шумела ива
Подъ окнами; вдали ревелъ каскадъ
И, освещенный бледною луною,
То вспыхивалъ, то вновь сливался съ тьмою.
XVI.
Горела на столе въ тотъ позднiй часъ
У Донъ-Жуана лампа. (Въ самой спальной,
Всегда правдивъ и точенъ). Взоръ печальный
Вдаль устремляя, къ нише прислонясь,
Стоялъ Жуанъ. Красой монументальной,
Резьбой и рядомъ стеколъ расписныхъ
Она являла следъ временъ былыхъ.
XVII.
Дверь настежь отворивъ, хоть было поздно,
Жуанъ прошелся рядомъ галлерей,
Любуясь ночью ясной, но морозной.
Портреты дамъ и доблестныхъ вождей
Глядели неприветливо и грозно
При тускломъ блеске месячныхъ лучей.
(Портреты мертвыхъ въ сумраке туманномъ
Пугаютъ взоръ невольно видомъ страннымъ).
XVIII.
Когда луна бросаетъ тусклый светъ,
Живыми представляются намъ лики
Героевъ и святыхъ минувшихъ летъ;
Намъ чудится, что мы ихъ слышимъ крики,
Носясь въ пространстве, сумрачны и дики,
И шепчутъ: "Что же сонъ бежитъ отъ васъ?
Теперь для мертвыхъ только бденья часъ!"
XIX.
Улыбки дамъ, что стерло время злое
Съ лица земли, румянецъ ихъ ланитъ
И взглядовъ выраженiе живое
На полотне - все это говоритъ
О царстве вечной тьмы. Портретъ, былое,
Все быстро въ мiре изменяетъ видъ;
Еще картина въ раму не попала,
А прежняго ужъ нетъ оригинала.
XX.
О суетности жизни мой герой
Мечталъ, а можетъ быть о глазкахъ милой,
Что, впрочемъ, очень сходно. Тишиной
Объятъ былъ замокъ мрачный и унылый.
Какой то шорохъ вдругъ, смутясь душой,
Онъ услыхалъ; не мышь ли полъ точила?
Смущалъ своей таинственностью насъ.
XXI.
Нетъ! мыши не избрали местомъ сходки
Ту залу. Тихо шелъ по ней монахъ,
Пугая взоры странностью походки.
Завешенъ капюшономъ, онъ въ рукахъ
Перебиралъ, храня молчанье, четки;
Онъ шелъ, купаясь въ месячныхъ лучахъ;
Когда жъ съ Жуаномъ очутился рядомъ,
Его окинулъ онъ сверкавшимъ взглядомъ.
XXII.
Жуанъ на месте замеръ. Онъ слыхалъ,
Что въ замке бродитъ тень; но въ это чудо
Не верилъ онъ. Когда же светъ не лгалъ?
Лишь правду трудно вырвать изъ-подъ спуда.
(Такъ редокъ въ обращенiи металлъ,
А между темъ бумажныхъ денегъ груда).
Жуанъ стоялъ взволнованъ и смущенъ -
Ужель тотъ странный призракъ былъ не сонъ?
Три раза духъ прошелся предъ Жуаномъ,
Который не спускалъ съ него очей
И сходенъ былъ съ безмолвнымъ истуканомъ;
На голове его, какъ груда змей,
Его душило что то. Безъ речей
Стоялъ онъ передъ духомъ, страхомъ скованъ;
Не могъ сорвать съ себя его оковъ онъ.
XXIV.
Затемъ исчезло въ мраке привиденье;
Исчезло незаметно - но куда?
Дверей тамъ было много; безъ сомненья,
Не только духъ - и смертный безъ труда
Но Донъ Жуанъ, попавъ въ волшебный кругъ,
Не могъ понять, какъ скрылся мрачный духъ.
XXV.
Недвижно онъ стоялъ какъ изваянье,
Какъ долго продолжалось ожиданье -
Жуанъ, объятый ужасомъ, не зналъ.
Казался векомъ мигъ. Прiйдя въ сознанье,
Себя хотелъ уверить онъ, что спалъ,--
И въ свой покой ушелъ, исполненъ страха.
XXVI.
Какъ прежде, лампа тамъ бросала светъ,
Но не было въ немъ синяго отлива,
Во время оно. Очи торопливо
Протеръ Жуанъ и, пачку взявъ газетъ,
Две-три статьи прочелъ безъ перерыва.
Въ одной изъ нихъ встречали власть хулой;
XXVII.
Действительность опять предъ нимъ предстала,
Но руки продолжали все дрожать;
Онъ заперъ дверь; еще статью журнала
Прижался онъ къ подушке; одеяло
Накинулъ на себя и сталъ мечтать
О виденномъ. Хоть опiумъ, безъ спора,
Верней нагналъ бы сонъ - заснулъ онъ скоро.
Чуть светъ Жуанъ проснулся и не зналъ,
Какъ поступить: поведать ли о тени,
Таинственно бродившей въ мраке залъ,
Иль умолчать о ней? Онъ рядъ сомненiй
Могъ осмеять разсказъ; въ недоуменьи,
Жуанъ не зналъ, какъ лучше поступить;
Но вотъ слуга пришелъ его будить.
XXIX.
Одеться; быстро платье онъ наделъ;
На лобъ его небрежно падалъ локонъ;
Предъ зеркаломъ минуты не сиделъ
Въ тотъ день Жуанъ; казалося, поблекъ онъ
Что галстукомъ себя совсемъ сконфузилъ:
Былъ на боку его мудреный узелъ.
XXX.
За чайный столъ уселся онъ смущенъ
Что передъ нимъ стояла, если бъ онъ
Ей не обжегся. Бледность гробовая
Его лица, его унылый тонъ -
Всехъ тотчасъ поразили; но какая
Никто, конечно, угадать не могъ.
XXXI.
Внезапно Аделина побледнела,
Заметивъ, что Жуанъ унылъ и немъ;
Тартинки приготовлены; межъ темъ
Молчала герцогиня и глядела
Все время на Жуана; онъ никемъ
Не занимался, занятъ тайной думой;
XXXII.
Заметя, что надъ нимъ стряслась беда,
Здоровъ ли онъ? - спросила Аделина.
Жуанъ, вздохнувъ, ответилъ: "нетъ и да".
Домашнiй врачъ, что въ замке жилъ всегда,
Испуганный Жуана грустной миной,
Его пощупать пульсъ ужъ былъ готовъ,
Но Донъ Жуанъ поклялся, что здоровъ
Собравшiйся кружокъ былъ чрезвычайно
Его противоречьями смущенъ;
Коль даже онъ не боленъ, все же крайне
Какимъ нибудь событьемъ потрясенъ;
Скрываемая имъ; что если онъ
Нуждаться въ чьей нибудь и можетъ лепте,
То ужъ никакъ не въ докторскомъ рецепте.
XXXIV.
И шоколадъ откушавъ, лордъ заметилъ,
Что Донъ Жуанъ болезненно унылъ,
Хоть нетъ дождя и день при этомъ светелъ.
Затемъ у герцогини онъ спросилъ,
Подагрою страдалъ ея супругъ.
(Подагра любитъ мучить высшiй кругъ).
XXXV.
Затемъ къ Жуану обратился снова
"Глядя на васъ,
Подумать могутъ все, - даю вамъ слово,--
Что къ вамъ чернецъ являлся въ позднiй часъ!"
- "Я чернеца не знаю никакого",
Сказалъ Жуанъ, какъ будто удивясь.
Что скроетъ страхъ, но сталъ бледней, чемъ прежде.
XXXVI.
"Какъ, о монахе не слыхали вы?"
- "Нетъ, никогда". - "Я удивленъ не мало;
Что, впрочемъ, ложь не разъ распространяла.
(Обычаи такiе не новы!)
Однако тень являться реже стала,
Не знаю почему. Быть можетъ, ей
XXXVII.
Въ последнiй разъ явился инокъ черный"...
Тутъ лэди прервала разсказа нить,
Заметя, что Жуанъ молчитъ упорно
"Прервать разсказъ я васъ прошу покорно,--
Такъ молвила она: - коль вы шутить
Хотите, лучше темы есть для шутокъ;
Несносно повторенье старыхъ утокъ".
- "Въ годъ нашей свадьбы духъ явился намъ;
Вы знаете, что говорю серьезно".
- "Зачемъ же, волю давъ своимъ мечтамъ,
О прошлыхъ дняхъ вы вспомнили такъ поздно?
".
Тутъ лэди, какъ Дiана грацiозна,
Надъ арфою склонилась и съ душой
Сыграла песню: Жилъ монахъ седой.
"Безъ словъ" - заметилъ лордъ - "темна баллада;
Вы сочинили къ музыке слова,
И, право, ихъ теперь вамъ спеть бы надо!*
Какъ только до гостей дошла молва,
На славу барда ей даря права,
Всемъ захотелось слышать въ то жъ мгновенье
Ея игру, ея стихи и пенье,
XL.
(Такъ принято, жеманство дамамъ мило;
Разстанется ли съ нимъ хотя бъ одна!),
Затемъ глаза милэди опустила
И, чувства неподдельнаго полна,
И простотой, что редкость въ наши дни:
Мы въ свете видимъ вычуры одни.
БАЛЛАДА.
I.
Въ полночный часъ, во мгле,
Твердя слова таинственныхъ поминокъ,
Сидитъ онъ на скале.
Лордъ Амондвиль старинную обитель
Съ техъ поръ остался въ ней, какъ вечный житель,
Одинъ немой монахъ.
2.
Явился лордъ, за тень сопротивленья
(Онъ, короля имея разрешенье,
Могъ убивать и жечь),
Но не ушелъ одинъ лишь инокъ гордый
И часто по ночамъ
И опустевшiй храмъ.
3.
Для всехъ загадка: радость или горе
Сулитъ его приходъ.
Всегда монахъ живетъ.
У брачнаго ихъ ложа, въ день венчанья,
Витаетъ эта тень,
Являясь - но чужда слезамъ страданья -
4.
Когда у нихъ въ семье наследникъ новый,
Монаха слышенъ стонъ;
А если скорбь ихъ посетить готова,
Беззвучно онъ скользитъ по мрачнымъ заламъ
Средь месячныхъ лучей;
Не виденъ ликъ его подъ покрываломъ*
Лишь ярокъ блескъ очей.
Но это - очи призрака.. Безспорно,
Живя среди руинъ,--
Таинственный монахъ въ одежде черной
Здесь властвуетъ одинъ.
А ночью онъ царитъ;
Его права столетья освятили -
Предъ нимъ кто не дрожитъ?
6.
Людскiе голоса
Не слышитъ онъ, являяся нежданно,
Какъ на траве роса.
Кто бъ ни былъ этотъ бледный гость могилы,
За упокой души его унылой
Должны молиться мы!
XLI.
Умолкла Аделина; рокотъ нежный
Все замерли; но вотъ насталъ мятежный
Восторженныхъ рукоплесканiй мигъ.
(Въ салонахъ одобренья неизбежны;
Плодитъ порой одна учтивость ихъ).
Овацiй бурныхъ сделались причиной.
XLII.
Талантъ, пленявшiй силою своей,
Въ ея глазахъ имелъ значенья мало;
Она порою голосомъ пленяла;
Казалось всемъ, что нетъ претензiй въ ней,
Въ душе жъ она тщеславiе скрывала
И доказать была всегда не прочь,
XLIII.
Не такъ ли (не сердитесь за сравненье,
Что крайне педантично) циникъ разъ
Хотелъ Платона вывесть изъ терпенья,
Коверъ его испортивъ въ озлобленьи,
Свою гордыню только на показъ
Онъ выставилъ; сконфуженный не мало,
"Аттической пчелы* узналъ онъ жало.
То Аделина делала шутя,
Что делаютъ, рисуясь, дилетанты,
Которые, тщеславью дань платя,
Готовы превращать свои таланты
Сказать, когда девицы-музыканты
Немилосердно слухъ терзаютъ нашъ,
Темъ приводя въ восторгъ своихъ мамашъ,
XLV.
Какъ безконечно длинны вы подчасъ!
Все эти "Mamma mia", "Amor mio"
Намъ доводилось слушать сотни разъ;
Забыть ли и дрожащее "addio"?
"Tu mi chamass"
Готовы петь; мiръ итальянскихъ песенъ
Для меломановъ-бриттовъ верно тесенъ.
XLVI.
Бравурныхъ арiй брiо и задоръ
Она любила также песни горъ
Шотландiи и светлаго Эрина;
Напевы те, слезой туманя взоръ
Изгнанника, знакомыя картины
Ему являться могутъ лишь во сне.
XLVII.
Она порою тешилась стихами,
Но не всегда записывала ихъ;
Ихъ въ эпиграммахъ не щадя своихъ;
Но не якшалась съ синими чулками
И Попа (къ удивленiю иныхъ)
Считала замечательнымъ поэтомъ,
XLVIII.
Аврора же, мне кажется, была *
Во всемъ значеньи слова типъ Шекспира
Она средь сферъ, казалося, жила,
И потому, душой чуждаясь зла,
Здесь не могла создать себе кумира.
Ея былъ всеобъемлющъ светлый умъ,
Но светъ не зналъ ея глубокихъ думъ.
Съ ней герцогиня Фицъ-Фолькъ сходства мало
Имела. Эта Геба среднихъ летъ
Свой умъ лишь въ оживленьи проявляла.
Ея лицо ума являло следъ,
Такъ что же въ томъ? Безъ яда дамы нетъ;
Не будь ехидствомъ женщинъ светъ терзаемъ,
Земля могла бъ намъ показаться раемъ.
L.
Она читала "Батскiй Гидъ"ц порою
И трудъ Гайлея: "Кроткая жена",
Къ той книге относясь всегда съ хвалою;
Какъ въ зеркале, въ ней видела она
Стихи жъ она лишь признавала те,
Что дань ея платили красоте.
LI.
Зачемъ свою балладу лэди спела,
Тревога Донъ Жуана съ ней имела?
Желала ли она, надъ нимъ смеясь,
Его сконфузить выходкою смелой,
Иль можетъ быть, наоборотъ какъ разъ,
Не разрешить мне вашего сомненья.
LII.
Однако жъ, моментально мой герой
Пришелъ въ себя, простясь съ своей тревогой;
Обязанъ съ нимъ идти одной дорогой.
Съ ханжами въ свете надо быть ханжой,
Подчасъ шутить, подчасъ держаться строго;
Безъ маски лицемерья трудно намъ
LIII.
Жуанъ, совсемъ оправясь отъ смятенья,
Сталъ уязвлять насмешками теней;
Не придавала призракамъ значенья
Обычаи и нравы привиденья,
Когда оно средь мрака галлерей
Является, покорно вражьей силе,
Въ дни свадебъ и въ дни смерти Амондвилей.
Но все ужъ было сказано о немъ;
Одни считали духа небылицей
И жалкимъ суеверiя плодомъ;
Другiе же держалися традицiй
Порою бродитъ призракъ бледнолицый.
Не нравился Жуану этотъ споръ
И онъ замять старался разговоръ.
LV.
Все общество; къ безделiю однихъ,
Другихъ же къ делу утро призывало;
Для некоторыхъ утро длилось мигъ,
Для прочихъ же шло медленно и вяло.
Скакалъ въ тотъ день, и большинство собранья
Пошло смотреть на это состязанье.
LVI.
Еще торгашъ прiехалъ. Онъ привезъ
Красою всехъ художниковъ. Хоть спросъ
Былъ на нее большой (ведь, генiй - сила!)
Но даже королю не удалось
Ее купить. На это не хватило
Съ нея беретъ, чтобъ содержать себя.
LVII.
Картины той счастливый обладатель,
Узнавъ, что лордъ - знатокъ и меценатъ
Привезъ ему свой драгоценный кладъ;
Ему ценитель милъ - не покупатель;
И дивную картину онъ бы радъ
Такому знатоку отдать безъ денегъ,
LVIII.
Тамъ архитекторъ былъ; прiехалъ онъ,
Чтобъ привести въ исправность те постройки,
Что тронули года; со всехъ сторонъ
Решилъ, что замокъ долженъ быть снесенъ,
Не лучше ль, бросивъ къ чорту перестройки,
Готическiй чертогъ воздвигнуть вновь?
(Вотъ къ памятникамъ древности любовь!)
Потребуются жалкiя затраты...
(Такъ зодчiе всегда намъ говорятъ,
Но какъ ихъ сметъ плачевны результаты!
Лишь шагъ впередъ - и тысячи летятъ).
Что красотою прежнiя затмятъ.
Всехъ удивитъ готическое зданье -
Гиней британскихъ гордое созданье.
LX.
Залогомъ обезпеченный, хотели
Устроить для милорда и притомъ
Две тяжбы завести въ виду имели,
Чтобъ руки понагреть. Какъ агрономъ,
Лордъ Генри въ замке выставку открылъ -
Улучшенныхъ породъ: онъ скотъ любилъ.
LXI.
Захваченные констэблемъ суровымъ,
Съ крестьянкой молодой въ плаще пунцовомъ.
(Не любъ мне тотъ нарядъ, признаюсь вамъ;
Меня онъ въ грехъ вводилъ, а съ добрымъ словомъ
Не отношуся я къ былымъ грехамъ!)
Двухъ лицъ въ одномъ порой являетъ тайну.
LXII.
(Подобный фактъ вполне необъяснимъ;
Его лицо мы видимъ наизнанку;
Какъ мотовило можно всунуть въ стклянку),
Лордъ Генри былъ судьею мировымъ
И строгiй констэбль Скутъ, поймавъ крестьянку
Въ любовномъ браконьерстве, чтя законъ,
LXIII.
Сознаться надо, - судьямъ дела много;
Ихъ попеченьямъ просто нетъ границъ;
Они и дичь оберегаютъ строго,
Стараясь ихъ вести прямой дорогой.
Легко ль оберегать зверей и птицъ,
Не забывая девушекъ красивыхъ?
Заботы те изъ самыхъ щекотливыхъ.
Казалось, у виновной на щекахъ
Не краски жизни видны, а белила;
Межъ темъ все лица свежи въ деревняхъ
И бледны только модныя светила
Дышали въ ней; бедняжке стыдно было -
Вотъ почему она была бледна;
Краснеть умеетъ только знать одна.
LXV.
Чтобъ слезы скрыть, что капали изъ глазъ;
И плаксой не была сантиментальной,
Что выставляетъ чувства на показъ;
Не будучи достаточно нахальной,
Отъ страха и тяжелаго томленья,
Ждала съ тоской судебнаго решенья.
LXVI.
Конечно, лица, собранныя тамъ,
Где раздавался говоръ милыхъ дамъ;
Дельцы сидели въ кабинете чинно;
Крестьянамъ, браконьерамъ и быкамъ
Обширный дворъ обители старинной
Торгашъ и зодчiй ждали счастья часъ.
LXVII.
Въ то время, какъ сиделъ за кружкой эля
Суровый Скутъ (онъ пива не любилъ
И только съ крепкимъ элемъ друженъ былъ),
Несчастная крестьянка, еле-еле
Живая и почти лишившись силъ,
Ждала въ огромной зале, чтобъ безъ фальши
LXVIII.
Какъ видите, лордъ, не жалея силъ,
Трудился, помышляя о победе
H а выборахъ. Кому успехъ не милъ!
Присутствовать у лорда долженъ былъ;
Землевладельцы крупные соседей
Сбираютъ у себя въ неделю разъ;
Такъ искони заведено у насъ.
Не будучи приглашены заране
(Разъ навсегда ужъ каждый званъ соседъ),
Являлись къ лорду местные дворяне
Въ известный день недели на обедъ,
Что Бахусъ радъ принять. Въ те дни беседъ
Мотивъ всегда былъ тотъ же: злы и колки,
О выборахъ шли за обедомъ толки.
LXX.
Чтобъ одержать победу, но затраты
Значительныя делалъ потому,
Что съ нимъ тягался знатный и богатый
Шотландскiй графъ съ нимъ равный по уму
(Хоть личный эгоизмъ для всехъ законъ,
Былъ фракцiи ему враждебной онъ).
LXXI.
Вотъ почему лордъ Генри мелкимъ бесомъ
Казался преданъ местнымъ интересамъ:
Однихъ привлечь стараясь добротой,
Протекцiей другихъ (ведь, лордъ былъ съ весомъ),
Онъ рядомъ обещанiй округъ свой
Что даже имъ не могъ подвесть итога.
LXXII.
Землевладельцевъ и свободы другъ,
Онъ преданъ былъ правительству съ темъ вместе;
И находился при доходномъ месте, -
Но могъ ли онъ лишать своихъ услугъ
Монарха? Не заботясь о протесте
Противниковъ и съ ними на ножахъ,
LXXIII.
Лордъ Генри нападалъ на нихъ съ отвагой
И находилъ, что къ нимъ опасна страсть;
Готовый всемъ пожертвовать для блага
Онъ долженъ былъ вести борьбу съ ватагой,
Что рада бы въ стране низринуть власть;
Не место жъ онъ оберегалъ, конечно,
Что денегъ не даетъ, а мучитъ вечно,
Онъ говорилъ, что знаетъ только Богъ,
Какъ противъ воли службою онъ связанъ,
Какъ рвется сердцемъ къ жизни безъ тревогъ;
Но короля онъ защищать обязанъ,
Идя путемъ, который не указанъ, -
Когда порвать те цепи хочетъ онъ,
Что связываютъ лордовъ, чернь и тронъ.
LXXV.
Все жъ место онъ оставитъ за собой,
Пока не будетъ форменно уволенъ.
Онъ хочетъ только долгъ исполнить свой
Безъ помысловъ корыстныхъ. Обездоленъ,
Коль должности все уничтожатъ разомъ;
Но Англiю считаетъ онъ алмазомъ.
LXXVI.
Онъ все же независимее техъ,
Такое мненье выразить не грехъ:
Ведь новобранецъ стараго солдата
Не стоитъ; такъ блудницу ждетъ успехъ,
Когда коснется дело до разврата;
Съ лакеемъ схожъ, что нищаго язвитъ.
LXXVII.
За исключеньемъ фразъ строфы последней,
Все это лордъ въ собраньяхъ повторялъ.
Правительству служащiй либералъ
Ихъ повторяетъ въ зале и передней..
Но чу! звонокъ къ обеду прозвучалъ,
Псаломъ прочтенъ, и мне бъ молиться надо,
LXXVIII.
То былъ большой обедъ, достойный дней,
Когда гордилась Англiя пирами.
(Какъ будто можно жадностью людей
Что можетъ быть такихъ пировъ скучней?
Отделываясь общими местами,
Безъ оживленья гости речь ведутъ.
Яствъ много, но не счесть простывшихъ блюдъ.
Въ те дни мелкопоместные соседи
Развязно-чинный тонъ пускаютъ въ ходъ;
Съ вниманiемъ относятся къ нимъ лэди
И лорды (верхъ надъ всемъ беретъ разсчетъ).
Оплошность съ рукъ имъ даромъ не сойдетъ:
Ведь могутъ за неловкiя услуги
Лишиться местъ и господа, и слуги.
LXXX.
Порядкомъ было тамъ; одни хвалили
Своихъ коней; другiе - псовъ своихъ,
Не мало всемъ въ глаза пуская пыли.
Дородные пасторы, благъ земныхъ
Но не псалмы на умъ пасторамъ шли -
Одне лишь песни грешныя земли.
LXXXI.
У лорда остроумье проявляли
Встречались тамъ и дэнди, что вздыхали
О городе, где легче холить лень,
Где по утрамъ они такъ сладко спали;
Сиделъ со мною рядомъ въ этотъ день
Всехъ оглушалъ испуганныхъ соседей.
LXXXII.
Находчивъ и остеръ, онъ былъ въ чести
У знати. Роль играя лизоблюда,
И въ ходъ пошелъ, что далеко не чудо.
Но Промысла неведомы пути;
Не знаемъ мы, что хорошо, что худо:
Приходъ онъ получилъ въ стране болотъ,
LXXXIII.
Шутя онъ проповедывалъ и шутку
Порою въ наставленье превращалъ;
Но тамъ его bon mot иль прибаутку
Увы! пришлося краснобаю жутко;
Ни отъ кого не слышалъ онъ похвалъ,
И для того, чтобъ нравиться народу,
Кривляться долженъ былъ ему въ угоду.
Есть разница - такъ песня учитъ насъ -
Межъ гордой королевой и холопкой.
Хотя съ женой венчанною подчасъ
Обходятся грубей, чемъ съ нищей робкой.
И ростбифа съ спартанскою похлебкой
Сравнить нельзя, хоть не одинъ герой
Былъ вскормленъ этой пищею простой.
LXXXV.
Какъ городъ и деревня. Кто ведетъ
Интриги и на жизнь глядитъ практично;
Кто хочетъ честолюбья горькiй плодъ
Вкусить, идя дорогою обычной, -
Где легче скрыть мучительныя раны
И выполнить свои удобней планы.
LXXXVI.
Эроту скучны шумные пиры;
Плоды намъ сладки. Къ смертному добры
Те боги и притомъ - друзья Венеры;
Шампанское и трюфеля - дары,
Которые ей любы. Чувство меры
Она его считаетъ тяжкимъ зломъ.
LXXXVII.
Былъ скуки полнъ прiемъ офицiальный,
Хоть лязгъ ножей на битву походилъ;
Жуанъ сиделъ, разсеянъ и унылъ,
Какой-то занятъ думою печальной.
Ужъ дважды рыбы у него просилъ
Одинъ субъектъ, что рядомъ съ нимъ обедалъ,
LXXXVIII.
Какъ въ третiй разъ тарелку протянулъ
Къ нему соседъ съ заметною досадой,
Жуанъ, прiйдя въ себя, на всехъ взглянулъ.
Для умныхъ смехъ глупцовъ. Свирепо ткнулъ
Онъ ложкой въ блюдо рыбы (промахъ надо
Поправить свой!) и, не жалея силъ,
Соседу онъ полъ-рыбы отвалилъ.
Соседъ сказалъ ему за то спасибо:
Онъ былъ обжора; но проснулась злость
Въ другихъ, когда имъ улыбнулась рыба.
(Не очень-то глодать прiятно кость!)
Что ценъ не зналъ базарныхъ. Вотъ такъ гость!
За то, что лордъ зоветъ юнцовъ незрелыхъ,
Онъ трехъ шаровъ въ тотъ день лишился белыхъ.
ХС.
Что Донъ Жуанъ отъ призрака въ смущеньи;
Да это ихъ и не могло бъ занять:
Одинъ разсчетъ имелъ для нихъ значенье
И клалъ на лица ихъ свою печать.
Что нетъ у нихъ души, а если есть -
Какой ей крестъ тяжелый надо несть!
ХСІ.
Жуана непонятная тревога
Известно было имъ, что въ свете много
Одерживалъ победъ блестящихъ онъ.
Ведь мелкота следитъ за знатью строго,
Лишь признавая высшихъ сферъ законъ.
Всехъ этихъ мелкихъ сошекъ занимало.
ХСІІ.
Жуана нс печалилъ неуспехъ:
Въ такой среде онъ былъ ему не нуженъ,
Онъ этимъ былъ взволнованъ и сконфуженъ.
(Причину смеха скрыть не въ власти техъ,
Съ которыми онъ въ жизни редко друженъ).
Хоть отъ Авроры Донъ Жуанъ любви
XCIII.
Онъ покраснелъ невольно отъ досады,
Утративъ власть надъ волею своей;
А уязвлять могли ль Авроры взгляды?
Чемъ осужденье; полонъ былъ отрады
Тотъ светлый фактъ, что онъ замеченъ ей.
Ему бы это бросилося въ очи,
Не будь испуганъ онъ виденьемъ ночи.
Ѵ.
Но горе въ томъ, что, не смутясь ничуть,
Она, какъ Донъ Жуанъ. не покраснела;
Пришлося все жъ ей въ сторону взглянуть:
Она, волнуясь, бледность скрыть хотела.
Не знаю; мне до этого нетъ дела...
Но впрочемъ яркихъ красокъ никогда
Въ ея лице не виделось следа.
ХСѴ.
Своихъ гостей; любезна и мила,
Имъ предлагая кушанья и вина,
Она ихъ всехъ совсемъ съ ума свела,
Но важная на то была причина:
Старалась; чтобъ на выборахъ скандала
Не вышло, всехъ она равно ласкала.
ХСѴІ.
Она въ глаза бросала ловко пыль
Съ какой протанцовала бы кадриль,
Вполне своей довольная судьбою;
Но по душе прiйтися ей могли ль
Труды такiе? Беглый взглядъ порою
Подумать могъ, что ей присущъ обманъ.
ХСѴІІ.
Уменiе разыгрывать все роли -
По мненью многихъ - знакъ, что сердца нетъ;
А не искусства въ этомъ виденъ следъ;
Напраслиной не разъ глаза кололи;
Сливаются жъ порою мракъ и светъ!
И тотъ, кто впечатленью мига веренъ -
ХСѴІІІ.
Поэтовъ, дипломатовъ, болтуновъ
Нередко это свойство создавало;
Героевъ иногда, но мудрецовъ,
А много умныхъ знаемъ мы головъ;
Ораторовъ когда же не хватало?
А финансисты редки въ наши дни;
Лишь цифрами морочатъ насъ они,
Поэты арифметики задачи
По своему решаютъ. Доказать
Они способны, такъ или иначе,
Что дважды два даетъ въ итоге пять.
Четыре въ три умея превращать,
Они на части рвутъ доходы наши,
А все жъ намъ жизнь отъ этого не краше.
С.
Не подавая виду, подмечала
Все стороны смешныя и за всемъ
Следила, но скрывать умела жало.
Для светскихъ пчелъ такой цветникъ - Эдемъ;
Собравъ его въ количестве большомъ,
Оне имъ наслаждаются потомъ.
СI.
Въ роскошномъ замке день прошелъ отлично;
Присевъ, какъ приседать въ глуши прилично,
Простились дамы; гости ждутъ каретъ.
Раскланявшись съ неловкостью обычной,
За женами ушли супруги вследъ,
И въ полномъ восхищеньи отъ милэди.
CII.
Ея сердечность, тактъ хвалили все,
Такъ искренность въ ея лице дышала,
Она по праву место занимала;
Ея уму дивились и красе;
Предъ ней и зависть голову склоняла;
Хвалили также все ея нарядъ,
CIII.
Межъ темъ она доказывать старалась.
Что веренъ взглядъ уехавшихъ гостей;
У нихъ въ долгу она не оставалась:
Ихъ чествуя, порядкомъ всемъ досталось.
Смешныхъ припомнивъ много мелочей,
Отделала милэди безъ пощады
Прически ихъ, манеры и наряды.
Ѵ.
Она сама атаку не вела,
За то другихъ къ насмешкамъ подбивала.
(Такъ Адиссона "робкая хвала"
Хвалимыхъ имъ порою убивала.)
Когда меня язвитъ злословья жало,
Друзья, прошу не защищать меня:
Защиты я боюся, какъ огня.
CV.
Забавныхъ эпиграммъ и шутокъ злыхъ
Лишь Донъ Жуанъ; а также и Авроре,
Казалось, вовсе дела нетъ до нихъ.
Любя блистать въ веселомъ разговоре,
А тутъ сиделъ унылый и угрюмый,
Какой то удрученъ тревожной думой.
CVI.
За то, что онъ не расточаетъ брань
Злословiю, какъ все, не платитъ дань,
Онъ заслужилъ Авроры одобренье.
(Должна же быть и злоязычью грань).
Хоть не имело этого значенья
Что встретить могъ Авроры добрый взглядъ.
CVII.
Итакъ могильный гость, печать молчанья
Жуану наложивши на уста,
Къ которой все рвалась его мечта;
Аврора воскресила въ немъ страданья
Минувшихъ дней; но девственно чиста
Была такая страсть, что воплощала
CVIII.
Такое чувство - светлая любовь
Къ прекрасному, желанье лучшей доли;
Съ надеждой насъ оно сродняетъ вновь;
"светъ". Намъ тяжекъ гнетъ неволи,
Когда оно намъ согреваетъ кровь.
Любимый взглядъ даритъ намъ счастья боле,
Чемъ обольщенья славы. Если страсть
Клокочетъ въ насъ, какъ ихъ ничтожна власть!
Хоть меркнутъ и лучи и дни безъ счета,
Хоть времени на всемъ видна печать,
Не перестанетъ мiръ, ища оплота,
Къ Венере страстной руки простирать.
Могъ свежимъ миртомъ вечно украшать.
А все жъ, усердно чествуя Венеру,
Не въ силахъ мы въ нее утратить веру.
СХ.
Ушслъ Жуанъ. Мы смело думать можемъ,
Что не ко сну стремился мой герой,
Не макъ, а ивы веяли надъ ложемъ
Жуана. Грезъ его баюкалъ рой;
Что въ скептике лишь пробуждаютъ смехъ,
Влюбленнымъ же готовятъ рядъ утехъ.
СХІ.
Луна, какъ въ ночь прошедшую светила.
Сиделъ въ одномъ халате. Трудно бъ было
Костюмъ придумать легче. Только тотъ,
Кто сталкивался въ жизни съ вражьей силой -
Жуана положенiе пойметъ.
Вторичнаго явленiя монаха.
СХІІ.
Онъ ожидалъ не тщетно... Чу! слышны,
Вселяя страхъ, глухiе звуки где-то...
Ахъ! чортъ ее побралъ бы - кошка это!
Ея шаги чуть слышные сходны
Съ походкою жильца иного света
Иль барышни, что ночью въ первый разъ
СХІІІ.
Опять!.. То появленье ль силы вражьей,
Иль просто ветеръ? Съ мерностью стиховъ
(Мернее виршъ поэтовъ новыхъ даже)--
Все спитъ кругомъ; темно во всемъ этаже;
Глухая ночь бросаетъ свой покровъ;
Алмазами светилъ лишь небо блещетъ;
Жуанъ глядитъ на духа и трепещетъ.
Ѵ.
На скрипъ стекла, что мокрымъ пальцемъ трутъ,
На шумъ дождя, что раздается глухо,
Похожъ былъ резкiй звукъ, который тутъ
Нежданно до его донесся слуха.
Кого не потрясетъ явленье духа?
Кто даже слепо веритъ въ мiръ иной -
Боится съ нимъ вступать въ союзъ прямой.
CXV.
Стоялъ Жуанъ. Отъ страха смертный немъ,
А ротъ онъ раскрываетъ, и похоже,
Что речь сказать намеренъ. Между темъ
Все приближался, страхъ Жуана множа,
Раскрывъ, стоялъ Жуанъ; въ немъ сердце билось,
А вотъ и дверь таинственно раскрылась.
СХѴІ.
И шумъ, и скрипъ въ зловещiй гулъ слились,
"Входя сюда, съ надеждою простись!*
Предъ силою безплотной какъ ничтожна
Земная плоть! Герой, какъ ни храбрись,
Тебе бороться съ духомъ невозможно!
Вотъ почему при нихъ такъ страшно ей.
СХѴІІ.
Со скрипокъ дверь скользить на петляхъ стала
И растворилась тихо. Все кругомъ,
Две свечи у Жуана хоть огнемъ
Горели яркимъ, все жъ светили мало.
И вотъ у двери, въ сумраке ночномъ,
Явился инокъ въ черномъ капюшоне,
СХѴІІІ.
Сначала испугался Донъ Жуанъ,
Затемъ въ немъ пробудилося сомненье;
Что если этотъ призракъ - лишь обманъ?
Онъ, бодръ душою, выпрямилъ свой станъ
И, всякiя отбросивъ опасенья,
Решился доказать, что плоть съ душой
Не могутъ быть слабей души одной.
Испугъ его сталъ гневомъ. Свирепея,
Жуанъ къ дверямъ направился. Монахъ
Попятился немного; не робея,
Жуанъ пошелъ за нимъ, отбросивъ страхъ;
Въ немъ кровь струилась; гневъ сверкалъ въ очахъ;
Монахъ, что отступалъ, грозясь рукою,
Остановился, встретившись съ стеною.
СХХ.
Жуанъ хотелъ схватить его руками,
Но до стены лишь дотронулся онъ,
Стены, одетой лунными лучами.
Онъ этимъ былъ испуганъ и смущенъ.
Не испугаться чуда? Мiръ теней
Пугаетъ насъ безплотностью своей.
CXXI.
А призракъ все не двигался. Могила,
Его дыханье даже пощадила
И золотистый шелкъ его кудрей.
Когда жъ луна волшебно озарила
Его лицо игрой своихъ лучей,
Ихъ обрамляли розовыя губки.
СХХІІ.
Тогда Жуанъ решился протянуть
Вторично руки къ призраку. Волненье
Упругую и теплую; бiенье
Подъ ней онъ сердца слышалъ и ничуть
Не веяло могилой отъ виденья.
Жуану стало ясно, что смутясь,
CXXIII.
То былъ ли духъ? Сомненья неизбежны:
Безплотность ведь для призраковъ законъ;
А этотъ призракъ съ шейкой белоснежной
Душою обладалъ живой и нежной;
Но вотъ свалился черный капюшонъ,
И герцогини Фицъ-Фолькъ шаловливой
Жуанъ, смутясь, увиделъ ликъ красивый...