| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1823 |
| Категория: | Поэма |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Жуан. Песня шестая. (старая орфография)
ПЕСНЯ ШЕСТАЯ.
I.
"В людских делах бывает иногда
Прилива час"... все помнит окончанье (*).
Мы-это знали многия года,
Хоть редко, несмотря на все старанье,
Улавливать могли тот самый час.
Но все на свете к лучшему для нас:
Начало дел всегда бывает скучно,
Потом кончаем их благополучно.
(*) Шекспир в Юлии Цезаре (акт IV, сцена )
II.
И в жизни женщин тоже есть прилив,
В него попав, зайдем Бог весть куда мы.
Где тот моряк, который уловив
Течение капризной мысли дамы,
Мог указать нам безопасный путь?
В нас страсть перед разсудком нашим гнется,
А женщина вся сердцу отдается...
III.
А между тем капризная жена,
Прекрасная и с волей неизменной,
Готовая - боится ль жертв она?--
Пожертвовать и троном и вселенной,
Готовая луну с небес сорвать,
Чтоб только страсть могли с ней разделять,--
Опасна всем, как порожденье ада,
Но ей душа всегда отдаться рада.
IV.
От честолюбцев мир дрожал кругом
И троны потрясенные дрожали,
Но если страсть свершала тот погром,
Мы ей скорей за это извиняли.
Антоний нам с хорошей стороны
Известен стал не как герой войны,
И Акциум, потерянный для ложа
V.
Жаль, что тогда их юность отцвела:
Ведь молодость на траты не скупится -
Богатства, царства - все бы отдала...
Когда мне в первый раз пришлось влюбиться,
Я отдал все, что только мог отдать,
Я отдал сердце: царством мог назвать
Я чувства первые, - все царства в свете
Не возвратят теперь мне чувства эти.
VI.
Любовью первой юность хороша.
Тот, кто любил однажды, это знает
И каждый может думать не греша,
Что первых чувств нам жизнь не возвращает.
Бог есть - любовь, сама любовь есть Бог,
Иль им была, когда еще тревоге,
Грехов и слез земля не испытала,
Когда любовь одна в ней управляла.
VII.
Читатели, в опасном положеньи,
Где ждать ему, казалось, мудрено
От грозного Султана снисхожденья.
За грех такой простить едва ли он,
Как мудрый стоик, римлянин Катон,
Который уступил свою супругу -
Гортензию, приятелю и другу.
VIII.
Вина Гюльбея каждому ясна,
Я в этом сознаюсь и сожалею,
И как она виновна и грешна,
Скрывать я не хочу я не умею,
Над ней ума была безсильна власть,
А страсть сильна, клокочущая страсть...
Притом султан был стар и дряхл, к тому же
Две тысячи наложниц ость у мужа!...
IX.
При строгом вычислении придем,
Поставив в ряд года её султана,--
Безделье жон доводит до обмана.
Ведь если муж всех их равно ласкал
И поровну любовью награждал,
То, вероятно, позже или раньше -
Не забывал супруг и о султанше.
X.
Известно нам, как говорят молва,
Что женщины стоят с особым рвеньем
За власть и за законные права
И дорожать всегда своим владеньем.
Процессы их, преследовали нас
С трибун судов уже не первый раз,
Когда оне лишь только замечали,
Что их права другия разделяли,
XI.
Что водится межь женщин наших стран,
То, принимая меньшие размеры,
Бывает и у женщин мусульман,
И можем указать мы на примеры:
Отстаивать нарушенный свой брак
И ревность жон знакома разным странам
И туркам злым, и добрым англичанам.
XII.
К тому жь Гюльбея пылкая была
Четвертою женою у владыки...
В полигамии очень много зла,
От многоженства бедствия велики:
Ведь скромный муж доволен и одной
Подругою покорной и женой,
И у него, как у сынов востока,
Супружеское ложе не широко.
XIII.
Султан, гроза земли своей, пока
Не сделался добычею гробницы,
И не попал на ужин червяка
(Цари земли и гордые царицы
Той участи не могут избежать),
Султан в тот час был вправе ожидать,
Своей женой и ласково, и нежно.
XIV.
Но ласки женщин нужно различать.
Когда оне притворны и бездушны,
И к нежностям холодным равнодушны,
Как к женской шляпке, сброшенной с волос,
И нам ценить их столько же пришлось
Как это головное украшенье...
XV.
Невинный трепет, с красною стада,
Восторга робость, скрытое желанье!..
Вот чем пленяет женщина всегда
Вот истинный любви её залог
Без бешеных порывов и тревог...
В любви не нужно, - думал так давно я,--
Излишество и холода, и зноя.
Чрезмерный жар, когда не ложен он,
Не в состояньи долго продолжаться,
И даже тот, кто молод и влюблен,
Ему не должен очень доверяться,
Могу сказать холодным дамам всем.
Что женщина с холодною натурой
Мне кажется всегда огромной дурой.
XVII.
Нам нравятся их жаркия признанья,
Их страстный шопот любим мы ловить,
Хотя бы в них встречали изваянье
Из льдины нашей северной зимы...
"Medio tu (Горация слова те)
Tutissimus ibis". Здесь "tu" не кстати,
XVIII.
Его включил я только для стиха,
При том, - винюсь, - последняя строка
Написана без всякого размера
И хуже строчки сделать я не мог,
Но сделай перевод двух этих строк,
Проникнешься моралью той цитаты.
XIX.
Вошла ли в роль султанская жена,
И как вошла - мне неизвестно это:
В делах любви и в деле туалета.
Притом же все привыкли в мире лгать:
Лгут женщины, стараясь нас пленять,
Лжем сами мы, но это не тревожит
XX.
Оставим спать высокую чету,
Постель не трон, пусть спят они покойно,
Вкушая в сновиденье на лету
Не весело терять нам милый сон,
И человек бывает утомлен
Не от больших волнений и напастей,
Но от вседневных, маленьких несчастий.
Возня с капризной, нервною женой,
Кредиторы, долгов больших итоги,
Ребенок кривоногий, пес больной,
Любимый конь, себе сломавший ноги,
Не давшая пред смертью ,чуть дыша,--
Все это пустяками мы считали,
Но эти пустяки нас огорчали.
XXII.
Долги, мужчин, - я женщин исключаю,--
Таким проклятьем желчь я усмирял,
Я легче с ним несчастие встречаю
И мыслям всей душою предаюсь;
В подобные вопросы углубляться...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XXIII.
Проклятие полезно для меня,
Где, преисполнен гневного огня,
Ты, Афанасий, мудрый и суровый,
Так страшно клял упавшого врага!
Нам эта книга очень дорога.
Во время лета после сильной бури.
XXIV.
Супруги спят иль спит один супруг...
Как тянутся для жен неверных ночи!
И утра ждут безсонные их очи,
Одним желаньем пламенным горя:
Когда на небе явится заря...
Им хочется скорее дня дождаться
XXV.
Подобных жен муж видел не один.
Встречаются оне и в бедной хате,
Их прикрывал и пышный балдахин,
Оне лежат, как "с неба павший снег"...
Да, брак - игра случайности в наш век.
Жене султана и простолюдина
Равно знакомы горе и кручина.
В своем наряде женском Дон-Жуан
Стоял смешавшись с девами гарема.
Но вот толпе рукой махнул султан,
Она, склонясь почтительно и немо,
Где, скрыв свои желанья и печаль,
Прекрасные создания толпились
И в их груди сердца, как птички, бились.
XXVII.
Что если б мир с одной был головою,
Он разом эту б голову срубил,
А я - был занят думою иною.
Она капризна также, но чиста:
Все женщины могли иметь, тоб, млея,
Поцаловал их разом на земле я.
XXVIII.
Счастливая Бриаре! Если ты,
И в остальном для полной красоты
Развиться также!... Впрочем, слишком слабы
Мы пред невестою Титана и притом
По Патагонии скитаться не пойдем,
К роману их и их любовным путам!
XXIX.
И вот, в толпе прекрасных одалык
По знаку Дон-Жуан стал удаляться,
То мимоходом начал любоваться
(Он в Англии за этот же скандал
На верно б строгой таксе подлежал)
Их тальями, открытыми плечами
XXX.
Но все жь он роль свою не забывал...
Они идут скользя по корридорам,
Переходя из зала в новый зал
А впереди старуха их ведет
Начальницей, исполненной забот...
Ея боялись все и трепетали
И "матерью" все девы называли.
Могла ль назваться "матерью" она,
Могли ль те девы "девами" назваться -
Не знаю я; история должна
За истину подобную ручаться,
Иль Дмитрий Кантемир (*), или Де-Тотт (**);
Старуха та за девами следила,
Их нравственность и чистоту хранила.
(*) Дмитрий Кантемир, молдавский князь, которого сочинение "Возвеличение и падение оттоманской империи" было переведено на английский язык.
XXXII.
Хорошая обязанность! Мужчин
При должности такой не полагалось,
Ей только помогал султан один,
Посредством стражи, крепости замков
Той спертой жизни холод был таков,
Как в кельях бедных узниц заточенных,
Где много есть страстей, но затаенных,
Где ханжество один для них исход...
И так, восточных женщин вереница
Красивой, стройной поступью идет
И каждая прекрасна, как царица,
Так иногда по озеру скользит
В его струях, купаясь и белея,
Душистая и нежная лилея.
XXXIV.
То, словно обитатели Бедлама (*),
На волю убежавшие совсем,
Как женщины, разбившия упрямо
Свои оковы, начали оне
И каждая веселью отдавалась,
Болтала без умолку и смеялась.
(*) Дом умалишенных.
XXXV.
И каждая подругу осмотрела,
Дивясь, что нет в ушах серег,
Что платье не к лицу она надела.
Одним она казалась молодой,
Заметили, хоть многия желали,
Чтоб в ней во всем мужчину отыскали.
XXXVI.
Но согласились все в том, что она
Свежа и превосходно сложена,
Ну словом, настоящая грузинка:
"Таких невольниц", начали шептать,
"Опасно для Гюльбеи покупать:
И ей тогда и власть и трон, предложить".
XXXVII.
Но вот что может очень удивить:
Когда оне подругу осмотрели,
И зависти нисколько не имели,
А в случаях таких прекрасный пол
Всегда завистлив делался и зол,
И новую красавицу едва ли
XXXVIII.
Хоть ревность и знакома им была,
Как вообще всем женщинам на свете,
Но склонность их особая влекла
Мы магнетизмом можем объяснять,
Мы можем дьяволизмом их назвать:
Иль чем нибудь другим, как вам угодно:
Пусть каждый разсуждает здесь свободно.
И так, к подруге новой той порой
В них чувство нежной дружбы пробудилось;
Хотелось им считать ее сестрой,
А у иных желание явилось,
И на него б - побьюсь я об заклад
Красавицы гарема без печали,
Всех падишахов в мире променяли.
XL.
То - Катинька, Дуду и с ними Лола;
Прекрасные, как алых три зари,
Те женщины, при общем сходстве пола,
Между собой не сходны были... Нет!...
Лета и рост. В одном оне равнялись,
Что разом к новой гостье привязалась....
XLI.
Как Индия, горяча и смугла
Грузинка Катя резвая бела,
Глазами голубыми отличалась
И ножками... подобных не найду,
Но всех скорей свела б с ума Дуду,--
И негою и томностью пленяла.
XLII.
С Венерой спящей сходство было в ней,
Но каждый сна б, я думаю, лишился
Сам Фидиас пред ней бы преклонился.
Хотя быть может несколько полна
Казалась бы художнику она,
Но все-таки она была прекрасна
XLIII.
Нет живости особенной в Дуду,
Но вся она казалась утром мая
(Иного я сравненья не найду),
Глаза без блеска манят... Я б сказал:
Так, оставляя хладный пьедестал,
Пигмалиона статуя явилась
И в женщину живую обратилась.
- "А как, - спросила Лола, - вас зовут?
- "Жуанною". - "А из какого края?"
- "Испанка я". - "Испанцы где жь живут?"
Спросила Катя; Катю поправляя,
"Как тебе не грех
Не знать о том! Ведь это, просто, смех!
Испания - есть остров. Он... примером...
Лежит между Египтом и Танжером".
XLV.
И севши близь Жуанны, тихо стала
Играть её кудрями, начала
Перебирать подруги покрывало,
Как будто сожалея, что она
Родимых мест, друзей своих лишилась
И в незнакомом месте очутилась.
XLVI.
Меж тем "мать дев" красавиц спать зовет:
"Мне кажется, пора вам спать ложиться".
Потом пошла к Жуанне: "Ваш приход
Так неожидан был, - распорядиться
Я не могла, постели ни одной
Здесь лишней нет, - вы ляжете со мной,
"
Тут Лола поспешила вставить слово:
XLVII.
- "Мамаша, нет, нам нужно вас беречь!
Зачем же ей вы будете стесняться?
И нам удобно вместе помещаться...
Не надо, чтоб у вас она спала..."
Но Катя Лолу тут же прервала,
Заметив ей, что у нея есть тоже
XLVIII.
- "К тому жь я спать и не люблю одна!
- "А почему?" ворчит старуха Кате.
- "Да я большой трусихой рождена:
И по ночам являются ко мне
То гяуры, то лешие во сне"...
- "Ну, ваши сны, могу сказать, заране,
"Пожалуй, не дадут уснуть Жуанне.
"Вы, Лола, спать отправитесь одне,
Вы, Катенька, одне ложитесь тоже
И я хочу, - не возражайте мне -
Жуанну положить к Дуду на ложе:
И никому не помешает спать..."
Что скажете, дитя мое?" На это
Дуду (вот скромность!) не дала ответа,
L.
"мать" поцаловала между глаз,
Подруг поцаловала в обе щеки
И, всем им молчаливо поклонясь
(Не знают реверансов на востоке),
Она Жуанну за руку берет
На что подруги с завистью смотрели,
Но при старухе злость сорвать не смели.
LI.
Оне идут. Вот комната (она
Где роскошь очень пышная видна,
Вдоль стен кровати женския стояли.
Там было все, что и спальне быть должно,--
Там не было одной лишь вещи... но
Когда бы хорошенько поискали.
LII.
Я ужь сказал, Дуду была мила.
В ней блеска нет, но много обаянья,
Смутить: так строго было очертанье...
Те мягкия и нежные черты
Полны неуловимой красоты:
Они порой художника тревожат,
LIII.
Была картиной ясною она,
Где все - покой, любовь, отдохновенье;
В ней радость, как у многих, не шумна,
Я страстные порывы испытал,
Морския бури, бурных жен видал,
Но моряки не так еще несчастны,
Как те мужья, которых жены страстны.
Знакомы ей лишь светлые мечты,
Невинностью она благоухала
И собственной блестящей красоты
В семнадцать лет еще не сознавала.
К лицу ли ей то платье, этот цвет,
Блондинкою, брюнеткой ли считалась...
Дуду собой совсем не занималась -
LV.
Как, например, дни золотого века,
(Его зовут так, в истине греша:
Еще не ведом был для человека
Такой металл в те древние года;
Хотя никто, не исключая чорта,
Не мог сказать, какого он был сорта.
LVI.
Он из "коринфской бронзы" состоял,
Но это только я предполагал).
От отступлений, к делу не пригодных,
Отделаться не мог я никогда.
Мне этот грех простите, господа!
Свободно исполнять свою причуду.
LVII.
Но все жь пора приняться за рассказ.
Дуду с Жуанной спальню обходила
А впрочем, толковала очень мило.
Мне в голову сравнение пришло,
Хоть пошлое, но выскажу на зло:
Безмолвие жены неговорливой
LVIII.
С ней говоря (я выражаюсь с ней,
Но, как Дуду, не нахожусь в обмане),
Спешила объяснить она скорей
И строгий целомудренный закон
Для девственных и сверхкомплектных жен:
Чем более красавиц есть в гареме,
Тем строже наблюдается за всеми.
Речь поцелуем кончила Дуду.
Дуду любила очень цаловаться.
Кто жь поцелуй считает за беду,
Когда он чистым может называться?
"Очаровать" рифмуется с "лобзать",
И это в жизни можем мы встречать.
Дай Бог, чтоб только не было печали
И мы дурных последствий не встречали.
LX.
Тогда Дуду решилась раздеваться,
Что очень скоро сделала она:
Не нравилось ей много наряжаться.
Хотя Дуду смотрела иногда
Увидевши свое изображенье,
Павлин приходит часто в удивленье.
LXI.
Дуду разделась скоро, но сперва
Жуанна же, краснея (какова?),
Не приняла услуг своей подруги,
Но дорого ей стоил тот отказ:
Проклятыми булавками сейчас
Придуманы булавки к нашей муке!...
LXII.
Оне из женщин делают ежа,
Так что до них коснуться невозможно...
Себя ведите очень осторожно,
Случайно обратясь, в служанок дам
Одну из них раз одевал я сам
И ей воткнул, приобретая навык,--
LXIII.
Но для людей разумных это вздор.
Хоть мудрость от меня и уклонялась,
Сам мудрствовать любил я с давних пор,
"Наука" жь убегала от меня,
И личное безсилие кляня,
Я не решил: кто мы? откуда все мы?
И не нашел разгадки той проблемы.
В гареме ночь. Лишь кое-где горят,
Полночные лампады тихим светом,
Красавицы на мягких ложах спят.
О, если духи бродят в мире этом,
И в одеяниях воздушных здесь летать.
Они бы этим вкус свой доказали,
И от развалин диких отвыкали.
LXV.
Различных стран в теплице благовонной,
Где охраняют блеск их красоты,
Взлелеянной заботою безсонной.
Вот спит с косой каштановой одна:
И между уст румяных обнаружен
Ряд двойственный сверкающих жемчужин.
LXVI.
Другая спит горячим, светлым сном,
Спадают кудри черные кругом
И губы улыбаются сквозь грезы:
Так из-за туч глядит порой луна...
На ложе разметалася она
Всю прелесть красоты своей стыдливой.
LXVII.
Вот третья спит, тяжелый видит сон.
Она лежит, как статуя страданья,
Трепещет грудь от тайного желанья,
И край родной встает в обмане грез,
А на ресницах видны капли слез:
Так иногда своею каплей чистой
LXVIII.
Четвертая недвижна и бледна
Раскинулась прекрасным изваяньем...
Она бела, чиста и холодна,
Как снежный столб, как Лотова жена,
Но более казалась мне она
Статуею с лицом отроковицы,
Поставленной у мраморной гробницы.
Вот пятая. Она - "известных лет",
Иначе - дама в летах. Я не знаю
Числа её годов (мне дела нет,
Я годы только в юности считаю...),
Она дошла ужь до того пути,
Где женщины от света убегают
И о грехах минувших размышляют.
LXX.
Какие сны над нею пролетали?
О том она сама сказать могла,
Но в половине ночи, только стали
Ночные лампы тихо потухать
Как будто в разговор вступить хотели,--
Дуду вдруг закричала на постели.
LXXI.
Вся ода подняляся в пять минут,
Старухи, девы, евнухи бегут
Со всех сторон, как волны океана,
Все в спальне собрались в единый миг,
Хотят узнать, что значит этот крик;
Чего Дуду могла так испугаться.
LXXII.
Дуду проснулась точно, а вокруг
В одеждах снятых, в страхе и тревоге
Обнажены их плечи, грудь и ноги,
Сияя красотой, оне глядят
И все Дуду распрашивать спешат!..
Сама Дуду взволнованной смотрела,
LXXIII.
Но - здесь должны мы быть удалены -
Одна Жуанна лишь не пробудилась...
Так иногда вблизи своей жены
Весь шум и гвалт не слышала она,
Когда жь Дуду была разбужена -
Она проснулась, вкруг себя взглянула
И с робким удивлением зевнула.
Тогда-то начался кругом допрос:
Пустились все распрашивать подробно
И за вопросом следовал вопрос...
И не по силам всем подобный труд.
Не будучи "оратором, как Брут" (*);
Смущенная Дуду залепетала
Но слов понятных было очень мало.
"Юлии Цезаре" Шекспира.
LXXV.
Но наконец могла она сказать,
Что ей приснился лес ужасно темный,--
(Нам лес подобный Дант мог описать
Когда все люди мягче и умней,
А женщины солидней и верней),
Что в том лесу деревья зеленели
И чудные плоды на них висели,
А посреди их яблоко росло,--
Огромная и сочная ранета,--
Но высоко висело, - вот в чем зло,--
Чтоб вовсе отстранить несчастье это,
А плод висел, желая словно злить,
Как будто бы над нею издевался,
И в зелени на ветке лишь качался.
LXXVII.
Вдруг яблоко к ногам её спадает;
Она стоит пред ним, удивлена,
Потом его берег и поднимает,
К губам своим подносит, но тогда
И прямо в сердце ей вонзила жало
И - вот она, проснувшись, закричала.
LXXVIII.
Дуду стыдливо кончила рассказ;
Когда никто не убеждает нас,
Что сновиденье то невероятно.
Мне некогда случалось видеть сны
И были сны пророчества полны
В них "совпаденье странное" являлось.
LXXIX
Все одалыки начали ворчать,
Напуганы фальшивою тревогой,
"мать":
Чтоб говорить с девчонкой-недотрогой
О глупом сне, теперь была должна
Покинуть ложе теплое она.
Дуду, прослушав выговор, вздыхала
LXXX.
"За делом же нас вздумала будить
И подняла всю оду до разсвета...
Изволила пчела, вишь, укусить!...
Уж не больна ли ты, мое дитя?
У доктора спрошу я не шутя
Про этот сон, лишь только утром встанем
И на тебя внимательнее взглянем".
"А какого Жуанне было спать?...
На новосельи крика испугалась!...
Ее я не хотела оставлять:
Дуду всегда смиренницей казалась,--
Теперь для избежания хлопот
(Хотя кровать узка, да до того ли!),
Жуанну спать переведу я к Лоле".
LXXXII.
Но бедная Дуду вдруг зарыдала,
По бледным щечкам слезы полились,
Она старуху нежно умоляла
Простить ей эту первую вину
Прелестной, целомудренной подруги
И никогда не закричит в испуге.
LXXXIII.
Она дала зарок покойней спать,
Как это ей случилось закричать:
То было безпокойное виденье,
Достойное насмешки - смех и стыд,
И тут Дуду, приняв усталый вид,
Прогонит в ней весь ужас сновиденья.
LXXXIV.
Жуанна тут вступилась за Дуду,
Что ночь спала прекрасно, рассказала,
Лишь после пробуждения узнала,
А потому просила, чтоб опять
Оставили ее с подругой спать,
Которую винить нет вовсе цели
LXXXV.
Когда она сказала эту речь,
К её груди Дуду лицом склонилась
И покраснела вся до самых плеч...
И самый полуночный этот крик,
Я сам еще до ныне не постиг.
Скажу одно, чтоб верить в то могли вы,--
В моем романе факты все правдивы.
Здесь пожелаем доброй ночи им,
Иль пожелаем доброго утра им,
За тем, что в час тот солнцем золотым
Скалистый берег был уж озарен,
Рог месяца огромный караван
И под лучами утренний Авроры
Он пробирался медленно чрез горы.
LXXVII.
Гюльбея с ложа быстро соскочила,
От скрытой тайны мучась и горя,
И стан вуалью легкою прикрыла...
Есть басня: пел влюбленный соловей
Но тот еще мучительней страдает,
Чье сердце страсть сокрытая сжигает.
LXXXVIII.
Смысл этой басни каждый объяснит,
Читатель снисходительный молчит
И не всегда он осуждает строго,
А все писатели между собой
Вступали часто в очень жаркий бой,
Лишь потому, что их число не мало.
LXXXIX.
Гюльбея с ложа встала. Сибарит,
Тот, у кого такая нежность кожи,
Еще не мог лежать на лучшем ложе.
Она стоит прекрасна, но бледна,
Измучена борьбой, утомлена
И даже - так в султанше кровь кипела,--
XC.
Почти в одно с ней время встал супруг.
Могучий властелин больших владений,
Высокий муж, жене постывший вдруг,
Мужьям, имевшим очень много жен,
И этим мог быть только поражен
Несчастный муж, которому законы
Кладут запрет брать двух красавиц в жоны.
О чувствах жон знать на хотел султан,
Красавиц он вокруг себя сбирает,
И сознавая свой высокий сан,
Их всех минутной прихотью считает,
Он множество черкешенок имел,
Хотя питал, как говорил я раньше
Особенное чувство к той султанше.
XCII.
Молитвы и обычаи востока,
Шесть чашек кофе разом осушил
И вышел вон, задумавшись глубоко,
Чтоб о России новости узнать...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XCIII.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XCV.
Когда б царица Руси и султан
Вникали в интерес свой без раздора
То их вражда окончилась бы скоро
И ссора не могла бы их смутить.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XCVI.
Теперь же, озабоченный войной,
Султан сзывает двор на совещание:
Как бой вести с воинственной женой,
Народных масс за новую войну:
О ней молва встревожила страну;
Во избежанье нового налога,
Слух о войне все осуждали строго.
Гюльбея удалилась в будуар,
То был приют любви уединенья,
Таинственный приют волшебных чар...,,
Вкруг золото, безценные каменья
Сверкает в яркой зелени фарфор
И вазы ароматы разливают,
Где пленные цветы благоухают.
XCVIII.
Прекрасное жилище украшали...
Как будто восхваляя новый мир,
У окон птички нежно, щебетали,
Цветные стекла там меняли свет...
Чтоб описать приют уединенья,
Пускай дополнит их воображенье.
XCIX.
К себе Гюльбея Бабу призвала,
Распрашивать в волненьи начала,
Утаена ли тайна их обмана,
Как Дон-Жуан в гарем был отведен,
Себя умел ли выдержать там он,
Как, где и с кем провел всю эту ночь он.
С.
На все вопросы Баба отвечал
Гюльбее с замешательством, теряясь,
Но, видно было часто заикаясь,
Он что-то скрыть хотел на этот раз,
И прикрываясь путаницей фраз,
Лишь за ухо хватался он, а это
CI.
Терпение Гюльбее не далось,
Хотелось ей, чтоб делалось все живо:
Не получив ответа на вопрос,
Когда он он говорить толковей стал,
В её лице румянец запылал,
Глаза, как угли, стали загораться,
А вены алой кровью наливаться.
Негр, видя искажение лица,
Молил, чтоб успокоилась Гюльбея
И выслушать решилась до конца,
Затем повествовал он ей, робея,
Но только виноват был в том не он;
Клялся горбом верблюда и кораном,
Что там не мог следить он за Жуаном.
CIII.
"Начальница гарема в тот же час,
Когда девицы стала раздеваться,
Сама судьбой Жуана занялась,
И я не мог в гареме оставаться.
Старуха все устроила одна,
(К тому жь могло родиться подозренье)
Не признавать её распоряженье.
CIV.
"Но что Жуан умел себя держать -
Он понимал, что может пострадать,
Начав вести, себя неосторожно,
За первую оплошность тотчас мог
Попасть без церемонии в мешок"...
О сне Дуду не заикнулся Баба"
CV.
Он умолчать об этом разсудил
И вновь опять рассказывать пустился,
Гюльбеи ум как будто помутился...
Пред ней кружилось все со всех сторон,
В глазах - туман, в ушах - какой-то звон
И на лицо прекрасного созданья
CVI.
Казалось, чувств она лишится вдруг,
Но негр ошибся в этом, с нею были
Конвульсии, - среди ужасных мук,
То омертвенье многие из нас,
Быть может, уже видели не раз...
Что в те часы Гюльбея испытала,
Она сама едва ли сознавала...
Как на треножнике волшебница, она
Мгновение в конвульсиях стояла,
Отчаяньем немым вдохновлена,
Ей боль на части сердце разрывала...
Гюльбея начала ослабевать
И медленно упала на сиденье,
Склонив чело без всякого движенья.
CVIII.
Как ветви ивы, волосы спадали
С дивана невысокого назад
И мрамор плит холодных подметали.
Грудь поднималась, словно как волна,
И встретивши препятствие, готова
Нахлынуть на скалистый берег снова.
СИХ.
Густая прядь волос её могла
Одна рука откинута была,
Как алебастр бела, на оттоманке...
Зачем я не художник, а поэт?
Зачем слова не краски? В слове нет
Словами дашь намек лишь о картине.
СХ.
Негр опытный вполне науку знал,--
Когда молчать, когда промолвить слово,
И ждал, когда она очнется снова.
Но вот она в молчании встает
И медленно по комнате идет.
Чело ясней, но очи мрака полны:
СХИ.
По комнате султанша начала
Порывисто ходить. В том нет сомненья,
Что та походка признаком была
Людей мы по походке узнаем,
Саллюстий сам упоминал о том
И в книге рассказал не без причины
О бешеной походке Катилины.
И вот она уста раскрыла: "Раб!
Виновных двух введи сейчас ко мне ты..."
Хоть у нея был голос тих и слаб -
Звучали в нем зловещия приметы.
С лукавством он ее переспросил,
Во избежанье нового скандала,
Кого она виновными считала?
CXIII.
"Грузинку и..." прибавила она,--
"Ея любовника, при том же, - кстати -
Чрез пять минут здесь лодка быть должна..."
Она едва произнесла слова те,
Чему в душе был Баба очень рад
Просил он бородою Магомета
Гюльбею отменить решенье это.
CXIV.
- "Повиновенье - долг мой, ты могла б
Но выслушай, что скажет верный раб:
Не торопись исполнить наказанье!
К чему поспешность эта? Погоди!..
Она сулит дурное впереди....
Но лишь твое раскаяние чуя,
CXV.
"Скажу одно: что будешь делать ты,
Хотя бы тайну волны поглотили,
Уже не мало жертв мы схоронили?
Ты любишь гостя юного, - пусть он
Умрет в волнах, тобой не пощажен,
Чего же этим можешь ты добиться?
CXVI.
--"Как смеешь говорить ты про любовь!
Вон, негодяй? исполни повеленье!..."
Тут негр изчез, болтать не смея вновь:
Его, пожалуй, к петле приведут.
И нехотя он шел на новый труд,
К двум жертвам не питая вовсе злобы,
Но... жертвовать собой для них смешно бы!..
И так, он шел чтоб выполнить приказ,
Ворча, браня всех женщин разных званий,
Капризы их, упорство, ряд проказ
И баловство причудливых желаний...
И Баба, как евнух, сознаться мог
Перед людьми и перед целым светом,
Что счастлив он своим нейтралитетом.
CXVIII.
Чтоб парочка оделась, причесалась
Как можно аккуратней, и затем
Идти к султанше с ним приготовлялась:
Любезно пожелала так она...
Изчезла и веселость Дон-Жуана,
Но все же их ведут к жене Султана.
СХИХ.
Но здесь я их оставлю. Может быть,
Иль просто их велела утопить,
Как водится в стране той, в темном море,
Но забегать не стану я вперед,
Пускай сама история течет;
Капризных жон и волю и желанья.
СХХ.
И так, я их оставлю и вполне
Желаю им удачи и спасенья.
И выставить иные приключенья.
Надеюсь, что спасется Дон-Жуан,
Хоть вкруг него мрак ночи и туман...
Поэты отетупают; не краснея -